СЕМЬ Причин, Благодаря которым Эффект от Вашей Рекламы 6 страница

— П-тицы? — предположил Джек.

— Птицы! — взревел Ван Белл. — Птицы из птиц и из птиц. Это Буджум!

28. Человек-Устрица на крыше

Человек-Устрица стоит на крыше брошенной пятиэтажки, в квартале от Города Устриц. От дома, в который ему никогда не вернуться. Как давно он ушел оттуда? Вчера? На прошлой неделе? Сто лет назад? Он не помнит — время растянулось и сжалось, бросило его одного. Осталось лишь щемящее чувство пустоты внутри. Той пустоты, которая скоро заполнит и все снаружи.

Он смотрит на колышущееся море, вдыхает ветер, пахнущий рыбой и солью. По ту сторону повисла желто-голубая луна. Сквозь толщу вод она кажется огромной, как суповая тарелка. Смутные тени скользят по диску — над темными крышами проплывают киты. Прислушавшись, можно различить их тягучую песнь. От этих звуков Человека-Устрицу бросает в дрожь, хотя он не понимает почему. Он продолжает слушать и слышит еще один звук — плач полный невыразимой тоски. Где-то далеко селениты, так же смотрят на свой утерянный дом.

Человек-Устрица стоит на самом краю крыши. Ржавая жесть крошится под ногами. Близкое соседство с Городом Устриц не идет на пользу архитектуре. Но Человеку-Устрице до этого нет дела. Он принимает мир как данность.

Вода из-под ботинок двумя ручейками стекает в водосток. Внизу — пустая и темная улица. Достаточно сделать шаг… Но Человек-Устрица знает, что ничего не выйдет. Ему далеко до Шалтая-Болтая, чтобы просто упасть и со всем покончить. Слишком прочная раковина, да и море, существующее вокруг и внутри него, не даст ему упасть.

Поэтому Человек-Устрица продолжает стоять, смотреть на Город. И слушать. Тысячи, миллионы звуков проносятся сквозь него: далекий перезвон трамвая, собачий лай в королевском дворце, детский плач на кухне Герцогини, голоса, крики, стоны… Сифон ритмично сжимается, ветер колышет полы длинного плаща. Человек-Устрица ждет.

Звуки сливаются в единый поток. Он обволакивает Человека-Устрицу, несет по волнам еще одного невидимого моря. А в море главное поймать верное течение. И Человек-Устрица его находит.

Сперва — монотонное жужжание и тихие щелчки, ритмичный гул работающего механизма. Звук, который глушат другим. Но Человек-Устрица умеет отсеивать лишнее. Он сосредотачивается на жужжании, вычисляя расстояние и отлавливая звуки, которые раздаются рядом. Пока, наконец, не слышит то, что ждет — тихое шуршание, словно кто-то складывает бумагу. Сгиб за сгибом, складка горой, складка долиной… Этот звук также пытаются заглушить, но по незнанию, а не из-за попыток утаить.

Человек-Устрица морщится, когда слышит каркающий женский смех. Но дело сделано. Он знает, куда ему нужно идти. Он достает из кармана пистолет, черный и блестящий, проверяет обойму. Ошибки быть не должно, ее и не будет.

Рядом садится тощая галка. Ржавая жесть дребезжит, пока птица скачет, неловко размахивая крыльями. Склонив голову, она дурашливо смотрит на Человека-Устрицу.

— Скоро, — говорит он, не поворачивая головы.

— Мы знаем, — говорит галка.

Она срывается с края крыши, камнем падает вниз. Мгновение спустя Человек-Устрица шагает следом.

