Глава 4 В черном-черном городе

Если Пекину срочно делали инъекции ботокса и торопливо выщипывали брови в преддверии Олимпиады, то Датун напоминал волосатую ногу с шишками на ступнях, никогда не знавших педикюра. Этот индустриальный город, расположенный к западу от Пекина, почти на границе с Внутренней Монголией, существовал благодаря шахтам и электростанциям. Четверть всего угля в Китае добывали в провинции Шаньси, и Датун считался одним из самых загрязненных городов в этой закоптелой стране. В 1998 году Всемирная Организация Здравоохранения в своем отчете сообщила, что из десяти самых грязных городов мира семь находятся в Китае. Страна эта по-прежнему три четверти энергии получает из угля, и почти двадцать пять процентов всех смертей тут происходят из-за заболеваний органов дыхания.

В шесть тридцать утра на вокзале было полно торговых агентов. При виде белого лица они пришли в ажитацию и начали активно предлагать мне такси, отели и экскурсии. Солдаты Народно-Освободительной армии, одетые в длинные темно-зеленые теплые пальто с воротниками из искусственного коричневого меха, мерзли под моросящим дождем, сгрудившись вокруг вещмешков. Я пробилась сквозь толпу к такси и попросила отвезти меня в отель, который забронировала заранее.

Мы ехали через весь город. На окраинах старые хибарки выплевывали в небо клубы едкого черного дыма из допотопных ветхих труб. Даже центр Датуна был окутан густым серым смогом.

Отель показался мне вполне сносным. Власть имущие от щедрот своих присвоили ему четыре звездочки. Комнаты были чистые, туалет исправно работал. Однако даже в таком приличном с виду месте я обнаружила в ванной набор средств, который предполагал, что некоторые занимаются тут бизнесом, не требующим костюмов и галстуков. Рядом с крошечными бутылочками с шампунями и гелями для душа лежали четыре упаковки влажных салфеток, на двух было написано «Мужчинам», на двух — «Женщинам». На тех, что предлагались прекрасному полу, я прочла: «Уничтожает патогенные бактерии, вызывающие вагинит, зуд, неприятный запах в области гениталий. Наш продукт был протестирован. Он уничтожает бактерии гонореи в 99,9 % случаев. Обработать область гениталий. Оставить на две-три минуты. Смыть чистой водой».

Салфетки игриво назывались «Птичка моя[2]», а на упаковке горделиво красовалась надпись «БЕСПЛОТНЫЕ» (вместо «бесплатные»).

Очень странно, скажу я вам. За организованную проституцию в Китае приговаривают к смертной казни, но, без сомнения, в отеле в открытую предлагали подобного рода услуги. Я окинула постель свежим взглядом и понадеялась, что простыни хорошенько прокипятили.

Вопрос о том, когда нарушать закон в Китае в порядке вещей, а когда это очень опасно, остается открытым. Китайцы не слишком-то боятся драконовских мер, которые власти предпринимают против злоумышленников. Никто точно не знает, сколько смертных приговоров приводят в исполнение ежегодно, но, по-видимому, речь идет о нескольких тысячах. Очень часто жирную точку в виде пули, пущенной в затылок, ставят уже через несколько часов после оглашения приговора.

Смертная казнь предусматривается здесь не только за серьезные преступления, но и за взяточничество, мошенничество, уклонение от налогов, распространение порнографии и многое другое. На самом деле подобная жестокость свойственна не только коммунистическому режиму. На протяжении всей истории в Китае вовсю закручивали гайки. К примеру, во времена династии Мин солдатам, дежурившим на крепостных стенах, разрешалось переместиться не более чем на пять шагов в каждом направлении. Если патрульный покидал свой пост, то ему отрубали голову прямо на месте, а за разговоры в строю — отрезали уши. Но, несмотря на суровые наказания, многие законы здесь наглым образом игнорируются. Судя по всему, на проституцию, которая процветала в отелях, власти смотрели сквозь пальцы.

Ну, прямо сейчас «Птичку» мне наносить не требовалось. Ночь в поезде прошла приятно, но не настолько. Я пропустила этот этап личной гигиены и направилась прямиком в пещерные храмы Юнга-на, поскольку туристы приезжали сюда именно ради них, а не из любви к углю.

По дорогам ослики тянули тележки, набитые черными глыбами. Какой-то парень ехал на мопеде, а одной рукой тянул за веревку ослика, который семенил сзади. Ослики показались мне приветливыми покорными созданиями с милыми пушистыми ушами и добрыми глазами. Интересно, каково им таскать тяжелые тележки и бегать галопом за мопедами в этой дыре? Темный и вязкий воздух вызывал приступы дурноты. Но когда я добралась до пещерных храмов, то от увиденного у меня перехватило дух.

