Эллинистическое влияние на иконоборческую доктрину

На иконоборческом соборе 754 года присутствовали 338 епископов, т.е. почти весь епископат Константинопольской церкви осудил почитание святых икон. Не стоит думать, что члены этого собора испытывали какое-то давление со стороны, как, например, на Разбойническом соборе 449 года. Если иконоборчество ни с какой точки зрения не выглядело относительно чистым, то поступок 338 епископов невозможно было ничем извинить и он лег черным пятном на Восточную церковь того периода. Скорее, отцы этого собора действовали в убеждении, что, может быть, иконоборчество было правильным. «Этому можно дать только одно объяснение, — пишет проф. В.Болотов,- в иконоборчестве сатана явился в образе светлого ангела», поэтому и было возможным принять иконоборчество за истинное учение. /1/

Необходимо учитывать, какими доктринами и идеями руководствовались представители иерархии, стоявшие на стороне иконоборчества.

Некоторые еще в раннехристианский период не признавали законность и важность исторически священных изображений, и на протяжении всей церковной истории с их стороны слышались протесты. Эти протесты приобретали особенную силу, когда иконопочитание сопровождалось суеверными обычаями или иконолатрией. На YII Вселенском соборе об иконоборчестве говорили как о ереси и пришли к заключению, что иконоборчество, как по своим взглядам, так и по своей деятельности вновь повторяет дурные примеры, заблуждения и ереси прошедших времен. Иконоборчество представляет собой сумму многих ересей и заблуждений. /2/

Основой иконоборческого мышления и всего с ним связанного было не ветхозаветное запрещение образа, хотя оно и служило аргументом в начале спора; иконоборчество возникло на Востоке и часто его воспринимают как типично восточное магическое понимание образа. Все это играло определенную роль в некоторых иконоборческих кругах. Но ересь сама по себе имеет более глубокие корни, на которые указывают некоторые исследователи, в частности, например, проф. прот. Г.Флоровский. Исследуя возникновение иконоборчества с точки зрения православного богослова, автор утверждает, что традиционное для предшествующего времени понимание иконопочитания как эллинистической репаганизации Церкви необходимо пересмотреть: не православные иконопочитатели, а, напротив, именно иконоборцы представляют собой возвращение к дохристианскому эллинизму, рецидив «эллинизированного христианства», «запоздалое воскрешение оригенизма», тогда как православное иконопочитание неизменно оставалось истинным «христианским эллинизмом». /3/

Что же мы, собственно, имеем в виду под общим термином «эллинизм»? Проф. М.Поснов свел сущность эллинистического мироощущения к шести пунктам.

1. Резкое разделение на душу (дух) и тело, большее или меньшее предпочитание духа телу.

2. Явное разделение между Богом и миром.

3. Как следствие разделения появляется утонченное представление о божестве -via negations et eminentae (по пути отрицания и возвышения); теперь оно становится непонятным и неописуемым, но великим и добрым.

4. Далее, как следствие предпочитания духа появляется принижение мира и представление, что оно есть темница души.

5. Связь между плотью и духом унизительна и осквернительна для духа.

6. В конечном счете, спасение объясняется как избавление от мира и плоти. /4/

Разумеется, представленная здесь картина максимально упрощена, связь же иконоборческого учения с эллинизмом значительно более тонкая. Но какую бы сторону его философии мы не рассматривали, в ней всегда отмечаются характерные черты эллинизма. Прот. Г.Флоровский считает, что весь конфликт VII–IX веков необходимо рассматривать как новую фазу многовекового процесса, в котором иконоборчество выражало бескомпромиссную позицию оригинистического и платонического образа мышления. Осужденный на Y Вселенском соборе оригенизм не умер. Он был живым богословским течением, и его аллегорический символический метод наиболее подходил к рассуждениям иконоборцев. /5/

Ориген считал, что человеческое тело Христа не было похоже на другие человеческие тела, оно было «телом совершенно необычайным». Он предполагал, что Иисус Христос имел способность принимать различные образы. Каждый, кто смотрел на лицо Богочеловека во время Его земной жизни, видел в Нем то, чего был достоин сам. И такие моменты, как Преображение, не являются исключительными моментами Его человеческого существования, а лишь прерогативным выражением того, что всегда в Нем происходило. Трое главных апостолов удостоились видеть Христа преображенного в Славе, но и тем, кто был недостоин этого, Христос всегда являлся в различных образах. Поэтому, несмотря на то, что Иисус Христос всегда проповедовал в храме, до определенного времени враги не могли схватить Его, так как не могли заметить Его. По мнению Оригена, человеческая природа Сына не только причастна Божеству, но и, если можно так сказать, переходит в само Божество. А после Воскресения человеческое тело Христа слилось с Божеством и уже неотличимо от Него. /6/

