Глава восьмая. Новые подходы в политической социологии[4]

Новые подходы в политической социологии[4]

8.1. Творческое сотрудничество
социологов и политологов

Хорошо известно, что сегодня наиболее интересные результаты в науке получают на стыке различных дисциплин. Справедливо это положение и для социальных наук. И в этом плане последний в ХХ столетии Конгресс Международного Института Социологии был интересен тем, что в его работе приняли активное участие не только социологи, но и большой отряд политологов, а также социолингвисты, социальные психологи, представители других направлений социально-гуманитарного знания. Его работа проходила под знаком интеграции социального знания при ведущей роли социологов и политологов.

Конгресс состоялся с 11 по 15 июля 1999 г. на базе Тель-Авивского университета под девизом: “Множественные современности в эру глобализации” (Multiple Modernities in an Era of Globalization). Тематика Конгресса была сосредоточена почти исключительно вокруг проблем социологии политики и социальных аспектов политологии. Причем не меньше трети докладов и сообщений касались непосредственно социально-политических проблем Израиля и еврейской диаспоры в современном мире. Центральной же проблематикой стала выработка отношения к неожиданным проявлениям
модерна – современности в социально-политических процессах, происходящих в мире, преодоление растерянности перед лицом несрабатывания основополагающих ценностей и связанных с ними ожиданий, выработанных в рамках традиционной западной социальной науки и внедренных в общественное мнение мировыми средствами массовой информации, другими социальными институтами.

Основной сверхзадачей устроителей Конгресса явилось устранение противоречия между установившимися в западном обществоведении системой и характером осмысления социально-политической картины мира и реальными конфликтами и напряженностями, потрясающими современный мир. Причем складывалось впечатление, что речь шла не столько о том, как “преобразовать мир”, сколько о том, как легитимизировать, подновить уже имеющие хождение социально-политические концепции. Представляется также, что на данном Конгрессе отрабатывались основы идеологической стратегии, согласно которым в ближайшее время будет произведена корректировка деятельности мощнейшего механизма глобальных масс-медиа.

Ведущими фигурами на тель-авивском Конгрессе были профессор Еврейского университета Иерусалима Шмуэль Айзенштадт и директор Гуверовского центра войны, мира и революции Стэнфордского университета (США) Алекс Инкелес.

8.2. Главные социально-политические
проблемы современности

Айзенштадт открыл своим докладом “Видение модерного и современного общества” первое рабочее пленарное заседание Конгресса, а также выступил с основным докладом “Парадоксы демократии” на симпозиуме “Демократии в эру глобализации”. Он считает, что постоянно растущие и интенсифицирующиеся процессы глобализации остро ставят вопрос: а не знаменуется ли конец ХХ века концом концепции модерна в том виде, в каком она развивалась последние два столетия? Не является ли современный мир отходом от модерных программ? Это происходит в направлении “конца истории”.

Десять лет назад Френсис Фукуяма описал в качестве новой тенденции внеисторическую гомогенизацию мира, при которой идеологические предпосылки модерна со всеми своими противоречиями становятся почти иррелевантными, предлагая взамен рост множества самых модерновых видений и/или возврат к традиционным, фундаменталистским, антимодерновым, антизападным движениям и цивилизациям. Все это ведет к “столкновению цивилизаций”, при котором западная цивилизация вступает, часто во враждебных терминах, в конфронтацию с другими цивилизациями, особенно с мусульманской, и, до некоторой степени, с конфуцианской.

Многие теоретики заявляют, что современный мир демонстрирует исчерпанность модерной программы, ассоциирующейся с либеральной демократией. Участники дискуссии подчеркивают ослабление, либо распад идеологических основ классической модели “нации-государства”, особенно такой, где доминируют тенденции тесно взаимосвязанных преобразований наиболее важных параметров обществ в рамках культурных и политических программ модерна.

В современном мире налицо социальные взрывы, однако взрывы эти различны по своему характеру. Все это открывает дорогу появлению и укреплению теорий постмодерна. Сам Айзенштадт считает, однако, что мы являемся свидетелями не постмодерна, но схлестки разных подходов, в том числе исламизма и иных идеологических течений. В этой схлестке наблюдаются отход от ценностей модерна, ослабление модели “нации-государства”, имеющей своими корнями эпоху Просвещения. В последние два-три десятилетия менялась организация наций-государств, слабела их идеологическая сила. Во всем мире развивались новые типы движений и идентичностей, выходящие за рамки классической модели.

