Область применения и нормативные ссылки 10 страница

Впервые мы совершили набег на чужую страну спустя несколько недель пребывания во Франции. Мы отправились в Ниццу в гости к Дугласам, но по дороге назад, вместо того чтобы поехать домой, проехали немного вперед и через двадцать минут прибыли в Италию.

Стоит пересечь границу, как оказываешься в абсолютно другом мире. Французы высаживают деревья и растения ровными, упорядоченными секциями, в ряд. Их виноградники превосходно организованы и всегда подстрижены. В Италии понятия четкости и порядка как такового не существует. Создается впечатление, что клумбами занимается исключительно Фостер Брукс.

[26]Пять минут езды от французской границы, а сыр и овощи абсолютно другие, как, впрочем, и стиль жизни.

Знакомые из Голта стали считать нас ненормальными, узнав, что мы время от времени обедаем в Италии, а выходные любим проводить в Барселоне. Тогда мы рассказали, что в Америке можно три дня ехать вперед, но так и останешься в своей стране. А если выехать из Голта и три дня ехать куда глаза глядят, то можно оказаться в совершенно новом и незнакомом мире. Вот почему мы периодически обедали в приграничном городке Вентимилье в ресторане на воде «Каравелла» или в «Кунео», прямо в городе, рядом с рынком, где Нортон отказался есть рыбу. Хозяева заведения «Кунео», Беродо и Фигли, очень любили Нортона. Уже к концу первого посещения стало понятно: Нортон может бродить по всем залам как полноправный хозяин. Не знаю, по каким соображениям животные выбирают себе место, но признаю, что выбор всегда делается с умом. Например, в «Кунео» Нортон любил сидеть и есть под большим резным деревянным буфетом, пока мы допивали кьянти.

После первой вылазки в Италию дома в Голте нас ждал сюрприз. Уехав из Вентимильи практически сразу после обеда, примерно в три тридцать, к шести мы добрались до Голта. Въехав в город, мы увидели около двухсот пятидесяти человек (четверть населения), марширующих по улице к Центру досуга и творчества (где проводились и политические дискуссии, и турниры по бинго). Шествие возглавляли двадцать человек, одетые, как Ричард Бартон в конце фильма «Беккет». На марширующих были красные и зеленые длинные платья и остроконечные шапки. Наряд дополняли знаки отличия и предметы, напоминавшие церковную утварь. Более того, люди останавливались через каждые три-четыре метра и дудели в длинные деревянные трубы. Звук сопровождался дружными возгласами горожан.

Естественно, мы поспешили припарковаться и присоединиться к шествию. Любопытно было узнать, что будет дальше. Я подумал, что команда Голта победила во французской версии «Уорлд сериес» или народ праздновал день рождения Бриджит Бардо — уверен, что во Франции это государственный праздник. Оказалось, я ошибался. Ребята в красных и зеленых одеяниях были из братства виноделов, а церковная утварь при более тщательном рассмотрении оказалась маленькими серебряными кубками для вина. Мы приняли участие в ежегодном параде в честь молодого вина. Люди не просто маршировали по улицам, они собирали всех желающих и приглашали их в Центр досуга и творчества отведать молодое красное, белое и розовое вино. Мы с удовольствием стали желающими, дегустировали вино, пожимали руки ребятам, несколько глупо выглядевшим в странных костюмах. Кстати, в параде принимали участие даже женщины — очередная возможность продемонстрировать, насколько современны взгляды у французов. Потом мы уехали домой, озадаченные вопросом, будет ли шествие повторяться всякий раз, как мы соберемся в Италию.

Парад больше не устраивали, а мы продолжили путешествовать по соседней стране.

Из Лос-Анджелеса приехала моя мама. Мы не раздумывая решили взять несколько выходных и съездить в Тоскану. С трудом верилось, что Тоскана находится всего в пяти часах езды от Голта. Поездка похожа на путешествие из Нью-Йорка в Бостон, только по приезде нет необходимости выслушивать и жалеть фанатов баскетбольной команды «Ред сокс».