29. Команда, о которой можно только мечтать

— Все, — сказал полковник Ван Белл. — Я завязываю. Свою работу я сделал. Договаривались, я доведу тебя до Города Устриц. Я и согласился потому, что там нет птиц… Но Буджум — это слишком. Гони мою двадцатку и я сматываюсь. Чего и тебе советую — пока еще жив и в своем уме…

Полковник метался по комнате Человека-Устрицы, от стены к стене, пряча лицо в ладонях. Джек стоял в центре, засунув руки в карманы, и изучал рисунки на бетоне. Птицы… Странный выбор для Человека-Устрицы. Зная их породу, ожидаешь другого — рыб, например, или кальмаров. Ему же достался совершенно бесполезный кусочек мозаики. Как не поверни, а не складывается. Птицы, устрицы, моржи, Буджум, все ищут снарка…

Джек поморщился, возвращаясь к беседе в подвале-лабиринте. В отличие от снов, которые тают, стоит открыть глаза, встречи с Бармаглотом он помнил во всех подробностях. По словам чудовища, записи хранились на острове, где всюду скалы провалы и рифы. Джек уже слышал подобное описание. А теперь еще и птицы… Выходило что полковник Ван Белл как-то замешан в этом деле.

— В вашей к-команде случаем не было людей-устриц? — сказал Джек.

Ван Белл остановился, будто налетел на невидимую стену.

— Моя команда, — прошептал он. — Лучшие из лучших, экипаж, о котором можно только мечтать…

Он пригрозил кулаком потолку и стенам комнаты. Взгляд скользнул по Джеку. Полковник вздрогнул и опустил руку.

— Я что сдурел, брать в плаванье устрицу? Проще продолбить дыру в днище. Выходя в море, не бери устриц и селенитов — первые потопят корабль, вторые — экипаж… Что там с моей двадцаткой?

Джек решил не напоминать, что деньги он отдал в начале путешествия.

— Остров, — сказал он. — Как д-долго вы там были?

— Лет десять, — ответил Ван Белл. — Может двадцать — я сбился со счета. Потом меня подобрала одна шхуна — по их календарю выходило пять дней.

Подобное расхождение могло означать либо то, что Ван Белл сбился со счета сильнее, чем ему казалось, либо на острове было свое время. Скорее всего — все вместе.

— Но в-вы успели обследовать остров?

— По-твоему я тронулся? — полковник покрутил пальцем у виска. — А если бы они вернулись? Нет уж — я нашел грот, и сидел там, пока меня не забрали. Зачем ты напоминаешь? Я не могу… не среди них…

Ван Белл за рукав выволок Джека из комнаты и потащил к концу коридора.

— Мне дурно, — выкрикнул он на ходу. — Мне нужен воздух…

Он оттолкнул Джека и рванул вниз по лестнице. Джек замешкался на секунду, но полковнику хватило, чтобы оторваться на приличное расстояние. Выругавшись, Джек бросился следом, перепрыгивая через ступеньки.

Когда он выскочил в зал, Ван Белл уже несся к дверям бара, опрокидывая стулья. Джек с разбегу налетел на один и чуть не упал. Угрюмые личности зааплодировали. Полковник распахнул дверь и остановился, уставившись в ночное небо. Волосы и борода стояли дыбом, полосатый колпак держался чудом.

— Команда… — бормотал полковник. — Все до единого, где они? Парень, который играл на бильярде? Бобер… Сколько раз он спасал меня от смерти? Только как — ума не приложу. Тип из банка… А кок — как там бишь его звали?

— П-полковник! — окликнул Джек.

Ван Белл обернулся.

— Кто здесь? Погоди, приятель, я тебя знаю! Ты должен мне двадцать фунтов!

— Да. П-полковник, я…

— Ты случаем с ними не заодно? — Ван Белл прищурился. — Погоди, вспомнил! Тебе нужно в Город Устриц! Что ж ты раньше не пришел? Ночь на дворе — Библиотека закрыта.

Джек глубоко вдохнул.

— П-полковник. На острове, вы не находили записи? Д-дневники экспериментов?

— Ничего я не находил, — взвизгнул Ван Белл. — Я сидел и ждал, когда меня заберут. День и ночь, потом опять день, потом…

— Стоп, — сказал Джек. — Ж-ждали? А корабль на котором вы п-приплыли? Вы не могли уплыть на нем обратно?

— Корабль? — Полковник всплеснул руками. — Не осталось корабля! Они унесли все, понимаешь, все!

— П-понимаю, — сказал Джек. — Отличная к-команда… Вы их всех помните?

