Горин С. А. 10 страница

ваем одну из трех масок. И то, какое Я-состоние возьмет в нас верх, в немалой степени зарисит от статуса нашего собеседника и особенностей коммуникативной ситуации. Однако и в рамках принятой роли есть возможность выбора той или иной речевой стратегии.

По Берну, процесс речевого взаимодействия можно разложить на элементарные обмены <посылами>, в каждом из которых есть коммуникативный стимул и коммуникативная реакция (в виде слов, умолчаний, взглядов, отворачиваний друг от друга и т. п.). Такую минимальную единицу общения ученый назвал трансакцией. Сам процесс общения, с его точки зрения, можно рассматривать как серию трансакций. Цель трансактного анализа состоит в том. чтобы выяснить, какое Я-состояние послало коммуникативный стимул и какое Я-состояние дало коммуникативную реакцию.

В реальном общении возможны различные комбинации Я- состояний собеседников. Одной из разновидностей трансакций выступает взаимодействие по горизонтали. Приведем примеры.

1. Трансакция по модели Р:> Р.

Пожилой преподаватель обращается к коллеге:

- Ну и студенты пошли: ничего их не интересует!

- Да, мы в их возрасте были другими: на лекцию шли как на праздник.

2. Трансакция по модели В:> В.

На научной конференции идет обсуждение доклада.

- Мне близки идеи, высказанные докладчиком, но хотелось бы высказать ряд замечаний...

- Я благодарен коллеге за ценные замечания, однако, в свою очередь, хотел бы поделиться своими соображениями...

3. Трансакция по модели Д:> Д.

Лето. В аудитории жарко. Разговаривают два студента.

- Я совсем испекся. Может, ну ее к черту - лекцию! Пойдем на пляж!

- Давай, только тихо, чтобы преподаватель не заметил.

Изображенные трансакции называются параллельными. В них представлены равноправные отношения между говорящими. Анализ реального общения позволил Берну сформулировать важный закон речевого взаимодействия: пока трансакции параллельны, процесс коммуникации протекает бесконфликтно.

Существует иной тип параллельных трансакций - психологического неравноправия (Р:> Д и Д:> Р).

Это взаимодействие опеки, заботы, подавления или восхищения. каприза, беспомощности. Отец опекает сына, научный руководитель консультирует дипломника. Аспирант благоговеет перед любимым педагогом. Такие параллельные трансакции менее долговечны. Если со временем они не переходят в равноправные (В - В), возможно вызревание коммуникативного конфликта.

Наконец, третий тип отношений между общающимися - перекрещивающиеся трансакции. Вот примеры такого рода коммуникативных ситуаций.

Разговор мужа с женой.

Муж: -Дорогая, не подскажешь ли ты, где мои запонки? (В:> В).

Жена: - Ты уже не маленький, тебе пора знать, где твои запонки! (Р:> Д) В магазине.

Покупатель: Извините, почем этот сыр? (В:> В) Продавец: - У вас что, глаз нет?! (Р:> Д). В ситуациях подобного типа всегда есть элемент активного несогласия, протеста против <неправильного>, с точки зрения одного из участников общения, поведения собеседника. Это влечет за собой вербальную агрессию, провоцирующую коммуникативный конфликт. Не исключено, что объект агрессии будет вынужден проглотить колкости, но возможен и переход <в контратаку>. Тогда в ответ на <укол> адресат языковая личность делает свой <выпад>.

Тонкий анализ коммуникативных конфликтов, способы их предотвращения предложены в книге ростовского психотерапевта М. Е. Литвака <Психологическое айкидо>. Рассмотрим схему вербального <столкновения> собеседников, предложенную ученым.

В ответ на реплику жены в приведенной выше коммуникативной ситуации диалог может иметь следующее продолжение.

