Глоссарий. Все люди от природы стремятся к знанию

Все люди от природы стремятся к знанию. Это доказывает влечение к чувственным восприятиям: независимо от того, есть ли в них польза, их ценят ради них самих, особенно зрительные восприятия, ведь зрительные ощущения мы предпочитаем всем остальным восприятиям. Не только тогда, когда необходимо действовать, но и тогда, когда нет намерения что-то делать. Причина этого в том, что зрение более других чувств содействует нам в познании и помогает обнаружить много разных отличий в вещах.

Способностью к чувственным восприятиям животные наделены от природы, при этом у одних из чувственного возникает память, а у других — нет. Поэтому животные, обладающие памятью, более сообразительны и понятливы чем те, которые запоминать не умеют. Животные, не воспринимающие звуков, весьма сообразительны, но не умеют обучаться, например пчелы и другие, им подобные; научаются же те, кто помимо памяти обладает еще и слухом.

Другие животные используют чувственные ощущения и воспоминания, но мало участвуют в опыте. Человеческий род пользуется сверх того искусством и рассуждениями. Опыт у людей появляется благодаря памяти: многие напоминания об одном и том же приобретают значение одного опыта. Опыт же производит искусство, а неопытность делает все случайным. Искусство появляется тогда, когда на основе множества опытных наблюдений образуется общее суждение, единое для всех сходных случаев. Например, мнение, что Каллию, страдавшему какой-то болезнью, помогло лекарство, как оно помогло Сократу и другим, должно вытекать из опыта. Однако суждение, что данное лекарство при определенной болезни помогает всем, например вялым или желчным, находящимся в лихорадке, — это уже искусство.

Что касается практической деятельности, то и здесь опыт мало отличается от искусства. Мы видим, что искушенные опытом преуспевают больше тех, кто обладает отвлеченным знанием, а практики не имеет. Причина этого в том, что опыт дает знание особенностей, а искусство — понимание общего, всякое же действие и изготовление относится к единичному. Ведь врач лечит не человека вообще, а Каллия, Сократа или кого другого с иным именем, кому случилось быть человеком. Поэтому, если у кого-то отвлеченное знание без опыта, тот знает общее, но не знает имеющегося в наличии особенного, потому часто ошибается, ибо лечить-то нужно индивида. Все же мы полагаем, что знание и понимание относятся больше к искусству, чем к опыту, считаем более мудрыми искушенных в искусстве, чем имеющих опыт. Ведь мудрость зависит от знания, и это потому, что первые знают причину, а вторые — нет. В самом деле, имеющие опыт знают что, но не знают почему. Владеющие же искусством знают почему, т. е. знают первопричину.

Поэтому наставников в каждом деле мы ценим больше, считаем, что они знают больше, чем ремесленники, что они мудрее их, ибо знают причины того, что создается. А ремесленники подобны неодушевленным предметам: делая то и другое, они сами не знают, почему именно. Неодушевленные предметы перемещаются под действием причины, а ремесленники действуют просто по привычке. Таким образом, наставники мудрее не благодаря умению действовать, а в силу того, что они вооружены концептуальным знанием причин. \...\.

Вообще, отличительное качество знатока состоит в способности научать, поэтому мы считаем, что искусство в большей мере есть наука, чем опыт. В самом деле, обладающие искусством способны научить, а имеющие только опыт — не способны.

Ни одно из чувственных восприятий мы не считаем мудростью, сколько бы сведений они ни сообщали о единичном. Они не в состоянии объяснить, почему, например, огонь горяч, а только указывают, что он горяч.

Логично поэтому, что тот, кто первым изобрел какое-то искусство, стал предметом восхищения всех не столько из-за полезности открытия, сколько как возвысившийся над другими. Логично также, что во всех бесчисленных открытиях и изобретенных искусствах мы ценим как более мудрых открывателей искусства красивой и праведной жизни, так как их знания были обращены не на получение выгоды и жизненные нужды. Когда все такие искусства были отработаны, люди получили возможность заняться науками, прямо не связанными с жизненными потребностями и удобствами, прежде всего там, где люди были свободны от практических ежедневных забот. Поэтому математические искусства сначала появились в Египте, ведь у жрецов было немало свободного времени для таких занятий.