Здесь на мягком песчанике вырезано около пятидесяти одной тысячи изображений Будды. Они датируются второй половиной пятого века нашей эры, то есть созданы полторы тысячи лет назад, и являются наиболее значимым памятником искусства династии Северная Вэй, столицей которой был Датун. Казалось невероятным, что в клоаке типа Датуна создали такой шедевр. Возможно, впечатление усиливалось из-за контраста удивительных буддийских статуй с задымленным черным городом, а может, я просто не ожидала увидеть ничего подобного. Да, я знала, что здесь много изображений Будды, но ничего не стала читать заранее и не представляла грандиозного размаха. Короче, какова бы ни была причина, но пещерные храмы привели меня в полнейший восторг.

Я забыла и об угле, и о саже, и о лосьонах для области гениталий, и бродила, словно во сне, из пещеры в пещеру. Самый большой Будда достигал семнадцати метров в высоту и якобы имел портретное сходство с одним из императоров династии Северная Вэй. У крупных статуй, которые сохранились лучше, была золотистая кожа, поблескивавшая даже в такой пасмурный день, словно солнце на минутку заблудилось, спустилось с небес и решило для разнообразия посветить отсюда, из пещер. Облачения покрыли коричнево-красной краской, а волосы и длинные брови выкрасили в темно-синий. Простота одеяний и выражений лиц Будд контрастировала с богатыми украшениями, которые символизировали мирской статус окружавших их бодхисатв (так называется у буддистов наставник, ведущий людей по пути внутреннего совершенствования; это ступень на пути к состоянию высшего просветления и достижения нирваны, то есть к состоянию Будды).

На стенах и потолке переплетались затейливые разноцветные орнаменты — цветы и листья лотоса, драконы и другие животные. Многие резные изображения были крошечными. Миниатюрные статуи располагались каждая в своем углублении, которые словно соты заполняли все пространство стены пещеры. Крошечные Будды сложили крошечные ручки в так называемую мудру абхая [3]. По потолкам скользили небесные создания, а создания земные медитировали тут же, под резными деревьями. Индийские влияния переплетались с китайской традицией: многорукий Шива сидел на драконе, который в китайской культуре символизировал власть императора.

Фрески рассказывали историю происхождения буддизма. Вот юный принц Гаутама отправился в путь и встретил покрытого язвами больного, затем сгорбленного годами дряхлого старика и, наконец, погребальную процессию. Осознав, что никто не может избежать страданий, Гаутама отказался от богатства, посвятил себя медитации и однажды, сидя под огромным баньяном, достиг просветления. Он снова отправился в путь, чтобы передать свое знание группе монахов, которые начали проповедовать его философию — жизнь есть страдание, и можно стать счастливым, лишь отказавшись от всех своих желаний — и обучать других медитации и аскезе.

Есть много версий, как именно буддизм проник в Китай. Некоторые считают, что якобы какой-то древний путешественник привез с собой сведения о новой религии, другие утверждают, что Китай познакомился с буддизмом в первом веке нашей эры во времена династии Хань, когда императору приснилось, что некое золотое божество пролетело мимо его дворца. Советники сказали, что это Будда явился ему во сне, и тогда император отправил посольство в Индию, чтобы привезти священные тексты. Однако бытует мнение, что в описываемый период небольшая буддийская община уже обосновалась в провинции Цзянсу на восточном побережье Китая.

Как бы то ни было, но уже в начале нашей эры китайские монахи ездили в Индию и привезли оттуда священные тексты, которые перевели с санскрита. Однако буддизму потребовалось несколько сот лет, чтобы закрепиться на новом месте. Призыв Будды отказаться от земных привязанностей, в том числе и разорвать семейные узы, шел вразрез с конфуцианскими ценностями. Проблема заключалась еще и в том, что первоначальный перевод сделали во многом, что называется, от балды, и переводчики допустили немало ошибок. Тем не менее, к середине первого тысячелетия буддизм уже укоренился в Китае.

Меня до глубины души поразило, что полторы тысячи лет тому назад монахи на протяжении целых сорока лет долбили песчаник на холодных дождливых склонах, создавая эти прекрасные скульптуры во имя новой религии. Интересно, почему императоры династии Северная Вэй вообще выбрали Датун своей столицей? Скорее всего, в те времена здесь было не менее дождливо и холодно. Я представила, как монахи, зябко ежась в легких одеяниях, напоминали себе, что жизнь есть страдание, и мечтали о нирване. Да это какая же нужна приверженность религии, чтобы претерпевать такие лишения!

