Эми Плам УМРИ РАДИ МЕНЯ 14 страница

Я вздрогнула и инстинктивно глубоко вздохнула, когда он стал целовать меня, медленно продвигаясь к горлу. Когда он добрался до ямочки между ключицами, то остановился и сказал:

— А может, сюда…

И я почувствовала, как он осторожно дотронулся кончиком языка до ямочки.

Я застонала и обняла его за шею. Он прижал меня крепче и продолжил медленно, дразнящее целовать мое горло, пока не добрался до подбородка. Моя голова сама собой откинулась назад, и он подхватил меня ладонью под затылок, пока его губы добирались от подбородка к губам.

— Или сюда, — пробормотал он, прежде чем легко, очень легко коснуться моих губ.

Все мое тело напряглось от предвкушения. Я ждала, но больше ничего не произошло. Заставив себя открыть глаза, я увидела, что глаза Винсента закрыты и что его лоб наморщился от напряжения.

Он начал медленно отодвигаться от меня, его объятия ослабели.

Я ждала целую секунду. А потом в отчаянии обхватила его лицо ладонями и притянула к себе. Когда наши губы встретились, я сама прижалась к нему изо всех сил. Винсент чуть заметно качнулся вперед и вскинул одну руку, чтобы опереться на стену. Я ощутила плечами книжную полку и прислонилась к ней, прижимая к себе Винсента.

— Уау! — наконец выговорил он, выворачиваясь из моих рук. Отступив на шаг назад, он, задыхаясь, не позволил мне приблизиться к нему. — Кэти, я же не пытаюсь сбежать, — произнес он с насмешливым упреком. — И еще должен предупредить тебя, что моя спальня — не лучшее место для нападения на меня. Здесь я чувствую себя слишком слабым, кровать-то всего в двадцати футах от нас…

Я попыталась сосредоточиться на его словах, но никак не могла вернуться в реальный мир.

— Ты выглядишь слишком соблазнительно, — продолжил Винсент, тяжело дыша. — Так что мне довольно трудно устоять перед соблазном затащить тебя в постель прямо здесь и сейчас.

Он повернулся и быстро отошел от меня; раздвинув занавески и открыв окно, он впустил в комнату холодный ноябрьский воздух. Я почувствовала, как ледяное дыхание улицы слегка разгоняет туман в моей голове, и села на пол рядом с полками.

— Пожалуй, вон там тебе будет удобнее, — сказал Винсент, подхватывая меня на руки и перенося на диван. Потом он поставил передо мной стакан воды. — Не желаете ли остудить свой пыл, мадемуазель? — промурлыкал он с веселой улыбкой.

Я благодарно кивнула и жадно осушила стакан. Потом, протянув его обратно Винсенту, я развернулась к спинке дивана, чтобы спрятать лицо. «Ох, боже… Что я такое натворила?» — думала я, приходя в ужас от воспоминания о том, как набросилась на Винсента как раз в тот момент, когда он сам сообразил, что пора остановиться.

— Ну что, Кэти? — хихикнул Винсент, силой отводя мои ладони от пылающего лица.

— Извини… — с трудом выговорила я. Потом откашлялась. — Извини, я… я так налетела на тебя, да еще в твоей собственной комнате… Вообще-то я не…

— Все в порядке, — перебил меня Винсент, но вид у него был такой, словно он только что свалился с горы. Или вот-вот лопнет.

— Нет, не в порядке. Вообще-то у меня нет привычки вот так бросаться на людей. Я хочу сказать, я, конечно, уже целовалась в своей жизни, даже с тремя ребятами, но я в первый раз вот так потеряла голову. Это как-то… неловко. И я сама удивилась…

Винсент перестал, наконец, сдерживаться и захохотал во все горло. Потом, наклонившись ко мне и поцеловав в лоб, он сказал:

— Что ж, это был приятный сюрприз, Кэти. Дождаться не могу, когда снова выпадет такой шанс… но не здесь. В каком-нибудь более безопасном месте. Вроде Эйфелевой башни, и чтобы рядом топталась сотня японских туристов.

Я кивнула, втайне испытывая облегчение оттого, что Винсент желал продвигаться вперед не спеша, но в то же время гадала, почему это так.

Винсент угадал мои мысли.

— Это не значит, что я не хочу… зайти дальше. Поверь мне. Очень хочу. — Глаза Винсента пылали. Мое сердце колотилось как сумасшедшее. — Просто не сейчас. Я хочу насладиться тем, чтобы дать тебе возможность познать… многое, не доходя до главного. — Он скользнул пальцами по моему подбородку, по шее. — Ждать будет просто здорово, вот увидишь, хотя и не так легко.

Когда он наклонился, чтобы еще раз легонько коснуться губами моих губ, я почувствовала себя так, словно выиграла в качестве приза Идеального Кавалера. Мне конец. «Хотя прямо сейчас мне хотелось бы, чтобы он не был таким уж идеальным», — подумала я, потому что у меня ужасно подскочила температура из-за того, что он отодвинулся от меня.

