Глава 3. Знакомство

Сейчас его перестали интересовать почерневшие стены белого мрамора, с геометрическим орнаментом и остатки ромбовидных светильников, под сводчатым потолком Тульской.

Он пристально смотрел на детей, стараясь заглянуть в их глаза. Маленькие, худые, бледные ребятишки, продолжали играться с крысами, не обращая внимания на толчею у лотков и на этого странного и высокого человека, забывшего обо всем, как только их увидел. А дети катали цилиндры, дразнили заключенных в них крыс и смеялись хриплыми, болезненными голосами.

Тогда, видимо, для того чтобы привлечь к себе их внимание, незваный гость с заброшенной станции, внезапно и резко хлопнул в ладони. Трое детей подняли на него взгляды и, тогда он пристально посмотрел каждому в глаза. Ему понадобилось всего три секунды, и он вдруг снова преобразился. Снова стал человеком с недоразвитым мозгом, бессмысленным взглядом и глупой улыбкой на лице. Он широко и открыто улыбнулся им. Неуклюже помахал рукой и отвернулся, потеряв всякий интерес. Теперь, прямо перед ним стоял рослый человек лет сорока или чуть больше. Правда его рослость ни шла, ни в какое сравнение с ростом юродивого, который возвышался на целых два метра над станцией. Однако человека это не смущало. Он пристально и даже зло смотрел на юродивого своими выразительными карими глазами под дугами темных бровей. Лицо его было покрыто светлой щетиной, и на лоб спадала челка немытых соломенных волос. Он с какой‑то претензией смотрел на юродивого и вдруг произнес:

– Ты, какого черта на детей пялишься, пупсик?

Юродивый широко улыбнулся.

– Пяяя – выдавил он.

– Чего ты мне дурку включаешь? А то я не видел, что ты не такой дебил каким стараешься казаться.

– Дебил дурку, – повторил высокий сильно зажмурившись. Странное дело, но голос у него был низкий и приятный.

Сергей ухмыльнулся.

– Отчего ты выбрал из всего, что я сказал, только ругательства? В твоей башке явно интеллект присутствует.

– В твоей башке… присутствует… пупсик. – Радостно возвестил юродивый улыбаясь.

– Что? – Маломальский нахмурился.

– Дебил дурку! – и незнакомец хлопнул Сергея по плечу.

– Я тебе сейчас мозги выбью из черепа, козел! – Маломальский толкнул незнакомца.

Юродивый сделал обиженное лицо и, повесив голову, пробормотал:

– Козел… из черепа. – Сказав это, он стал тыкать указательным пальцем правой руки в подушечки пальцев левой, словно пересчитывал эти пальцы.

– Я тебя спрашиваю, ты, почему на детей пялишься?! – рявкнул сталкер, указывая рукой на играющих ребятишек.

Незнакомей проследил за его рукой и уставился на них.

– Детей? – переспросил он.

– Да, черт тебя дери! Детей!

– Детей! – радостно закивал юродивый, и показал Сергею три пальца своей ладони.

– Да. Трое детей. Чего тебе надо вообще?

И незнакомец показал теперь один палец. Потряс им перед Сергеем и сказал:

– Детей.

– Один? – спросил Маломальский.

– Один? – переспросил юродивый.

– Один ребенок?

– Один детей, – кивнул высокий.

– Один детей, это один ребенок.

– Один ребенок детей, – снова кивнул юродивый.

– Да нет же… – И Сергей вдруг подумал, что этот незнакомец кого‑то отдаленно ему напоминает. Кого? Чрезмерно вытянутое лицо с большими черными глазами. Оттопыренные уши и зализанные, словно не настоящие черные как смоль волосы. Этот юродивый был словно карикатурой на Сеню Кубрика. Того самого, что пропал там, наверху, в районе Нагатинской. Но этот юродивый никак не мог быть Сеней. Сеня был даже ниже Сергея. Волосы у него был гуще и лицо не такое вытянутое. Глаза поменьше. И не такие черные. И не такие, как у этого, на выкате. И у этого зубы сверкали белизной и здоровьем, что в наше время редкость. А Сене выбили три зуба еще в том году в драке с бандюгами, что обитали на Третьяковской. Этот просто похож. И то отдаленно. Но это не было бы странным, если бы не… Стоп. Юродивый пришел с Нагатинской. А перед этим пришел заплаканный глухонемой ребенок.

– Ты ищешь того ребенка? – Спросил Маломальский.

Незнакомец смотрел на него теперь задумчиво. Словно пытался понять, что у него спросили.