— Помню?! — взревел Ван Белл. — Да вот они, стоят передо мной…

— В-высокий, — сказал Джек. — Выше любого ч-человека. Б-бледное лицо, светлые глаза. При каждом шаге б-ботинки скрипят…

— Не помню, — вздохнул Ван Белл.

— В к-команде такого не было?

— Не помню, как его звали. Хоть убей — никогда не мог запомнить. Как там бишь… Такой худющий, что за глаза его Дохляком прозвали. Взяли мы его как кока, но потом выяснилось, готовить он совсем не умеет. Пришлось учить и паруса ставить, и узлы вязать, и по канве вышивать и торты печь. К счастью у меня была отличная команда — каждый дока в своем деле. Да и парень все схватывал на лету. Утром не знал с какого конца за нож браться, потом поболтает с Браконьером, посмотрит как тот тесаком орудует, и к вечеру ножом или скальпелем — лучше всех на корабле. Он мог бы стать отличным моряком…

Полковник погрозил кулаком темному небу.

— Вы видели, что с ним с-стало? — спросил Джек.

— Да исчез, как и остальные! Стоял рядом, а потом — крылья, клекот, перья. Открываю глаза и никого.

Ван Белл замолчал. На лице отразилось замешательство. Он быстро огляделся и спрятался в тени дома.

— З-значит, вы не видели, как он п-погиб? — Джек привалился спиной к стене.

Который год полиция пыталась узнать что-то о Плотнике. Кто он, откуда появился, что им движет… А выходит, ответ всегда был под носом. Плотник — не важно, как его тогда звали — был на корабле во время легендарного плаванья. И Ван Белл оказался не единственным, кто уцелел, после нападения птиц. Как минимум еще один человек из команды остался жив. Сохранил ли он рассудок — другой разговор. Судя по тому, что делал Плотник, умом он тронулся основательно.

Дальше можно представить. Итак, Ван Белл лежит в беспамятстве, команда или погибла или исчезла без следа. Плотник один на острове… Но в отличие от полковника, он не сдается, продолжает поиски и находит записи Бармаглота. Отчеты чудовища, о немыслимых и жутких экспериментах. Оттуда Плотник узнает, что есть и другие пути найти снарка. Их он и берет на вооружение. С его же способностями ему не составило труда освоить методы Бармаглота. Забрав записи, Плотник садится на корабль и уплывает, бросив Ван Белла. Итог: по городу рыщут моржи, отрезанные головы в мусорном баке и прочая жуть… Конечно, Плотнику еще далеко до учителя, но если его не остановить, скоро он превзойдет и Бармаглота. В поисках снарка имеет значение процесс, а не результат.

Джек посмотрел на Ван Белла. Что скажет полковник, когда узнает, кем стал один из членов его команды? Так или иначе, Ван Белл был единственным ключом к тайне Плотника, который имелся у Джека. Можно, конечно, дождаться возвращения Человека-Устрицы. Но видимо Джек был плохим полицейским — сидеть в засаде было не для него. Надо связаться с Лупсом, пусть направит сюда пару констеблей.

— П-полковник…

— А! — Ван Белл посмотрел на Джека, как на уродца из бродячего цирка. — Это ты… Я сказал тебе приходить в четверг. Уже четверг?

— Человек, к-которого вы звали Д-дохляком. Постарайтесь вспомнить, его настоящее имя.

— Как там… Джон? Том? Диджериду? Нет… А, вот! Он на фабрике работал.

— На какой еще фабрике?

— Ну… Тик-так. На фабрике часов!

— Ясно…– Джек уставился в темное небо. Знай он раньше, Плотник был бы уже в руках полиции! Вместо того Джек только и делает, что бегает по кругу. Как заводная игрушка. Фабрика часов! Откуда еще могли взяться шестеренки, которые вертятся внутри моржей?!

Если бы Бармаглот… Проклятье! Никаких «если бы». Бармаглот не выдал бы информацию, раньше, чем он это сделал. Чудовище играло с ним, как кошка с мышкой. И Джек ничего не мог с этим поделать.

