дня спустя. Больница Georgetown Memorial, Вашингтон, округ Колумбия. 17:47

Библиотека, созданная при помощи Visual Basic.NET, будет работать с любым.NET-совместимым языком программирования (таким как Visual C++.NET или С#).

дня спустя. Больница Georgetown Memorial, Вашингтон, округ Колумбия. 17:47.

Хьюс натянул кожаную куртку и, подняв воротник, вышел к служебной лестнице. Погода на улице оставляла желать лучшего – после зарядивших дождей солнце совершенно не желало выходить на американские горизонты… сегодня вот привезли нескольких стариков с пневмонией… да что там говорить, в такую мерзкую пору самому можно подхватить заразу! Хотя это забота терапевтов… Кто-то читал прошлогодний сборник советов по медицине – либо уехал на стажировку, либо ушёл, но пожелтевшую от времени книжку в контейнере для мусора оставил… А может, кто из пациентов принёс, чтобы по научному продемонстрировать, что он с собой натворил… Обычное дежурство закончилось, и он надеялся, что сможет добраться до дома – в пятницу не предвиделось таких осложнений, как было всю эту неделю… И дома постоянные загрузки – «ну хоть раз, хоть раз выключи автоответчик, не отзванивай своим вечно зовущим тебя коллегам! В выходной!..» Для него это требование было равносильно смерти. В прямом и переносном смысле… Открыв двери привычным жестом, он направился в помещение холла. К вечеру посетителей нисколько не убавилось, наоборот – в ночное время суток город начинал другую жизнь, гораздо более опасную и травмирующую, чем дневную… Двое коллег возле расписания приветственно махнули ему, с тайной завистью глядя вслед – для них работа только лишь начиналась… Врач помотал головой, разминая затёкшую шею, сунул в рот таблетку от желудка – тот второй день болел, неужто мрачное настроение сказалось? – и посмотрел поверх голов прибывающих посетителей.

Лямка чёрного портфеля соскользнула с плеча – Дана поправила её, заглаживая лацкан жакета и оглядываясь. К лестнице было пробраться проще, а сегодня она не искала трудных путей, освободившись от дел, окруживших её – а потому уверенно шагнула туда. Вход был её прямой целью… Сзади раздался сухой смешок – реакция агента сработала быстро – женщина оглянулась, настороженно сводя брови к переносице… впрочем, они тут же разгладились.

- Доктор Хьюс?

Последний грубовато, но доброжелательно откликнулся.

- Верно угадали. – прищурившись, он проговорил. – Я вас давно что-то здесь не замечаю…

- Давно… образное слово. – она пожала плечами, убирая в портфель папку с бумагами. – Если быть точной, то моя нога здесь не ступала трое суток.

- С вашим темпераментом – тот ещё срок… - он усмехнулся, принимая стиль общения. – Что же вас заставило так задержаться?

- Дела, дела…

Хьюс сунул руки в карманы кожаной куртки, нащупывая там пачку открытых недели две назад сигарет – курить он бросил пять дней назад, и это премило испортило бы ему настроение, но сейчас разговор увлёк доктора. Он уже успел оценить разрядку коротких словесных пикировок с этой незаурядной собеседницей и, честно признаться, он был удивлён, не встретив её у постели друга на другой день после чудесного исцеления… И уж чего он совсем не ожидал, так это – лицезреть такой образ через столь короткий срок… Определение «деловой женщины» к агенту Скалли сейчас подходило полностью – серая водолазка, чёрные брюки и этого же цвета элегантный жакет – плащ она оставила в отделении администрации, он проследил; словно бы небрежно заглаженные назад рыжие локоны, светлая чёлка… спокойное выражение лица, чуть тронутого макияжем… Не ускользнуло от него и то, что она провела далеко не лёгкий день – ироничный тон и упрямая осанка говорила о том, что и у федералов жизнь шла не так гладко, как хотелось бы. Хьюс думал об этом, судя только по её характеру – видимо, он был упорным, и нередко противостоял здравому смыслу… именно за это его можно было ценить, потому что в нужный момент она всё-таки могла избавиться от образа библиотечной служащей и поступить по голосу сердца… он сам тому был свидетелем.

- Понимаю. Вы – к агенту Малдеру?..

Зелёные зрачки утвердительно сверкнули. Этот слабый огонёк он знал.

- Больше, слава Богу, не к кому…

Он рассмотрел шашки паркета на полу.

- Вы знаете, я в самом деле мог бы вас порадовать…

- Неужели?..

