Мясная муха 20 страница

– Вы не слишком наблюдательны. Вилла построена на возвышенности, в тысяча семьсот девяносто третьем году. У первого владельца были грандиозные планы, и он нашел прекрасное место. Это был француз, знаток вин, он часто ездил во Францию. Его рабы соорудили винный погреб по образцу французских, я сомневаюсь, что где‑нибудь еще в этой стране есть что‑то похожее. – Она подходит к выходу и открывает дверь. – Вы просто обязаны увидеть секрет Батон‑Руж.

– Нет. – Скарпетта не двигается.

Миссис Гидон понижает голос и мягко объясняет:

– Вы ошиблись насчет Элберта. Я была в аэропорту. Я видела, как вы с ним стояли на тротуаре. Если бы вы ушли, я бы его забрала. Но я знала, вы его не бросите. Вы отзывчивая и заботливая, боретесь за добро и справедливость во всем мире. – Она говорит это без эмоций, словно констатирует факт.

– Как вы могли оказаться в аэропорту, если я звонила вам домой?

– Звонок переадресуется на мой мобильный. Я видела, как вы набирали мой номер. – Это кажется ей забавным. – Я приехала домой всего за пятнадцать минут до вас, доктор Скарпетта. Я понимаю ваше недовольство, но мне хотелось поговорить с вами без Джейсона, отца Элберта. Поверьте, вам очень повезло, что его нет. – Она замолкает и нерешительно стоит у двери. – Когда он дома, поговорить не удастся. Пойдемте. – Она указывает на дверь.

Скарпетта бросает взгляд на панель сигнализации. На улице темные деревья, мрачные и унылые под убывающей луной, окутаны вуалью молодых листьев.

– Хорошо, я выведу вас через черный ход. До машин отсюда недалеко. Только пообещайте мне, что вернетесь посмотреть винный погреб, – решает она.

– Я выйду через парадную дверь, – и Скарпетта направляется обратно.

Бентон покатался по городу, доехал до гостиницы «Рэдиссон» и взял номер под вымышленным именем Тони Уилсон. А теперь сидит у себя на кровати и поглядывает на закрытую на замок и цепочку дверь. Он попросил администратора ни с кем его не соединять. Никаких вопросов не возникло: состоятельный бизнесмен из Лос‑Анджелеса хочет отдохнуть. В Батон‑Руж «Рэдиссон» – самая приличная гостиница. Здесь привыкли принимать людей из разных уголков земли. Постояльцы приезжают так же незаметно, как и исчезают, и предпочитают не пользоваться услугами коридорного. Они просят, чтобы их не беспокоили, и редко задерживаются надолго.

Бентон подсоединяет ноутбук к телефонной линии. Вводит код и открывает свой новый черный чемодан, который стал потрепанным в одночасье – после того как Бентон специально повозил его по полу.

Снимает кобуру с лодыжки, кладет на кровать «магнум‑357», пятизарядный пистолет с двухрядным магазином, и патроны «шпеер голд дот» весом 126 гран.

Из чемодана достает еще два пистолета.

Компактный «глок‑27» сорокового калибра, на десять патронов – девять в обойме и один в стволе. Пули – «гидрошок», 135 грэйн, полуоболочечные с выемкой и бронебойным сердечником, высокая начальная скорость – 1190 футов в секунду, отличное пробивное действие, входит в тело и раскрывается как цветок из лезвий.

Второй, самый удобный пистолет – девятимиллиметровый шестнадцатизарядный «зиг‑зауэр П‑226». Патроны – тоже «гидрошок», 124 грэйн, полуоболочечные с выемкой и бронебойным сердечником, начальная скорость – 1120 футов в секунду, входят в тело как в масло.

Иногда Бентон носит три пистолета одновременно: «магнум‑357» на лодыжке, «глок» сорокового калибра в наплечной кобуре, а девятимиллиметровый «зиг‑зауэр» сзади за поясом.

