Глава 2. Каин

Золотой змей не солгал. Они научились мастерить. Они построили дом и развели огонь. Они создали себе очаг. Им уже не было холодно и не было темно по ночам, даже когда не горела ни одна звезда. Они приручили животных и пасли их. Они возделывали землю, и в поте лица добывали то, что когда-то давалось им даром. И у них родились сыновья и дочери. Каин и Авель звали сыновей. Авель пас стада свои в горах. Овцы щипали траву, а Авель останавливался и смотрел на горы и небо. И однажды, когда сердце его было, как перелитая через край чаша, ему показалось, что он слышит Голос. Он застыл и слушал так, что никакие другие звуки не доносились до него. Мать звала его к ужину, отец окликал — надо было вести стада домой, — Авель не слышал. Тогда Адам сам загнал стада, и семья села ужинать без Авеля.

«Он слушает Бога, — сказал Адам, и глаза его стали печальными и далекими. — Никогда не мешайте ему слушать Бога». — «Отец, это несправедливо, — сказал Каин. — Мы должны работать, а он будет стоять и ничего не делать?» — «Каин, ты хороший сын, ты хороший работник, но оставь Авеля. Так я, отец твой, велю тебе». — «Слушался ли ты своего отца?» — глухо пробормотал Каин...

Когда Авель вернулся в дом, он запел песню. И услышав ее, Адам и Ева прижались друг к другу и заплакали. Они плакали беззвучно, долго, пока Авель пел, и когда песня смолкла. Откуда сын их — дитя изгнания — узнал песню, которую они слышали в раю?..

С тех пор Адам и Ева любили Авеля больше всех детей. Но и другие дети любили брата. Только старший, Каин, хмурил большой лоб и уходил, когда начиналась песня. Это он добыл огонь из кремня, это он первый научился возделывать землю. Это его хлеб ели отец и мать и вся семья, а этого бездельника холят и оберегают так, как никогда не холили и не берегли Каина. Где же справедливость? И что они нашли в его песнях? Правда, Каин и сам начинал странно волноваться, когда их слышал. Что-то сжимало горло его, и нельзя было ни дохнуть, ни шелохнуться. Точно жизнь преграждалась этими нелепыми звуками. Когда песня кончалась, Каин чувствовал себя наконец освободившимся. «Что находят они в его песне? И разве справедливо, чтобы один брат умел так петь, а другой нет? Разве мы не одинаковы?»

Однажды Авель пел в горах и думал, что его никто не слышит. Но Каин слышал. Он тихо подошел сзади и сел. Пока Авель пел, ему казалось, что вся земля стала иной, что все сияет, светится, и тонко звенит, как никогда не сияло и не звенело в жизни, что деревья ласковые, необыкновенные, сами кормят людей и людям не надо так тяжко трудиться; что огонь вовсе не нужен, потому что золотое солнце никогда не оставляет людей без своего тепла, и что если очень долго смотреть на заходящее солнце, то... сердце само станет как солнце и... Каину показалось, что что-то пролетело мимо него гигантской птицей, что-то великое обдало его своим дыханием, смелб и... вдруг исчезло. Песня кончилась.

— Спой еще, — попросил Каин. Авель улыбнулся:

— Я рад, что тебе хочется меня слушать. Я уже думал, что тебе не нравятся мои песни.

— Спой еще.

Авелю что-то сдавило горло, и он сказал: — Сейчас не могу.

— А почему ты не можешь? Почему?

—Ну, если ты так хочешь...

Авель собрался петь через силу, но Каин сам остановил его и тихо спросил:

— От кого ты узнал эту песню?

— От Бога.

— Попроси Бога, чтобы Он дал ее мне.

— Но Каин, что ты говоришь? Она такая же твоя, как и моя. Я услышал ее от Бога, ты от меня, не все ли равно?

— Нет, не все равно. Почему Бог любит тебя сильнее, чем меня? Чем я хуже тебя? Разве я виноват, что мои отец и мать согрешили? Разве я виноват? Да они ведь и твои отец и мать, такие же, как и мои. Почему же тебе дано все, а мне ничего?

Лицо Каина исказила такая ненависть, что Авель застыл в ужасе и только прошептал иссохшими губами:

— Каин, брат мой...

— Теперь ты вспоминаешь, что я брат твой, а когда ешь мой хлеб, не думаешь об этом. И когда поешь свои песни, много ли ты думаешь о брате Каине? Каину труд, Каину пот, а тебе песни и любовь. Так пусть же и тебе хоть раз будет больно!

Он поднял мотыгу, которую сам смастерил, и замахнулся ею на брата. Авель застыл, немой, как дерево, около которого стоял. И пролилась первая кровь на землю.

— Каин, Каин...

И тогда первый раз услышал Каин голос Бога. Это был страшный голос:

— Каин, где брат твой Авель?!

Каин задыхался. Снова ему заперло дыхание. Ему казалось, что он умирает. Тогда он собрал все свои силы, так что раздулся каждый мускул его тела, и глаза его, ставшие ледяными, сказали:

— Что я, сторож брату своему?

Господи, какой ледяной ветер! Какая буря! Все сорвалось с пазов и носилось на свободе, свободное от своего закона, свободное от своего стержня. — Все носилось, сталкивалось друг с другом, рвало друг друга. — Хаос. Он надвигался на душу, грозил поглотить ее. Душа металась из стороны в строну, почти совсем оторвавшись от Бога. Одна только тонкая ниточка связывала ее с Ним, тонкая ниточка не давала ей рассыпаться и смешаться с хаосом — боль. Как трудно держаться на этой ниточке и как страшно! Душа не хочет боли. Она хочет полной свободы. И — знает, что это смерть. Оторваться — значит не быть. Но почему быть так больно?! Почему?

— Каин, Каин!

— Замолкни, перестань меня мучить!

— Каин, Каин!

— Что ты хочешь от меня, Господи?! Я же убил не Тебя, а брата моего. Вот он лежит немой, как камень. Почему же Ты все время повторяешь Его последние слова?! Ну пощади меня, дай мне забыться, ведь его же нет, не-ет!

— Каин, Каин!..

— Пощади меня, Господи!

— Я? Я — тебя?! Разве это не ты должен пощадить Меня?! Ты, отсекший Мне руки и закрывший Мне глаза?! Ты, оставивший Меня в таком одиночестве?

— Тебя, Господи?!

Забыться, забыться!! Загородиться стеной, чтобы не слышать. Я человек. У меня есть ум и руки. Я смогу воздвигать стены, построю города, крепости. Мне не нужны Твои милости, я сам стану творить. Я создам дома и машины, я зажгу солнца! О, я буду все время занят. Я не оставлю ни минуты для Тебя. Ты не войдешь ко мне. Я забуду Твой страшный голос.

— Каин, Ка-ин!

Скорей, скорей! Я займу всю землю, я буду работать, работать. Я построю башню до неба, я вытесню Тебя с неба!

— Ка-...и...

*