Сначала мы остановились в Леванто, провинция Лигурия, в отеле «Стелла марис» (жена Роджера, да, я именно так и сказал, а Дженис ущипнула меня за руку). Это был обычный домашний отель типа «ночлег и завтрак», староватый, но достаточно уютный, всего в квартале от пляжа, что особенно удобно в сезон. В комнатах огромные старинные окна, а хозяева общаются с постояльцами, как с членами семьи. До Нортона ни один кот не останавливался в отеле, и первое время владельцы не знали, как угодить животному. Они постоянно стучали в дверь, предлагая молоко, или просто справлялись о самочувствии моего друга.

Кстати, найти отель оказалось не просто. Бесцельно проездив несколько минут, мы решили узнать в кафе, как проехать до «Стеллы марис». В заведении было много итальянцев, они стояли у стойки, разговаривали, пили пиво и анисовый ликер. На нас с Нортоном завсегдатаи посмотрели как на пришельцев. Кстати, не из-за кота, а из-за моего вопроса, как проехать на виа Маркони. Какой-то седовласый мужчина подошел ко мне и спросил:

— Виа Маркони?

— Да, да, — ответил я.

Окружающие рассмеялись. Я подумал, что такое бурное веселье вызвало мое произношение, но хохот прекратился, когда посетители попытались объяснить маршрут. В какой-то момент эмоционального повествования седой мужчина взял меня под руку, положил руку Нортону на голову и потащил нас от бара к машине. Синьор подвинул Дженис, сел в салон и начал командным голосом давать инструкции, которые мы периодически неправильно интерпретировали: «Ехать!», «Направо!» и «Налево!» Через пятнадцать минут он произнес что-то вроде: «Стоять!» — выскочил из машины и исчез за углом. Мы оказались перед отелем «Стелла марис».

На второй день мы отправились в удивительный город Лукку, где остановились в не менее удивительном отеле (настоящем замке) «Вилла Сен-Мишель». Замок построен в четырнадцатом веке, достроен в семнадцатом. Дом отреставрировал владелец по имени Джузеппе — итальянский ловелас за пятьдесят.

Целый день мы гуляли по Лукке. Впечатления невозможно описать словами. Прожив несколько месяцев в маленьком и достаточно простом Голте, мы с удивлением обнаружили, насколько сложной и изысканной оказалась итальянская версия Люберона. Кокетливый фартук — самая шикарная вещь, которую можно купить на рынке Лиль-сюр-ла-Сорга, а в Лукке целая галерея магазинов дизайнерской одежды. Казалось, даже Нортон немного оживился, проведя целый день среди изысканной публики.

Во время обеда в очередном превосходном ресторане «Букадисанантонио» Нортону сделали изысканный комплимент. Пока мы вчетвером охали и ахали, уплетая пасту и жареного цыпленка, я заметил одного посетителя, пристально смотревшего на кота. Нортон, как всегда, сидел на отдельном стуле, ел и размышлял о чем-то своем. Я улыбнулся, мужчина не прореагировал и продолжил наблюдать за Нортоном. Наконец, расплатившись по счету, они с женой направились к выходу. Неожиданно мужчина остановился и подошел к нашему столу. Он сказал что-то по-итальянски, я дал понять, что не понимаю, тогда он спросил, говорю ли я по-французски. Я кивнул, и мужчина торжественно произнес: «Месье, ваш кот очень мудрый». «Да, — согласился я, — мне уже об этом говорили. Спасибо!» С чувством выполненного долга мужчина повернулся и вышел из ресторана.

Обойдя всю Лукку пешком, мы еле доползли до гостиницы, к тому времени Нортон уже тихо посапывал в сумке. В холле нас встретил дружелюбный хозяин, отдал ключ от номера и поинтересовался, как прошел день. Пока мы с трудом поднимались по лестнице, он спросил: «Хотите есть?» Не знаю, что побудило владельца задать этот вопрос. Возможно, изо рта у меня торчали засохшие макароны, а может быть, мы выглядели очень измученными и голодными.