Запасные магазины и патроны лежат в специальном кожаном футляре. На Бентоне свободная ветровка, мешковатые джинсы, которые ему длинноваты, бейсболка, темные очки и туфли «Прада» на резиновой подошве. Он вполне может сойти за туриста. Или местного рабочего. В городе с сотней профессий, где полным‑полно рассеянных студентов, эксцентричных профессоров и людей всевозможных возрастов и национальностей, на него вряд ли обратят внимание. Он может быть обычным человеком, может быть геем, кем угодно.

На следующее утро Скарпетта стоит возле окна, наблюдает за грязным течением Миссисипи, уносящейся вдаль к кораблику с вывеской «казино», к военному эсминцу «Кидд» и дальше, к Старому мосту. Скарпетта поворачивается к Сэму Ланье.

За те несколько минут, которые она видела его вчера, когда, наконец, добралась сюда, он, чтобы не будить жену, проводил Скарпетту через задний двор в домик для гостей. Скарпетта боялась, что Сэм ей не понравится, но он произвел на нее хорошее впечатление.

– Вы работали с семьей Дард? – спрашивает Скарпетта. – Насколько хорошо вам и вашим коллегам удалось с ними пообщаться?

– Меньше, чем хотелось бы, – поджимает губы Сэм. – Я говорил только с сестрой Шарлотты, миссис Гидон. Правда, недолго. Она немного странная. Ладно, давайте, расскажу вам о городе. – Ланье быстро меняет тему, словно кто‑то может их подслушивать. Развернувшись к окну, он показывает на запад: – Со Старого моста в Миссисипи постоянно прыгают разные бедолаги. Не представляете, сколько раз нам приходилось вылавливать их тела, потому что, когда полиция пытается снять несчастных, люди вопят: «Давай, прыгай!» Потому что, видите ли, бедняги создают пробку. Представляете? А вон там, немного подальше, видите? Один парень в душевой занавеске и с автоматом Калашникова пытался захватить эсминец «Кидд» и поплыть на русских. Его остановили, – прибавляет Сэм. – И убийцами, и психами занимается один и тот же отдел. На ненормальных приходится три тысячи задержаний в год.

– И как это работает? – интересуется Скарпетта. – Члены семьи просят взять родственника под стражу?

– Да, почти всегда. Либо полиция. И если судебный следователь – в данном случае, я – решает, что человек представляет опасность для себя и окружающих и не желает или не может получать должное лечение, делу дается ход.

– Судебный следователь – выборная должность. Хорошо, если у него нормальные отношения с мэром, полицией, шерифом, Луизианским университетом, окружным прокурором, судьями, прокурором штата, не говоря уже о городских политиках, – она делает паузу. – Политики умеют влиять на людей и на их голоса. Но вот полиция советует поместить такого‑то в психиатрическую лечебницу, и что следователю, соглашаться? Так происходит столкновение интересов.

– А еще следователь решает, в состоянии ли обвиняемый предстать перед судом.

– Значит, вы присутствуете при вскрытии жертв убийств, устанавливаете причину смерти, а затем, если подозреваемого задерживают, определяете, может ли он отвечать на процессе?

– Я провожу анализ ДНК, затем подозреваемого приводят ко мне в кабинет, и я – в присутствии копа и прокурора – веду допрос.

– Более странной системы судопроизводства, чем в этом штате, я не встречала, доктор Ланье. Если вы чем‑то не понравитесь властям, вы совершенно беззащитны.

– Добро пожаловать в Луизиану. Но если кто‑то будет указывать мне, как работать, я пошлю его в задницу.

– А уровень преступности? Насколько я знаю, с этим здесь плохо.

– Не просто плохо, а ужасно, – отвечает Сэм. – На сегодняшний день в Батон‑Руж самый высокий процент нераскрытых преступлений по стране.

– Почему?

– Ну, Батон‑Руж вообще неспокойный город. Не знаю, почему.

