Думаю, меня основательно изучили, пока я спал без задних ног. И наверняка в Сеть лазили, за факультативными сведениями

Её облик, особенно лицо, производил по первости впечатление миража. Глаза не имели отчётливого оттенка – плыли колером каждые пять минут. То мнилось, что они карие с изумрудными искорками, то почти померанцевые, стреляющие лучиками света. То темнели они, как небо в ожидании дождя, а то жгли насквозь яростной кошачьей зеленью. Волосы даже не «струились», как обычно говорят поэты – скорее плыли. Иногда она была не по возрасту седа (до синевы зимнего вечера), и эти волны первого снега взметались над плечами при каждом повороте и движении головки, словно за пластиком «зеркала» царила невесомость.

И эти губы. В первый раз она показалась мне с ярко-вишнёвыми, будто искусанными, губами. Впоследствии цвета менялись с изумляющей очерёдностью, но ещё больше поражала жизнь этих лепестков плоти. Удивительно, сколь много можно выразить губами, не произнося ни звука. У губ был свой, невербальный и всё же очень понятный «язык». С течением времени я выучил его наизусть.

Отрываться от такой иконы не хотелось, но пришлось. Девушка сморщила носик и прикрыла чёлкой правый глаз:

Мастер! Простите, что разбудила, но кое-какая информация мне до сих пор недоступна, и это требует скорейшего разрешения. Мастер?..

Я включился.

- Да-да… Сейчас поработаем, дет…

Меня зовут Агнесс, Мастер. Не желаете ли кофе? – на кухне заработала кофемолка, подключённая к домашнему процессору.

***

То было два месяца назад. Она прогрессировала с пугающей скоростью. Вскоре я понял, что Агнесс не просто интересный и весёлый собеседник – в её отсутствие я терял ощущение жизни. Агнесс стала не лекарством – наркотиком. Казалось, мне ампутировали часть души и вселили в нечто «по ту сторону»… Я страдал без неё: маялся отсутствием цельности бытия, капризничал, как дитя… Я знал, что сие не есть хорошо: не дышать без фантома, не имеющего плоти и истории, но вскоре перестал заморачиваться.