Через несколько минут Дана вновь шагала по сети бесчисленных коридоров, машинально отмечая, что они по запутанности не уступят размешённым в здании ФБР – но всё же следуя нужным путём. Она отыскала свой путь – и не собиралась с него сворачивать… Сообщённое доктором Хьюсом её действительно порадовало, хотя и несколько отвлекло от главной цели – она собиралась вновь посетить партнёра, и не хотела превратить эту встречу в заурядную… В последние дни Дана доверяла судьбе, открыв любовь к ней. Это чувство принесло ей успокоение – и его надо было держаться, ибо ничто так не укрепляет сломленный дух, как новая вера… Вера в любовь к судьбе. Мысль крутилась в голове, как заведённая… Прошедшие дни напоминали ей часы за работой – только работой, к которой она должна была приступить, наполненные шумом помех и гулом телефонных проводов. Метафора была странной, но именно так она и чувствовала – Малдера рядом не было, а она всё время ощущала его незримое присутствие за спиной, и молчаливое одобрение действий. Дело снова стояло во главе – и надо было следовать затуманенному свету истины, на всякий случай, впрочем, вытянув руки – чтобы не споткнуться в плотном белом тумане. Философия… Её сегодняшний день закончился в африканском посольстве Вашингтона – здание было расположено в одном из элитных районов города, но её «Шкода» с трудом смогла пробиться сквозь пробку в самом центре квартала. Девушка-биолог, Амина Нгебе, помогавшая ей в научных изысканиях, дозвонилась до штаба ФБР ещё утром – но Дана вознаградила её своим появлением только в начале четвёртого. У миловидной африканки было приготовлено несколько сюрпризов – во-первых, объявленный в розыск проводник Барнса бесследно исчез… Дана считала его розыски бесполезным делом, так как своими глазами видела масштабы тайны, которые скрывал в себе берег Слоновой Кости, а во-вторых… это «во-вторых» было предлогом её поездки к Малдеру. Дана чувствовала, что без надлежащих объяснений начальство её теперь в течение месяца не будет спускать с короткого поводка… Документации, отчёты, слушания и собрания… Ритм вошёл в свою колею. Дана необыкновенно быстро привыкла к нему, но состояние умиротворения теряло свои корни – и поэтому ей необходимо было вырваться к Малдеру, потому что она больше не могла выносить одиночество, пусть и подкреплённое его незримой поддержкой… Она не акцентировала внимания на своих эмоциях – время разобраться с ними теперь было, главное, обрести равновесие…

Шарики висели под ослепительно белым потолком, в углу, привязанные к тумбочке, и чуть покачивались на крепких нитках от малейшего колебания воздуха. Жалюзи опустили, и у него теперь была возможность наблюдать лишь за крохотным клочком серого неба, изредка приобретающим свою первоначальную голубизну, через стекло, в которое отчаянно стучали ветки растущего рядом с окном высокого каштана. Коричневые гладкие прутья не внушали особенного энтузиазма, но, по крайней мере, напоминали о жизни вокруг… той жизни, которая с завидным упорством его обходила. Звуки, разговоры, смех, музыка… всё было совсем, как тогда … всё проскальзывало мимо него, а Фокс будто стоял у приоткрытой двери, наблюдая за полоской света и не решаясь ступить за порог… Иногда появлялись медсёстры, врачи – их мелькание возле приборов, чуточку недовольные разговоры между собой и обнадёживающие новости для него – мужчина к этому полностью привык. Фокс знал, что его дела идут хорошо – просто необыкновенно, и приготовился ждать… время, оставшееся до выписки, было понятием столь расплывчатым, что нельзя было надеяться даже на хорошие новости. Врачи в чём-то были правы – немного выходя из-под действия лекарств, чувствуя остатки физической боли, почти ликвидированной, он ощущал некую внутреннюю борьбу в организме – после вещества, которым его снабдил Курильщик, воздействие артефакта стало гораздо слабее, но и его прервать было трудно… Да ещё приходилось воспринимать себя слабым, прикованным к постели и беспомощным. Сегодня разрешили садиться в кровати, видя его успехи на пути к выздоровлению… Артефакт помог ему постичь тайны мозга, открыл многие скрытые способности тела, но не имел возможности помочь в реальном мире… Чёрт возьми! Ладони с прикреплёнными сонарами сами сжимались в кулаки… в бессильной досаде на самого себя. Вспоминались плохо просматриваемые мысли Кричгау – «А как бы далеко пошёл сам Малдер?..» Или это были слова… когда он путал прошлое с будущим и реальностью, сложно было отличить произносимое и тщательно скрываемое. Но в этой реплике таились оба компонента… Сейчас Фоксу было стыдно за то, что он пошёл так далеко, и так многое нарушил – чуть было не сломал жизнь себе… захотел изменить ход судьбы, как всегда! Неужели не понимал, что тем самым разрывал все связи с настоящим, и без помощи мог бы совсем потеряться в великих тайнах, слишком огромных для одного человека? Захотелось желаемого – исполнения всех мечтаний, возвращения сестры, примирения с матерью, появления Фоули в его жизни? А что это дало? Что? Доказательство того, что он всё же оказался неисправимым неудачником, что артефакт может ничего не значить в плане физического спасения… Боже мой, что ему пришлось увидеть за прошедшее время! Смерть была близко, и отнюдь не считалась видением – тёмная фигура, маячащая в углу… взгляд в будущее, апокалипсис – ничто по сравнению с холодным ужасом, который он испытал при виде её! Фокс не был властен над своим телом, но и разум уже не желал оставаться в обычных рамках, и растворялся в вселенских просторах, таких же непостижимых и бескрайних… тёмно-синих, переливающих и мерцающих цветами… Неужели небытие такое? Ему обещали весь мир, а дали, как всегда, осколок… маленький кусочек того, что он должен был и хотел увидеть. Пока сверху ещё слышались тревожные голоса, а способность видеть всё уходила, просачивалась сквозь тонкую мембрану памяти и времени, он будто увидел всю свою жизнь – и был поражён контрастом между обещанным и выполняемым… Картины бежали перед внутренним взором, как кинокадры – в одном из своих «файлов», той засекреченной информацией, которая тоже оказалась толикой в космическом океане нераскрытого, он читал, что так описывали люди свой уход из жизни… А кому он мог быть нужен? Но действительность цеплялась за него с упорством, достойным… только одного человека, кого он действительно знал. Скалли!.. Фокс грустно улыбнулся. Скалли… Мир зазеркалья почему-то напоминал блеск её глаз – тоже глубоких и порой непонятных, но всё же знакомых, родных… Её поддержка была, как воздух. Как нить надежды для смертельно больного, о чём он уже неоднократно думал… С её помощью ему вернулась способностью самостоятельно, управляемо размышлять – ради этого стоило расстаться с прошлым, впервые не простить предательства – у него было много времени для оценки происходящего в реальности… счастье и наказание одновременно. Смогут ли они найти общий язык теперь? Простит ли она его за то, что он едва не разрушил в бездумном порыве их тесно сплетённые вместе жизни? Почему-то захотелось произнести её имя, именно имя, которым он так редко называл её, и оттого в нём таилось значение, могущее выразить его чувства, сумбурные и смешанные сейчас, нуждающиеся в понимании… Единственное, чего не мог дать артефакт – это духовного единения и физического здоровья. Последнее он лишь поправлял. А она сумела всё это дать… сумела…