– А полиция?

– Знаете, я уважаю патрульных, многие прямо из кожи вон лезут. Но власти выгоняют хороших парней и набирают таких же уродов, как они сами. Политика. – Сэм откидывается на спинку стула. – А у нас тут серийный убийца. И за несколько десятков лет – явно не один. – Он качает головой. – Политика, снова политика.

– А организованная преступность?

– Мы – пятый по размеру порт в США. Второй по величине нефтеперерабатывающий центр – Луизиана добывает шестнадцать процентов нефти страны. Давайте лучше, – Ланье встает из‑за стола, – пообедаем. Всем нужно есть, а у меня такое чувство, что вы давно этого не делали. Выглядите замученной, и брюки висят.

Скарпетта почти ненавидит свой черный костюм.

Они с доктором Ланье выходят из кабинета, все встречают их любопытными взглядами.

– Вас ждать? – холодно спрашивает у босса полная женщина с седыми волосами.

Скарпетта почему‑то уверена, что это на нее тогда жаловался доктор.

– Кто знает... – отвечает ровным голосом Сэм, словно на даче показаний в суде.

Скарпетта видит, доктору не нравится эта женщина. Между ними пробегают почти видимые электрические разряды. И тут Сэм облегченно вздыхает – дверь открывается, и на пороге возникает высокий симпатичный мужчина в темно‑синих брюках и куртке следователя. От него за несколько шагов веет силой. Как только он входит, седая женщина впивается в него недобрым взглядом.

Эрик Мерфи, следователь по уголовным делам, приветствует Скарпетту.

– Куда идем обедать? – спрашивает он.

– Вам нужно поесть, доктор Скарпетта, – повторяет Ланье у лифта. – А о ней я уже говорил, не могу от нее избавиться, – он кивает в сторону кабинета, нажимая кнопку нижнего этажа автостоянки. – Черт, она работает здесь дольше, чем я. Переходит от следователя к следователю по наследству.

Лифт открывается, и они оказываются на просторной автостоянке. То и дело хлопают двери, выпуская людей на обед. Доктор Ланье подходит к черному «шевроле‑каприс», оснащенной мигалкой, рацией, системой позиционирования и мощным двигателем, «незаменимым при любой погоне», хвастается Сэм. Скарпетта занимает заднее сиденье.

– Вы не должны сидеть сзади, это неправильно, – озадаченно произносит Эрик, открывая переднюю дверь. – Вы же наша гостья, мэм.

– И, пожалуйста, только не мэм. Кей. И вообще, у меня ноги короче, поэтому я буду сидеть сзади.

– А меня можете называть как хотите, – весело замечает Эрик. – Все так и поступают.

– Ладно, тогда я – Сэм. Хватит с меня этого «доктора».

– Меня тоже так лучше не звать, – говорит Эрик. – Я не доктор. – Оставив попытки уговорить Скарпетту забраться вперед, он залезает в машину.

– Да, доктором ты был, – Ланье заводит машину, – лет в десять‑двенадцать, когда облапал всех девочек в округе. Господи, терпеть не логу парковать машину между бетонными столбами!

– Они опять подкрадываются к тебе, да, Сэм? – подмигивает Эрик Скарпетте. – Так и норовят схватить его тачку. Смотрите, – он показывает на выбоину и следы черной краски на столбе. – Что бы вы могли сказать об этом месте преступления? – Эрик открывает упаковку жвачки. – Я вам намекну. Раньше это было местом парковки одного судебного следователя, но не так давно он – а он у нас, как вы понимаете, один – пожаловался, что оно слишком маленькое, заявив, что здесь невозможно парковаться.

– Ну хватит уже, а то выдашь все мои секреты, – Ланье аккуратно выруливает со стоянки. – Кроме того, это моя жена дел наделала. А из нее водитель...