В любом случае глаза мужчины загорелись после утвердительного ответа. Кстати, я ему рассказал, что моя мама прекрасно готовит и пишет поваренные книги в США.

Наш новый друг воодушевился. «Куда вы идете сегодня ужинать?» — спросил он. Когда я назвал место, владелец гостиницы покачал головой и произнес: «Нет, нет, нет. — Затем помолчал и добавил: — Вам нравятся трюфели?»

Мы переглянулись, пожали плечами и сказали: «Конечно». Кстати, разговор проходил с некоторыми трудностями, наш друг ни слова не знал по-английски, но мы нашли компромисс, воспользовавшись варварской версией французского. «Я вам помогу», — сказал хозяин и направился к телефону, подождал несколько минут, быстро проговорил что-то по-итальянски и повесил трубку. Повернувшись к нам, он объявил: «Я позвонил в лучший местный ресторан, сказал, что к ним на ужин придет известный шеф-повар, и они обещали приготовить для вас шедевр». Затем он настоял, чтобы мы спустились из номера за час до ужина поесть сыра и выпить вина.

Вздремнув, мы спустились в холл и встретили патрона. Джузеппе отвел нас в собственный бар, гостиничный погребок, и налил в качестве аперитива ледяного белого местного вина. Боясь, что мы не наедимся в ресторане, куда он нас отправлял, хозяин отрезал нам несколько кусков свежего пармезана и домашней колбасы (Нортону она особенно понравилась).

Хозяин гостиницы был мужчиной со светлыми редеющими волосами, носил очки в толстой черной оправе и черную водолазку и выглядел, как рабочий с грубыми и сильными руками, что особенно ощущалось при дружеском похлопывании по спине (привычка Джузеппе) или рукопожатии. Он был очень энергичным, полным жизни и страсти (кажется, Джузеппе даже заглядывался на мою любимую старенькую мамочку). Синьор очень любил поговорить, даже поведал нам историю своей жизни. Он мог говорить по-французски, потому что выучил язык в школе. Учитель французского дала ему адрес одной девушки в Париже, графини. Они стали переписываться (предположительно в целях языковой практики), полюбили друг в друга, и восемнадцать лет Джузеппе жил между Римом и Парижем. Не знаю, что случилось по прошествии восемнадцати лет, в этой части повествования я стал думать о прелести сыра и собрал все силы, чтобы съесть как можно больше пармезана до отъезда в ресторан. Некоторое время назад Джузеппе держал современный отель на острове Эльбе, но потом решил переехать в Тоскану, где за три с половиной года отреставрировал «Сен-Мишель». Отель открылся за несколько месяцев до нашего приезда.

Когда мы прикончили бутылку вина, за которую Джузеппе отказался брать деньги, настало время ехать на экстравагантный ужин с трюфелями. Ресторан превзошел все ожидания.

Ресторан «Сольферино» недалеко от Лукки нельзя назвать изысканным. Как раз наоборот. Это таверна, принадлежащая одной семье, разделенная на семь или восемь залов. В баре толпились люди, что характерно для многих итальянских заведений. Местные жители играли в карты и постоянно спорили друг с другом. Но нас действительно ждал самый лучший ужин в моей жизни.

Никто в ресторане не знал ни слова по-английски и, кстати, ни слова по-французски. Мы оказались беззащитными пленниками. Один из официантов узнал в нас американцев, о которых ему сообщили, поэтому он провел нас к столу и начал подавать еду. Поскольку наш друг в отеле сообщил, что мы любим трюфели, нам подали именно их. Первым блюдом стала тонко нарезанная сырая говядина, покрытая шинкованными трюфелями в оливковом масле. Затем подали пасту — равиоли с трюфелями, — покрытую сверху кремом из трюфелей. После нам предложили попробовать еще одну пасту — ньокки в трюфельном соусе с красным перцем, и еще одну пасту — равиоли, фаршированные жареным фазаном и, как вы догадались, трюфелями.