Стук каблучков дробью прозвучал по полу коридора. Фокс от нечего делать приподнял голову, вслушиваясь в колебания неподвижного воздуха. Шаг… ещё шаг… ещё… Служащие так не ходили – его память чётко фиксировала все факты пребывания здесь, как заново открытый лист – и по мере приближения звука на бледном худом лице появлялась слабая улыбка – для него близкие шаги означали всё равно, что дверь сейчас распахнётся, и он снова услышит: «Малдер, это я…»

Мягкий свет лампы сразу дал усталым глазам привыкнуть к своему спектру. Знакомое помещение палаты, запомнившееся с первого пребывания, ничуть не изменилось – только цветок в керамической вазе на окне немного поник, предчувствуя приход сумерек… Её здесь тоже ждали – это она поняла по внимательному взгляду карих глаз, вполне осознанному и так долго не виденному, направленному на неё… Мысли мгновенно исчезли из головы, как и три дня назад – нет, положительно, разговор с этим человеком никогда нельзя было выстроить по плану, он всё делал по-своему… Её лицо просветлело.

- Привет… - едва заметное волнение по старой памяти шевельнулось в груди. Она хотела взять стул, но Фокс жестом остановил её, приветственно протягивая руку и тихо позвав.

- Дана…

Знакомое созвучие собственного имени в такой интерпретации заставило женщину замереть на несколько долей секунд – от его взгляда это не ускользнуло. Она повторила про себя то, что он сказал – но ничего, кроме осознанного, нежного дружеского чувства, не нашла…

Фокс, едва увидев её на пороге, понял, что великолепная выдержка всё же взяла верх над глубокими чувствами, виденными им в первое их свидание. Видел ли он их? Или это было просто случайное проявление, милосердное выполнение грёз раненого человека?.. Но руки он не опустил.

Прохладные пальцы не сразу коснулись тыльной стороны его ладони – а затем незаметным движением провели по смуглым фалангам, будто удостоверяясь в его присутствии и объединяя руки друг с другом. Фокс вздохнул с облегчением – значит, он не ошибся в ней… и себе. Дана села на краешек постели, по привычке наклоняя голову влево и рассматривая его. Улыбка скользнула в притворно иронично прищуренных глазах. Мягкая реплика прозвучала немного странно.

- Стоило вырваться с работы, чтобы застать эту сцену… Боже мой, как я рада тебя видеть – таким!..

Он помнит? Помнит?..

Обычная полуусмешка-полугримаса вернулась на его лицо. Он узнал близкого человека – и, не будь этого разговора, мог встревожиться. Вот они – чувства – в последних нескольких словах, коротких, но от этого не менее выразительных… Ему стало тепло и… необыкновенно успокоенно с этого момента. Она здесь. Снова здесь, а, значит, всё ещё может быть…

- Каким?

- Выздоравливаешь… - ответила она глаголом, пожимая его ладонь и рассматривая прикреплённый прозрачным проводком датчик. Зрелище вызвало не самое приятное воспоминание – Фокс увидел, как еле заметное выражение боли скользнуло в её глазах. – Руки тёплые…

- Точное определение. – он попытался поймать свой обычный, чуть покровительственный тон, но эта робкая попытка была отметена одним, немного укоризненным взглядом. Она пришла не для обычного разговора – душа затаилась – а для чего тогда?..

- Я, между прочим, серьёзно… это хороший признак. – Дана будто опять увидела его неподвижную голову с ледяной испариной на висках, которую она вытирала, и мысленно вздрогнула. Всё, надо успокоиться… ведь она и правда пришла не за этим. А для чего? Только, чтобы поговорить?.. – Я видела твоих врачей…

- Узнаю знакомую манеру… - улыбнулся он. В карих зрачках мелькнул огонёк. – С кем ты говорила?

- С Хьюсом. – поймав его недоумённое выражение, она спохватилась и смущённо добавила. – А, я забыла… ты его не знаешь. Он… твой бывший доктор, так сказать… хирург, который… вытащил тебя.

- Тоже вытащил. – утвердительно кивнул он, глядя на неё. Дана исподлобья ответила на взгляд, но не попросила объяснить. Ей казалось, она понимала его интонации без слов… и это было пока необычно. – Ну, и что он тебе наговорил?

- То, чему я могу порадоваться, и увидеть подтверждение. – Дана помотала головой, выдыхая. – Даже он тебя одарил своей благосклонностью, хотя обычно не делает этого. Прогнозы у врачей хорошие… раны заживают необыкновенно быстро, они такого не видели…

- А ты этому, как всегда, не поверила? – ласково поддел Фокс. Она неожиданно притихше и серьёзно сказала, поглядев на свои руки.