Муж: Если бы у нас в доме был порядок, я бы смог найти свои вещи! (Р:> Д)

Жена: Если бы ты мне хоть немного помогал, я бы смогла управиться с хозяйством! (Р:> Д)

Муж: Не такое уж у нас большое хозяйство. Будь расторопней. Если бы твоя мамочка не баловала тебя в детстве, ты бы с ним управлялась. Видишь же, что мне некогда! (Р:> Д)

Жена: Если бы твоя мамочка приучила тебя помогать, не подавала бы тебе завтрак в постель, ты бы находил время мне помогать! (Р:> Д) и т. д.

Рассмотрим ход развития конфликта. Первый ход мужа был по линии В:> В. Однако жена восприняла его как давление на собственное Дитя. Ее Родитель вступился за Дитя и обрушился на Дитя мужа. Родитель мужа, в свою очередь, встал на защиту собственного Дитя. И пошло-поехало.

Сущность <психологического айкидо> М. Е. Литвака, заметим мимоходом, состоит в умении немедленно соглашаться с доводами нападающего, чтобы погасить его вербальную агрессию.

Изучением психолингвистической природы коммуникативных конфликтов успешно занимается ярославский ученый В. И. Жельвис. В своих работах он анализирует языковые формы выражения негативного отношения (инвективы) у самых различных народов. Исследователь обратил внимание на несхожесть в проявлении конфликтного поведения у представителей разных этно-сов. Так например, жители Японии в бытовых ссорах, как правило, избегают бранных выражений, аналогичных тем, которые потребляют наши земляки. И это не означает, что японская культура не знает вербальной агрессии. Дело в том, что речевой этикет японцев разработан столь детально, что в нем можно найти особые грамматические формы выражения разных степеней вежливости. Простая просьба открыть окно может быть передана несколькими способами, из которых нормально-вежливый в переводе на русский язык звучит примерно так: <Не могли бы вы сделать так, чтобы окно оказалось открытым?> Уклонение от подчеркнуто вежливого обращения воспринимается японцем как вызов, оскорбление. Простая форма <Откройте окно!> может быть воспринято как намеренная провокация к конфликту.

Совершенно иначе и в чем-то диаметрально противоположным образом протекает речевой конфликт у гималайских шерпов. Последователи буддизма, шерпы исповедуют неприемлемость любых форм проявления насилия. Однако запрет на словесную агрессию постоянно нарушается: не имея возможности физического воздействия, шерпы компенсируют его словесными выражениями. У них даже существует своего рода ритуал <вышучивания на пирах>, который подчас приобретает характер достаточно жесткой словесной дуэли.

Если мы внимательно поглядим вокруг, то можем заметить, что люди, нас окружающие, тоже ведут себя в ситуациях эмоционального напряжения по-разному. Среди своих знакомых мы обнаружим и щепетильных <японцев>, и невоздержанных на язык <шерпов>. В конфликтной ситуации разные языковые личности придерживаются неодинаковых речевых стратегий. Отличия в коммуникативном поведении определяются индивидуально-личностными характеристиками говорящих, обусловленные их

5 Зак. 518

темпераментом, воспитанием и т. п. Разнообразие языковых форм, употребляемых в состоянии конфликта можно свести к трем типам речевых стратегий: инвективному, куртуазному, рационально-эвристическому. Охарактеризуем каждый.

1. Инвективная стратегия конфликтного поведения демонстрирует пониженную знаковость: коммуникативные проявления здесь выступают отражением эмоционально-биологических реакций.

2. Куртуазная стратегия, наоборот, отличается повышенной семиотичностью речевого поведения, обусловленного тяготением говорящего к этикетным формам социального взаимодействия.

3. Рационально-эвристическая стратегия речевого поведения в ситуации конфликта опирается на рассудочность, здравомыслие. Негативные эмоции в этом случае выражаются косвенным, непрямым образом. Эта стратегия мягче 1-й, но жестче 2-й.