– Она тоже следователь, по уголовным делам. – Эрик снова поворачивается к Скарпетте. – Работает за гроши. Впрочем, как и мы все.

– Черт, – Ланье переключает скорость. – Тебе платят намного больше, чем ты заслуживаешь.

– Теперь можно поговорить? – спрашивает Скарпетта.

– Теперь, да. Может, мой кабинет и прослушивают, черт знает. Но мою машину или «харлей» точно нет, – поясняет Сэм.

– Совершенно случайно в моем самолете оказались маленький Дард и ваш прокурор, Уэлдон Винн, – сообщает Скарпетта. – В конце концов, пришлось отвозить Элберта домой. Не знаете, что все это значит?

– Вы меня путаете.

– Мальчик гостил в Майами. Вчера утром его неожиданно отвезли в аэропорт и посадили на самолет с пересадкой в Хьюстоне. И он – случайно – оказался на моем рейсе в Батон‑Руж. Видимо, так же случайно, как и Винн. А вы, Сэм, не похожи на человека, которого легко напутать.

– Вот что я скажу вам, вы не знаете меня и не знаете, что здесь творится.

– Где был Элберт восемь лет назад, когда умерла его мать? – спрашивает Скарпетта. – И где его отец, почему этого мистического персонажа никогда нет, как говорит мальчик?

– Этого не знаю. Могу только сказать, что знаком с Элбертом. В прошлом году мне пришлось обследовать его, без шума и пыли, учитывая богатую семью и загадочную смерть матери. Затем мальчика отправили в частную психиатрическую клинику в Новом Орлеане.

– Господи, что? – возмущается Скарпетта. – Он лежал в лечебнице, а его одного отправляют на самолете.

– Судя по тому, что вы рассказали, он был не один. Дядя оставил его на попечение стюардессы, а та, в свою очередь, проследила, чтобы он прилетел в Хьюстон. А потом с ним были вы. И вот еще что. Три года назад, в октябре, его тетя позвонила в Службу спасения и сообщила, что племянник – кажется, тогда ему было семь – весь в крови, говорит, что на него напали, когда он катался на велосипеде. Мальчик был в истерике и перепуган до смерти. Но никто на него не нападал, Кей. Вы сказали, я могу вас так называть? Так вот, он сам нанес себе увечья. Очевидно, незадолго до того, как я его обследовал. Неприятная картина.

Скарпетта вспоминает, что на кухне у миссис Гидон не было ножей.

– Вы абсолютно уверены, что он сам это сделал? – спрашивает она.

– Я ни в чем абсолютно не уверен, Кей, – отвечает доктор. – Я обнаружил много странных порезов, на первый взгляд – просто царапин. Первые попытки. Все порезы небольшие, в малозаметных местах – на животе, бедрах, ягодицах.

– Тогда понятно, почему я не видела шрамов, когда сидела с мальчиком, – кивает Скарпетта. – Я бы заметила.

– Меня больше тревожит другое, – говорит Сэм. – Кто‑то хочет видеть вас в Батон‑Руж. Зачем?

– Это вы мне скажите. Кто мог проговориться о моем приезде? Только вы или кто‑то из вашего офиса.

– Исключено. Конечно, у меня было достаточно информации, и я мог такое провернуть, если бы мы с Винном были друзьями. Но я ненавижу сукиного сына. На нем столько грязи – вовек не отмыться. И куча денег. Он говорит, что вырос в богатой семье. Чушь. Винн из Миртл‑Бич, Южная Каролина. Отец работал управляющим в гольф‑клубе, мать, как каторжная, – медсестрой. С большими деньгами он вырос, верно?

– Откуда вы это узнали?

– Все вопросы к Эрику.

– Я начинал в ФБР, – улыбается тот. – Иногда удается оторваться от бумажной рутины и кое‑что проверить.

