Два голубя

Когда сдан последний экзамен, выходишь из школы и сбегаешь по ступенькам, такое чувство, будто распахивается дверца осточертевшей клетки. Не верится, сердце стучит в предвкушении одновременно и весело, и страшно. В клетке привычно, кормят, поят, заботятся, а на воле трудности, самостоятельность, неизвестность. И все‑таки теперь даже воздух как будто слаще.

На улице светило солнце, нежно‑зеленая листва шелестела от теплого ветерка, блестел асфальт, чирикали птицы.

– Вероника! – кто‑то крепко обхватил меня за талию.

Я обернулась и радостно улыбнулась Лехе.

Он несколько секунд смотрел мне в глаза, затем подался вперед, но я его опередила и, ускользнув от губ, чмокнула в щеку.

Наши отношения уже некоторое время назад сошли на нет. Сейчас он встречался с какой‑то девчонкой из соседней школы, а пока пассия не видела, клеился к кому ни попадя. Аполлон, что с него взять?

Леха коснулся волосами моего лба и, неотрывно глядя на губы, пробормотал:

– «Или я хорош слишком для тебя, или ты такая неприступная?»[5]

Мы засмеялись.

– С окончанием, – поздравила я.

– Кино, прогулка, чай, кофе, пиво? – с наглой ухмылкой перечислил он.

– Прощай! – подмигнула я.

Кажется, он так до конца и не оставил надежды на взаимную страсть. Петров с сожалением выпустил меня из объятий и, окинув оценивающим взглядом, вздохнул:

– Жаль.

Я помахала на прощание пальчиками и заспешила домой. Быстро идти не хотелось, но давать Петрову повод стало бы ошибкой. Все‑таки такие красавцы отказов не забывают. Помучается еще какое‑то время, а по прошествии лет наверняка только меня и вспомнит на школьной фотографии, как девушку, которая почему‑то так и не влюбилась в самого лучшего парня.

Любовь… с моей все по‑прежнему слишком сложно.

Настя жива‑здорова, улыбается и смеется – когда меня не видит. Встречаясь в школьных коридорах, мы отводим взгляды, а улыбка с ее лица всякий раз исчезает. Теперь это, конечно, в прошлом. Больше мы не увидимся. Надеюсь, у нее все будет хорошо. Все‑таки она славная, у нас с Антоном хороший вкус.

Тоша сегодня сказал мне: «Поздравляю». Еще одно слово в копилку нашей безмолвной любви. К нему в приложении миллионы взглядов и несмелых улыбок. Мы здороваемся каждый день, однажды он спросил, какой у нас следующий урок. Я так растерялась.

А еще выкинула полосатую майку. Теперь думаю, что поспешила. Отныне больше нет места, куда мы с Антоном как приговоренные должны каждый день ходить, чтобы видеть друг друга. Выходные, каникулы – все это существовало и было пережито лишь потому, что впереди определенность, школа – новая встреча. Жить легче и приятнее, когда знаешь, чего ждать.

Раньше после сдачи экзаменов мы с Антоном ходили в кафешку. Называли ее «Зеленой», потому что стены, пол, потолок там были разных оттенков зеленого. Мы садились за столик возле водопада, заказывали себе по огромному куску шоколадного торта и высокому стакану шоколадного коктейля со сливками. Еще одна традиция.

Я остановилась перед своей парадной, взялась за ручку двери и ощутила, как в животе защекотало от приятных воспоминаний. Я недолго постояла в тщетной попытке перестать улыбаться, но не смогла.

А мне бы не помешал сейчас шоколадный торт!

Я открыла, а затем решительно захлопнула дверь парадной и пошла на остановку. Идти на каблуках до кафе было лень. С Тошей мы, конечно, всегда ходили только пешком. Но лишь потому, что с ним и десять километров – не расстояние. В одиночестве гулять по любимым маршрутам психологически трудно.

Маршрутка мигом домчала меня до нужного высотного дома, где на первом этаже находилось наше «Зеленое» кафе.