Коммуникативный конфликт несет в себе реализацию эмоциональной разрядки, снятия напряжения. Эффект такого <выпускания паров> сходен с тем, что древние греки называли термином катарсис - психологическое очищение, приносящее облегчение. Разные языковые личности стремятся к различному вербальному катарсису. Так инвективная языковая личность разряжается при помощи прямой вербальной агрессии, ^ртуазная демонстрирует эмоцию обиды, рационально-эвристическая использует смеховой катарсис, представленный в виде иронии. Для иллюстрации возьмем типичную конфликтную ситуацию семейного общения: муж безуспешно ищет утром свои носки, что вызывает крайнее раздражение жены. Муж: - Ты случайно не знаешь, где мои носки? (Инвективный тип) Жена: - Иди ты к черту со своими носкалш! Я тебе не домработница!

(Куртуазный тип) Жена: - Если тебе, конечно, не трудно, будь так добр: к-пади свои носки на место!

(Рационально-эвристический тип) Жена: ~ Это, конечно, враги сперли. ЦРУ похитило.

Все три типа ответов даются с позиции берновского Родителя. Речевая стратегия выбирается говорящим бессознательно. Конфликтное поведение как лакмусовая бумажка проявляет свое-130

образие языковой личности. Отмеченные черты поведения в ситуации эмоционального стресса обнаруживают себя и других сферах речевого существования человека: в деловой, педагогической и др. Достаточно вспомнить школьных учителей, с которыми каждый из нас имел дело в своем детстве. В состоянии стресса одни из них принимали позу обиженных, другие - предпочитали переходить на крик, третьи же разряжались при помощи иронических насмешек.

Бытовой конфликт, как правило, возникает в результате недовольства одного из участников социального взаимодействия поступками другого. В некоторых случаях такое недовольство становится следствием коммуникативного недоразумения, в основе которого лежит разница в языковых стратегиях участников общения. Приведем несколько примеров из записей живой разговорной речи.

7. Муж. (что-то раздраженно ищет). - Черт возьми)// Куда в этом доме все девается!//

Жена. - Не смей/со мной разговаривать в таком хамском тоне!/

2. Жена (входя в квартиру). - Я сейчас ехала,' в какой-то душегубке'//Это кошмар/ что в транспорте творится!// Муж (иронически) - Ужас!/' Всемирная катастрофа!// Жена. - Я не понимаю/ чему ты радуешься// Твоей жене чуть руку не сломали/ а ты все ерничаешь!//

3. Жена. Ой/ что-то я сегодня себя так плохо чувствую//...

Муж (иронически). - Бедняга/Ложись и сделай бай-бай.'.' Жена. - Скотина!// Это ты целыми днями дрыхнешь, а я на всю семью вкалываю!/

Все три типа демонстрируют конфликт на основе различия в типах языковых личностей. В первой ситуации муж принадлежит к инвективному типы, жена - к куртуазному; во второй - куртуазная жена выражает недовольство рационально-эвристическим стилем общения мужа; в третьем примере конфликт намечается вследствие несоответствия: жена - инвективный тип, муж - рационально-эвристический.

Межличностное общение тесно связано с ситуациями, в которых оно проходит. Нашу жизнь буквально пронизывают типические, повторяющиеся изо дня в день ситуации социального взаи-131

модействия. Их обслуживают одни и те же речевые средства. Знаменитый русский филолог М. М. Бахтин назвал такие устойчивые коммуникативные формы речевыми жанрами. Жанры общения нужно отличать от жанров художественной литературы. Речевые жанры уместно сравнить со сценарием комедии дель арте, в которой маски (роли) актеров заданы достаточно четко, однако развитие действия предполагает различную меру импровизации. Жанры, как и роли, предполагают у языковых личностей представление о нормах внутрижанрового поведения, владе-ние/невладение которыми становится показателем языковой компетенции, свидетельством культуры общения человека. Нормы речевого поведения в рамках той или иной коммуникативной ситуации имеют различную степень жесткости: одно дело жанр армейской команды, другое - жанр дружеской беседы, одно дело жанр доклада на конференции, другое - жанр флирта и т. д.