– Дело в том, что Винн погряз в коррупции, – продолжает Ланье. – Можно ли это доказать – другой вопрос. Но я знаю, что кое‑кто из тех, кого арестовывали за последние несколько лет в Батон‑Руж, каким‑то образом не попали под программу высылки и не получили лишние пять лет за использование огнестрельного оружия при совершении преступления. Прокурор почему‑то не обратил на это внимания, так же как и контролирующий комитет. Я никому не лижу задницу – одна из причин, почему меня так здесь не любят. В следующем году выборы, а у меня тут целая куча засранцев, которым очень не хочется снова увидеть меня в кресле следователя. Плохие парни меня не жалуют, и я с ними не общаюсь. Правда, их неприязнь делает мне честь.

– Мы говорили с вами по телефону, – напоминает Скарпетта. – Кто‑то из ваших помощников заказал для меня машину.

– Это была ошибка. Ужасно глупо с моей стороны. Моему секретарю можно доверять, но эта сотрудница, которую вы только что видели, должно быть, подслушала. Вечно сует нос не в свои дела.

Они проезжают по непримечательному району Батон‑Руж мимо университета – похоже, главного здания в городе. Доктор Ланье паркуется возле популярной студенческой забегаловки и вешает на приборную доску красную металлическую табличку с надписью «судебный следователь», словно они приехали не пообедать, а на место преступления.

Марино сворачивает на стоянку аэропорта и останавливается рядом с машиной Люси.

– Отлично. Ты избавился от своего грузовика, – Люси даже не поздоровалась. – Не стоит светить здесь твоего монстра с номерами Виргинии.

– Эй, я же не дурак, даже если езжу на этом дерьме, – он похлопывает по двери свою шестицилиндровую «тойоту». На машине даже нет стеклоочистителей.

– Куда ты его дел? – спрашивает Люси.

– Оставил на стоянке. Надеюсь, никто в него не залезет, там все мое барахло, пусть его и мало.

– Пошли.

Они паркуют машины подальше друг от друга.

– А где твой парень? – спрашивает Марино, пока они шагают к зданию аэропорта.

– Да так, пытается выяснить, как можно найти дом Рокко во Французском квартале.

Они останавливаются возле терминала.

– "Белл‑407", – Люси называет только бортовой номер.

Больше ничего и не требуется, ведь ее вертолет – единственный на площадке. Женщина нажимает кнопку, дверь открывается, и на них обрушивается мощный поток воздуха и грохот моторов. Шум настолько нестерпим, что Люси и Марино зажимают руками уши, пока пробираются к вертолету. Они стараются не обходить самолеты сзади, чтобы не попасть под воздушную струю. Есть риск, что одежда провоняет бензином, а в маленькой кабине вертолета с этим запахом недолго заработать головную боль. Вертолетная площадка расположена подальше от самолетов, на самом краю летного поля, потому что люди, которые ничего не понимают в вертолетах, уверены, что их лопасти поднимают столько пыли и гравия, что могут поцарапать самолет.

Марино не интересуется вертолетами и не очень их любит. Он с трудом втискивается в кабину, пытается отодвинуть кресло подальше, у него не получается.

– Чертов сукин сын, – все, что он может сказать, оттягивая пристяжной ремень как можно дальше.

Завершив обычную предполетную проверку, Люси еще раз проверяет предохранители, выключатели и поворачивает ключ зажигания. Подождав немного, она заводит мотор и сбрасывает обороты двигателя до ста в минуту. На этот раз ей не пригодится система позиционирования, как и другие навигационные приборы. Поэтому она разворачивает на коленях карту Батон‑Руж и проводит пальцем по шоссе 408, также известному как Хупер‑роуд.

– На карте не обозначено место, куда мы летим, – говорит она в микрофон. – Озеро Морепа. Полетим в этом направлении к Новому Орлеану, надеюсь, не окажемся вместо этого на озере Пончартрейн. Это будет означать, что мы пролетели и озеро Морепа, и Блайнд‑ривер, и Голландскую заводь. Но я думаю, все будет в порядке.

