На радостях вы спрыгнули в раскоп и стали всех поздравлять

Да, это был первый серьезный успех. Остановить работы было бы теперь преступлением. Тут из ректората на мобилку звонит Таня Койчева, которая исполняла обязанности проректора по науке во время его отпуска, и вызывает меня к себе. Оказалось, что к ректору явился из обладминистрации чей-то зам и принес письмо. Такое письмо, что уголовка, ужас и кошмар. Койчева сразу соединила с ректором. К тому времени старый ректор сменился, на нового… Он холодно так спрашивает, чего вдруг к нему явился человек из управления по охране памятников и жалуется на профессора Добролюбского? Я взмолился: «Не сдавайте меня Алексей Яковлевич, это провокация!». Он засмеялся и попросил зайти. Мы с тобой к нему и пошли. Пошли в чем были, с полевками, в шортах и рубашках. Гизера оставили на раскопе за главного. Велели не давать никаких расписок в получении каких-либо предписаний.

Я объяснил ректору, что это наезд. Все дело в том, что они хотят дворец отдать под резиденцию. Памятник археологии не зарегистрирован, разрешение на земельные работы у нас есть. Я выкладываю на стол жалобы из управления и отдела. Ректор встрепенулся: «Не кладите эти бумажки на мои документы!», так, словно они были чумные. Брезгливо перечитал письмо Сунцова. «Хорошо, – говорит, – они нам пишут, и мы им напишем. Садитесь все. Вы можете писать?». Я говорю: «Я не умею». Тогда он дал ручку и бумагу Койчевой. Подумал немного: «Так, мы должны учесть государственные интересы. Пишите: “С точки зрения государственных интересов Украины, исследования на Приморском бульваре”...». И несет какую-то херню. Он так грамотно все излагал, что я не выдержал и посмотрел на него с восхищением. Ректор это заметил, подмигнул мне и завелся еще больше. Снова подумал: «Так, мы обязаны совершенствовать отношения с Полевым комитетом. Сколько у тебя научных трудов?.. Пишите: “Профессор Добролюбский – выдающийся ученый с мировым именем. У него столько-то научных трудов...” Сколько монографий? Двадцать? Тридцать?». Я говорю: «Десять». «Пишите: “Мы надеемся прийти к консенсусу”». Отписался, сидит довольный, потирает руки. И тут вспомнил: «А где, кстати, разрешение?» Я протягиваю: «Вот. Только никому не давайте». Он говорит: «Отлично. Пишите, Таня: «В соответствии с решением горисполкома номер такой-то, которое прилагается...”. Все приложить и отправить, пускай думают».

Мы вернулись на раскоп. А там стоит бедный Гизер с предписанием. Его принес какой-то холуй Сунцова. Гизер отказался расписываться в получении. Вокруг раскопа бродит множество стукачей. Сереже давали говорить с заместителем управления прямо с мобильника какие-то прохожие. К вечеру все успокоилось, больше в тот день нас никто не трогал.

Каждое утро мы приходили на раскоп, ожидая, что встретим следователей или же милицию. Сунцов не успокаивался. В среду он отправил ректору второе письмо, где говорилось, что раскопки являются грубейшим нарушением всего. Второе предписание пришло к нам на раскоп с курьером. В бумаге перечислялись многочисленные статьи уголовного кодекса, которые я нарушил. С третьим предписанием Сунцов обещал передать дело в прокуратуру Одесской области. Надо заметить, Штербуль не подписывала ни одной бумаги. Но почерк ее чувствовался. Наши сведущие студенты немедленно посчитали по статьям, что восемь лет мне грозит прямо сейчас. И тут мы и начали хезать. Я предложил пойти на поклон в управу. Мы с тобой специально отошли в сторону, чтобы студенты не замечали волнения. В то же время, научный результат превосходил все наши ожидания. Комплексы поперли, как грибы после дождя. Мы не успевали их чистить, а тут такая лажа.

Состояние было тревожное. Материал пошел превосходный, бросать объекты нельзя. Все античные ямы сверху перекрывали современные трубы. Некоторые из них проходили над древними погребами буквально в нескольких десятках сантиметров. По предварительным наблюдениям мы попали на две соседние усадьбы с хозяйственными комплексами второй половины VI века до нашей эры. Надо отдать должное смелости Натальи Михайловны Секерской, исследователю античного Никония, которая пришла на раскоп, несмотря на всю шумиху, которая поднялась вокруг. Уже тогда она заявила, что раскоп для этих условий находится в безупречном состоянии. Комплексы расположены в соответствии с явной планировкой. Что может говорить о целенаправленной организации выселки древних греков на этом месте. Это был превосходный результат. Появление прокурора в этих условиях было более чем нежелательным...

Я позвонил тебе вечером, после разговора со своей женой и Юлей. Они меня выслушали и мгновенно пресекли пораженческие настроения. Мне повезло с моими женщинами. Другие, вероятно, начали бы паниковать. Юля высказалась прямо: «Ты с ума сошел! Это наезд. Ни в коем случае не сдаваться. Ты трус. Что ты наделал в штаны из-за этих жалких придурков? Отобьетесь». Тут подключается моя жена: «Ты себе профессор. Твое дело копать. Вот себе и копай, а не звертай уваги на эти пузыри. Это их проблемы. Пускай снимают друг друга с работы с утра до вечера». В этих настроениях я тебе и перезвонил, чтобы поднять твое расположение духа. Тогда же мы решили менять концепцию. Отныне следовало вызывать весь огонь на себя. Превращаем этот раскоп в рекламную акцию. Нарываемся по полной программе.