— Эх, — вздохнул Ван Белл. — Хороший парень, старательный. Одна с ним беда…

— К-какая? — нахмурился Джек.

— Такой быстрый был — не уследишь. Что-то у него не заладилось со временем. Боялось оно его, что ли?

30. Фабрика часов

Плотник поднимается по железным ступеням. Лестница дребезжит при каждом шаге. За грохотом не слышно, как скрипят ботинки.

Кафельный подвал остался за спиной. Ветер, которого не должно быть гонит снежинки размером с блюдце. Они падают на ступени и испаряются. Старое железо начинает сверкать, будто его только что выковали. Блестящие пятна покрывают лестницу как оспины.

Одна из снежинок опускается Плотнику на ладонь. Обычное явление, но Плотник останавливается. Он подносит руку к глазам и смотрит на переплетение тонких линий. Снежинка похожа на обрывок истлевшего кружева. Так оно и выглядит — потерянное, отработанное время. На ладони у Плотника оно держится, но стоит взмахнуть рукой, как снежинка падает и исчезает.

Плотник открывает тяжелую дверь в конце лестницы и выходит. Снаружи дверь обита жестью. Огромная надпись протянулась от края до края — «НЕ ВХОДИТЬ! ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!». Это правда.

Перед Плотником — огромный цех. Длинный ангар, со стенами из красного кирпича и стеклянной крышей. За стеклом — ночь. Луна причудливо преломляется в куполе, напоминая вытянутую глубокую тарелку. Косые полосы серебристого света разрезают зал на сектора — темные и светлые. Других источников здесь света нет. Это чистое производство.

В светлых секторах стоят огромные чаны полные молока. Лунный свет бликует на белых волнах. Вокруг чанов толпятся селениты, размешивая молоко огромными черпаками, взбивая вместе с бликами. Кто-то плачет, кто-то бьется в истерике, но работа не прекращается ни на мгновение. Селениты делают масло.

Изредка, кто-то вытаскивает черпак и счищает с него белые липкие хлопья. Из масла лепят большие, с человеческую голову, шары, которые складируют вдоль стены. Большие помпы всасывают отработанную сыворотку и гонят по трубам — прочь из зала, в подвал, откуда вышел Плотник.

Это самая сложная часть работы — сепарирование чистого времени. Лишь селениты способны с ней справиться. Здесь важно соблюсти баланс. Если в масло попадет слишком много прошлого, часы будут отставать, а то и остановятся. Прошлое, оно как крошки от печенья.

Через цех тянется широкая конвейерная лента. Паровые машины грохочут, вращая жутких размеров шестерни и колеса. На ленте лежат часы, всех размеров, видов и форм — от крохотных наручных, до башенных. Вдоль нее выстроились люди в тяжелых защитных комбинезонах. В руке у каждого — столовый нож с толстым слоем масла. Они снимают часы, густо смазывают механизм и кладут обратно. Только после этого часы начинают идти, и ближе к концу ангара их мерное тиканье заглушает грохот машин.

— Ты где шляешься?

Плотник поворачивается на гневный оклик. Из дыма и пара выходит коренастый человек. Промасленный комбинезон висит на нем мешком. Седые волосы торчат пучками. Мастер гораздо моложе, чем выглядит, но работа на фабрике часов быстро старит людей.

Плотник не отвечает на вопрос. Смотрит на мастера и улыбается уголками губ.

— У нас проблема, — говорит мастер. — По твоей части.

Плотник склоняет голову.

— Утечка? — говорит он, хотя знает, что это не так.

— Да какая, к Бармаглоту, утечка! — мастер топает ногой. Голос дрожит. Капризный, как пятилетний ребенок — работа на фабрике часов людей не только старит. — В чанах с четырнадцатого по двадцать восьмой продолжительный выход пустой породы. Я поменял две смены — пусто и все! Ничего не можем поймать. Тьфу… Такое чувство, что время заканчивается!

Плотник обдумывает эту мысль.

— Так и есть, — говорит он в итоге.