Система речевых жанров, сложившихся в той или иной культуре, в полной мере отражает систему социально-психологических норм и принципов поведения в рамках конкретного этноса. И в этом смысле жанры группируются по характеру речевого поведения, тяготея к разным плоскостям: нижней, сосредотачивающей область каждодневного, бытового помимовольного поведения, отражающего неосознанные речевые реакции; и верхнему, включающему в себя все виды торжественного, государственного, обрядового осознанного поведения, требующего особых риторических умений. Первому типу поведения носители данной культуры учатся, как родному языку, погружаясь в непосредственное употребление. Второму типу поведения учатся как иностранному языку: усваивая нормы, а затем на их основе строя тексты. К первому типу поведения можно отнести приветствия, прощания, семейную бесед}-, ссору и т. п. Второй включает в себя, помимо жанров официального общения (доклад, лекция, выступление в парламенте и т. д.), такие бытовые жанры, как светская беседы, флирт, тост, комплимент, анекдот и т. д.

Как уже было сказано, языковая личность в разных жанрах проявляет себя по-разному. Более всего особенности человека говорящего обнажаются в конфликтных (экзистенциональных) ситуациях, которые отливаются в жанр семейной ссоры. Конфликт развивается по сценарию, о котором у нас уже шла речь выше. Выбор стратегии речевого поведения здесь мотивирован

прежде всего типом языковой личности говорящего. Чтобы получить представление о других факторах, влияющих на выбор внутрижанровой стратегии, мы должны обратиться к другому полюсу пространства повседневного общения. Теперь предметом нашего рассмотрения будет комплимент.

Комплимент представляет собой <малую форму> эпидейкти-ческого (хвалебного) красноречия, которая восходит к речевой ^льтуре Средневековья, к традиции восхваления рыцарем своей прекрасной дамы. Этот жанр общения требует от говорящего использования условных риторических приемов. И, разумеется, разные языковые личности в построении комплиментов придерживаются неодинаковых речевых стратегий. Однако, как показали наши наблюдения за живым общением, не меньшую роль с структуре комплименты играет установка на языковую личность адресата. Наш материал показывает, что один и тот же человек (мужчина) разным женщинам делает разные комплименты. Приведем примеры комплиментов, сделанных одним и тем же индивидом в однотипных ситуациях разным адресатам (примерно одного возраста).

/. (Адресат - инвективная личность) Ну/ ты красотка' просто класс!//

2. (Адресат - рационально-эвристическая личность) Да/ ты сегодня хорошо выглядишь!/'/

3. (Адресат - куртуазная личность) Вот смотрю на тебя/ и любуюсь// Просто глаз радуется// Как видим, говорящий по-разному восхваляет достоинства разных адресатов: если в первом случае он пытается воздействовать на собеседницу посредством эмоциональной лексики, во втором - ограничивается простой констатацией факта, а в третьем - облекает похвалу в форму косвенного высказывания.

Представленные наблюдения уже позволяют сделать определенные выводы о природе внутрижанровых стратегий речевого поведения. Но давайте обратимся к еще одному жанру повседневного общения, жанру, который располагается как бы в <нейтральной зоне>, между двумя намеченными полюсами - к жанру, который можно обозначить как <колкость>.

Колкость как бы представляет собой комплимент со знаком минус. Она продиктована стремлением (часто не вполне осознанным) сказать собеседнику неприятное (<Она мне гадость сказа-133

ла>). Кстати сказать, если комплимент - это жанр по преимуществу мужской речи, то колкость, чаще всего говорят друг другу представительницы слабого пола. Вообще говоря, деление жанров общения по половому признаку - особая проблема жанроведения. Если комплименту посвящены многие риторические руководства, то говорить колкости языковая личность обучается самостоятельно, как элементам родного языка. При этом нужно помнить, что колкость (как и комплимент) предполагает искусность. В отличие от оскорбления, колкость содержит скрытую, замаскированную ядовитую шпильку. Поэтому в этом жанре большую роль играет подтекст, намек. Степень косвенности речи здесь значительно выше, чем в жанре комплимента. Это хорошо заметно, когда колкость внешне строится как комплимент. Приведем пример.