По существу все сводилось к возврату к древней дихотомии — разделению между духом и материей. В этой системе образ может быть лишь помехой в духовной жизни: он не только сделан из грубого вещества, но и изображает тело, то есть вещество. /7/

Христология Оригена была фоном и основной предпосылкой в рассуждениях его ревностного почитателя Евсевия Кесарийского /8/, изложенных в письме к Констанции, сестре императора Константина Великого. Это письмо, по мнению прот. Г.Флоровского, «может служить ключом к пониманию иконоборческого мышления»./9/ Приведем весь текст, прочитанный на YII Вселенском соборе и использованный иконоборцами в качестве одного из основных патристических аргументов на соборе 754 года. Во мнении Евсевия Кесарийского прослеживается явная близость со взглядами Оригена, поэтому нет необходимости подробно комментировать его. «Так как ты писала относительно какой-то, будто бы Христовой иконы и желала, чтобы я прислал тебе такую икону, то какую это икону разумеешь ты, которую называешь Христовою? Истинную ли и неизменяемую, и заключающую в себе сущность естества Его, или же представляющую то естество Его, которое Он воспринял ради нас, облекшись (плотию как бы) одеждою рабского вида? Но то касается образа Его как Бога; то я и сам думаю, что не его ты ищешь, потому что ты научена Им, что ни Отца никто не знает, как только Сын, ни самого Сына никто не знает, как только родивший Его Отец»... «Конечно, ты ищешь икону, изображающую Его в образе раба и во плоти, которую облекся Он ради нас; но мы научены, что и она растворена славою Божества и смертное поглощено жизнью»… «итак, кто же в состоянии изобразить мертвыми и бездушными красками и тенями издающий сияние и испускающий блистательные лучи блеск славы и достоинства Его, изобразить Его таким, каков Он есть? Даже избранные ученики Его не могли взирать на Него на горе, но пали лицом ниц, признав, что блеск света для них невыносим. И так если воспринятый им в воплощении образ получил такую силу от обитавшего в Нем Божества, то что сказать о том Его состоянии, когда Он, сложив (с Себя) смертность и смыв тление, вид рабского образа изменил на славу Господа и Бога — после того как одержал победу над смертию, взошел на небеса, возсел на царском престоле одесную Отца и вернулся в несказанные и неизреченные недра Отца?… Когда Он обратно восходил туда, Его восхваляли силы небесные…» /10/

Для Евсевия было невозможным и непозволительным живописное изображение Христа. Впоследствие это объясняли его арианством. Точнее было бы сказать, что свой «иконоборческий» вывод Евсевий сделал полностью последовательно из оригенистических предпосылок.: «конечно, ты ищешь икону, изображающую Его в образе раба и во плоти, которую облекся Он ради нас; но мы научены, что и она растворена славою Божества и смертное поглощено жизнию». Зримо ощутимое в Христе как бы растворилось в сиянии Его Божества, и потому недоступно для изображения в мертвых чертах и цвете. И не на ощутимый и земной образ Христа должно быть направлено внимание истинного христианина, потому что уже ощущается созерцание будущего века, лицом к лицу… А «по Евсевию, — пишет Кр. Шенборн, — икона, как чувственный образ воспринятой Логосом плоти, держит нас в плену того, от чего Логос хотел бы нас освободить, — в плену плоти». /11/

В рассуждениях Евсевия ясно ощущается разделение на «чувственное» и «духовное», характерное для самого Оригена. Лишь simpliciores «дети разумом» — по выражению Оригена, заняты воспоминаниями о земной и униженной жизни Спасителя, о днях Его плоти, о Кресте; истинный «гностик» же созерцает Его Божественную славу и отходит от Его домостроительного унижения (кеносиса). Христос и для Оригена — «уже не человек». Для оригеновского пафоса и отвлеченной духовности соблазном является любое возвращение к чувственному реализму. Употребление икон Евсевий называет «языческим обычаем» () /12/. Только лишь Евсевий делал «иконоборческие «выводы из Оригеновской системы? Можно ли предположить, что и другие «оригенисты» рассуждали так же? — задается вопросом о. Георгий Флоровский. /13/

В заключение скажем, что еще от Ария можно проследить эволюцию искаженной эллинистическим наследием христологии, которая неизбежно должна была привести к конфликту между оригенистическим символизмом и евангельским историзмом. Поэтому, где бы не возникала полемика против христианского образа, очень часто она находит оправдание в далеко не бесспорных богословских взглядах Евсевия, Астерия Амасийского, Тертулиана монтанического периода и т.п. Накануне иконоборческого спора Пятый-Шестой собор, отменяя символы, имел в виду именно символизм, как языческую незрелость, представленную от «Оригена, Дидима и Евагрия, возобновивших еллинские басни». /14/

Содержание понятия «икона».