— В смысле? Ты думаешь, что говоришь? В общем, иди и разберись, иначе мы долго не протянем, а я не собираюсь останавливать конвейер по пустякам…

Он замирает, вытянув руку, и стоит, не шелохнувшись, пока время его не догоняет.

— Ты еще здесь? — говорит мастер. — Я же сказал…

— Здравствуй, Джек, — говорит Плотник.

— Ты с кем разговариваешь? — переспрашивает мастер. — Ты вообще меня слушаешь?

— Полагаю, ты не ожидал, что наша первая встреча окажется такой?

— Д-добрый вечер, — говорит мастер чужим голосом. Двумя руками он зажимает рот, и делает шаг назад. Плотник хватает его за ворот.

— Полагаю, нам есть о чем поговорить. Ты понимаешь, что ты наделал, Джек?

31. Помощь в трудную минуту

— П-полковник! Куда вы спешите?

Ван Белл обернулся, смерил Джека взглядом и прибавил шагу. Джек изрядно запыхался, пытаясь от него не отстать.

Громко крикнула галка. Полковник мигом спал с лица и рванулся к стене, прячась в тени дома. Джек воспользовался передышкой, чтобы догнать Ван Белла. Однако к его следующему ходу он оказался не готов. Полковник прыгнул и схватил Джека за горло.

— Попался! — прошипел он.

Джек рванулся назад, но хватка полковника была крепкой.

— Приятель, — процедил Ван Белл. — Я давно заметил, как ты за мной следишь! Нет уж, номер не пройдет! Я вижу — ты с ними заодно!

— Бенджамин… — прохрипел Джек, вцепившись в руку Ван Белла.

Полковник заморгал. Он посмотрел на свои пальцы, потом на Джека и выругался.

— Черт! Прости… Я же тебя знаю! Тебе нужно в Город Устриц!

— П-планы изменились, — Джек отступил, массируя шею.

— Плакала моя двадцатка! — полковник махнул рукой и зашагал дальше по улице.

— Где находится ф-фабрика часов? — спросил Джек. Ван Белл остановился.

— Так тебе на фабрику? Тогда зачем мы притащились на другой конец города?

— Д-далеко отсюда?

— На моем заднем дворе, — сказал полковник. — Или на переднем, если смотреть с другой стороны.

— Ангары, в которых р-работают селениты? — догадался Джек.

— Они самые. Кто еще будет работать на часовой фабрике? Только нытикам там и место.

— Я думал они там д-делают сыр…

— Точно, — кивнул полковник. — Сыр и масло. Все что требуется для хороших часов.

— Зачем в часах м-масло? — удивился Джек.

Ван Белл смерил его сочувственным взглядом.

— А зачем часы, в которых нет времени?

— Но масло… — Джек сдавил виски пальцами, чувствуя приближение очередного приступа головной боли.

Джил бы сказала: будь проще, принимай все как есть. Но Джек понял, почему не может себе этого позволить. Если принять все как есть, он уже никогда не убедит себя, что происходящее не затянувшийся кошмарный сон. Во сне не задают вопросов. В итоге, Джек станет частью этого мира и окончательно забудет, кто он такой на самом деле.

Для Ван Белла связь между часами и маслом была очевидна.

— Что непонятно? Чтобы часы работали, в них должно быть время. А где его возьмешь? Только из других часов, например из Луны. По Луне же определяют время? Новолуния, полнолуния… Куски, конечно, большие, но если их хорошенько взбить, получается отличное масло, полное свеженьких минут и секунд. Смазываем механизм и готово.

Джек вздохнул. Беда с поиском объяснений в том, что зачастую ответ отказывается хуже вопроса. Вот уж действительно — процесс важнее, чем результат… Он пошел дальше, думая о новом кусочке мозаики. Но не успел пройти и квартала, как его окликнули.

— Погодите! Эй! — из переулка выбежал неопрятно одетый толстяк.

Джек придержал Ван Белла за рукав.

— Что? — выкрикнул тот. — Где я? Кто здесь?

— Все в п-порядке, полковник, — Джек повернулся к толстяку. — Что с-случилось?