Встречаются две тридцатилетние женщины, давно друг друга не видевшие.

- Ну, как я выгляжу?^

- Выг-пядишь эффектно / но лет на сорок'/ Наши наблюдения показывают, что на выбор речевой стратегии в построении колкости влияют оба интересующие нас фактора коммуникативной ситуации: и фактор адресата, и фактор адресанта. Записи разговорного общение позволяют говорить о некотором незначительном преобладании фактора говорящего над фактором воспринимающего. Приведем фрагменты записей бытового общения женщин в возрасте около традпати лет, содержащего колкости. Тип языковых личностей говорящих атрибутировался заранее по характеру речевого поведения в конфликтной ситуации.

1. (Инвективный тип). - Ой/как ты выг-пядишь скверно!.

- Правда?'

- Краше в гроб кладут/;

2. (Рациона-чьноэвристический mm) (во время общего разговора кто-то пошутил, двое участников общения засмея-лись', третий с недоумением) - Это вы над чем?/'

- (иронически) - Твоему чувству юмора'' Наталья/ есть куда расти.

3. (Куртуазный тип) - Я тебе сочувствую//

- В чем?'/

- Ну, ты понимаешь, о чем я говорю/,

- Нет/ не понимаю"

-А ты подумай на досуге//

Итак, мы видим, что разные жанры речи дают разный простор языковой личности в проявлении своих речевых особенностей. Некоторые языковые ситуации требуют жесткого следования языковым нормам; другие - предполагают установку на творчество. Следующий раздел главы как раз и посвящен творчеству в речевой деятельности.

§4 Речевая деятельность как творчество

Большинство языковедов полагает, что хотя язык социален, т. е. обслуживает всех носителей языка данного сообщества, <речь всегда индивидуальна>. А некоторые лингвисты прямо утверждают, что речевой акт является <актом творчества>. Вообще говоря, если речь <всегда индивидуальна>, то логично считать творчеством каждое наше высказывание. Правда, тогда не ясно, отличается ли творческий потенциал человека, вложившего в уста Гамлета монолог <Быть или не быть?>, от потенциала другого человека, вопрошающего: - Идти сегодня на лекцию или не идти?.. Могут возразить: творческий потенциал Шекспира выше, но и потенциал сомневающегося студента недооценивать не следует. Можно, конечно, рассуждать и так. Но можно вначале (перед рассуждением) открыть <Философский словарь> и прочитать: <Творчество - это деятельность, порождающая нечто, качественно новое, никогда ранее не бывавшее>. НИКОГДА РАНЕЕ! Перед лицом такого определения сомнение студента, выраженное в приведенной выше форме, уже явно не может считаться <творческим актом>: фраза-сомнение высказывалась, высказывается и будет высказываться несчетное число раз. А, кроме того, фраза построена по такой издавна известной модели, что можно заменить в ней все составляющие на многие другие: <Надевать сейчас этот галстук, или не надевать?> <Съесть сразу эти пельмени или не съесть?> и т. д. и т.п.

<Лист смородины груб и матерчат> - написал Борис Пастернак, и никакой литературный эрудит не опровергнет принадлежности этой строки исключительно этому поэту. Еще одно замечание по поводу сути творческого результата. Он всегда не только оригинален, не повторяя пройденного, но он еще обязательно социально значим. Не так уж важно, идет ли речь об эстетической, научной, технической или иной сферы деятельности; важно, что-135

бы знатоками той или иной сфере деятельности эта новизна была признана ценной. Правда, в обиходной речи, особенно же - в журналистике как-то повелось употреблять разные слова (более всего - оценочные эпитеты) бездумно, <на авось>, лишь бы похлеще и позначительней звучали. Получается и <самый величайший>, и <наиболее вкуснейший>, и <родное отечество>. На наших глазах родились и живут уродливые словосочетания типа <автор гола>, <финишировал старт> (и <стартует финиш>), <контактный телефон> (будто бывают <бесконтактные телефоны>) и массы подобных безвкусных нелепиц. Когда-то все они были, несомненно, новыми. Но наносимый ими ущерб языку и здравому смыслу <творчеством> можно назвать только в кавычках.