Перед поездкой в ресторан Дженис настояла на оплате ужина, поскольку до настоящего момента ей не разрешали ни за что рассчитываться. Мы с мамой согласились держаться подальше от чека, Нортон никогда не берет счет, поэтому мы решили с ним этот вопрос не обсуждать. Однако в определенный момент ужина, поняв, что нам подадут еще несколько блюд, я осознал, что, принимая во внимание все количество съеденных трюфелей, ужин будет стоить несколько миллионов долларов (или в пересчете на лиры — несколько триллионов). Тем не менее мы не могли остановиться. Затем нам подали цесарку, зажаренную с трюфелями (блюдо мне особенно понравилось), и, вы не поверите, даже принесли маленький бифштекс, покрытый трюфелями и натертым свежим пармезаном. Тогда я подумал, что вот-вот лопну.

Даже Нортону было достаточно. Уставший после долгой экскурсии по Лукке, кот решил спрыгнуть со своего стула и полежать немного у меня на коленях. Нортон посчитал, что вполне заслужил мягкое колено и ласку в ожидании десерта.

Рядом с нашим столиком сидел мужчина. У него был громкий, сильный голос, звучавший так, словно Лука Брази вытянул свои голосовые связки вилкой. Он постоянно показывал на Нортона, стучал по столу, очень громко смеялся и кричал на весь ресторан: «Кот! Это невероятно!» Так продолжалось несколько часов.

Невероятный кот спал у меня на коленях. Официант принес виноград в шоколаде и три пирожных с заварным кремом, в которые были воткнуты американские флаги. Наконец, когда мы закончили объедаться, появился сам владелец ресторана. Он сел рядом и постарался начать разговор, но языковой барьер очень мешал. Услышав, что моя мама в Лос-Анджелесе работает со знаменитым поваром, хозяин вскочил, побежал в другой зал и вернулся с альбомом газетных вырезок. Рассматривая вырезки и фотографии, мы поняли: многие повара, с которыми дружила мама, учились у этого человека. Мама увидела фотографии своих друзей-поваров из Лос-Анджелеса в обнимку с господином Трюфелем. Нет необходимости говорить, как все были удивлены и воодушевлены. Мы стали громко говорить и махать руками, хотя совершенно не понимали друг друга. Когда мы просмотрели вырезки и статьи, хозяин ресторана показал нам кухню и остальные залы, а затем представил своей маме, которой было восемьдесят три года, но она все еще работала. В тот вечер синьора готовила все блюда, и так шесть вечеров в неделю. Оказалось, ресторан был основан ее отцом шестьдесят лет назад.

Принесли счет, который оказался до смешного маленьким, особенно после моего ехидного замечания. Хозяин ресторана взял с нас сущие копейки, трюфели были предоставлены практически бесплатно, плюс в качестве презента нам преподнесли бутылку граппы. Даже для нас это был перебор. Мы объяснили, что больше не в состоянии есть и пить, поэтому хозяин ресторана и по совместительству наш новый друг завернул бутылку и приказал отвезти ее во Францию, что мы и сделали.

Уезжая из ресторана, мы обнимались и целовались с мамой хозяина и со всеми, кто попадался на дороге. Нортон ожил, его тоже интенсивно гладили и чесали. Хозяин сказал, что всегда рад видеть нашу компанию в своем заведении.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

КОТ НА СИЦИЛИИ (И В ДРУГИХ МЕСТАХ)

Больше всего на свете Дженис в отличие от меня хотела путешествовать, пока находится в столь длительном отпуске. Предоставленный сам себе, я был бы счастлив остаться в Голте и прожить в городке до самого отъезда. Дженис, напротив, мечтала увидеть и посетить как можно больше мест.