– А ну пошли. – Маломальский бесцеремонно схватил его под руку и поволок за собой. Юродивый смотрел на него недоуменно, но не сопротивлялся.

Они быстро направлялись к станционному госпиталю, который был оборудован на бывшем посту милиции, обнесенном дополнительными стенами и помещениями.

* * *

– Вера! Вера, открой! – Сергей настойчиво стучал в деревянную дверь левого крыла станционного госпиталя собранного из деревянных щитов, частей вагонов электропоездов и кирпичей.

Санитарка Вера, что решила приютить того странного ребенка, жила прямо в госпитале. В крыле, где были подсобки, и не было больничных коек. Поэтому было логично искать ее здесь. И логичным было предполагать, что и ребенок здесь. Маломальскому было неимоверно любопытно, какая реакция будет у юродивого и того ребенка, когда они увидят друг друга.

Однако дверь никто не открывал. Тогда, стоявший позади незнакомец вдруг деликатно отстранил Сергей от двери и потянул дверную ручку на себя. Дверь открылась и юродивый, взглянув на Сергея, снова широко улыбнулся.

– Да, тебе, наверное, памятник за это поставить надо, – проворчал сталкер и вошел внутрь. В темном коридоре стаяла различная утварь, освещаемая тусклым светом, бившим из приоткрытой двери справа. Там была комната, в которой и жила санитарка.

– Вера! – снова позвал Сергей. Но никто не ответил. Тогда он вошел в комнату.

Это было помещение, примерно три на три метра с низким потолком и свисающей с него керосиновой лампой. В одном углу шкафчик с посудой. В другом пластиковый столик. Под столом стопки медицинской литературы. Пластмассовая корзина с бельем. Между ними старая ржавая вешалка, на которой висела различная одежда. На стенах развешаны потускневшие картинки, выдранные из различных журналов. А слева от входа кушетка. И Сергей не сводил сейчас с нее глаз. На ней лежал, запрокинув голову, ребенок лет четырех или трех. Одет он был в неимоверно старые, потерявшие всяческий намек на какой‑либо цвет лохмотья. Ноги вместо обуви так же перемотаны тряпьем. Крохотные пальчики на ладонях скрючены, словно от невыносимой боли. Рот раскрыт, будто в безмолвном вопле. Изо рта, ноздрей и ушей, тянулись бурые струйки засохшей крови. Сомнений не было. Ребенок мертв. Сергей давно уже привык видеть смерть. И дети часто умирали. Но привыкнуть к смерти детей, невозможно, если осталось в тебе еще что‑то человеческое. Он вздохнул и прислонился к стене. Тем временем незнакомец вошел в комнату и уставился на ребенка. Никакой видимой реакции не было. Ни скорби, ни горя, ни недоумения. Он просто взглянул на ребенка и, подойдя к нему, осторожно прислонил ладонь к его голове.

– Один ребенок… детей… – тихо проговорил незнаком – Что Вера?

– Вера! – повторил незнакомец и стал судорожно трясти перед собой ладонями, словно пытался подобрать нужные слова из тех, что знал. Затем растопырил одну ладонь и сделал ею движение от головы мертвого ребенка к своей голове, засовывая пальцы себе в ноздри и рот. – Мозз! Мозз! Вера!

– Что еще за мозз?

Юродивый повторил свое движение рукой и снова произнес.

– Мозз! Вера!

– Да что ты заладил‑то? Думаешь, это Вера его убила?

Собственно, разобраться в этом надо было и как можно скорее, думал сталкер. Смерть похожа на насильственную. Но возможно малыша убила какая‑то неизвестная болезнь. И болезнь эта может быть заразной. А юродивый пытался сказать что‑то о взаимосвязи гибели ребенка и тем, что сейчас происходит с женщиной, что была с ним рядом. Да, юродивый этот не такой дурак как кажется. Но объяснить толком ничего не мог, хотя явно что‑то знал. Только не имел возможности этим поделиться. Или делает вид, что не может? Хотя, судя по его возбужденному состоянию, он очень хочет, чтобы Сергей его понял.

– Ладно, – вздохнул Сергей. – Пошли отсюда. Я вызову службу безопасности.

Они вышли на серый гранит станции, и Маломальский тут же окрикнул первого же стрелка внутренней безопасности Тульской, что попал в поле его зрения. Сталкер торопливо объяснил ему, что в жилище Веры найден мертвый ребенок и что причина смерти неясна, но обстоятельства вызывают тревогу. Что надо срочно доложить администратору о случившемся и начать поиски Вероники. Стелкеры, имеющие гражданство той или иной станции были особой кастой людей и стрелку внутренней безопасности рекомендации Сергея были не просто словами, а необходимыми к выполнению командами. Тот внимательно слушал сталкера, пока юродивый с любопытством разглядывал автомат, свисавший с плеча молодого человека, затем кивнул и бросился выполнять рекомендации Маломальского.

