Культура и цивилизация. О. Шпенглер. Мир-как-история в отличие от мира-как-природы, по мнению Шпенглера, – это наименее исследованный аспект человеческого бытия

Мир-как-история в отличие от мира-как-природы, по мнению Шпенглера, – это наименее исследованный аспект человеческого бытия. Естественная упорядоченность явлений базируется на математике и принципе каузальности, а историческая на хронологии и идее судьбы. История, по мнению Шпенглера, должна освободиться от влияния механического естествознания, с его методом причинного объяснения действительности. Науки о природе и их методы не имеют никакого отношения к познанию жизни, они неприменимы к познанию истории. Природа и история это гештальты, т.е. образы или формы. В гештальте природы сообщается единство и значение впечатлениям чувств, а в гештальте истории постигается живое бытие мира по отношению к жизни человека посредством фантазии с целью интенсифицировать жизнь. Разведя мир-природу и мир-историю, Шпенглер заявляет, что всемирная история – это только картина мира западноевропейского человека и утверждает отсутствие единой, необходимой для всех народов закономерности, т.е. просто утверждает отсутствие единой всемирной истории. Всемирная история это по существу фантом, созданный тщеславием западноевропейского человека.

Свое видение и понимание исторического процесса Шпенглер сравнивает с открытием Коперника. Все что происходило в исторической науке до сих пор, так это отождествление духа Запада со смыслом мира, а у "человечества", продолжает Шпенглер, нет никакой цели, никакой идеи, никакого плана, как нет цели ни и у вида бабочек или орхидей.

Есть расцветающие и стареющие культуры, народа, языки, как есть молодые и старые дубы и пинии, ветви и листья, но нет никакого стареющего “человечества”. У каждой культуры свои новые возможности выражения, которые созревают и увядают и никогда больше не повторяются. Каждая культура имеет ограниченную продолжительность жизни, каждая в себе самой замкнута. Шпенглер отрицает уже известную периодизацию истории на древнюю, среднюю и новую, отрицает единый всемирный исторический процесс. Всем этим произвольным, извне привнесенным формам он противопоставляет “коперниканский” гештальт всемирной истории, который открывается лишь непредвзятому взгляду. По сути, Шпенглер предлагает интуитивный метод познания, противоположный любому рассудочному методу.

Шпенглер от культуры переходит к проблеме цивилизации, ибо цивилизация, по его мнению, есть “органически-логическое следствие”, “завершение и исход культуры”. У каждой культуры есть своя цивилизация, т.к. цивилизация есть судьба всякой культуры, а с судьбой спорить трудно и возразить нечего. Цивилизация всегда есть завершение, ибо она следует за становлением как ставшее, за жизнью как смерть. Она конец, без права обжалования.

Определив некоторые исходные позиции своего понимания и исследования истории, Шпенглер сообщает, что подлинно исторический взгляд принадлежит к царству смыслов, а мерилом для него служат не слова "истинно" или "ложно", но "поверхностно" или "глубоко", причем знатоком истории нужно родиться, тогда как познание природы может быть делом воспитания.

Культуры суть организмы. История любой культуры представляет собой морфологически точное подобие микроистории отдельного человека, какого-нибудь животного, дерева или цветка. (Морфология – наука о закономерностях строения и процессах формообразования организмов и отдельных органов в их индивидуальном и историческом развитии – раздел ботаники и зоологии). И если постараться, то можно открыть подлинный гештальт, лежащий в основе всех отдельных культур, а культура – это первофеномен всякой прошлой и будущей истории. Короче говоря, необходимо найти прафеномен культуры, ее души или еще проще, найти ген культуры. Однако, незадолго до этого Ф. Ницше сформулировал ясно и просто: “Посредством морфологического описания – предполагая, что оно закончено, – ничего не объясняется, а только описывается огромный круг фактов. Каким образом известный орган может быть пригодным для какой-нибудь цели, это остается неясным”.

Затем Шпенглер вводит понятие "габитус", которое означает наружный вид, внешний облик растения или животного, а также человека и применяет его к организмам истории и теперь можно говорить о габитусе египетской, античной и любой другой культуры. Продолжая биологизирозать, Шпенглер вводит в качестве необходимого для постижения истории понятие "гомология". Оно означает сходство органов, имеющих общий план строения, развивающихся из сходных зачатков, но выполняющих различные функции. Из гомологии исторических явлений Шпенглер выводит и "одновременность" исторических фактов, которые в разных культурах выступают в строго одинаковом, относительном положении и имеют в связи с этим строго соответствующее значение.

Вместе с тем, согласно габитусу души, каждая культура должна обладать собственной идеей судьбы, ибо каждая культура обладает своей собственной душой, и эта душа закрыта для всех и вся. (Ну кроме самого ШпенглераJ). По сути своей они нечто мистическое и непроницаемы для познания.

Теперь необходимо согласовать идею судьбы и принцип каузальности. Общий принцип решения этой проблемы ясен из противопоставления мира-как-природы миру-как-история. Согласно Шпенглеру, "судьба" – это слово для не поддающейся описанию внутренней достоверности. Сущность же каузального проясняется физической или теоретико-познавательной системой, числами, понятийным анализом. Идею судьбы можно сообщить, только будучи художником, – через портрет, через трагедию, через музыку. Одно требует различения и, стало быть, разрушения; другое есть насквозь творчество. В этом кроется, как полагает Шпенглер, связь судьбы с жизнью, а каузальности со смертью. В идее судьбы открывается мировая тоска души, ее искание света, взлета, завершения и осуществления своего назначения. Идея судьбы требует опыта жизни, а не научного опыта; силы созерцания, а не калькуляции; глубины, а не ума. Настоящая история, продолжает Шпенглер, свои заклинания, отягчена судьбой, но лишена законов. Можно предчувствовать будущее, и существует взор, глубоко проникающий в его тайны, но исчислить его нельзя.