Несмотря на радикально противоположные взгляды, мы смогли найти компромисс и решили, что будем ездить и осматривать достопримечательности, пока я не начну жаловаться и ныть. Как только это произойдет, мы вернемся в Голт или найдем хороший, спокойный пляж, где пиком активности будет поворот со спины на живот.

Итак, некоторое время мы путешествовали. Нортон всегда был рядом. У нас с маленьким другом не было выбора.

Я давно мечтал примерить на себя образ отчаянного лыжника. Не могу сказать, что катаюсь превосходно, но довольно сносно спускаюсь с небольших гор, без увечий. Мне очень нравится этот вид спорта, и я готов поработать над техникой. Идея съехать с крутого спуска на лыжах приводит меня в восторг, хотя я прекрасно понимаю, что попытка осуществить мечту закончится пребыванием в швейцарском отделении «скорой помощи», а я буду выглядеть, как Борис Карлофф в фильме «Мумия».

Нортон участвовал в лыжном кроссе в Вермонте. Признаюсь, кот большую часть времени провел у меня на плече, хотя немного побегал вокруг кустов, идя по следу спортсменов. Я понял, что не прочь посмотреть Альпы, поэтому выходные мы решили провести в горах.

Замечу, развлечения Дженис исключают лыжи. В действительности любые развлечения моей девушки исключают мероприятия, во время которых вы можете переломать себе кости, ободрать кожу или вообще увидеть собственную кровь. Но даже она была очарована местечком Экс-ле-Бен на французской стороне гор.

Отсутствие снега в городе обнадежило Дженис. Я заметил, что катание на лыжах и, соответственно, снег имеют место несколькими милями выше. Мы собирались пробыть в Экс-ле-Бене два дня, но большую часть времени провести на спусках.

В этой части рассказа хотел бы прерваться и преподать бесплатный урок каждому читателю: ни при каких обстоятельствах не учите свою партнершу (жену) кататься на лыжах. Это еще хуже (намного хуже), чем учить ее ездить на машине с механической коробкой передач!

Думаю, достаточно сказать, что за первые три минуты урока Дженис упала четырнадцать раз. Больше всего падений пришлось на территорию перед заведением, где мы взяли напрокат снаряжение. Она так и не дошла до спуска для новичков. Через несколько секунд после очередного единения с землей Дженис сняла лыжи и пошла в теплый ресторан определяться, что ненавидит больше: лыжи или меня.

Даже Нортон меня покинул. Он был не в настроении веселиться на снегу, поэтому присоединился к Дженис, чтобы попить кошачьего аналога горячего алкогольного напитка.

Когда время аренды лыжного снаряжения истекло, я, к счастью, увидел согревшихся и расслабленных Дженис и Нортона. Они предпочли раклетт ссорам и перебранкам. Раклетт — важная составляющая любой поездки в Альпы. Это разновидность сыра, который продается большим брикетом. Когда раклетт подают в горах, его помещают в специальную печь, где сыр постепенно плавится слой за слоем. Пока раклетт тает, люди, используя все ингредиенты под рукой, начиная с хлеба, лука, корнишонов и заканчивая крошечным печеным картофелем, вычерпывают расплавленный сыр и едят его. Добавьте к трапезе хорошее пиво или холодное белое вино, потрясающий вид заснеженных Альп, и вы получите незабываемое впечатление от обеда.

Нортон был вполне доволен своим первым опытом с раклеттом. Коту также понравился владелец ресторана — мужчина постоянно заманивал моего друга на кухню. Каждые несколько минут мы слышали «кис-кис», видели хозяина через небольшое отверстие кухонной двери, откуда он знаками звал кота. Нортон спрыгивал со стула, исчезал на несколько минут, а потом возвращался, довольно облизываясь.