Посетителей почти не было. Я подошла к стойке и протянула руку к меню. Женщина‑бармен в зеленой легкой рубашке и юбке до колен обернулась. Она меня узнала, хотя я не была у них почти три года, и огляделась в поисках Антона.

– А где ваш… – женщина удивленно приподняла брови, оглядывая зал.

– Я одна.

Бармен понимающе кивнула:

– Пришли бы чуть пораньше… ваш друг заходил, посидел полчаса и ушел. Вы не встретились?

– Нет. – Я поспешила пройти к нашему любимому столику возле водопада и уткнулась в меню. Сердце больно пульсировало в висках.

Один шаг, одно слово, полчаса…

Эти полчаса я потратила на ненужных мне людей, на подружек, на Петрова – фигуры, которые препятствуют завершению игры.

Мне принесли кусок шоколадного торта и холодный коктейль.

Я люблю влажный запах и шум воды. В огнях зеленой подсветки блестящие прозрачные струи льются с самого потолка и ныряют в небольшой бассейн, где плавают искусственные листья кувшинок. На одном из них сидит коричнево‑зеленая лягушка. Я всегда говорила Тоше, что она как раз под цвет его глаз, и смеялась. Не знаю, было ли ему смешно?!

Избаловаться так легко. Сегодня он украдет ради тебя деньги, позволит называть себя дурацким прозвищем, завтра закроет глаза на все твои дурные поступки, а послезавтра ты непременно решишь, что тебе все позволено. Но «не тех» слов, «не тех» дел когда‑нибудь накопится слишком много, и тогда даже секундная пауза, два случайных, необдуманных слова могут стать последними.

Мне приятно сознавать: всего полчаса назад Тоша сидел за этим самым столиком и, наверное, думал обо мне. Разве пришел бы он сюда по другой причине?

Я верю, наше воссоединение – дело времени, но не знаю, сколько его понадобится. День, два, месяц, год, целая жизнь? Когда что‑то ломаешь, следует помнить: не все легко починить, особенно если испорченный предмет нельзя сдать в ремонт. Свое сердце можно вручить врачам, только они будут бессильны пинцетами вырвать из него любовь. Чувства не поддаются лечению, не слушаются слов родителей, учителей, они невнушаемы и в противостоянии делаются лишь сильнее.

Торт тает во рту, черный шоколад с приятным хрустом ломается под давлением чайной ложечки. Я раньше частенько говорила, будто жить не могу без сладостей. Антон смеялся над моими словами. «Не станет на свете сладостей, и будешь жить, куда же ты денешься?!» – утверждал он.

А ведь и правда, куда?

Я думала, что не могу жить без Антона, но никогда не говорила ему об этом. Сказал бы он: «Уйду я, и будешь жить, куда же ты денешься?!» Может быть, но скорее всего, пообещал бы не оставлять меня. Это так просто…

– Ники, скорее! Мы уже опаздываем! – крикнула из прихожей мама.

– Сейчас‑сейчас! – проорала я в ответ из своей комнаты, подбегая к зеркалу. На мне длинное, до пола, обтягивающее белое платье. Волосы убраны в прическу, несколько завитых локонов спускаются по шее на обнаженные плечи. Я хороша, но чего‑то не хватает. Не пойму, чего именно!

Как знала, нужно было одеваться за два часа до выхода. И вроде не копуша, но свадьба мамы случается не каждый день, хочу выглядеть на все сто. Желательно не лет!

Я подошла к столу, открыла шкатулку с украшениями и порылась в ней. Мой взгляд остановился на колечке, лежащем в самом углу, и сердце сжалось. Больше года назад я сняла цепочку, на которой его носила, и с тех пор не прикасалась к Тошиному подарку.

– Ники, машина уже у подъезда! – вновь послышался мамин голос.