– Давай быстрей, – говорит Марино. – Ненавижу вертолеты, твой в том числе.

– Взлетаем, – Люси кладет руки на штурвал и поднимает вертолет в воздух.

В ресторанчике Скарпетта обращает внимание на грубый дощатый пол и старые музыкальные аппараты с пластинками, воздух пропитан запахом пива.

Сделав заказ молодому официанту, Эрик и доктор Ланье исчезают в мужском туалете.

– Говорю тебе, – произносит Эрик, открывая дверь в туалет, – я бы пригласил ее к себе в любое время. Как насчет сегодняшнего вечера?

– Ты ей неинтересен, – возражает доктор Ланье. В конце каждой фразы он повышает голос, что делает простые фразы похожими на вопросы. – Прекрати.

– Она же не замужем.

– Не приставай к моим консультантам, особенно к этой. Она тебя живьем съест.

– О господи, пусть так и будет.

– Каждый раз, как тебя бросает очередная подружка, у тебя сносит крышу.

Они продолжают разговор, стоя возле писсуаров. Это единственное место в мире, где они позволяют себе повернуться спиной к двери.

– Я пытаюсь понять, как ее охарактеризовать, – говорит Эрик. – Не симпатичная, как твоя жена, нет, в ней есть что‑то посильней. А для меня нет ничего сексуальней прекрасного тела в строгой одежде или форме.

– Вытри слюни, Эрик. Забудь о ней, слышишь?

– Ее маленькие очки мне тоже нравятся. Интересно, она с кем‑нибудь встречается? Ее одежда подчеркивает все, что нужно, заметил?

– Нет, я ничего не заметил, – доктор Ланье тщательно моет руки, словно перед операцией. – Я слепой. Не забудь руки помыть.

Рассмеявшись, Эрик подходит к раковине, выдавливает на ладонь жидкое мыло и ополаскивает руки горячей водой.

– Ну, я серьезно, шеф. Что если я приглашу ее? По‑моему, ничего такого в этом нет.

– Может, стоит попытать счастья с ее племянницей? Она тебе по возрасту ближе. Весьма привлекательная особа и чертовски умна, хоть она тебе и не по зубам. Она приедет с парнем, но спят они в разных комнатах.

– Когда я увижу ее? Сегодня? Кто готовит, ты? Может, лучше сходим в ресторан?

– Да что с тобой?

– Переел устриц вчера.

Доктор Ланье берет бумажные полотенца, протягивает одно Эрику и выходит из туалета. Он наблюдает за Скарпеттой, отмечая про себя, что все в ней необычно, даже то, как она берет чашку, медленно, осторожно.

От нее веет уверенностью и силой, даже когда она просто сидит с чашкой кофе в простом ресторанчике. Она листает органайзер в черном кожаном переплете. Доктору Ланье приходит в голову, Скарпетта наверняка часто меняет блоки в своем органайзере, потому что производит впечатление человека, подмечающего даже самые незначительные детали, которые, на ее взгляд, могут оказаться важными впоследствии. Такая щепетильность, наверное, у нее в крови, этому сложно научиться. Он опускается на соседний стул.

– Советую заказать их фирменный суп, – говорит доктор Ланье.

Его мобильный издает тонкий однотонный звук пятой симфонии Бетховена.

– Когда ты, наконец, сменишь эту мелодию, – ворчит Эрик.

– Ланье, – произносит он в трубку. Несколько секунд слушает, все больше хмурясь и с тревогой глядя на Эрика. – Сейчас будем.

– Поехали, – говорит он. – Еще одна.

От аэропорта Батон‑Руж до озера Морепа тянется однообразная болотистая местность со множеством заводей и речушек, от которых Люси становится не по себе.