Сергей проводил его взглядом и пошел к своей палатке. Незнакомец засеменил следом.

* * *

Казимир находился в палатке Сергея и в свете керосиновой лампы рассматривал какую‑то книгу.

– Чего читаешь, Казимирыч? – Маломальский устало опустился на свою койку и задумчиво уставился на уложенные стопки книг у изголовья кровати.

– Да вот. Из того, что ты приволок. Про ядерную войну. Точнее про жизнь после нее.

– Прелесть, какая, – вздохнул сталкер.

– Ну да. – Казимир кивнул. – Тут даже про метро наше есть.

– Даже так? Ну и как мы там живем?

– А никак. В метро никто не спасся. Тут все наоборот. Основная движуха на поверхности. Только там зима ядерная. Оставь почитать. Занятная книженция.

– Конечно. Бери.

В палатку осторожно вошел согнувшийся незнакомец. Он с нескрываемым любопытством оглядел скромное жилище сталкера и вдруг остановил свой взгляд на Казимире. Вытаращил и без того выпученные глаза и присел на корточки. Он таращился на то место, где у Казимира должны были быть ноги.

– Уууу, – промычал юродивый и протянул руку, чтобы пощупать обрубки ног старика, но тут же получил книгой в лоб и, отпрянув, непроизвольно уселся на деревянный настил пола палатки.

– Ты, мил человек, ручонки не распуская. А то шею сверну. – Спокойно проговорил старик. Затем обратился к Сергею. – Чего это он за тобой таскается? И почему ты смурной такой?

– Ребенок тот умер. – Тихо ответил Маломальский.

– Нда… – Покачал головой старик. – Детишек жаль, конечно. И Вере опять не повезло. Черная полоса какая‑то на станции нашей. Группа Лося еще…

Сергей вдруг резко поднялся и взглянул на книгу в руках старика.

– В метро никто не спасся, говоришь? – Он покачал головой. – Сейчас на поверхности день. Группа Лося, скорее всего, пережидает день в подвале каком‑нибудь. Ночью вернуться. Как и я… – Сталкер повернул голову и посмотрел на юродивого. Тот не мигая, наблюдал за ним, сидя на полу и обняв свои колени, в которые уперся подбородком.

– Слушай, Казимир. Не в службу… Присмотри за ним пока. Я должен срочно кое‑куда сходить.

– Ну ладно, давай – старки недоуменно пожал плечами, совершенно не понимая, с чем связано это резкое возбуждение его бывшего ученика.

* * *

У станционного госпиталя уже выставили оцепление. Бойкая торговля поутихла. Многие люди разошлись по своим жилищам. Иные с любопытством наблюдали за тем, что происходило у госпиталя. Однако близко не подходили, зная, что если служба внутренней безопасности ставит оцепление, то ни подходить, ни задавать вопросов не следует. Пошлют матерно в лучшем случае.

Сергею не надо было демонстрировать свой жетон сталкера. Его и так тут все знали в лицо. Особенно люди из внутренней безопасности. Маломальский подошел к группе высших чинов администрации станции, среди которых так же находился и полномочный представитель правительства Ганзы.

Сергей мимоходом пожал руки двум бойцам из оцепления и, найдя взглядом вице‑мэра станции, низкорослого, с большим животом, плешью и тростью в руках пожилого Шумакова, направился к нему.

– Игоревич, здорова.

– Сереж, привет. – Шумаков кивнул. – Ну, ты просто человек‑катастрофа. То живым не вернулся. То все‑таки вернулся. То труп нашел.

– Что‑нибудь выяснили? – спросил Маломальский.

– Да ну брось. Только начали разбираться.

– А Веру нашли?

– Парни с внутреннего кордона говорят, что они ее еще часов пять назад видели в туннеле. Она в сторону Серпуховской пошла.

– А почему ее не остановили?

– Так зачем? Кто ж знать мог? Мы же с Серпуховской, одна Ганза. Граждане Ганзы ведь свободно могут передвигаться, что и делают постоянно. А туннель тот безопасный. И поодиночке ходят.

– Да это я знаю, – Сергей почесал затылок.

– Ты что же думаешь, Вера убила малыша этого?

– Я не знаю. Погоди… А что, его точно убили?

– Ну, он же в крови весь.

– А что врачи говорят?

– Осмотр еще не окончен. Ждемс.