Когда год пребывания за границей подошел к концу, книга «Необыкновенный кот и его обычный хозяин: история любви» начала появляться на прилавках магазинов. Издатели со всего света приглашали Нортона в гости для знакомства с читателями.

Нортон не мог поехать в Англию, потому что в стране был ужасный шестимесячный карантин для животных. Но британцы по крайней мере знают английский язык и понимают большинство ссылок и сносок в повествовании. А у японского переводчика возникли небольшие проблемы.

Мы были в Голте, когда я получил письмо из Японии:

Уважаемый господин Гитерс!

Мне выпала честь переводить книгу. Не могу поверить, что у Вас живет такой поразительный кот Нортон. Я всегда любила собак, а кошек боялась с детства, но Ваша книга изменила мое отношение. Теперь я могу подойти к кошке, почесать ее (его) шейку. Я с удивлением обнаружила, насколько красивы и элегантны эти животные.

В процессе перевода рассказа о Нортоне на японский язык я прочитала много фраз и встретила много имен собственных, смысл которых не могу понять. Буду признательна, если вы ответите на следующие вопросы…

Затем следовал список непонятного. Ознакомившись с вопросами, я удивился, как могла понравиться книга, неужели переводчик поняла смысл. В конце концов я начал сомневаться в собственной вменяемости и чувстве юмора.

«Первый вопрос: Эрик — ваш старший брат или младший? Мне необходимо знать, поскольку в Японии существует два разных слова для определения старшего и младшего брата». Слава Богу, что я решил выучить французский, а не японский. «Следующий вопрос. Что такое татин, перевернутый яблочный пирог? Как произносится это слово?» Я снова почувствовал себя счастливчиком, поскольку жил во Франции, а не в Японии. Далее по списку: «Страница двадцать — Билли Дэвис, Уилли Уилсон, Уилли Мейс. Кто эти люди? Пожалуйста, объясните. Страница двадцать. Кто такой Роджер Доджер Стобах? Доджер — это прозвище? Кто такой великий вознесенный чародей? Поясните смысл слова „жратва“? Еда для кошек? Кто такой Тэд Банди? „Севен Сантини бразерс“? Джон Готти? Это реальный или придуманный персонаж? Кто такие самцы? Почему они воняют? Пожалуйста, объясните. Что продается в магазине „Виктория сикрет“? Расскажите о музее „Либерас“ в Лас-Вегасе. Я не понимаю выражение: „Личный ад Джека Ла Ланна“. Кто такой Джек Ла Ланн?» Могу продолжить, но, думаю, общий смысл понятен. Интересно, была ли когда-нибудь опубликована хоть одна книга со ссылками на Уилли Мейса, Тэда Банди, «Севен Сантини бразерс», слово «жратва», «Викторию сикрет»? Скорее всего нет, что, может, и к лучшему.

[27]

Голландцы столкнулись с некоторыми проблемами. Они тоже не понимали, зачем я упоминаю великого вознесенного чародея — естественно, в повествовании я ссылался на свой любимый фильм «Месячник», благодаря которому, кстати, Нортон получил имя, не знали Лауру Петри из шоу Дика Ван Дайка и Оскара-подхалима из «Улицы Сезам». Тем не менее жители Голландии слышали об Уилли Мейсе, что несколько подняло мне настроение. К счастью, я никогда не получал писем от итальянских, немецких или шведских переводчиков. Думаю, граждане этих стран смотрят фильмы студии «Сантини» и заказывают продукцию фирмы «Виктория сикрет».

Накануне выхода книги нас пригласили в Голландию. Несколько лет назад мы с Нортоном приезжали в Амстердам вместе с Полански. Тогда кот умудрился очаровать всех и каждого. В этот раз мой друг снова взялся за старое.