Особенно часто принято говорить о детском языкотворчестве. И здесь решение вопроса не так уж и легко дается. С одной стороны, ребенок усваивает родной язык в общении с родными и близкими - другого языкового материала ребенку просто неоткуда взять. С другой стороны, как пишут ученые специалисты, процесс творчества распадается на несколько этапов: подготовка к творческому акту (накопление знаний в сфере интереса человека, анализ имеющихся фактов); далее - созревание, для которого характерно прежде всего критическое отношение к прежним представлениям о чем-либо. Третий этап - озарение, т. е. кажущееся внезапным усмотрение возможности перестроить, переделать по-новому ранее сложившееся и общепринятое суждение, конструкцию, явление или метод его изучения и описания. Четвертый этап - проверка нового результата на истинность, на эффективность, на ценность и значимость. Правда, надо признать, что есть в истории творчества гениальные самоучки, которые <доходят до всего сами>, без обычного этапа накопления добытых прежде знаний. Вот к их творческим результатам ближе всего подходит детское словотворчество. В самом деле, если словотворчество профессиональных поэтов является следствием полностью осознанного стремления к новизне слова на основе накопленных знаний о языке (Маяковский, Северянин и др.), то ребенок изобретает не существовавшие до него в языке слова и словосочетания из-за своего незнания, как можно говорить, а как нельзя. Еще ближе к детскому словотворчеству вынужденное <творчество> новичков в иностранном языке. Недавно англичане, изучающие русский язык, сказали: < - Я пойду сегодня свой зуб

экзаменовать, а то стал совсем больный>; < - Вы сказал, что уже раз думавали на этот проблем. Но я на этот проблем думывал не раз, а два и три>. В первом случае вместо <проверять>, <обследовать> использовалось русское слово того же корня, что и английское, но только в английском его значении. Во втором случае русское слово <раздумывать> было услышано, но понято, как два. Можно ли считать это творчеством? Мы не уверены. Уверены даже в том, что такая новизна не может быть оценена как социально значимая, достойная поощрения.

Когда ребенок говорит <намакаронился>, <эти быбочки оди-наковее, чем другие>, <копатка> (лопатка), <мама поставила пирог в печку и он там большится> (увеличивается в размерах), то это очень интересно, мило, достойно восхищения (надо ведь найти подходящие морфемы - по смыслу и по форме, причем почти мгновенно!). Но творчество ли это? Думается, что окончательный ответ на этот вопрос еще впереди. Надо, например, собрать очень большой материал по детскому словообразованию на разных языках, сопоставить его и узнать, нет ли буквальных разноязычных аналогий, нет ли обширных внутриязыковых совпадений. Иными словами: нет ли общих для всех детей закономерностей в том или ином типе инновационных словообразований. Только после этого можно будет дать ответ о степени индивидуальности и о степени творчества в этом процессе.

Что же касается оценки любого акта речи в качестве творческого, то такая оценка, на наш взгляд, совершенно неправомерна. Ведь и совершенно новое научное суждение типа: <Земля вращается вокруг Солнца> строится по той же самой модели, что и устаревшее <Солнце вращается вокруг Земли>. Новое здесь - в по-новому отраженной реальной действительности, а не в языковой форме; перемена одних и тех же слов в позициях подлежащего и косвенного дополнения - это нельзя назвать творческим актом. Видимо, языкотворчество, если не всегда предполагает изобретение новых слов, то уж новые синтагматические связи и новые контексты для известных слов - это обязательно для поэтического, для писательского мастерства.