Толстяк остановился в паре шагов, тяжело дыша и хватаясь за сердце. От бега лицо пошло малиновыми пятнами.

— Уф… — выдохнул он. — Как же хорошо, что я вас встретил! В такой час прохожие большая редкость…

Толстяк вытер лоб платком и улыбнулся. На первый взгляд, выглядел он как бездомный бродяга, но его неопрятность, мятая и грязная одежда, смотрелись совершенно неестественно. Как модные джинсы, искусственно состаренные и протертые в удачных местах. Не бывает у бездомных гладко выбритых лиц и ухоженных рук.

— Господа, — толстяк поправил воротник. — Не могли бы вы мне немного помочь?

— М-мелочью? — предположил Джек.

— Нет-нет, — запричитал толстяк. — Я не прошу денег, что вы! Я даже могу заплатить…

Он вытащил горсть мятых пятидесятифунтовых банкнот. Неожиданное состояние для бездомного. И не та сумма, которой стоит размахивать перед незнакомыми людьми. Полковник протянул руку, но Джек удержал его.

— А в чем заключается п-помощь? — спросил Джек. Он заглянул за спину толстяка — не прячется ли кто в проулке? Но все было спокойно.

— О! Ничего сложного! Кое-что перенести… Одному мне не справиться. Тут недалеко и займет пару минут.

— Хорошо, — сказал Джек. Как бы толстяк не старался держаться, дергающийся левый глаз его выдавал. — П-пойдем, посмотрим, чем мы можем п-помочь…

Он забрал у толстяка банкноты. То, что Джек взял деньги, того успокоило. Толстяк расслабился, улыбка стала снисходительной. На это и было рассчитано.

Толстяк засеменил обратно в проулок. За дешевыми кедами волочились шнурки из растрепанной полиэтиленовой веревки. Хотя на деньги, с которыми он так легко расстался, можно себе позволить самые лучшие ботинки.

— Пополам, — шепнул Ван Белл. Когда дело касалось финансов, полковник вел себя на удивление разумно.

Через проулок они вышли на соседнюю улицу, такую же пустынную и темную. Вдалеке светились окна ночного кафе, но толстяк направился в противоположную сторону.

Метрах в двадцати Джек увидел лежащее на мостовой человеческое тело. Джек удивленно взглянул на толстяка, но тот, как ни в чем не бывало, семенил впереди.

— Ээ… — раздался за спиной голос Ван Белла.

Джек обернулся, прижимая палец к губам. В тот же момент снова крикнула ночная птица. Ван Белл метнулся к стене. Джек беззвучно выругался и прибавил шагу, догоняя толстяка.

— Собственно нести — всего ничего, — говорил их новый знакомый. — До перекрестка, а там у меня машина. Сюда не подъехать — движение одностороннее, а мне не развернуться…

Они остановились над телом.

— Ну вот… Вы берите под мышки, — сказал толстяк. — Ваш товарищ — за ноги. А я пойду рядышком, на всякий случай…

Это оказалась девушка с длинными черными волосами; сказать больше сложно — она лежала лицом вниз. Для ночных прогулок выглядела она несколько странно. Легкая футболка, тонкие джинсы, к тому же босиком… Рядом валялся скомканный портновский метр. Толстяк быстро поднял его и запихал в карман.

— К-кто это? — спросил Джек.

— Моя дочь, — сказал толстяк. — То есть подруга… Ну, вы понимаете.

Он заискивающе улыбнулся, но, наткнувшись на взгляд Джека, скис.

— Вы не подумайте чего такого, — сказал он. — Я не морж, смотрите…

Он вытаращил глаза и часто заморгал. Джек промолчал.

— Или вот, — толстяк поднял ногу. — Где вы видели моржа в такой обуви? Ха-ха…

— Что с ней? — сказал Джек.

— Уснула. У нее… нарколепсия!

Менее убедительного объяснения он придумать не мог. Джек вздохнул.

— Подними руки, — сказал он. — И д-держи над головой, чтобы я в-видел.

— Простите? — толстяк нахмурился.

— Я не люблю п-повторять, — сказал Джек.