Я нерешительно переминалась с ноги на ногу и смотрела в шкатулку, а когда мама стукнула мне в дверь, проносясь по коридору, я быстро взяла кольцо. «Ближе тебя нет никого», – промелькнули выгравированные на внутренней стороне слова. Мои пальцы когда‑то могли крутить колечко, как хулахуп на талии, а теперь…

Я надела кольцо на безымянный палец правой руки, и оно подошло идеально. У меня даже дыхание перехватило от волнения. Свадьба, белое платье, кольцо, безымянный палец правой руки. Насмешка судьбы?

Я примерила на палец левой руки, но колечко медленно поползло вниз.

Мама ворвалась в комнату и гневно уставилась на меня.

– Ники!

Я спрятала руки за спину:

– Уже готова.

Мама одета в шелковый костюм персикового цвета. Подвенечное белое платье с фатой в своем возрасте она посчитала нелепым. Жаль, мне кажется, из нее получилась бы образцовая невеста – красивая и молодая. Все, кто видят мою маму, с трудом верят, что у нее есть взрослая дочка.

Я незаметно надела кольцо, мы вышли из парадной, где у подъездной дорожки нас ждал черный лимузин, и сели в машину.

– Волнуюсь, как школьница, – переводя дыхание, призналась мама.

– Дима классный, – пробубнила я, в который уже раз за последнюю неделю. А сама волнуюсь не меньше. Тетя Оля подружка невесты, а ее сын… Я не видела Антона уже две недели, и мне кажется, готова взвыть от тоски.

До загса мы доехали за двадцать минут, а там я вверила маму заботам тети Оли и ее нового ухажера, высоченного дядьки с усами.

Интересно, он нравится Тоше?

Сколько ни крутила головой по сторонам, Антона увидела лишь в зале. Заботливая мама посадила нас на разных рядах. Он был облачен в черный костюм и белую рубашку, светло‑русые волосы тщательно расчесаны и зализаны назад. Красивый, очень красивый. Не то что Петров, тот картинка, а Тоша живой.

Он улыбнулся мне и долго не отводил взгляда.

Заиграл марш Мендельсона, моя мама с Димой остановились посреди зала, и женщина – та, что вместо священника в загсах, – начала зачитывать речь.

Согласен, согласна…

В зале столько гостей, дышать нечем!

Вот на нашу с Тошей свадьбу…

Ха! Размечталась! Сперва будет неплохо хотя бы помириться.

Но когда‑нибудь мы обвенчаемся, и на церемонии будем только я и он, ну и священник, конечно. А еще бескрайний океан, пустынный пирс и огромные чайки, парящие в темно‑синем небе. Свадьба – это праздник двоих, к чему столько шума и множество лиц?

На загсе увеселение для гостей не закончилось. Все мы поехали в храм, где мама с Димой решили обвенчаться после того, как поставили печати в паспорта.

Церковь оказалась небольшой и очень уютной, это намного лучше напыщенной позолоты загса. На этот раз мы с Антоном сидели совсем близко, по обе стороны от его мамы. Она сказала нам находиться рядом, но не пояснила зачем.

Я прикрывала ладонью палец с кольцом, мне было неловко, что кто‑то может его заметить. Глупо. Разве не для того я его надела?

Церковь внушает уважение, вызывает внутренний трепет. В загсе я ничего не почувствовала, а тут, в окружении икон, витражей из цветного стекла, при звуках голоса священника, меня охватило страшное и одновременно волнующее чувство, как будто я прикоснулась к вечности.

Мама под руку с Димой двинулась к выходу из храма, тетя Оля скомандовала нам с Тошей следовать за ней. Перед ступенями разместился фотограф со своей камерой на треноге.

Меня поставили чуть впереди Димы, а Антона с другой стороны, возле моей мамы. Усатый ухажер тети Оли поднес мне клетку с двумя голубями – черными с белыми крыльями.

Я совсем позабыла о своей просьбе, а мама запомнила. Усатый Леонид Андреевич вынул одного голубя и подал мне, а затем пошел к Антону. Я сжала в ладонях голубя, вцепившегося в меня холодными когтистыми лапками, и посмотрела на маму – та улыбалась. Дима немного наклонился ко мне и шепнул:

– Еле нашли таких.