Сергей кивнул и вдруг поймал себя на мысли, что ему обязательно надо заняться этим делом. Он сам не мог понять почему. Но мысль эта пульсировала в голове, как и та, что надо непременно разыскать Веру.

Пока Маломальский обдумывал свое состояние и пытался понять мотивы своего интереса, из деревянной двери вышел облаченный в старый белый халат доктор Качуринец. Он стянул с себя маску, снял очки, потер стекла о халат и снова водрузил на морщинистое лицо.

– Здравствуй Сергей.

– Петрович, привет. – Сталкер кивнул. – Ну, что скажешь?

– Непонятно. Такое ощущение, что ребенку пробили длинным шилом носовые пазухи и оба уха. Мне кажется, что с кровью и частички мозгового вещества вытекли. Образцы я взял. Надо под микроскопом поглядеть.

– Так все‑таки его убили?

– Ну, – доктор как‑то уклончиво помотал головой. – Я бы с полной уверенностью сказал что да. Но меня смущают травмы ушных полостей. В носовых пазухах сложно разглядеть что‑то. Глубоко. А вот ушные…

– Так что там? – С нетерпением спросил Сергей.

– Ну не знаю.

– Да что ты ломаешься, в самом деле. – В разговор встрял нахмурившийся полномочный представитель Петухов. – Говори как есть.

– Мне кажется, но я на сто процентов конечно не уверен…

– Да говори ж ты, Айболит чертов, – досадливо поморщился Сергей.

– Короче, похоже на то, что пробиты уши у него не снаружи, а изнутри.

Все в недоумении уставились на доктора.

– Это как? – часто заморгал крохотными глазами Шумаков.

– Да если бы я знал, как, – Развел руками Качуринец. – Но если я прав, то могу только предположить, что у ребенка была в голове какая‑то аномальная злокачественная опухоль. Она быстро росла, и увеличивалось давление в черепной коробке. Потом бац, и все. Ясно одно, малыш жуткие страдания перед смертью испытал.

– А что, такие опухоли бывают? – поинтересовался Сергей.

Доктор усмехнулся.

– Вот ты, сталкер, скажи, горгоны и вичухи бывают?

– Конечно, бывают, – Маломальского даже удивил такой вопрос.

– Ну, вот и подумай, чему тут удивляться.

– А это не опасно, с эпидемиологической точки зрения? – спросил Петухов.

– Я пока не знаю. Мне надо провести детальный анализ. Сделать вскрытие. Осмотреть черепную коробку. Но я настоятельно рекомендую закрыть станцию на карантин пока.

– Начальника внутренней безопасности сюда! Живо! – крикнул Шумков ближайшему бойцу оцепления.

«Только этого мне не хватало», – подумал Сергей и вслух добавил.

– Закрывайте, конечно. Но мне срочно надо уйти со станции.

– Бумажник, да ты в своем уме? – Удивился Петухов. – Он говорит карантин, а ты говоришь уйти! Да мы же теперь, даже челноков не выпустим, до поры до времени.

– А как пайки у них кончаться, кормить будешь из своего кармана? – усмехнулся Сергей.

– Ничего. У нас есть НЗ. Оттуда продадим им съестное по разумной цене. – Махнул рукой Шумаков.

– Да делайте что хотите. Только мне надо уйти.

– Ну, ты что, не понимаешь совсем? – разозлился Петухов.

– Не забывайте. Я вольный сталкер. У меня свобода передвижения по метро.

– Но только не во время карантина!

– Он еще не объявлен.

– Но это техническая сторона вопроса. Ты ведь знаешь.

– Слушайте, – теперь разозлился Сергей. – Я опытный сталкер. У меня сотни выходов на поверхность.

– Но это другое! – Возмутился доктор. – Ты находился радом с трупом. Ты контактировал с этим пришельцем, что явился вслед за ребенком. Где он сейчас, кстати?

– У меня в палатке…

– Тем более!

– Он пойдет со мной.

– Что?! – разом воскликнули все трое, уставившись на сталкера.

– Бумажник! Ты голову повредил в свой последний выход?! – воскликнул Петухов.

– Это у тебя сейчас сотрясение будет, – огрызнулся Сергей.

– Выбирай выражение!

– Тише, ну тише, – поморщился Шумаков. – Сережа, ты, в самом деле, ерунду городишь. Пока карантин не будет снят, ты можешь пойти только к Нагатинской. И то в составе разведгруппы. Надо разобраться, откуда ребенок взялся и тот долговязый юродивый.