Однако, считает Айзенштадт, тщательное изучение происходящих процессов показывает, что изменения, возникающие благодаря множественным процессам глобализации в современном мире, представляют собой последовательные попытки различных движений и элит в своих терминах переосмыслить, реконструировать, по-своему освоить модерн, а также переформулировать дискурс модерна. Даже в период становления классических наций-государств существовали разные типы понимания модерна. Критериями различий являются, например, тип коллективной идентичности, а также степень аутентичности власти. На одном конце шкалы находится Франция, на другом – скандинавские страны, промежуточное положение занимает Британия.

Еще один пример – США. Алексис де Токвиль убедительно показал отличия государственной модели США, находящихся, тем не менее, в рамках западной цивилизации. Этому же, по мнению Айзенштадта, посвящена работа Вернера Зомбарта “Почему нет социализма в Америке”. В США нет той конструкции государства, как в Европе – здесь есть десятки государств-штатов. Здесь есть импичмент, и “Уотергейтское дело” возникло из-за различий в концепциях власти. В США имеется сильное чувство коллективизма, сплоченности. Это – страна, где религия отделена от государства, что не означает, однако, отделения религии от политики. Здесь налицо отличная от Европы конфигурация элементов, в постоянном противостоянии находятся основания власти.

Прежде всего очевидна конфронтация между территориальной и культурной компонентами государств. Рассматривая федеративные государства, мы наблюдаем разные основания государственности, например в Индии, Японии, Китае, в исламских странах. По существу, различны концепции модерна и в европейских странах. Социализм, национал-социализм, коммунизм – все эти течения отражают борьбу внутри европейского понимания модерна. Все это – не бегство от современности, но попытка по-иному переформулировать видение современности. Так, Великая французская революция впоследствии привела Европу к коммунистическим режимам. Следовательно, понятие модерна не исчерпывается традиционной либеральной демократией, оно гораздо сложнее и многограннее. Либерализм – это лишь одна из версий модерна, помимо нее, существуют и другие версии. Даже те течения, которые не приемлют модерна, сами порождены требованиями модерной реальности.

Сегодняшние напряженности внутри западной цивилизации порождаются, с одной стороны, притягательностью универсализма и плюрализма, а с другой – стремлением сохранить традиционность. Такие напряженности наблюдаются во Франции и Британии, в Латинской Америке и США и в других странах. По сути дела, здесь происходят изменения в основах идентичности этих государств.

Наиболее ярко выражены сегодня тенденции партикуляризма, локализма и т.п. и, одновременно, создание универсалистских движений. В качестве примера последних Айзенштадт называет “новые диаспоры”, как мусульманские, так и иудейские. Новые конфигурации модерна возникают как следствие двух подходов. Фундаменталистские религиозные движения пытаются вписать применение традиций в современные реальности. Так, в Саудовской Аравии женщинам не дают водительских прав, есть ограничения для женщин в Иране и Турции, однако в социальной жизни этих стран женщины становятся все более мобилизованными, востребованными. При первом подходе напряженность между плюрализмом и закрытостью становится центральной. Другой подход: возникают движения межгосударственные, транснациональные, и эти движения вносят свои, отличающиеся понимания модерна.

Долгое время модерн рассматривался лишь с западнических позиций. Сегодня такое положение вещей меняется. Новые концепции модерна признают глобализацию, урбанизацию, однако вписывают их в общую картину по-своему, не по западному. Эти концепции формулируют иные пространства модерна. Существуют, например, альтернативные понятия универсалистского модерна в рамках ислама. При этом чрезвычайно важными в нем становятся идеологические и культурные элементы.

Сегодня, в условиях схлестки цивилизаций (западной против исламской или иных), главным становится обращение к аутентичности. Надо ясно понимать, что на самом деле идет не схлестка цивилизаций, но схлестка различных интерпретаций модерна. В современных условиях крайне актуальной становится идеологическая проблематика, происходит ослабление влияния государств и реконструкция понимания модерна. Предметом дискуссии становятся: соотношение замкнутости и универсальности; интерпретация и опредмечивание модерна.