В день нашего приезда издатель, милая женщина по имени Ханка Леппинк, директор компании «Луитинг Сиитхофф» (не переживайте, я тоже не в состоянии произнести название), устроила настоящий праздник в зале заседаний. Сотрудники издательства пришли познакомиться со мной и пожать лапу коту, который побывал в Париже. Мы пили шампанское, ели голландские деликатесы, а звезда вечеринки, вислоухий шотландец, сидел в центре комнаты и смаковал специально для него приготовленную селедку, время от времени принимая поглаживания и почесывания от поклонников.

После праздника Ханка с коллегами отвезли Дженис, меня и Нортона в ресторан на ужин.

Нортон, съевший достаточно много сырой селедки, практически не притронулся к индонезийскому рисовому столу, но вечер пришелся коту по душе.

Следующие два прошли в фотосессиях, интервью голландским, бельгийским газетам и журналам. Местные журналисты напоминали американских коллег. Однако наши представители средств массовой информации никогда не задавали один-единственный вопрос, который каждый уважающий себя голландский журналист считал долгом задать. Другими словами, репортеров очень интересовало, что я буду делать, когда Нортон умрет.

Сначала я онемел от вопроса и самой темы, потом начал запинаться, заикаться и нести чушь. На третий или четвертый раз, несмотря на внутреннюю готовность, я так и не смог ответить ничего вразумительного и правдоподобного. Я решил говорить то, что чувствую. В любом случае уход Нортона предстоит пережить, но единожды, и сейчас не время думать об этом, тем более не время начинать переживать. Вполне возможно, мой друг проживет еще по меньшей мере лет десять. Кто знает, что произойдет через десять лет? Может быть, меня уже не будет на земле.

Я не могу думать о смерти Нортона. Знаю, это случается с лучшими. На своем веку я переживал смерть самых близких и любимых людей. Однако с котом все по-другому. Думаю, вполне возможно это объяснить отсутствием вербального общения, формального единого языка, на котором мы можем выразить любовь или сожаление. Когда ваш старенький отец или мать умирает, достаточно сказать (если, конечно, вы не британец): «Я люблю тебя», — и вы намного легче переносите утрату и боль расставания. Возможно, словесное общение смягчает вину и горе, возможно, это просто один из способов выразить чувства.

С животными все по-другому. В общении с ними слова утрачивают смысл, действие — вот что принимается в расчет. Несмотря на выбранную профессию, именно такой подход мне импонирует. Я не очень верю словам, поскольку ими легко манипулировать. В этом смысле животному тяжело сообщить о горе и страдании и, соответственно, гораздо труднее его пережить, смириться и принять.

Данным монологом я хотел сказать, что после ужасных вопросов голландцев стал с большими заботой и вниманием относиться к Нортону. Когда наступит время расстаться навсегда, я должен быть уверен: Нортон знает, что он для меня значит. Я не смогу признаться ему в любви, но могу это показать и доказать.

Наше непродолжительное пребывание в Амстердаме ознаменовалось несколькими событиями. Может быть, я стал двигателем культурного прогресса, а возможно, таковым было стечение обстоятельств, но пока мы рекламировали книгу, на голландском телевидении показали «Месячник». В анонсах под заголовком «После семи вечера» в программе третьего нидерландского канала было кое-что написано про фильм. Не берусь утверждать правильность перевода, но в рекламе говорилось о том, что это комедийный американский сериал 1955 года о двух супружеских парах: Ральфе Крамдене (водителе автобуса) и Алисе и их соседях Эдде и Трикси Нортон. Между более-менее понятными словами стояли непереводимые определения и фразы, которые, я искренне надеюсь, отражали суть моего любимого фильма.