(О природе божественного)

Если следовать рассуждениям о божественном как рожденном из Ночи или мнениям рассуждающих о природе, что "все вещи вместе", то получится несообразность. В самом деле, каким же образом нечто приходит в движение, если нет никакой причины, действительно действующей? Ведь не материя же будет двигать самое себя, а плотническое искусство, не месячные истечения или земля, а зерно и мужское семя...

Если все происходит не из Ночи, или смеси вещей, или не из небытия, то затруднение можно считать устраненным. Существует нечто, вечно движущееся непрестанным движением, и это круговое движение. Из самой сути дела ясно, что первое небо надо считать вечным. Следовательно, существует и нечто, что его движет. Но так как то, что движется и движет, занимает промежуточное положение, то имеется нечто, что движет, не будучи само приведено в движение. Оно вечно, и оно есть сущность и деятельность. Так движется предмет желания и предмет мысли; они двигают, сами недвижимые. А высшие предметы желания и мысли тождественны друг другу, ибо предмет желания — то, что кажется прекрасным, а высший предмет воли — то, что на деле прекрасно. Мы скорее желаем чего-то потому, что оно кажется благим и прекрасным, а не потому нечто прекрасно, что мы его желаем, ибо начало всего — мысль. Ум приводится в движение разумно мыслимым, один из двух рядов бытия и позитивная серия противоположностей мыслимы сами по себе. Первая в этой серии — сущность, а из сущностей — сущность простая и действующая (единое и простое не есть одно и то же: единое означает меру, а простое — способ бытия вещи). Прекрасное и предпочтительное сами по себе также принадлежат к одному ряду, но первое всегда есть наилучшее или равное наилучшему.

То, что целевая причина находится среди неподвижного, очевидно из различения: цель бывает для кого-то и бывает самой по себе целью. Во втором случае она находится среди неподвижного, в первом — нет.

Таким образом, перводвигатель движет всем как предмет любви, в то время как приведенное им в движение движет всем остальным. Если нечто движется, то, значит, может измениться, стать чем-то другим. Первое движение передачи, даже если в действии, может быть отличным от себя, поскольку есть движение, то возможна и перемена в пространстве, если не в сущности. Но так как есть нечто действительно сущее, что движет, само оставаясь неподвижным, то в отношении его перемена никоим образом не возможна. Первый вид изменения — это перемещение, а первый вид перемещения — круговое движение. Именно круговое движение производит перводвигатель. Следовательно, это перводвижущее бытие есть необходимо сущее. Поскольку оно существует по необходимости, то бытует надлежащим образом как благо, в этом смысле оно есть начало. (Необходимое имеет следующие значения. Во-первых, нечто необходимо по принуждению вопреки собственному стремлению; во-вторых, необходимо то, без чего нет блага; в-третьих, то, что существует так, а может существовать иначе.)

От этого начала зависят небо и природа. Его жизнь великолепна, какая у нас бывает очень короткое время. В таком состоянии оно находится постоянно (как у нас не бывает), ибо его жизненное действо — одно наслаждение. Так и для нас бодрствование, восприятие, мышление как действия более приятны, а через них — надежды и воспоминания.

Мышление, взятое само по себе, имеет предметом само по себе лучшее, а высшее мышление обращено на самое возвышенное. Ум через причастность предмету мыслит сам себя: он становится предметом мысли, соприкасаясь с ним и мысля его, так что ум и предмет ума — одно и то же. То, что способно принимать в себя предмет мысли и сущность, есть ум. Деятелен он, когда обладает предметом мысли, так что божественное в нем — это само обладание знанием, а не способность к нему, а умозрение есть самое лучшее и приятное из всего. Если же богу всегда так хорошо, как нам иногда, то это достойно удивления, если еще лучше, то достойно еще большего удивления. Именно так пребывает он. Он есть еще сама Жизнь, поскольку именно разумная деятельность — это жизнь, а бог есть деятельность. Его активность сама по себе есть лучшая и вечная жизнь. Мы говорим поэтому, что бог есть вечная великолепная жизнь, ибо ему присуща непрерывная вечная жизнь, именно это и есть бог.