Даже с надувными баллонетами здесь почти невозможно совершить аварийную посадку. Сможет ли кто‑нибудь их тут найти? Хороший вопрос. Люси заставляет себя не думать об отвратительных опасных рептилиях, которые обитают в этих темных зловещих водах, на илистых берегах, прячутся в тени поросших мхом кипарисов. В багажном отделении у нее всегда с собой чемоданчик с вещами, необходимыми при аварийной ситуации. Рация, питьевая вода, белковые добавки, спрей от насекомых.

Сквозь сплошную стену деревьев то и дело виднеются стаи уток или рыбацкая хижина. Люси специально летит медленно и спускается ниже, чтобы разглядеть хоть какое‑нибудь присутствие человека. В некоторых местах проходы такие узкие, что проплыть там может только маленькая лодка, с высоты они кажутся Люси тонкими сосудами на огромном теле мрачной реки.

– Видишь внизу аллигаторов? – спрашивает она Марино.

– Я не смотрю на аллигаторов. Там внизу ничего нет.

Наконец заводи превращаются в реки, на горизонте появляется едва различимая голубая полоса, они приближаются к цивилизации. Погода для прогулки по воде стоит отличная: день не слишком облачный, природа благоухает. Внизу можно заметить множество лодок, рыбаки и отдыхающие задирают головы, смотрят на вертолет. Люси осторожна, летит не слишком низко, чтобы не демонстрировать излишний интерес к этим местам. Просто вертолет куда‑то летит. Люси поворачивает на восток и высматривает Блайнд‑ривер, попросив Марино тоже смотреть.

– Знаешь, почему эту реку так называют? – говорит он. – Потому что ее ни черта не видно.

Чем дальше они летят на восток, тем больше попадается рыбацких хижин. Большинство из них обитаемы, к ним пришвартованы лодки. Люси замечает канал, поворачивает на юг и следует по его извилистому руслу, которое вскоре превращается в реку и, наконец, теряется в водах озера. Под ними от реки разбегаются многочисленные каналы, над которыми и кружит Люси, сбросив высоту. Но ни одной рыбацкой хижины не видно.

– Если это Талли привязал крючок с рукой, – говорит Люси, – тогда у меня такое чувство, что он должен прятаться где‑то поблизости.

– Черт, если ты права, и мы будем тут кружить, он точно нас заметит, – отвечает Марино.

Люси поворачивает назад, следя за тем, чтобы не задеть антенну и не дай бог не залететь на территорию завода. Вдалеке она замечает несколько оранжевых вертолетов береговой охраны, которые с недавнего времени стали обеспечивать внутреннюю безопасность страны. Их задача – предотвращение террористических актов. Пролететь над нефтеперерабатывающим заводом считается сегодня очень неосмотрительным, а влететь в антенну, расположенную на трехсотметровой высоте, и того хуже. Люси сбросила скорость до девяноста узлов. Она не торопится возвращаться в аэропорт, ее терзает мыслью о том, не пора ли сказать Марино правду.

Ей не придется смотреть ему в глаза сейчас, когда они в воздухе и нужно внимательно следить за тем, чтобы не врезаться во что‑нибудь. Внутри у нее все переворачивается, сердце яростно колотится.

– Не знаю, как тебе сказать, – начинает она.

– Тебе не надо ничего говорить, – отвечает Марино. – Я все знаю.

– Откуда? – Люси сбита с толку и напугана.

– Я же детектив, так? Шандонне послал два письма в конверте Национальной Академии Юстиции, одно тебе, другое мне. Ты мне свое так и не показала, сказала, что там полный бред. Я мог бы настоять, но что‑то удерживало меня. Потом вы с Руди исчезаете, а через несколько дней выясняется, что Рокко мертв. Я хочу знать одно – Шандонне действительно написал, где найти Рокко и дал вам достаточно доказательств, чтобы Интерпол объявил его в розыск?

– Да. Я не показывала тебе письмо, боялась, что ты сам поедешь в Польшу.

– Зачем?

