Праоткровение

Книга Бытия говорит, что первые люди были научены от Бога всем важнейшим религиозным истинам. Еще на заречеловеческой истории всем людям было возвещено радостное и утешительное обетование о Семени Жены, Которое сотрет главу змияи победит сатану и его царство (Быт.3.15). Об этом блаженном времени, когда люди стояли ближе к Божеству, нередко вспоминало человечество в своих преданиях. В глубь веков к первоначальной своей истории люди переносят идеализацию жизни, воспоминания о временах лучших, о золотом веке на земле. В комментарии истолкователя брахманизма Шанкары к Брахма-сутрам есть такое место: «Передают, что иные из древних находились в общении с богами и пророками, сообразно с их выдающимися заслугами, даже видимо вступали в общение с богами и пророками».[56]

Историки религий называют эту отдаленную эпоху истории человечества временем праоткровения, то есть того первого Откровения, которое предшествовало всем другим и которое возвещало пришествие Спасителя. Идея праоткровения признается целым рядом выдающихся религиозных мыслителей и историков религий. «Первобытное откровение находят всюду, – говорит Эд. Леруа, – у колыбели человечества; на протяжении веков оно передается всем людям хотя бы в скрытой и потенциальной форме. Мессианские упования, всеобщее ожидание не ограничивалось народом избранным, а существовало в той или иной форме повсюду, почему Обетованный стал чаянием языков».[57]

В 1911 году патер Вильгельм Шмидт выпускает капитальный труд под названием «Uroffenbarung als Anfang der Offenbarung Gottes» («Праоткровение, как начало Откровения Божия»), в котором, на основании множества исторических, археологических, филологических, и, главным образом, этнографических данных доказывает наличие Праоткровения у народов всех стран и времен.

Ученый Mainage в своей книге о религии времени палеолита утверждает, что «возможность Божественного Откровения для первобытного человека остается в неприкосновенной силе».[58] По словам другого ученого, венского профессора Бета (Beth’), первоначальное Божественное Откровение есть «религия во всех религиях» (die Religion in allen Religionen), и оно «создает религии на протяжении веков».

То, к чему пришла научная мысль XX века, в свое время проникновенно и сильно выразил святитель Филарет Московский в следующих словах: «Древнее и ветхозаветное человечество жило именно остатками в своей природе эдемского духовного света первобытной райской жизни, – остатками, впрочем, истощавшимися у грешных людей с продолжением времен. Языческие древнейшие творения, например, Илиада и Одиссея Гомеровы, или индийские поэты незапамятных времен поражают нас отнюдь не ребячеством, а каким-то духовным величием древнего патриархального человека. Чем ближе был человек к пребыванию своему в Эдеме, тем обильнее и живее были в нем остатки эдемской жизни, в которой он одушевлялся духом из уст Божиих, и первобытного духовного света, в котором так ясно и ощутительно выражались для него во всем творении творческие глаголы...».[59]

Таким образом, если и можно найти какое-либо сходство между языческими верованиями и догматами богооткровенной религии (например, в учении о Божестве, во всеобщей греховности и идее Спасителя всех людей, в наличии жертвенных культов), то это сходство объясняется, в частности, тем, что и в языческих религиях жила искра истины, хранились остатки первобытного Божественного Откровения. Воплотившийся Богочеловек был воистину «ожидаемый всеми народами» (Агг.2,7), и в факте жизни Его «религиозная истина мифических религий нашла свое осуществление». «В язычестве, – говорит С.Н. Булгаков, –усилие человека прорваться до Бога было напряженней и отчаяннее, чем в иудействе, где была воздвигнута лествица Иаковля. Недаром обнаружилось в полноту времени, что язычники оказались более готовы принять Христа, чем иудеи, ибо больше Его жаждали и ждали: блудный сын уже давно тосковал и томился по родному дому».[60]

«Сына Божия, – пишет Ф.Ф. Зелинский, – искала античность во все время своего существования; она находила Его поочередно в Геракле, Аполлоне, Александре Великом, Птолемее Спасителе, Августе, но успокоилась лишь тогда, когда нашла Его в Иисусе, Его она восприняла всеми фибрами своей жаждущей души...».[61]