В этих условиях рождается естественный вопрос: а содержится ли во всем этом прогресс? Ответ Айзенштадта таков. В современном мире происходят большие изменения. Современности не только прогрессивны и благодатны, они часто несут варварство (например, модернизация в ряде африканских стран, холокост в Европе). Модерн интенсифицирует не только технологии, но и идеологии. Модерн содержит в себе пугающий динамизм. Как выразился однажды Лешек Колаковский, современности – это бесконечные попытки, в том числе и деструктивных сил.

При ответах на заданные вопросы Айзенштадт назвал два аспекта модерна:

изменения в нем носят постоянный характер: в модерне ничто не воспринимается как данность;

наличие в нем элементов активного участия в процессах изменений (в том числе как тоталитаристских, так и плюралистических изменений). Концепции модерна связаны с различными институциональными системами.

Новые движения пытаются ответить на современные вызовы. Многие негативные элементы не являются инновационными в концепциях модерна, однако эти деструктивные элементы могут интенсифицироваться, причем происходит это не только в современных условиях. Примером тому могут служить якобинцы времен Французской революции.

Открывая симпозиум “Демократии в эру глобализации” докладом “Парадоксы демократии”, Айзенштадт продолжил анализ социально-политических реалий современного мира. Главный тезис его выступления состоял в том, что в самих основах современных конституционно-демократических режимов заложены хрупкость и нестабильность. Эти черты являются следствием:

трений, нестыковки между различными концепциями демократии (особенно между конституционной и партиципативной демократией);

ключевых, центральных аспектов политической и культурной программы модерна.

Общим ядром предпосылок демократии являются открытость политического процесса (особенно для протеста) и сопутствующая ему тенденция постоянной переформулировки политических реалий. Открытость играет важную роль в хрупкости современных демократических режимов, однако парадоксальным образом она также способствует и их преемственности. Из этого вытекает ключевой вопрос: как и при каких условиях возникают концепции политической игры с “не-нулевым результатом”?

Айзенштадт выделил идеальную концепцию демократии и ее современные конституционные разновидности. Реальная демократия, в свою очередь, существует в двух основных формах. Первый этап – конституционная демократия – возник в Европе и основан на правилах игры, свободных от ценностей. Этап этот был доминирующим до начала эпохи великих революций.

Второй этап – демократия участия – начинается с побед великих революций.

Юрген Хабермас попытался объединить оба этих подхода. Парадокс демократии состоит в том, что демократия основана на возможности открытой борьбы за власть и смены правителей, однако результат этого процесса не прогнозируем. В современных условиях нужен новый тип понимания политической игры. Если демократия проигрывает игру, то проигрывается сама возможность игры. Центральной проблемой при этом является проблема доверия – высокого уровня доверия – в ситуациях, зависящих от изменяющихся обстоятельств. Понимание наличия шанса рационального выбора бросает вызов дихотомии: преемственность доверия – социальные конфликты. Отнюдь не все социальные конфликты политизированы.

Для обеспечения преемственности демократической борьбы необходимо организовать ее как сеть (network) элементов противоборства в четких легитимных рамках. Различное видение общественного блага (по Ж.-Ж. Руссо, это – volonté de tous и volonté générale)связано с переформулировнием политики в 30-х гг. в Европе и в 90-х гг. в Израиле. Могут ли демократические режимы продолжать оставаться демократичными, конституционными? Процесс этот остается непрерывно продолжающимся испытанием.

В США и в Европе демократия базировалась на концепции суверенности прав человека, однако в 20-30-х гг. появляются два дополнительных интеграционных элемента: 1) конституирующие коллективные идентичности и 2) этнические идентичности. Предметом особого внимания становится отношение гражданского общества и государства. Так, современная Индия и Веймарская Германия – это социальные организации, но сегрегированные по узким секторам, и в этих условиях крайне важно то, как гражданские организации взаимодействуют друг с другом, а общество – с государством. Скандинавские страны, по мнению Айзенштадта, дают пример другого типа демократии, опирающейся на: конструирование коллективной идентичности; народно-этнические (folkist) элементы; некоторые специфические религиозные традиции.