- После того, что я видела, я вообще не склонна во что-либо верить, кроме как в судьбу и стечение обстоятельств…

Краска бросилась ему в лицо – из-за полутьмы и его бледности Дана этого не заметила. Фокс хотел было извиниться за слишком стёртые, обычные слова, но осёкся перед её знаком, будто угадавшим его искреннее стремление.

- Впрочем, я всё равно бы пришла – ведь не могу же я бросить на произвол результаты стольких твоих трудов… - она подняла глаза и прямо, но не в упор посмотрела на сидящего мужчину, облокотившегося на высоко взбитые подушки. Он добавил.

- И всё же извини… я тоже… рад тебя видеть. – с трудом закончил он. Дана медленно кивнула.

Понимаю… Боже мой, я могу снова тебя слышать… - она подумала, что если её эмоции отразятся на лице, то это и будет конец. Потому что в данный момент Дана испытывала радость в чистом виде – радость от его присутствия рядом, пусть и от неудачно начавшегося разговора… Она смотрела на него и не могла насмотреться, будто боясь, что его отнимут опять, безжалостно заставят уйти… а слова, выражающие творящееся в душе, никак не шли… Где же понимание? Где?.. Его лицо было почти непроницаемо – изредка проходил живой интерес, а потом снова прятался за каким-то заслоном – ей хотелось повторить фразу хирурга: сумасшествие… Почему она не могла нормально выразить своих переживаний – ведь так хотелось! Может быть, тогда бы и нашли они причину общего спокойствия, но сделать первый шаг…

На него решился он, нарушая затянувшееся молчание.

- Ну… а ты где была?

- Соскучился? – усмехнулась она, ставя портфель рядом.

- А если «да»? – откровенно ответил Фокс. Опять последовало секундное оцепенение, в котором она мысленно прикидывала, почему словесная пикировка, обычная для их стиля общения – где каждый выпад не более, чем милая шутка – больно задевает её сегодня.

- Что ж… - это хорошо. – Дана увидела шарики и чему-то сентиментально улыбнулась. Фокс запечатлел у себя и это выражения, думая, сможет ли он увидеть его ещё… Как всё-таки непредсказуема жизнь – даже он, видевший непостижимые глубины, не мог знать, куда заведёт их этот странный разговор, и от этого мучился…

- Я была везде, куда может успеть человек, неделю не занимавшийся рабочими делами, перессоривший три, по крайней мере, государства, и загруженный начальниками до дна.

- А что так? – он не без подлинного интереса проследил за её движением; Дана достала папку. Голос сел, и Фокс откашлялся… Она мгновенно подвинулась ближе, твёрдо взяв его за плечо. Едва оклемавшись, он услышал.

- Может быть, я всё-таки не стану тебе сейчас… передавать информацию? Ты же едва-едва оправился…

Он покачал головой в отрицательном знаке, слабо улыбаясь.

- Наконец-то, настоящая забота… Не обижайся. – на секунду его брови сошлись к переносице. – Но мне нужно знать…

Упрямый… совсем ведь себя не жалеешь…

- O’K. Я утром разбирала архивы в штабе ФБР, начатые по делу, которое пыталась… пытались прикрыть некоторые известные личности. Собственно говоря, и дело-то был заведено недавно, классифицировалось, как уголовное… после убийства Соломона Меркмаллена. Ты же его помнишь?.. – Дана посмотрела на партнёра, усаживаясь рядом и раскрывая папку. – Он был первой жертвой…

- Да. Он не захотел углубляться, и поэтому парню не повезло… - в его насмешке показались холодные нотки, и на секунду Дана почувствовала предательский укол страха – а что, если он изменился сильнее, чем она думает? Если артефакт оставил своё влияние… и тогда хрупкие отношения будут её самой маленькой проблемой? Но Фокс одобрительно кивнул, и она всё же продолжила, чувствуя, как при входе в привычное русло первоначальное напряжение исчезает из разговора… Боже мой, какая ирония – она сидит возле партнёра, подавив в себе желание вскочить от непередаваемого чувства счастья, и говорит ему о вещах – не тех, о которых хотела бы, а обычных, рутинных… раз для него это важно… Пока он был в нескольких сантиметрах, пока она могла чувствовать его взгляд сзади, направленный на бумаги (или нет?), она готова была ограбить ещё парочку архивов…

«Это уже похоже на любовь – ненависть…» почему-то подумал Фокс, стараясь даже не двигаться. Он не мог понять, зачем они подавляют сублимированные чувства – и подчинялся «правилам»… Тем более, то, о чём Дана говорила, в некоторой степени было важно. Кажется, впервые он испытывал неудобство от того, что больше не может заглядывать в чужие души… но эту он знал. По крайней мере, думал так. И сейчас обрадовался, когда смог достать её эмоции неожиданным замечанием про Меркмаллена, хотя вовсе и не собирался этого делать… А как здорово было снова оказаться рядом, иметь возможность заглядывать через плечо в документы… мужчина едва не рассмеялся, но боль в груди его остановила. Он поморщился и мельком взглянул на страницу, уже лежащую на поверхности белой простыни. Это был приказ о переведении дела Меркмаллена в другой отдел, по руководство… Дианы Фоули, якобы для придания ему грифа «секретности», потому что в деле были замешаны другие федеральные агенты… Его прошиб холодный пот, и Фокс мгновенно забыл про свои предыдущие намерения – сказать нечто ничего не значащее. Так вот, значит, зачем Фоули вообще приехала… в самом начале. Никакого дела не должно было быть. Она впуталась сюда только затем, чтобы прекратить расследование… может быть, знала о влиянии артефакта – по словам Курильщика… ничего себе! – и… все эти клятвенные заверения в любви – не более, чем грандиозный обман… Его в очередной раз провели! Но теперь, после порога смерти, Фокс многое понял… и от ненавязчивого присутствия другой женщины ему становилось только легче сейчас… Он переглотнул и несколько сдавленным голосом сказал, свободной рукой указывая на бумагу.