— Э… Вы угрожаете?

— Еще нет, — сказал Джек. — Вежливо п-прошу п-поднять руки. Ничего б-более.

— Это такая шутка? Поднять руки? Ха! Слушайте, я вам заплатил и…

— Королевская п-полиция, — сказал Джек, доставая жетон. — Инспектор Д—джек Купер. Можно просто Джек.

— ДЖЕК?!!

Толстяк замер с раскрытым ртом. Если раньше у него дергался глаз, сейчас его затрясло всего, словно Джек обернулся жутким чудовищем. Бармаглотом.

— Мне повторить п-просьбу?

— Но я не морж! — толстяк попятился. — Посмотрите — галстук…

Он споткнулся и взвизгнул, как поросенок.

— Вы не так поняли! Это ошибка, и… Я не морж! Не устраняйте меня!

Толстяк бросился бежать. Метался от одной стороны улицы к другой, уворачиваясь от несуществующих пуль.

— Что это с ним? — спросил подошедший полковник.

— С-сбежал, — пожал плечами Джек.

Толстяк споткнулся и растянулся на мостовой. Подскочил, как каучуковый мячик, и побежал дальше, с прытью удивительной для человека его комплекции.

— И что? — сказал полковник. — А с этой что нам делать?

Джек присел на корточки перед телом и коснулся пальцами шеи, нащупывая пульс.

— Надо ее п-перевернуть, — сказал Джек. Полковник поморщился.

— Не нравится мне это, — сказал он. — Если в деле замешана женщина, добром оно не кончится. Женщина на корабле — к несчастью.

— Мы не на к-корабле, — напомнил Джек. Он взял девушку за плечи. В ответ та застонала.

— Женщины, они как птицы, — сказал Ван Белл. — Разве что не летают. Но тоже — кажутся безобидными и беззащитными, красивыми, иногда, а на деле…

Джек перевернул девушку на спину. И отпрянул, словно на него выплеснули ведро ледяной воды. Или… Проклятье!

Джек смотрел на лицо, словно сошедшее со старинной фотографии. Тонкие и резковатые черты, острые скулы… Лицо, которое он помнил в мельчайших деталях, от тонких морщинок на переносице, до крошечного шрама на подбородке.

— Джил?!

Девушка открыла глаза.

— Здравствуй, Джек…

Это был не голос Джил. Тихий, отстраненный и скрипучий. Голос Плотника.

— Полагаю, ты не ожидал, что наша первая встреча окажется такой?

32. Откуда пришел Джек

Никто не задавался вопросом — откуда пришел Джек. Все и так знают. Джек пришел из-за зеркала, вошел в него, как в дверь, и вышел с этой стороны. Он не первый, кто проделывает подобный трюк, чему удивляться? А как у него получилось… Это же Джек! Для него нет ничего невозможного — он убил Бармаглота.

Сам же Джек помнит слишком много. И все вместе не складывается в одну историю. Память играет в странные игры, подбрасывая детали то к одной, то к другой версии. Джек не знает, что он помнит, что ему приснилось, а что он просто выдумал.

Возможно, действительно имело место зеркало. Огромное, в тяжелой бронзовой раме. Поверхность стекла покрывает сеточка трещин, словно на нее набросили паутину… От старости амальгама потускнела, отражение получается смазанным, как фотография в стиле «ретро». Зеркало стоит на каминной полке. Джил купила его в антикварной лавке, или на блошином рынке, а может на интернет-аукционе. Где-то, где покупают старинные и таинственные вещи.

А таинственности зеркалу не занимать. У него богатая история. Если верить Джил, его сделал Уильям Моррис по заказу декана Лиделла. Джек не знает деталей, но если это правда, получается, это то самое зеркало, сквозь которое Алиса попала в волшебную страну. Джек не верит, что это правда. Даже буквы «PRB» выгравированные в уголке рамы его не убедили. Но какая разница — подделка или нет? Зеркало неплохо вписывается в интерьер их квартиры в викторианском стиле.