– А как ты думаешь? Если бы ты нашел его в этой гостинице, столкнулся бы с ним лицом к лицу, заглянул бы в глаза тому, кем он был... Что бы ты сделал?

– Наверное, то же самое, что и вы, – произносит Марино.

– Я могу тебе все рассказать.

– Не хочу.

– Возможно, ты не смог бы это сделать сам, Марино. И слава богу, что не сделал. Он был твоим сыном, и где‑то в глубине души ты любил его.

– Знаешь, что самое страшное? – отвечает он. – Что это не так.

Уже в метре от входной двери можно заметить первую каплю крови, маленькую круглую точку с неровными краями, словно зазубринами у ножа.

Под углом в девяносто градусов, думает Скарпетта. Капля крови при столкновении с поверхностью сохраняет практически идеально круглую форму, если она летит по прямой, под углом в девяносто градусов.

– Она стояла, – говорит Скарпетта. – Или кто‑то стоял.

Она медленно переводит взгляд на следующую каплю крови на терракотовом кафельном полу. Напротив дивана, прямо возле ковра – лужа крови, в которой отпечатался нечеткий след ботинка, словно человек, наступивший туда, поскользнулся. Скарпетта подходит ближе, внимательно изучает засохшую темно‑красную каплю, затем смотрит на доктора Ланье. Он подходит ближе, и Скарпетта показывает на почти неразличимый частичный отпечаток ботинка, след подошвы напоминает ей детский рисунок океанских волн.

Эрик начинает фотографировать.

Следы борьбы видны на диване и стеклянном журнальном столике, немного перекошенном. Ковер под ним задрался, на противоположной стене видны следы удара.

– Отпечатки волос, – Скарпетта показывает на кровавый паутинчатый рисунок на светло‑розовых обоях.

Дверь открывается, и входит молодой полицейский с темными редеющими волосами. Он переводит взгляд с доктора Ланье на Эрика, и, наконец, останавливается на Скарпетте.

– Кто она? – спрашивает он.

– Начнем с того, кто вы? – обращается к нему доктор Ланье.

Голос полицейского звучит угрожающе, видно, что он не в духе, его взгляд блуждает где‑то за их спинами.

– Детектив Кларк из Закари, – он замахивается на муху огромной рукой в медицинской перчатке. – Меня перевели на расследования в прошлом месяце, – прибавляет он. – Поэтому я не знаю, кто она, – он снова кивает на Скарпетту которая неподвижно стоит у стены.

– Консультант, – отвечает доктор Ланье. – Если вы не слышали о ней, то все еще впереди. А теперь расскажите, что тут произошло. Где тело и кто им занимается?

– В спальне для гостей. Там Робияр, делает фотографии.

При упоминании Ник Робияр Скарпетта поднимает глаза.

– Хорошо, – говорит она.

– Вы ее знаете? – теперь детектив Кларк кажется немного смущенным. – Черт возьми, терпеть не могу эту мерзость, – говорит он, раздраженно отмахиваясь от еще одной мухи.

Скарпетта обводит взглядом капли крови на полу и стене, некоторые из них совсем крошечные. Здесь жертва упала, но ей все‑таки удалось встать на ноги. Рисунок капель здесь не похож на тот, что она привыкла видеть. Когда жертву избивают, кровь разлетается в стороны каждый раз, как убийца замахивается на нее своим орудием.

В гостиной происходила упорная борьба, жертва сопротивлялась, царапалась, брыкалась, видны следы ног и ударов. Все слилось в этом кровавом месиве, но нигде нет признаков того, что кровь каплями отлетала от орудия. Возможно, и не было никакого орудия. По крайней мере, пока нет, думает Скарпетта. Может, когда убийца вошел в дом, единственным орудием был кулак, может, он не предполагал, что ему понадобится орудие, а потом потерял контроль над ситуацией.

– Эрик, проверь, чтобы никаких посторонних, – произносит доктор Ланье вглубь дома. – Мы будем здесь.