– Спасибо, – одними губами промолвила я.

– Приготовились, – попросил фотограф.

Мы с Антоном одновременно подкинули голубей в небо и посмотрели друг на друга.

– Отлично! – крикнул фотограф.

Я смотрела в каре‑зеленые глаза и улыбалась, не было сил скрывать, как я счастлива.

Два черных голубя, взмахивая белыми крыльями, улетели в небо. А мы с Антоном продолжали стоять, завороженно глядя друг на друга.

Наше черное прошлое – обида, молчание, разлука – упорхнуло, расчищая быстрыми белыми крыльями путь для светлого будущего. У меня на глаза навернулись слезы. Все будет хорошо. Мы же сами это придумали!

Меня оттеснили в сторону, пока фотографировали жениха с невестой на фоне церкви.

Мне же не терпелось поскорее поехать в ресторан, который сняли для банкета. Там мы с Антоном смогли бы где‑нибудь уединиться.

– Иди, лови, – подтолкнула меня в спину тетя Оля, когда мама отвернулась, готовясь бросить букет маленьких белых роз.

Я отрицательно покачала головой и сделала шаг назад. Мне совсем не хотелось присоединяться к толпе девочек, девушек и женщин, вытянувших руки навстречу вожделенному букету. Тетя Оля посмеялась и, обронив: «Тогда замуж выйду я», сбежала по лесенке.

Букет показался из‑за плеча моей мамы, взметнулся вверх, и тут произошло то, чего никто не ожидал. Антон, стоявший сбоку от моей мамы, прыгнул с лестницы и в воздухе перехватил цветы. Раздался недовольный гул женских голосов, но Тоша не обратил внимания, он взбежал обратно по лестнице и протянул мне букет.

А я приподняла правую руку и показала ему безымянный палец с кольцом.

Наверное, если бы наша любовь не была больше, чем все слова на свете, мой жест стоило бы растолковать как:

– Я согласна.

Эпилог

Когда мы были маленькими, нашим любимым лакомством, после сахарных трубочек и кукурузы, являлись киндер‑сюрпризы. Те самые, легендарные, в бело‑оранжевой фольге.

Мы купили по яйцу и побежали в парк. Я поминутно трясла свой киндер возле уха, пытаясь угадать, какая там игрушка. Мне очень хотелось синюю бегемотиху с длинными ресничками, загорающую на зеленом коврике. А Антон мечтал пополнить свою коллекцию бегемотом в тельняшке, опирающимся на спасательный круг.

На улице было прохладно, дорогу усеяли желтые березовые листики – стоял конец августа. Мы пришли на берег пруда, к мокрой после дождя скамейке и сели на высокую спинку.

– Открой свой первым, – попросила я.

Тоша закусил нижнюю губу и, сопя от усердия, начал разворачивать фольгу. Я затаила дыхание и наблюдала за ним, а когда он разломал шоколадную оболочку, не удержалась и стянула коричнево‑белый кусочек.

– Скорее‑скорее, – торопила я, чавкая и нетерпеливо ерзая на месте.

Он открыл желтый контейнер и вынул бегемота‑официанта. Мы разочарованно застонали. У нас было аж по два таких бегемота.

Антон сжал его в кулаке, размахнулся и зашвырнул в пруд, а я не выдержала и заплакала.

– Ты чего? – испугался Тоша.

Я и сама не знала, что со мной. Я расстроилась, видя, как сильно огорчился он, и еще потому, что мы не сможем сейчас же поиграть нашими бегемотами, как будто он бравый моряк, а я девушка на пляже.

– Не плачь, не надо, – погладил меня по плечу Антон, – тебе‑то наверняка попадется бегемотиха на коврике! Точно говорю!

Я, всхлипывая, потрясла возле уха яйцо и помотала головой.

– Там наверняка дурацкий официант.