Джек сидит в кресле и читает книгу про Шерлока Холмса и Потрошителя, очередная стилизация и подделка. Скоро Джил должна вернуться с работы, но пока у него есть немного времени, и Джек вместе с великим сыщиком идет по следу великого убийцы.

В комнате жарко и душно, Джека клонит в сон. Строчки разбегаются, точно диковинные многоножки. И без того запутанная история, кажется еще непонятнее. Потрошитель ведет сложную игру, оставляет для Холмса кровавые подсказки, но отличие от детектива, Джек не понимает в чем их смысл.

Должно быть, Джек все-таки уснул. Но в какой-то момент он открывает глаза и понимает — что-то изменилось. Он смотрит в зеркало на каминной полке и видит, что в нем отражается другая комната. Даже не комната, а темный подвал, заставленный металлическими шкафами.

Джек не помнит, чтобы он удивился — все казалось совершенно естественным. Не помнит он и как оказался на каминной полке.

Джек протягивает руку и касается зеркальной поверхности. На ощупь она холодная и склизкая как желе. От пальцев по амальгаме расходятся волны. Джек надавливает на нее и оказывается с другой стороны. В подвале, где он вскоре встретит Бармаглота.

Это первая история, которую помнит Джек. Убедительная и в традиции. Но как только Джек начинает думать, что так и было, он находит слишком много несоответствий. В его квартире не было каминной полки.

В другой истории тоже есть зеркало. Оно не такое старое, скорее наоборот. Это огромный диско-шар. Подсвеченный ядовито-зелеными и алыми лучами, он кружится в клубах цветного дыма. Музыка грохочет так, что вибрирует пол. Играет бодрый ремикс на Sonic Youth — сочетание нелепое, но для вечеринки в самый раз. Здесь полно нелепостей.

Вокруг танцуют люди в костюмах. Чеширские Коты, Карты, Болванщики и Шалтай-Болтаи на любой вкус — извиваются и скачут, как припадке эпилепсии. Даже в ритм не попадают. Если кому-нибудь действительно станет плохо, никто не заметит. Это тематическая вечеринка, посвященная Алисе. Но дальше костюмов и четкого ощущения, что мир сошел с ума, дело не зашло.

Пританцовывая к Джеку подходит кто-то в костюме Белого Кролика. Джек не помнит, как его зовут, помнит, что он старый приятель, со школы.

— Держи, — орет Кролик. — Твое пиво…

Он протягивает Джеку открытую банку. Кролик стягивает насквозь мокрую перчатку и вытирает блестящее от пота лицо.

— Твоя? — Кролик указывает на танцующую рядом девушку. По длинным черным волосам скользят отблески от стробоскопа. Девушка поворачивается к Джеку, улыбается, но тонкое лицо остается задумчивым.

— Она что, гот? Всегда хотел познакомиться с девушкой-готом. Где ты ее подцепил?

— Нет, — кричит Джек. — Это такой костюм — «Готическая Алиса». Слышал, Мерлин Мэнсон собирается снять фильм по Алисе?

— Не люблю Мэнсона, — орет Кролик. — Дешевые понты. Как зовут-то подругу?

— Джил.

— Как?!

— Джил. Джилиан Гордон.

Кролик молчит, а потом начинает ржать.

— Что?! В самом деле? Вы теперь эти — Джек и Джил? Из детского стишка?

— Заткнись, а?

— Потом ты построишь дом с пшеницей и синицей, да? — не унимается Кролик. — Или пойдешь убивать чудовищ?

— Помнишь, во втором классе я сломал тебе руку? Хочешь, чтобы я…

Но Кролик не слушает.

— Чуешь запах? — Кролик глубоко вдыхает.

Воздух в помещении плотный, приходиться глотать его через силу. Нужно иметь нюх как у собаки, чтобы что-то различить сквозь густой запах сигаретного дыма, алкоголя, косметики и пота. Но Джеку удается уловить необычные нотки.

— Травка? — спрашивает он.

— Ничего противозаконного, — говорит Кролик. — Специальные благовония — парни привезли из Непала. Говорят, буддисты жгут их в монастырях. Вдохнешь и прямиком в нирвану.