- Всё понятно… очень многое, во всяком случае. Что некоторые личности тут делали вообще… - выражение притворно сердитого недовольства проскользнуло в карих глазах. Дана не ответила на реплику, снова думая, как её классифицировать – как шутку или нет… наконец пришла к выводу и не стала отстраняться. После всего произошедшего она не испытывала особых чувств ненависти и более сильных чувств к агентше, с завидной методичностью мешавшей жизни Малдера – как личной, так и профессиональной. После столкновения в палате она вообще была спокойнее сфинкса, потому что по первоначальной реакции партнёра поняла, что ему не нужна помощь «старой знакомой». Не сомневалась, что для последней это будет большим ударом – но даже не испытывала обычного в таких случаях злорадства или торжества. Фоули получила по заслугам – Малдер очень не любил предателей… Но всё же эта женщина могла вывести из себя, когда начинала свою подпольную деятельность, пытаясь обвести Малдера вокруг пальца. А он… Дана вздохнула – был так неискушён в познании методов женского коварства, что, по сути, Фоули практиковала избиение беззащитных. Здесь приходилось идти напрямую… А не ревнуешь ли ты, подруга? – спросил внутренний голос, опять просыпаясь. Нет – могла бы ответить ему Дана – сейчас нет… Она низко наклонила голову, пытаясь скрыть усмешку.

- Ещё я побывала в африканском посольстве…

Он грустно усмехнулся, с трудом потирая давно не бритый подбородок. Женщина едва не удержалась от того, чтобы не сделать этот жест за него самой…

- С берега Слоновой Кости летят почтовые голуби?

- Можно и так сказать… - увернулась она. – Тебе сообщали об общей истории изучения найденного мною… целого варианта артефакта? – Дана запнулась, вспоминая кровавое, кипящее море, прочие изыски бунтующей природы, и подсчитывая, как это могло повлиять на его едва оправившийся мозг – Курильщик вполне мог загрузить его такого рода сведениями под завязку…

- Я знаю… - пробормотал Фокс. Он угадывал её ход мыслей теперь – но это его не удовлетворяло… Жалость в её сердце – вот что он видел. Жалость и мучения, прожитые ею за него, когда он был в почти бессознательном состоянии… Он знал, что случилось на том берегу. Астральные тела путешествовали бесшумно, как тени, не давая отдыха мозгу… И, чтобы не вызвать лишних беспокойств, поспешил добавить. – Сведения по устному телеграфу остатков правительства иногда движутся со скоростью света…

Она приняла его шутку, взглядом мягко укоряя за ложь – она видела его насквозь, но расспрашивать не стала… ещё одна причина, чтобы поблагодарить…

- Хорошо. Так вот – там произошло странное явление – тело проводника, предположительно, раненого доктором Барнсом и смертельно ранившим его самого…

- Смертельно?.. – его брови взлетели вверх. Дана отвела взгляд.

- Как мне сообщили, этот… - гнев блеснул короткой молнией в спокойных зелёных глазах. – человек скончался в тюремном госпитале во время операции… твоей операции. – нехотя добавила она. Фокс забыл про первоначальную фразу.

- Ты зря на него злишься… он прошёл полный круг, не выдержав его нагрузки…

- Какой круг? – как-то беспомощно спросила она, щурясь. Мужчина внезапно отвернулся, нахмурившись – перед ним снова в ряд прошло виденное – он воспринимал лишь их суть, не думая об обличии, но сейчас размытые рисунки тёмных фантазий показались ему слишком мрачными для того, чтобы быть открытыми ей – ей, и так настрадавшейся по его вине…

- Не важно. Так что там… с телом проводника?

- Всё довольно запутано… - тихо произнесла Дана, размышляя над его секундным молчанием и замкнутостью. – Дело в том, что никто не может сказать, кто раньше был ранен – проводник или Барнс… Судя по следам крови, оставшимся в моей бывшей палатке, она принадлежит бедному чернокожему… удар, возможно, пришёлся по крупной артерии, потому что кровопотеря большая… Тогда становится совершенно непонятным, как он смог ударить Барнса мачете, я уже не говорю о том, как смог скрыться. – она ловко обошла интересующую специалистов теорию появления Барнса в США, занесённую в документы. Покинутая ею земля таила загадки, в которые Дане вовсе не хотелось впутываться повторно… да и участникам этих событий – тоже. Она помнила таинственного шамана на дороге, и не могла больше списывать всё на натянутые, как струна, нервы. Сейчас-то она в порядке – а сцену в машине, увозящей её от проклятого берега, помнит так же отчётливо, как и присутствие сейчас подозрительно притихшего Малдера рядом…

Фокс закрыл глаза и откинулся на подушку, не имея возможности размять затёкшие мышцы спины. Мысли метались в плену головы, иногда больно натыкаясь о «стенки» – хотелось избавиться от них, но он не мог… Как он устал от одиночества в этих похождениях между космосом, небом и землёй… Как описать, кому поведать боль и горе феномена, которое так трудно понять? Близкому?.. Слишком жестоко и эгоистично… а самому переживать, замкнувшись… невыносимо, невыносимо! Он помотал головой… и вдруг почувствовал узкие ладони на своих плечах…

- Может быть, ты всё-таки расскажешь о том, что случилось? Что не даёт тебе толком успокоиться, а?..

