Соотношение философии и искусства

Соотношение искусства и философии исторически менялось. Для эпохи Возрождения не было ничего эпатирующего в том, что Леонардо да Винчи называл живопись «истинной философией», поскольку живопись, по его словам, самостоятельно обнимает первую истину.

В XIX в. на первый план выдвинулась проблема иерархического строения здания гуманитарных наук. Так, Шеллинг и романтизм вообще, ставя искусство (особенно музыку) выше науки, провозглашали его главенство и над философией, а Г.В.Ф. Гегель, наоборот, при всей признаваемой им значимости эстетического венчал здание самопознания абсолютной идеи его высшей формой – философией.

Однако с кризисом рационализма изменился и тот смысл, который привносился западной философией в вопрос о соотношении искусства и философии. Стремление отчетливо развести эти формы и установить между ними иерархическую субординацию сменилось как бы возвратившейся исторической тенденцией к их совмещению или даже почти отождествлению. Однако, в отличие от ушедших исторических эпох, это очередное сближение искусства и философии происходило уже на иных основаниях. Уже не поэзия, не живопись и не музыка, а художественная проза признавалась естественной сферой этого содружества, и уже не искусство уподоблялось философии, что предполагает где-то в своей глубине большую значимость философии, но философия стала уподобляться художественной прозе, что, напротив, предполагает исходное превосходство искусства (продолжение линии романтиков).

Сначала А. Шопенгауэр и Ф. Ницше, затем Г. Риккерт и А. Бергсон объединили философию и искусство на том основании, что они одинаково далеко отстоят от практики и то и другое есть целостное «созерцающее» постижение жизни, использующее не столько логику понятий, сколько иррациональную интуицию. Плодом этого совмещения стал новый жанр литературы – «интеллектуальная романистика» (Т. Манн и др.). Естественно, что такое сближение осуществлялось только в рамках тех направлений философии, которые строились на тезисе о бессилии логико-понятийных познавательных средств и потому неизбежно должны были ориентироваться на «сверхпонятийные» – художественные – способы постижения истины. Таково было, например, направление экзистенциализма, в русле которого творили А. Камю, Г. Марсель и Ж.-П. Сартр; их философские сочинения были насквозь художественны, а художественные – насквозь философичны.

Искусство и философия –это взаимозависимые, но различные формы общественного сознания, которые, несмотря на всю близость (но не тождественность) своих содержательных областей, на свою равную направленность на предельно общие вопросы духа и бытия, отличаются методом познания и выражения. Философия, в сущности, может быть (хотя это и не всегда так) растворена в понятиях и подана в безличной форме (хотя бы в педагогических целях), искусство же не поддается такому – педагогическому – растворению и обезличиванию. Здесь схвачены как бы разные модусы человеческого сознания, его разные состояния и разные по форме виды деятельности.