Глава двадцать шестая

– Алло.

Все его мысли куда‑то разбежались.

– Алло!

Она ли это? Наверняка она: это были последние Барреты в книге, и голос звучал так звонко и соблазнительно – он вполне гармонировал со всей той прелестью, которую Джерри видел на остановке.

– Алло, – выдавил из себя он. Какое‑то отвратительное кваканье.

– Это Дэнни? – спросила она.

Его мгновенно захлестнула безумная ревность к Дэнни, кем бы он ни был.

– Нет, – снова жалко квакнул он.

– А кто? – спросила она уже слегка сердито.

– Это Эллен? Эллен Баррет? – Странно было произносить это имя. Раньше он не произносил его так громко – только шептал, зато тысячу раз.

Молчание.

– Слушай, – начал он с отчаянно бьющимся сердцем. – Слушай, ты меня не знаешь, но я вижу тебя каждый день…

– Вы что, извращенец? – спросила она без всякого испуга, просто с добродушным любопытством, как будто собиралась крикнуть: «Эй, мам, тут какой‑то извращенец звонит!»

– Да нет. Я парень с остановки.

– Какой парень? С какой остановки? – Ее голос сделался требовательным, даже недовольным.

Вчера ты мне улыбнулась, хотел сказать он. И позавчера, и на прошлой неделе. А еще я тебя люблю. Но не мог. Ему вдруг стало ясно, насколько все это бессмысленно, в какой нелепой ситуации он очутился. Не будет нормальный парень звонить девушке только потому, что она ему улыбнулась, и знакомиться с ней под этим соусом. Да она, может, улыбается за день целой сотне разных людей.

– Извини, что побеспокоил, – сказал он.

– А ты точно не Дэнни? Ты что, разыгрываешь меня, Дэнни? Слушай, я тебе честно говорю, ты меня уже задолбал…

Джерри повесил трубку. Он больше ничего не хотел слышать. Слово «задолбал», будто эхом отдающееся у него в мозгу, мигом разрушило все его иллюзии. Как если бы он встретил писаную красавицу и она улыбнулась ему, выставив напоказ гнилые зубы. Но сердце у него продолжало колотиться. Вы что, извращенец? Может, и так. Не в сексуальном смысле, а в другом. Разве отказ продавать конфеты нельзя считать своего рода извращением? Разве это не полная дурь – отказываться продавать их даже после вчерашнего последнего предупреждения, сделанного Арчи на сходке Стражей? И все же сегодня утром он продолжал гнуть свою линию и снова выдал брату Леону спокойное и решительное «нет». И в первый раз этот ответ вызвал у него прилив воодушевления, чуть ли не восторга.

Когда в его ушах еще звучало это последнее «нет», Джерри казалось, что сейчас разразится какая‑нибудь катастрофа – рухнет школьное здание, например. Но ничего не случилось. Он видел, как Стручок сокрушенно покачал головой. Но Стручок не знал об этом его новом чувстве, об ощущении, что все мосты позади сожжены и теперь ему впервые в жизни действительно наплевать, что с ним будет. Он вернулся домой еще возбужденный – иначе ему не хватило бы смелости обзвонить всех Барретов из справочника и поговорить наконец с той девушкой. Конечно, эта затея с треском провалилась. Но он все‑таки позвонил, сделал решительный шаг, нарушил серое однообразие своих дней.

Внезапно проголодавшись, он пошел на кухню, достал из морозильника коробку с мороженым и вывалил на тарелку щедрую порцию.

– Меня зовут Джерри Рено, и я не буду продавать конфеты, – сказал он пустой квартире.

И его голос, и сами эти слова прозвучали твердо и благородно.