Впервые я оказался в Амстердаме двадцать лет назад. Поездка запомнилась гашишем, употребление которого было разрешено законом, и словом, раздражавшим меня на протяжении многих лет. Экскурсоводы, работающие на каналах, без устали повторяют его на четырех языках: английском, французском, немецком и голландском. В начале прогулки на лодке вы слышите ритмичный рассказ на английском языке с очень приятным акцентом. Город основали на берегу реки Амстел. На реке были построены плотины, поэтому появилось название «Амстел на дамбе». Соответственно: Амстел — Амстел на дамбе — Амстелдам — Амстердам. Как только рассказ на английском заканчивается, начинается история на четком немецком. Вы ничего не понимаете, пока экскурсовод не доходит до фразы: «Амстел — Амстел на дамбе — Амстелдам — Амстердам», затем наступает очередь французской версии, во время монолога можно понять несколько фраз, потом следует коронная рифма: «Амстел — Амстел на дамбе — Амстелдам — Амстердам». На очереди еще один рассказ на гортанном голландском и снова: «Амстел — Амстел на дамбе — Амстелдам — Амстердам». Поверьте, эта фраза — настоящий паразит. Прошло двадцать лет, но до сих пор, если кто-то заказывает светлое легкое пиво «Амстел», я повторяю: «Амстел — Амстелайт — Амстел лайт».

К счастью, я смог побороть себя и бросить привычку постоянно повторять эту рифму, но категорически отказался от прогулки по каналам с Нортоном и Дженис. Возможно, мне требуется помощь психиатра, но я не хочу снова бормотать про себя «Амстел — Амстел на дамбе — Амстелдам — Амстердам» в восьмидесятилетнем возрасте, когда буду жить в доме для престарелых владельцев котов.

В Амстердаме я еще раз побывал в доме, где жила Анна Франк, взяв с собой Дженис и Нортона. Когда мы шли по улице, моя девушка неожиданно упала, я помог ей встать, решив, что она просто поскользнулась или оступилась. Встав на ноги, Дженис запаниковала, обняла меня и заплакала. Я с удивлением спросил, в чем дело.

— Тебе не понять, — всхлипнула Дженис. — У меня вывих. Я падаю практически каждую неделю. Лодыжки очень слабые, и я с трудом передвигаюсь. Боже, как больно!

— Не плачь, — попытался я успокоить ее. — Это не самое страшное в жизни.

В ответ Дженис только сильнее засопела.

— Это самое страшное в жизни! Мне больно ходить. Я выгляжу как идиотка, потому что все время падаю! Что может быть хуже!

— Знаешь, — сказал я, обнимая Дженис и думая о месте, куда мы направлялись, — думаю, прятаться три года на чердаке, а потом быть убитой нацистами хуже.

Проблемы с лодыжками и жалобы прекратились. Мы медленно зашли в музей и вместе с послушным котом посетили место, где развернулась трагедия.

Возвращение домой прошло в полном молчании. Трудно говорить, когда находишься во власти того грустного дома. Дженис больше не жаловалась на лодыжки, и впервые за несколько месяцев Нортон не стал настойчиво мурлыкать, напоминая мне о времени приема пищи.

Последним большим путешествием в тот год стала поездка на Сицилию, куда я очень хотел отправиться, просмотрев по сорок раз «Крестный отец-1» и «Крестный отец-2». Сицилия — самое экзотическое, таинственное и роскошное место. Местная кухня была итальянской, но несколько лучше традиционной, поскольку практически во все блюда добавляли чеснок. Я не сомневался, что местные жители примут и полюбят Нортона. Он смотрел «Крестного отца» по меньшей мере столько же раз, сколько и я.

К сожалению, дорога превратилась в кошмар. Вообще сам процесс переезда с места на место с котом достаточно сложен. Если вылет задерживается, человек может скоротать время в баре, пойти в туалет, заняться прочими делами. Кот с трудом переживает многочасовое ожидание. Я всегда пытаюсь держать ситуацию под контролем, разрешаю Нортону пользоваться туалетом в любое время, бродить до тех пор, пока служащие аэропорта не попросят посадить кота в сумку. Конечно, мой друг — опытный путешественник, поэтому редко паникует. Но держать кота без туалета несколько часов нечестно (даже его терпение может иссякнуть). Я всегда стараюсь сделать поездку для Нортона максимально комфортной, но время от времени возникают определенные трудности.