Речевая деятельность человека строится главным образом на использовании готовых коммуникативных единиц. Формируя высказывание, мы обязательно прибегаем к схемам, шаблонам, клише. А без овладения жанрово-ролевыми стереотипами обще-137

ния, в которых языковые единицы достаточно прочно увязаны с типическими ситуациями, взаимодействие языковых личностей было бы затруднено. И все же, при справедливости приведенных рассуждений, допустимо говорить и об эстетических элементах обыденной каждодневной коммуникации. Своеобразие живого разговорного общения как раз состоит в том, что трафаретность и шаблонизация сочетается в нем с отчетливо выраженной установкой на творчество. Известный французский лингвист Ш. Балли писал: <Совершенно очевидно, что речь в самом широком смысле этого слова, то есть общенародный язык, обладает эстетическими ресурсами. Писатель, который сознательно стремится произвести тот или иной эстетический эффект, не создает каждый раз чего-то нового, а черпает основные элементы своего стиля из общенародного языка>.

Разумеется, смысл и функция творчества в разговорной речи отличаются от эстетических свойств художественного текста. В живой коммуникации творчество проявляется прежде всего в виде языковой игры.

Философы и психологи считают игру одним из фундаментальных свойств человеческой культуры. Это вид деятельности, который не преследует каких-то конкретных практических целей. Цель игры - доставить удовольствие людям, которые принимают в ней участие. Строго говоря, искусство тоже подчиняется законам игрового поведения. Языковая игра - феномен речевого общения, содержанием которого выступает установка на форму речи, стремление добиться в высказывании эффектов, сходных с эффектами художественной словесности. Подобное <украшательство> обычно носит характер остроты, балагурства, каламбура, шутки и т. д.

Языковая игра отличается от детского словотворчества. Она строится на отклонении от стереотипов при осознании незыблемости этих стереотипов. Если ребенок говорит <кошка рот зази-нула>, <мы почайпили>, <ухолодни воду> и т. п., создание им новых слов вынужденно - он просто не знает как нужно сказать. То же можно сказать о детских метафорах. Говоря <краснощекий автобус>, <пушистенькая водичка> (о пенистом следе за речным трамваем), <бутылку стошнило> (о шампанском), ребенок искренне приписывает всем этим предметам называемые свойства.

Словотворчество ребенка - это творчество поневоле, творчество без установки на творчество.

Иное дело - языковая игра взрослых. Она начинается, как правило, только после овладения нормативными способами речевой коммуникации. <Когда чувство нормы воспитано у человека, - писал Л. В. Щерба, - тогда-то он начинает чувствовать всю прелесть обоснованных отступлений от нее>. Если образованный человек говорит <ну побегли> или <а куды мне вещи девать?>, он знает, что <побегли> и <куды> - это отступление от нормы. Но именно осознание такого отступления, нарочитое смешивание литературной нормы и областных элементов делает игру игрой.

Языковая игра имеет установку на комический эффект. Она воплощает в себе веселую, смеховую грань речевой деятельности человека. Но смешное в речи не должно игнорироваться как нечто несущественное, недостойное внимания ученых. Смех, как показал в своих работах М. М. Бахтин, - дело весьма серьезное. <Настоящий смех, - писал исследователь, - не отрицает серьезности, а очищает и восполняет ее. Очищает от догматизма, односторонности, окостенелости, от фанатизма и категоричности, от элементов страха или устрашения, от дидактизма, от наивности и иллюзий, от дурной одноплановости и однозначности, от глупой истошности. Смех не дает серьезности застыть и оторваться от незавершимой целостности бытия>.

Игра может затрагивать практически все уровни структуры языка. Так например, разновидность языковой игры сановится искажение фонетической оболочки слова: вместо еще говорят ишшо, вместо чай - цай, вместо бумажка - бамажка. Игровые фонетические деформации слов могут иметь характер метатезы (перестановки слогов) - очепятка вместо опечатка, наловочка вместо наволочка, мамерлад вместо мармелад', протезы (использования вставных звуков) - кроксворд вместо кросворд, сытарик вместо старик и т. п.