\…………………………….........................................................................................................\

Следует рассмотреть, каковы те причины и начала, наука о которых есть мудрость. Если рассмотреть те мнения, какие мы имеем о мудром, то, быть может, достигнем здесь больше ясности. Во-первых, мы предполагаем, что мудрый, насколько это возмож­но, знает все, хотя он и не имеет знания о каждом предмете в от­дельности. Во-вторых, мы считаем мудрым того, кто способен познать трудное и нелегко постижимое для человека (ведь воспринимание чувствами свойственно всем, а потому это легко и ничего мудрого в этом нет). В-третьих, мы считаем, что более мудр во всякой науке тот, кто более точен и более способен научить выяв­лению причин, и, [в-четвертых], что из наук в большей мере муд­рость та, которая желательна ради нее самой и для познания, нежели та, которая желательна ради извлекаемой из нее пользы, а [в-пятых], та, которая главенствует, в большей мере, чем вспомогательная, ибо мудрому надлежит не получать наставления, а наставлять, и не он должен повиноваться другому, а ему — тот, кто менее мудр.

Вот каковы мнения и вот сколько мы их имеем о мудрости и мудрых. Из указанного здесь знание обо всем необходимо имеет тот, кто в наибольшей мере обладает знанием общего, ибо в неко­тором смысле он знает все подпадающее под общее. Но, пожалуй, труднее всего для человека познать именно это, наиболее общее, ибо оно дальше всего от чувственных восприятии. А наиболее строги те науки, которые больше всего занимаются первыми на­чалами: ведь те, которые исходят из меньшего числа [предпосы­лок], более строги, нежели те, которые приобретаются на основе прибавления (например, арифметика более строга, чем геомет­рия). Но и научить более способна та наука, которая исследует причины, ибо научают те, кто указывает причины для каждой вещи. А знание и понимание ради самого знания и понимания более всего присущи науке о том, что наиболее достойно познания, ибо тот, кто предпочитает знание ради знания, больше всего пред­почтет науку наиболее совершенную, а такова наука о наиболее достойном познания. А наиболее достойны познания первоначала и причины, ибо через них и на их основе познается все остальное, а не они через то, что им подчинено. И наука, в наибольшей мере главенствующая и главнее вспомогательной,— та, которая позна­ет цель, ради которой надлежит действовать в каждом отдельном случае; эта цель есть в каждом отдельном случае то или иное бла­го, а во всей природе вообще — наилучшее.

Итак, из всего сказанного следует, что имя [мудрости] необ­ходимо отнести к одной и той же науке: это должна быть наука, исследующая первые начала и причины: ведь и благо, и «то, ради чего» есть один из видов причин. А что это не искусство творения, объяснили уже первые философы. Ибо и теперь и прежде удивле­ние побуждает людей философствовать, причем вначале они удив­лялись тому, что непосредственно вызывало недоумение, а затем, мало-помалу продвигаясь таким образом далее, они задавались вопросом о более значительном, например о смене положения Лу­ны, Солнца и звезд, а также о происхождении Вселенной. Но недоумевающий и удивляющийся считает себя незнающим (поэто­му и тот, кто любит мифы, есть в некотором смысле философ, ибо миф создается на основе удивительного). Если, таким образом, начали философствовать, чтобы избавиться от незнания, то, оче­видно, к знанию стали стремиться ради понимания, а не ради какой-нибудь пользы. Сам ход вещей подтверждает это; а имен­но: когда оказалось в наличии почти все необходимое, равно как и то, что облегчает жизнь и доставляет удовольствие, тогда стали искать такого рода разумение. Ясно поэтому, что мы не ищем его ни для какой другой надобности. И так же как свободным назы­ваем того человека, который живет ради самого себя, а не для другого, точно так же и эта наука единственно свободная, ибо она одна существует ради самой себя.

Глоссарий

Казахский	Русский	Английский
Туынды Үзіліссіз Қосынды Көбейтінді Күрделі	Производная Непрерывно Сумма Произведения Сложная	Derivative Unremitting Sum Multiplication, product Complicated

Литература

Основная:

1. К. Кабдыкаир. Курс математики. Алматы, 2005.
2. А.П. Рябушко Сборник индивидуальных заданий по высшей математике часть 1.,2002г.

3. Д.К.Сыдыкова. Математика-1. Методическое руководство к выполнению заданий для СРС, Алматы, 2008

Дополнительная:

4. Н.Ш. Кремер. Высшая математика для экономистов.М. ЮНИТИ, 2006.