– А теперь слушайте меня, бюрократы хреновы. – Зло проговорил Маломальский. – Отряд в Нагатинскую справиться и без меня. А вот лучше меня, никто не найдет Веру. А она уже покинула станцию, и если речь идет об угрозе эпидемии, никто не представляет такую угрозу заражения остального метро, как она. Она приютила этого ребенка. Где тут логика? Женщина приютила чадо и вдруг оставляет его одного дома и уходит на другую станцию. Она не могла уйти и оставить его… Во всяком случае пока он был жив. Логично? А юродивый мне нужен, потому что он искал этого ребенка. Он может знать, что с ним было. Но он не говорит и вам не поможет. А я с ним быстрее найду общий язык. Он уже привык ко мне. И у него нет симптомов инфекции. Он дурак конечно, но живчик. На прокаженного совершенно не похож.

– Конечно, резон во всем этом есть. – Шумаков потер ладонью плешь. – Веру надо вернуть. Во всяком случае, если доктор напутал с опухолью, то она может быть убийцей.

– Мне все равно это не нравиться, – стоял на своем, полномочный представитель.

– А я не про выставку картин эпохи ренессанса говорю, чтобы тебе что‑то нравилось, Петухов, – резко произнес Сергей. – И вообще. Имейте ввиду. Не пустите через тоннель, уйду через поверхность.

– Да ты точно сумасшедший, – развел руками Петухов.

– Я вольный сталкер, Сергей Маломальский, черт вас дери. Занимайтесь своим делом. А займусь своим.

И он направился к своей палатке, продолжая удивляться тому, отчего он так упорно заинтересовался делом погибшего ребенка и почему так твердо решил взять с собой этого неуклюжего юродивого.

Петухов зло смотрел ему в след.

– И с чего он так уверен, что только ему под силу найти Веру?

– Неужели не понятно? – вздохнул, с нотками зависти в голосе Качуринец. – Он с ней спал.

* * *

Долговязый незнакомец продолжал сидеть на полу, обнимая свои колени. Казимир показывал ему букварь и старался обучить азбуке. Юродивый улыбался и кивал, повторяя буквы. Когда в палатку вошел Сергей, тот радостно воскликнул и, вскочив, стал махать своими длинными руками, едва не повалив палатку.

– Тише ты. – Маломальский, надавив ему на плечи ладонями, заставил сесть и не подпирать головой свод палатки.

– Слушай, Сережа. А он толковый малый. Азбуку налету схватывает. Через день вообще говорить начнет.

– Угу, – хмыкнул Сергей, осматривая свои походные вещи.

– А чего ты опять смурной такой?

– Сейчас на станции карантин объявят. Ребенок тот болен, мог быть. Возможна эпидемия. А Вера пропала. Говорят, видели, Как в сторону Серпуховской шла.

– Она что, бросила ребенка? – удивился Казимир.

– Вот и мне это странным кажется. Если он жив был, когда ушла, то это непонятно. Если он умер. То она бы в истерике была и все бы раньше заметили смерть ребенка.

– Вера! – Воскликнул юродивый. – Вера! Мозз! – И он стал тыкать себе в нос и уши пальцами.

– Ноздри и уши, – задумчиво пробормотал Сергей, глядя на незнакомца. – Что же ты хочешь мне сказать?

– Вера! – юродивый нахмурился и схватил Маломальского за штанины. – Мозз!

– Со мной пойдешь, балбес. – Кивнул ему в ответ сталкер.

– Вера?

– Да, да. Вера. Будем ее искать.

– Искать! – тот вскочил и снова радостно замахал руками.

– Ага. Значение этого слова тебе уже понятно я гляжу, – Усмехнулся Сергей. – Ну, раз мы теперь напарники, может, скажешь, как тебя зовут?

– А? – юродивый наклонил голову набок.

– Я говорю, зовут тебя как? Имя есть у тебя, белабес? Я вот, – он хлопнул себя по груди ладонью. – Сергей. Это, – он указал на старика, – Казимир. А ты?

– Юродивый тоже хлопнул себя ладонью в грудь и с гордостью заявил:

– АТЫ!

– Да нет же… Ну чудак странный…

– Аты! Чудак сранный!

– Да не сраный, а странный, – засмеялся Маломальский.

– Странный. – Улыбнулся высокий и снова хлопнул по себе растопыренной пятерней. – Стран… ный… Я. Стран… ный… Странник, – выговорил вдруг он.

– Странник? Это имя? Похоже на погоняло.

– Провоняло…

– Погоняло.

– Странник.

– Ну, шут с тобой. Странник, так Странник. Только все равно ты странный. Странник. Буду называть тебя, Стран Страныч.

– Дебил дурку, – юродивый широко заулыбался.

– Все, заткнись, – вздохнул Маломальский.