Я выглянула из пещер и посмотрела на железную дорогу, по которой товарные поезда с гулом везли бесконечные вагоны с углем через серую мглу. Они напоминали цепочку лишенных всякой надежды тюремных узников, связанных друг с дружкой кандалами. Шахты, поезда и грузовики с углем загрязняли воздух так, что пришлось проводить новую ветку железной дороги в обход, чтобы сохранить статуи в пещерных храмах, но, тем не менее, всепроникающее черное облако угольной пыли густо охватывало и Юньган.

Я вернулась в Датун на переполненном громыхающем автобусе. Группа девушек лет двадцати громко щебетала по мобильникам. Автобус остановился перед шахтой, и в него села еще целая толпа мужчин с женами и маленькими детьми. Скорее всего, едут поразвлечься в Датун воскресным вечером. Дождь настойчиво стучал по крыше автобуса, заслоняя пеленой вид из окна. Мы проехали мимо здания с облупившейся краской, на котором висела покосившаяся вывеска «Отель „Солнечный“». Я вздрогнула. Ну и ну!

Автобус высадил меня на краю города, и мне пришлось довольно долго брести по улицам, на которых в воскресенье бурлила жизнь. Из магазинов орала музыка. Прямо на улице торговали фруктами с тележек — бананы, кумкват, вишня, грейпфруты и яблоки. Тут же жарили на огромных сковородах арахис или продавали печеный батат и засахаренные фрукты на палочке.

Из автобуса вывалилась куча подростков.

— Хэллоооооууууу! — радостно заверещали они при виде меня и раскатисто захохотали. Не очень-то похоже на приветствие, скорее на освистывание или насмешку. Или на отчаянный вой паршивого кобеля, который никак не может найти себе пару.

Какой-то тощий парень лет тридцати громко харкнул и выплюнул комок слизи на тротуар в паре сантиметров от моих ног. Несмотря на то, что он был одет в темно-зеленую шинель не по размеру, этот тип вряд ли мог с кем-то сражаться. Его хрупкая оболочка рассыпалась бы на молекулы при одном только виде боя. Должно быть, он один из тех бедняков, которые покупают армейскую форму на рынке, потому что она дешевая и долго носится. На всякий случай я обошла плевок стороной. Вряд ли безопасно проходить в непосредственной близости от любых жидкостей, источником которых является такое болезненное тело. Женщина средних лет с удовольствием ковырялась в недрах носа. А затем, чтобы достойно завершить эту вакханалию, какой-то старичок, проходя мимо меня, зажал одну ноздрю и громко высморкался, а потом повторил ту же процедуру и с другой ноздрей.

Вернувшись в отель, я рискнула пойти в ресторан на поиски съестного. Когда плохо знаешь китайский, то заказать еду — непосильная задача. Я решила, что ограничусь рисом и овощами, эти слова входят в мой лексический запас.

Официантка сунула мне меню с картинками. Я ткнула пальцем в овощи. Быстро, просто и понятно. Внезапно я поняла, что напрочь забыла, как будет «рис». Разумеется, картинка с рисом в меню отсутствовала, зачем рекламировать то, что есть в любом ресторане страны?

— Одни овощи? — с подозрением спросила официантка, подняв брови, а потом оглянулась на своих товарок, которые тут же захихикали. Официантки в одинаковых зеленых шелковых платьях ципао толкались у дверей кухни, видимо, на случай, если придется спасаться бегством.

— Рис? — спросила я слабым голосом. Но по-английски.

В итоге овощи прибыли в гордом одиночестве. Я держалась стойко и притворилась, что овощи без всякого риса и были пределом моих мечтаний, мысленно пообещав себе больше никогда не ходить в ресторан без разговорника.

Затем я вернулась в номер, уселась на кровать и стала читать. В половине десятого вдруг зазвонил телефон.

— Алло?

Трубка молчала. Через несколько секунд телефон зазвонил в соседнем номере, а потом и дальше по коридору.

Через пятнадцать минут звонок повторился, а потом еще раз, уже в одиннадцатом часу. Внезапно я поняла, что дама, не пожелавшая со мной общаться, скорее всего, предлагает те услуги, для которых предусмотрен лосьон «Птичка», и просто вешает трубку, услышав женский голос.

Я с отвращением посмотрела на трубку, из которой доносились короткие гудки. Мой взгляд упал на список номеров в отеле. Напротив одного из четырехзначных номеров стояли две загадочные буквы «С» и «М». На этом этапе никаких приличных сочетаний в голову не приходило, только «садо-мазо»…