Фокс вздрогнул – без всякой телепатической связи она нашла самые потаённые его мысли и боль без всяких усилий, просматривая его неосторожно открытую душу насквозь… Но он же не мог, не мог закрыться от неё совсем! Тем самым он бы нарушил всё… Он прикрыл лицо ладонью, сдерживая чуть подрагивающие пальцев. Прохлада её ладоней чувствовалась сквозь ткань больничной рубашки, такая знакомая и расслабляющая… Он прикусил губу, стараясь сохранить молчание – последний рубеж плотины отрицательных эмоций.

- Не стоит… лучше не надо.

- Боишься, не пойму?.. – полуулыбнулась она, откладывая бумаги в сторону и не отводя взгляда – Дана почувствовала, что её поддержка нужна, и сейчас точно так же отложила все свои сомнения… Фокс поморщился, как от боли.

- Ну при чём тут это?.. Скалли, ты всегда меня понимала…

Странно – фамилия выделилась из его речи больше, чем имя…

- Зачем тебе это всё? Только беспокойство усилится… а я и так уже чувствую себя последним человеком из-за того, что столько заставил тебя пережить…

Несмотря на гигантское напряжение, зелёные глаза просияли. Значит, он помнил о ней всё время, и она, может быть, немного, но помогла ему…

- Ещё более последним ты будешь себя чувствовать, если не расскажешь мне всего. Я же не успокоюсь…

Улыбка у него получилась жалобной, но искренней.

- Ты же в это не поверишь…

- Как знать. – она пожала плечами. – Не поверю, так хотя бы выслушаю…

Фокс благодарно наклонил взъерошенную голову. Карие глаза на секунду затуманились – в душе он молился Богу за то, что не пришлось пережигать остатки таинственного влияния в душе самому, а можно довериться кому-то… вернее, ей – единственному родному человеку, оставшемуся у него.

- Я всё время был один… - его голос был хрипловат и необычно ровен. Дана догадывалась, какие страдания скрывались за этим спокойствием, на какой грани он побывал, и чего ему это стоило… - Знаешь, в детстве мать мне говорила, что нехорошо слушать их с отцом разговоры под дверью кухни, затягивавшиеся за полночь… Она не могла предугадать, что детский страх вернётся через четверть века, когда я буду в такой дурацкой ситуации… Я ведь и её слышал тогда. – он переглотнул; кадык заходил вверх-вниз по шее. – Скажи… мама была здесь?

Зная, что скрывать что-либо бесполезно, Дана кивнула, твёрдо добавляя.

- Да.

- Я будто знал… - он горько усмехнулся. – Моё путешествие вначале казалось таким многообещающим и разнообразным… Почему мне надо было так мало, чтобы пойти неизвестно куда, за неизвестно кем, показавшим только микроскопическую часть всего… как металлическая пластинка Меркмаллена оказалась лишь малой частью того, что было у берега Слоновой Кости скрыто от глаз людей в течении миллионов лет…

Женщина затаила дыхание; её собственные слова звучали в набиравшем силу выражении горечи…

- Точно не могу сказать, что было самым странным во всём, что случилось – все приходили ко мне по очереди, и почти все не воспринимали меня, как личность… говорили о чём-то своём, будто не осознавая, что я слышу… и что этот слух – вовсе не волшебный дар. Он меня поймал в ловушку, только я слишком поздно всё понял, не послушавшись тебя… столько раз перебирал всё в памяти, вёл с собой дискуссии… Я был один, и вспомнил о значении единицы, которая тоже постоянно одинока. Дана, Дана, это страшно… - он вздохнул. В зовущем голосе ей почудились нотки отчаяния. Ему нужно было всё сказать – и во имя всех чувств, во их спасение, она должна была набраться сил, чтобы выслушать…

Глуховатый баритон изредка прерывался – тогда Фоксу приходилось некоторое время молчать, чтобы собраться с мыслями и облечь в слова то или иное событие, иногда казавшееся произведением мастера-фантаста – но никак не произошедшим. Причудливая нить повествования оплетала своими говорящими подробностями реальность, пронизывая ткань времён и судеб линиями, бывшими куда ярче лазерных лучей. Выдумка это или истина, всё это время бывшая под замком в глубине подсознания этого необыкновенного, сильного и мужественного мужчины? Дана видела столько всего, что не могла согласиться н с одним из этих пунктов, миря их в душе его присутствием. В его рассказе было смешано всё – и зловещий мир иллюзий, и личные воспоминания, глубоко отпечатавшиеся в его мозгу и сейчас, может быть, лишь усугубляющие стрессовую ситуацию… Мир небытия, по его рассказам, был завораживающей реальностью зазеркалья, отражающей мысли в такой концепции, которая никогда бы не открылась хозяину здесь… Но там он был очень мало, потому что потом шли описания «реальных» событий – и приходил черёд удивляться достоверности его описаний… Она была свидетельницей половины разговоров, о которых он говорил – но и сама не смогла бы дать более точную характеристику каждому из «персонажей»… ещё присовокупляя их мысли… Боже мой, настоящее безумие. Фокс и не прятал своего аналогичного мнения – он был просто разрываем противоречиями – «виденное» и сказанное, то, во что он верил и за что боролся, было грубо нарушено – неизвестно кем, и Дана отдала бы всё, чтобы узнать, кто поселил такую горечь в его душе… Фокс выкладывал всё, как она и просила – но женщина никогда ещё не слышала, чтобы кого-то одного заставили вынести подобное – и уже жалела о своей просьбе… но теперь было поздно. Он доверился ей. И этим можно было гордиться – что он, выстоявший и вынесший всё, сейчас находился рядом с ней… А затем он начал рассказывать про то, что произошло после его прихода в сознание (всё-таки при помощи Курильщика…), и поездки, предпринятой ими… Услышав имя Глубокой Глотки и мало помалу начиная смотреть на происходящее с его точки зрения, Дана поймала себя на том, что слушает партнёра, как захваченный сюжетом собеседник… но это правда было нечто потрясающее… Если… Да какое там если! События менял свою окраску от серьёзного до трагического… Чего стоит только демонстрация Курильщиком будущей жизни человека, сидящего сейчас перед ней с таким несчастным и проникновенным лицом, которого она никогда не видела… и, честное слово, не хотела больше видеть.