Современность характеризуется многоаспектным и активным формированием разнообразных коллективных идентичностей. При этом наиболее значимые ценности современной демократии – это укрепление институтов гражданского общества и повышение уровня доверия.

Алекс Инкелес выступил с содокладом на симпозиуме по проблемам демократии и с основным докладом на пленарной сессии “Множественные современности: конвергенция и дивер-
генция”.

8.3. Социально-политические процессы
в современном мире

Выступление Инкелеса на симпозиуме называлось “Психологические и психокультурные факторы, влияющие на установление, поддержку и развитие демократии” и носило подзаголовок “Приверженность демократии и ранние стадии демократии”. Напомнив об известном тезисе Макса Вебера о роли протестантской этики в возникновении капитализма, он по аналогии обратился к теориям, рассматривающим психосоциальные и психокультурные факторы в качестве ключевых элементов, способствующих зарождению, поддержанию и развитию демократических политических институтов как на локальном, так и на национальном уровнях.

Говоря о возникновении демократии, Инкелес подчеркнул, что ценности ведут к учреждению институтов, а те, в свою очередь, способствуют укреплению ценностей. Особый интерес для докладчика в этом плане представляет влияние культурных ценностей и традиций.

По мнению Инкелеса, ключевой ценностью западной демократии с конца 50-х – начала 60-х гг. становится доверие. Согласно данным проведенного в США и Западной Европе в 80-х гг. социологического исследования, на вопрос “Можно ли доверять большинству людей?” большее число американцев, по сравнению с европейцами, ответило положительно (» 60% против 40%). Другими социальными индикаторами психосоциальных и психокультурных факторов могут быть также известные 10 критериев F-шкалы, примененной Теодором Адорно и его коллегами в их классическом исследовании авторитарной личности; измерения Пафстеди – представительна ли власть в стране; изучение Инглхартом уровня индивидуализма в 20 странах мира. К числу других значимых показателей относятся также свобода печати и степень открытости или закрытости общества.

В качестве закономерностей в этой сфере Инкелес сослался на выводы следующих ученых. По результатам своего исследования Инглхарт сделал заключение: психологические показатели демократии доверия в конкретном обществе прямо пропорционально связаны с уровнем материального благосостояния людей. Ученик Инкелеса Ларри Даймонд на основе своих эмпирических данных пришел к выводу о том, что уровень межличностного доверия изменяет уровень демократии в обществе.

Политические партии не доверяют друг другу. Однако технологии успешного внедрения демократии имеются. Так, Тайвань начинался как очень автократическое общество, но затем в результате успешного эксперимента там была внедрена демократическая система. Замерялся достигнутый результат с помощью серии опросов, вопрос в которых формулировался следующим образом: “Все ли важные решения должно принимать только правительство?” Показателем успешной демократизации тайваньского общества стало неуклонное уменьшение доли ответивших “да” на поставленный вопрос. Этот эксперимент дает основания для важного вывода: демократичность не является врожденным или традиционным качеством, она вырабатывается в процессе социального строительства.

В своем докладе Инкелес особо подчеркнул следующие положения:

В странах, которые были колонизованы, национальная идентичность страны-колонизатора была исторически решающим фактором в решении о введении, и еще более важной для шансов на выживание демократических общностей.

Общности с более высоким уровнем психосоциальных тенденций, таких как межличностное доверие и межличностный авторитаризм, имеют более высокие шансы поддерживать демократические отношения.

Господствующая религия среди любого населения оказывает решающее влияние на предрасположенность к установлению и на способность к консолидации демократического общества. Это влияние не ограничено одной лишь институциональной практикой, но приложимо также к базовым представлениям об индивиде, общине, спасении и другим, содержащимся в распространенных религиях и светских идеологиях.

Преобразования, касающиеся социальных характеристик населения, такие как уровень образования, более урбанистическое жилище, характер занятости, влекут за собой изменение установок, ценностей и предпочтений, что, в свою очередь, влияет на структуру и, еще полнее, на стиль и содержание демократических форм общежития. Эти влияния могут пересилить влияние колониальных истоков, религии и культуры.