– Нет‑нет, – Антон взял у меня киндер‑сюрприз, тоже его потряс. – Я слышу, как коврик бьется о нос бегемотихи, – заявил он и положил мне на колени шоколадное яйцо. – Давай я открою…

Я хотела согласиться, а потом замотала головой, повторяя:

– Там официант, там официант, я знаю.

Тоша беззаботно засмеялся:

– А вот и нет! – и начал разворачивать фольгу.

Я засунула в рот кусок шоколадки и зажмурилась.

Антоша шуршал.

– Ну? Кто там? Кто? – плотнее сжимая веки, вопрошала я.

– Открой‑ка глаза, – потребовал Тоша.

Я открыла и увидела перед собой его зажатый кулак. У Антона на коленях лежал разломанный шоколад и две половинки открытого контейнера.

– Кто там? – воскликнула я.

Антон улыбнулся:

– А ты как думаешь?

– Бегемотиха, – без особой надежды прошептала я, глядя в хитрые каре‑зеленые глаза.

Антон помолчал, а потом неожиданно спросил:

– А ты веришь мне?

– Ну конечно! – изумилась я вопросу.

Тоша опустил руку с зажатой игрушкой в карман и заметил:

– Что‑то мне кажется, не веришь.

– Верю‑верю. Ты не покажешь мне?

– А если я скажу, что это бегемотиха, ты поверишь?

Я растерянно пожала плечами. Он испытующе смотрел на меня и ждал.

– Я поверю, если ты скажешь, – наконец произнесла я.

Антон широко улыбнулся:

– Это твоя бегемотиха.

Я радостно захлопала в ладоши:

– Так давай же мне ее скорее!

Тоша не спешил, и я недоуменно спросила:

– Что‑то не так? Это не та бегемотиха?

– Та‑та, – успокоил Антон. – А ты могла бы мне поверить, не глядя?

Я расширила глаза, переспросив:

– Не глядя, совсем? Никогда?

Он поглубже спрятал руку в карман куртки и пояснил:

– Нет, только сегодня! А завтра приходи ко мне и будем с ней играть! Идет? Ты ведь веришь мне?

Антон всегда был выдумщиком, я решила, он снова затеял что‑то интересное, поэтому без раздумий выпалила:

– Ну ладно! Конечно, я тебе верю, ты же не обманщик!

Я ему верила. Мне было достаточно того, что моя замечательная бегемотиха лежит у него в кармане и уже завтра я ее увижу. Мне хватило одних слов.

Мы сидели рядом на спинке скамейки, ели шоколад, смотрели на гладь пруда и, пока не стемнело, придумывали, куда бы полетели, стань мы вдруг утками…

А на следующий день я пришла к Антону, мы высыпали на пол наши коллекции игрушек из киндер‑сюрпризов, и Тоша преподнес мне бегемотиху на коврике.

Мы начали играть, и я заметила, что в Тошиной коллекции не хватает его гордости – зеленого дракончика в каске, с тележкой кирпичей. Ни у кого такого не было. Многие мальчишки просили обменять игрушку на что‑нибудь, но Антон всем отказал.

– А где дракоша? – спросила я, перебирая игрушки.

– Валяется где‑то, – отмахнулся Антон.

– Поищем? – предложила я.

А Тоша сказал:

– Нет, не нужно искать. Мне он разонравился почему‑то…

В детстве мы знаем ответы на многие вопросы, действуем правильно, не задумываясь, а становимся взрослее – и забываем.

Нужно обязательно помнить.

Если однажды он ради тебя отдаст свою любимую игрушку, попросит верить ему, и ты поверишь, то в следующий раз, когда он предложит тебе свое сердце, не бери… лучше подари ему свое!

[1]«Леди и Бродяга» – классический мультфильм студии У. Диснея.

[2]Группа «Карт‑бланш», песня «Плюша».

[3]Группа «Руки вверх!», песня «Лучший парень».

[4]«Золотая малина» – антинаграда, отмечающая худшие актерские работы, сценарий, режиссуру, кинопесню и фильм года.

[5]Группа «Руки вверх!», песня «Лучший парень».