- Я клянусь тебе, я был уверен в достоверности… того, что видел. И если бы не пространства, через которые я проходил с лёгкостью мертвеца… а я и был мёртвым, не понимал, что делал… находился под действием сыворотки… не знаю, помогла она мне или просто сломала волю, как труса… Но я всё же увидел. Что будет… что было бы, если… я не сбежал тогда, и не попал под пулю Барнса… если бы воспринял ложь Курильщика. Вокруг не было никого… и внешне я был спокоен, а вообще хотелось кричать во всё горло, звать на помощь… Я смотрел на эту рутину, и убеждал сам себя – а что будет, если я сдамся? Фальшивая облегчённость, фальшивая сказка… подчинение судьбе. Я был марионеткой в руках… и был уже готов следовать требованием кукловода… - он ожесточённо дёрнул плечом и сжался от физической боли. – Не дай Бог, не дай Бог, если воздействие всё же осталось на ком-то… тогда он будет самым несчастным. Я видел многое, но богаче от этого не стал… наоборот, понял, что откровения – не всегда есть истина, и что истина сама по себе – не материальное понятие, а находится внутри каждого из нас… - Фокс посмотрел на неё, увидел серьёзное выражение сочувствия, заполнившее её глаза, и вдруг вздохнул, беря её ладонь в свою. – Но я смог понять… и знаешь, почему?

- Почему? – послушно спросила она.

- Из-за тебя.

- Что?.. – Дана выпрямилась. Его голос оказался столь сокровенно нежен, что ей показалось, что она ослышалась. Что такого не может быть. Но свет в глубине исстрадавшихся карих глаз говорил о другом…

- Да… из-за тебя. Я бы мог устроить скучную жизнь вдали от всех, в своём доме, в семье… с женщиной, которую никогда не любил и которая меня использовала… - его рука была почти горячей, и ощутимо дрожала. Дана не обратила на это внимания, вслушиваясь в его слова – в глубине души она ощутила такой же подъём, как… когда он открыл глаза и первый раз посмотрел на неё – это глубокое ощущение эмоций не давало ей покоя… Она чувствовала, что сейчас… сейчас тоже придёт откровение, и не знала, как его принять… можно ли довериться к судьбе…

- Я вспомнил, когда не испытывал одиночества. Почти семь лет… последние семь лет моей жизни, от которых я был не против отказаться в начале, показались мне раем, потому что в их течение я был не одинок – с тобой… И я не смог поддаться. Ты показала мне, как надо поступать с судьбой – её влиянию можно отдаться безвольно, а можно любить её, но не терять нити надежды и своей силы… Человек никогда не может быть сильным поодиночке. И поэтому… потом, в другом уже… кромешном аду… - он переглотнул, торопясь сказать. – я много думал и понял, что не имею права… что не должен уходить. Только ты была рядом со мной, только ты охраняла меня… и я не мог. Я ломался, но не мог… Даже когда мой мир рухнул, и я думал, что умру, ты осталась… не ушла. Ты – мой талисман…

Карие глаза блестели. Дане казалось, что она видит эмоции, идущие по ним, этим каналам, через край – но не стала препятствовать им… Впервые она видела такое откровение, исходящее от него. И это ошеломляло… настолько перекликалось с её собственными мыслями… Вот оно, самое главное открытие. Не возвышенные и пугающе отдалённые, разрушающие людские судьбы загадки артефакта. Не вечные повествования о внеземных цивилизациях. А «всего лишь» понятие того, что она жизненно необходима кому-то. Тому, кто знает все её мысли без всяких чудес. Знает… и, кажется, любит… Кончики пальцев начало покалывать от волнующих движений его ладони, всё ещё держащей их, заключившей в себе.

Малдер… Малдер, мы слишком разные. Хорошо это или плохо, я не знаю до сих пор. Но это различие уже спасло тебя однажды… так пусть же спасёт нас обоих сейчас, дав уникальную, паранормальную возможность узнать друг друга лучше, чем сейчас… хотя это и кажется невозможным.