Иконоборцы называли иконы идолами, поклонявшихся им — идолопоклонниками, а поклонение иконам — идолопоклонничеством. Они не делали различия между идолом и иконой, считали иконы идолами, делом сатаны, который таким образом ввел идолопоклонничество под маской христианства. Кроме религиозных различий, делящих византийское общество в VIII–IX веках на два враждующих стана, между враждующими партиями существовало и глубокое различие в самом характере, основе мышления, различие, из-за которого эти партии с самого начала не могли понять друг друга. Само понятие «икона» в представлении иконоборцев преломлялось совершенно иначе по сравнению с представлениями иконопочитателей, потому что «икону», о которой шел спор, иконоборци и иконопочитатели понимали по-разному. /1/

Слово «икона» греческого происхождения ( от глагола быть подобным, походить, выглядеть). Это слово имеет несколько значений: а)в прямом смысле — образ, портрет, изображение чего-то, статуя, изображение на монете, отражение в зеркале; б) в переносном смысле — мечта, подобие, притча, изображение, живой образ в смысле сходства, олицетворения. В таких значениях слово употреблялось еще языческими философами и писателями.

В Священных книгах Ветхого и Нового Завета слово «икона» имеет более определенное значение. В Ветхом завете оно употреблено более 50 раз и везде имеет значение образа, изображения чего-то, что действительно существует, бытует, но не имеет языческого почитания, такого, каким пользуются языческие идолы. (См. Быт. 1:26-27; 5:1,3; 9:6. Вт. 4:16. Прем. 2:23. 2 Пар. 33:7 и др.) В Новом Завете это слово употреблено более 15 раз и имеет значение образа на монете (Мт. 22:20 и парал.), образа Божьего (1Кор. 11:7; 2 Кор. 4:4; Кол. 1:15, 3:10), образа славы Господней (2Кор. 3:18), образа Сына Божьего (Рим.8:29), т.е. означает то, что похоже на сам объект, то, что его изображает.

Слово «идол» ( от - внешний вид, форма) также греческого происхождения и имеет значение искусственно созданного образа, фигуры, изображения, образа, сложившегося в уме, призрака, тени почившего. В отличие от иконы идол есть плод человеческого воображения. Он не изображает ничего того, что существует, что имеет бытие. Идол и мнимое божество, которое он изображает, идентичны. Идол есть само божество, поэтому-то язычники и отдают ему божеские почести. В этом значении употребляется данное слово в ветхозаветных и новозаветных священных книгах. В них раскрывается мысль, что идол как мнимое божество противоречит идее единого истинного Бога. Поэтому апостол Павел пишет, что «идол»– ничто в мире. И нет иного Бога, кроме Единого» (1Кор. 8:4). /2/ Папа Григорий II пишет патриарху Герману: «Изображения того, что не существует, называются идольскими. Их изобрела языческая мифическая поэзия, представлявшая несуществующее как бы существующим.» /3/

Из проведенного краткого анализа терминов «икона» и «идол» видно, что они в корне различны, как по происхождению, так и по содержанию. Икона указывает на нечто, что действительно существует, и существует отдельно от нее. Она лишь образ этого, его изображение. Идол же изображает несуществующие языческие божества. В сознании язычников идол есть само божество.

С таким содержанием употреблялись эти слова в раннехристианской литературе. Позднее, во времена иконоборства, в них уже вкладывали неодинаковое содержание.

Император Константин V Копроним дает определение понятие «икона», давая этим возможность установить, чем была и чем должна быть «икона» в представлении иконоборцев. Через это понятие раскрываются гносеологические основы иконоборческого мышления и дается возможность сравнения с мышлением православных иконопочитателей, имеющим совсем другие основы. /4/ По мнению Константина, истинная икона должна быть единосущна изображенному на ней лицу () /5/ Патриарх Никифор находит это утверждение бессмысленным и смехотворным и стремится опровергнуть его в своем полемическом сочинении, направленном против Константина. Для православных икона не только не была единосущна () своему первообразу () или тождественна ему (), какой, по мнению иконоборцев, она должна была быть, напротив, согласно православным апологетам святых икон, в самом понятии иконы () заключается сущностное отличие между образом и его первообразом. /6/ «Икона есть подобие () архетипа…или подражание () архетипу, его отражение, она различна () по своей сущности и материи () от первообраза; икона сходна с архетипом благодаря совершенству искусства () подражания, но по своему существу и материи она отличается от архетипа. Потому что, если бы она ничем не отличалась от архетипа, то это был бы не образ, а нечто другое — сам первообраз», пишет патриарх Никифор. /7/

Для православных было совершенно неприемлемо утверждение иконоборцев, что икона и изображенный на ней объект должны быть тождественны. Со свойственным ему темпераментом Святой Федор Студит говорит: «Никто не будет так безумен, чтобы истину и ее тень,… архетип и его изображение, причину и следствие считать тождественными по существу ()»./8/

Установка Константина: «Если икона истинная, то она должна быть единосущна изображаемому» — диаметрально противоположна утверждению православных: «Одно — икона, другое — изображаемый», «отличается по существу, потому что, если бы она ничем не отличалась, то она не была бы и иконой…».