Открывая пленарное заседание “Множественные современности: конвергенция и дивергенция” докладом “Конвергенция и дивергенция в современных социетальных системах”, Инкелес определил предметом своего анализа наблюдаемые концепции модерна, проявляющиеся во взаимодействиях и взаимопроникновениях современных государств. При этом главными в этих взаимодействиях Инкелес считает процессы конвергенции, – почему же общности становятся все более похожими друг на друга. При этом основоположниками изучения процессов конвергенции он назвал К. Маркса, П. Сорокина и его ученика Т. Парсонса.

Инкелес выделил четыре основных типа процессов конвергенции в современном мире:

Диффузия и подражание. Символы делают общечеловеческой современную культуру.

Культуры мировых элит.

Мировые системы и теории, их объясняющие.

Технологические толкования происходящих событий.

Есть большое количество эмпирических свидетельств того, что все индустриальные общества в мире, и многие развивающиеся, сближаются в общих алгоритмах социальной организации, социальной оценки и социального действия. Однако существует и достаточно противоположных данных, и, следовательно, обществоведению брошен вызов, состоящий в необходимости теоретического прояснения и эмпирической верификации сложившейся ситуации.

Данные многих исследований указывают на то, что конвергенция имеет экспансивный характер, охватывая институциональные стереотипы и массовые установки и ценности. Однако существует достаточно данных и противоположного характера. Правда, необходимо отметить, что большинство работ, посвященных этой проблематике, фокусируют свое внимание на теоретических и концептуальных вопросах. Можно выделить три линии теоретического анализа: теории имитации и диффузии; теории, подчеркивающие влияние определенных элит, имеющих мировое влияние; теории мировых систем. Можно назвать и еще один подход в качестве альтернативы – социальную интерпретацию технологических изменений, проводимую в рамках структурно-функционального анализа.

Разбирая все эти концепции, можно обнаружить в них и ошибочные категории, и неточности восприятия, и неправильные интерпретации отдельных фактов и тенденций. Тем не менее, выводы подтверждают, что современный мир испытывает активный процесс конвергенции в области институциональных структур, в области распространенных культурных представлений и практик, а также в индивидуальных установках и поведении. Эти процессы широки по масштабам, глубоки по степени проникновения и значимы по своим последствиям, влияющим на организацию человеческого существования.

Простая похожесть не является доказательством конвергенции. Конвергенция совсем не обязательно приветствуется всеми. По своему характеру конвергенция – это вероятность, а не закономерность.

С интересным докладом “Средства массовой информации и партиципаторная демократия” на Конгрессе выступил израильский профессор Элиху Кац. Он описал социально-политический процесс как цепочку, состоящую из следующих составных частей: Правительство – Парламент (при этом он охарактеризовал Конгресс как церемониальную форму демократии) – СМИ – Общение – Мнение – Действие. Процесс этот построен на принципе обратной связи. Ключевая роль в этой цепочке, по оценке Каца, принадлежит средствам массовой информации. При становлении новой истории пресса, по выражению Габриэля Тарда, сыграла роль “тормоза на правительство”. Пресса:

провозгласила в качестве высшей цели сплочение государства-нации;

затем пресса свергла короля (а государство, словами Людовика XIV, и было королем);

с ее помощью большинство стало править в парламенте (поэтому родилось доверие к системе).

По своему социальному назначению пресса в современном демократическом государстве должна выполнять функции интеграции нации и быть средством расширения избирательных прав граждан. Однако на практике она сегодня действует как “искажающий посредник” (disintermediator). Парадокс состоит в том, что, даже служа демократии, пресса ослабляет ее сущностные основы. Так, радио искажает функции парламента, открывая прямой доступ публики к лидеру и наоборот, будь то Ф. Рузвельт или А. Гитлер. Телевидение подрывает функции политической партии, вводя общественное мнение внутрь политической “кухни” и делая упор на личности, а не на интересы. Можно с уверенностью предположить, что Интернет подрывает приверженность к нации, заменяя патриотизм глобализмом и расслоением на группы по интересам.