Даже тишина была звонкой. Она будто жила сама по себе – и на секунду Дана поняла, что такое – оказаться в пустом пространстве один на один с чем-то… Полутьма не мешала ей видеть его лицо, осунувшееся и в то же время молящее о чём-то с убеждённостью и энтузиазмом… Его ладонь остановилась на её щеке – она не опустила голову… найдя в себе силы понять его стремление и ожидая то, что происходило… Оно было неподвластно её контролю, чувство, волной поднимавшееся изнутри и заставлявшее под новым углом смотреть на все события… Да, они разные. Но только вместе составляют единое целое. Он прав – в одиночку нельзя ничего добиться. И вот почему она так боролась всё это время, работая на износ – страх остаться в одиночестве был заложен подсознательно, и просто не принимался ею… Как же она не понимала, что все эти годы была одинока? Как можно было на определённом уровне существовать – без него?

Она никогда не видела карие зрачки так близко. Они были такими же глубокими и лишающими сомнений, как тогда, возле операционной… Почему всё крутится вокруг воспоминаний? Не проще ли забыть? На мгновение – забыть?.. Последовавшее далее и продолжило её обрывочные мысли…

Дана словно попала в водоворот – но сопротивляться не было ни желания, ни силы… Томящаяся нежность рванулась наружу, почувствовав возможность для долгожданного освобождения – и не так уж была не права… Господи Иисусе, пусть такие слова не верны, но всю боль и страдания стоило пережить ради момента, который случился потом!.. Осторожные, твёрдые губы подарили ей миг, которого она не ожидала – но который парализовал иные помыслы, и увлёк за собой, далеко, в другую, желанную нереальность… Впервые пробудившимся чутьём Дана поняла, что он был уготован им обоим с самого начала – и они ждали его, стремясь и отталкиваясь, потому что после этого поцелуя просто не было смысла что-то скрывать и как-то объяснять свои отношения. За семь лет они сошлись так близко, что стали похожи в одном, самом главном – другой человек стал более важен, чем каждый для себя… из-за этой волнующей близости они стали очень ранимы и, потерпев крушение на почве эмоций, заранее отказались от возможных связующих нитей, гораздо более крепких, чем чувства партнёров. Боже всемилостивый, почему?.. После мгновенного осознания сверкающая вспышка чувств была, словно подарок… словно немыслимо короткий фейерверк, ярче которого ни один из них не видел… Дана не хотела, не хотела пробуждения от этого чудесного сна, от взаимного всепроникающего слияния, когда мужские губы читали по ней, вбирали смысл откровения, залечивая предыдущую и будущую боль, освобождая от обязательств и оков момента, который не сейчас … Фокс поймал тихий вздох, сорвавшийся с её губ, впитал его в себя, не упуская ни секунды, и только потом мягко отстранился, разжимая руки. Всё стало ясно, как при вспышке, миге взрыва, освещающем всё на многие километры вокруг. Вот чего ему не хватало все эти годы, словно кислорода… тепла, искренней нежности… того непонятного чувства, которое проснулось в душе и пошло снизу вверх, как ком… набирая энергию и темп… Сняв любовное оцепенение, он с нескрываемой лаской и тревогой всмотрелся в доверчиво приподнятое к нему, точёное лицо – большие, изумрудные глаза сияли ему навстречу, как не были распахнуты и не светились ни для кого, никогда… Что дальше? Что дальше, в неотвратимо наступающем будущем, с которым они боролись, а потом перестали сопротивляться, понимая безнадёжность всей затеи? Что последует за этим коротким признанием, в котором утонули все страхи и боль одиночества?.. Он отвечал перед собой и перед ней, что было гораздо важнее, за всё то, что могло случиться дальше – в этот миг они были близки, как никогда, и вместе они были сильнее – он понимал это душой… Но как сломать стереотипы? Перешагнуть через условности, оплетающие плотной сетью их обоих, и могущей…

Фокс замер, пристально глядя на неё. Рассеянно наблюдая, как его непривычно ласкающий и в то же время опасающийся чего-то взгляд блуждает по её лицу, Дана внезапно поняла причину страха. Он боялся потерять её – именно сейчас, когда только нашёл. Что она может уйти, не найдя в себе место чувству и не сумев принять хрупкое ощущение любви… Какое было огромное счастье, даже большее, чем видеть пробуждение жизни в нём, осознавать свою необходимость, телом ощущать его рядом – в непосредственной близости, живого, спасённого – и знать, что всё просто обязано быть хорошо, потому что… они победили… все эти чёртовы внеземные силы, преграды, себя… Она непривычно мечтательно улыбнулась и тихо шепнула, понимая, чего им сейчас не хватает.

- Обними меня…

Мужчина выдохнул; минутное напряжение исчезло, растворилось в воздухе, будто его и не было. Рассматривая улыбку на красиво очерченных губах, в уголках ещё прячущих остатки его ласки, он обхватил руками хрупкие плечи, привлёк женщину к себе… Дана прижалась к его плечу, уткнувшись лицом в тёплую выемку между шеей и ключицей и смыкая руки за его спиной, почти ложась и блаженно закрывая глаза… Фокс посмотрел за окно – там почти стемнело. А он сидел в палате, четверть часа назад казавшейся абсолютно пустой… и пытался поверить неожиданному чувству, вернувшему ему силы… так внезапно охватившему всё его существо… Он не мог читать мысли женщины, доверчиво прильнувшей к нему, отдавшей ему в руки свою веру и жизнь – но это и было чудесно. Он чувствовал её лёгкое дыхание, и ещё… любовь. Не к судьбе, которая уже сыграла благословенную роль – а объединившую их обоих. Просто любовь. Такую же простую и несложную в понимании, как биение двух сердец…

The End.