Таким образом, по мнению иконоборцев, иконы должны быть тождественны архетипу, что соответствует понятию о языческом идоле (идол тождествен богу). Иконоборцы просто мыслят языческими понятиями и категориями. На этом основаны и обвинения в идолопоклонстве, а не на ветхозаветном запрете изображений. Но будучи направлены против появившегося в Православной церкви иконопочитания, они стали беспредметными, поскольку для православных не было ничего более странного, чем отождествлять иконы с изображаемыми на них лицами. Патриарх Никифор несомненно выражает саму сущность проблемы, когда подчеркивая существующее различие между иконой и ее первообразом, говорит: «Те, кто не принимает этого различия (), справедливо называются идолопоклонниками ()» /9/, т.е если мы не отличаем икону от первообраза, то вы имеете право обвинять нас. Более того, Православная церковь официальным актом осуждает тех, кто почитает иконы, поклоняется им как кумирам или идолам или же боготворит их. /10/ С другой стороны, не нужно упускать еще один очень существенный момент, существующий в православной иконологии, конкретно в богословии патриарха Никифора, то, что между иконой и архетипом существует известная связь, так икона обеспечивает вступление в контакт с архетипом и его опознание, но она всегда по своей сущности остается отличной от него. /11/

В случае отождествления иконы с архетипом иконопочитание было бы невозможным для любого даже малоразвитого христианского сознания. Тот, кто был не в состоянии представить себе кроме отношения полного тождества другое отношение, должен был отрицать всякое иконопочитание. Тот же, для которого в самом понятии иконы коренится сущностное отличие от изображенного на ней лица, с которым икона была лишь в определенном смысле связана, вопрос идолопоклонничества даже не мог возникнуть.

Если мы посмотрим на вопрос о тождестве с другой стороны, то необходимо сказать, что есть одна икона, которая единосущна своему первообразу. Это воплотившийся Сын Божий, Он есть «образ Бога» (2 Кор.4:4). Онтологически по своей сущности Он не отличается от Своего Первообраза, Он единосущен Ему. Но даже и в этом случае нельзя утверждать полного тождества между образом и первообразом, как это делают иконоборцы. Сын хотя и единосущен Отцу, отличается от Него по ипостаси.

В ранний период, во времена арианской борьбы, Церковь вынесла много тяжких гонений за право применять понятие  к отношениям между Сыном Божьим и Отцом. В период иконоборчества пролилась мученическая кровь за учение Церкви о том, что икона  своему первообразу, или как риторично высказывается патриарх Никифор, икона в самом общем смысле есть то, что «причинено причиной»()./12/

Как считает профессор Г. Острогорский, если православное богословие иконы имеет свои философские параллели в идеях платонизма, то иконоборцы в своем мышлении исходят из определенных представлений восточно-магического характера и не видят различия между божеством и его изображением. /13/

Как бы то ни было, независимо от того, кто какой философской системы придерживается, в данном случае важнее, какие выводы он делает./14/ Потому что, как говорит патриарх Герман, «на дела надобно смотреть не просто, но всегда должна быть принимаема во внимание цель, какою руководились делатели. Эта цель или слагает вину с делавшего, или, напротив, осуждает его». /15/

В основе проблемы икон, уподобляемых идолам, со стороны иконоборцев стоит вопрос о том, что когда-то Церковь могла принимать идолов и совершать идолослужение. Это подрывает авторитет Церкви как непогрешимого, богоустановленного организма; она, в конечном счете, по мнению иконоборцев, не может различать духов. Это ставит под сомнение смысл ее существования. И если Церковь не отличает добро от зла, то под сомнение ставится и ее спасительная миссия в мире. На практике это выражается в произвольном непризнании хиротоний, в свободном вмешательстве в ее внутренние и внешние дела, в стремлении подавить все святое. По мнению св. Иоанна Дамаскина и отцов VII Вселенского собора, иконоборцы осуждали Церковь как «падшую… как бы не знающую истинного Бога…» /16/

Св. патриах Герман прекрасно понимал то, о чем шла речь, когда писал епископу Фоме Клавдиопольскому, что «храм Божий, то есть Церковь Его, не имеет никакого общения с идолами». /17/ В том же духе высказывается и Иоанн Дамаскин, говоря, что «если начнем, хотя и в малом, ниспровергать здание Церкви, то оно понемногу будет разрушено все.» /18/