Стараясь хоть как-нибудь отвлечься, чтобы избежать самовоспламенения, я поправила одежду и немножко пригладила встрепанные волосы.

— Лучше нам пойти куда-нибудь, пока я сам не забыл собственные слова. Я провожу тебя домой, — сказал Винсент, беря наши куртки и мою сумку.

Открыв дверь, он ждал, когда я до нее доберусь.

— Должен сказать, я вообще-то подозревал нечто в этом роде, — загадочным тоном произнес он.

— Подозревал что? — не поняла я.

— Что в этой с виду старомодной девушке на самом деле скрывается дикая львица, — засмеялся Винсент.

Закусив губы, я проскочила мимо него в коридор.

32

Когда я возвращалась домой тем вечером, это было похоже на пробуждение от долгого сна. Находясь рядом с Винсентом, я как-то забывала обо всей этой зловещей путанице с ревенантами, но все равно чувствовала себя так, словно бродила по фантастическим пейзажам Сальвадора Дали. Мир Мами и Папи после двадцати четырех часов пребывания в сюрреалистической картине выглядел невероятно спокойным и утешающим.

— Ну и как? — спросила меня Джорджия, когда мы уселись ужинать. — Как теперь обстоят дела с Винсентом? Помогла тебе вечеринка в пижамах, решили вы свои проблемы?

Она хитро усмехнулась, бросая в рот маленький кусочек хлеба.

Мами укоряющее похлопала ее по руке и сказала:

— Кэти сама нам расскажет то, что захочет рассказать, если решит, что нам нужно это знать.

— Все в порядке, Мами, — откликнулась я. — Джорджия просто не может удержаться от любопытства по отношению к моим делам, потому что о своих делах ей сказать нечего!

— Ха! — отреагировала Джорджия.

Папи закатил глаза к потолку, явно не понимая, как его мирный дом мог с такой скоростью превратиться в некое подобие женского клуба.

— Ну и? — спросила Джорджия, на этот раз льстивым тоном.

— Да, похоже, мы во всем разобрались, — сказала я и, повернувшись к Мами, спросила: — А можно, он завтра придет к нам на ужин?

— Конечно, — ответила бабушка с широкой улыбкой.

— Ого-го! — воскликнула Джорджия. — Кэти больше не будет сидеть взаперти в своей спальне! Надо мне пойти к этому парню и лично его поблагодарить.

— Эй, довольно, Джорджия! — остановил ее Папи.

— Сможешь поблагодарить его завтра вечером, — сказала я и поспешила сменить тему.

В семь тридцать на следующий вечер я получила от Винсента сообщение: «Привет, моя красавица. Не сообщишь мне код вашей входной двери?»

Я отправила ему четыре цифры и две буквы, и минутой позже прозвенел дверной звонок. Я нажала кнопку интерфона, открывая дверь на лестницу.

— Третий этаж, налево, — сообщила я в микрофон.

Мой пульс основательно участился, когда я открыла входную дверь и вышла на площадку, ожидая Винсента.

Он в одно мгновение одолел все три этажа, держа в одной руке огромный букет цветов, а в другой — какой-то пакет.

— Это для твоей Мами, — сообщил он, быстро наклоняясь и целуя меня в губы.

Мое сердце колотилось уже просто оглушительно. Винсент вопросительно вскинул брови.

— Предложишь мне войти или хочешь узнать, сумею ли я переступить порог без приглашения? — И добавил шепотом: — Я же ревенант, а не вампир, детка!

Выражение его лица заставило меня забыть о волнении, и, глубоко вздохнув, чтобы взять себя в руки, я потянула его за руку в квартиру.

— А вот и Мами, — пробормотала я, когда бабушка вышла к нам из кухни.

Она утром посетила свой салон красоты и теперь выглядела невероятно элегантной в черно-белом шерстяном платье и на каблуках в четыре дюйма.

— Так вы и есть Винсент, — сказала она, целуя его в обе щеки.

Запах гардении окутал нас. Мне очень нравились бабушкины духи… Она отступила на шаг, чтобы как следует рассмотреть Винсента. Похоже, Мами его высоко оценила, судя по выражению ее лица.

— Это вам, — сказал он, протягивая ей здоровенную цветочную гору.

— О, это же от Кристиана Тору! — воскликнула Мами, сразу заметив карточку флориста. — Как мило!

— Давай куртку, — предложила я, и Винсент быстро снял ее, оставшись в ярко-голубой хлопковой рубашке, заправленной в темно-коричневые вельветовые брюки.

Я просто поверить не могла в то, что этот убийственно красивый юноша принарядился и принес цветы только для того, чтобы произвести впечатление на моих родных. И сделал это ради меня.

— Папи, позволь представить тебе Винсента Делакруа, — сказала я, когда из своего кабинета появился дед.

— Рад с вами познакомиться, сэр, — вежливо произнес Винсент, когда они пожимали друг другу руки. Потом поднял свой пакет и сказал: — Это для вас.

Заглянув в пакет, Папи извлек из него бутылку и был явно поражен, когда присмотрелся к этикетке.

— Шато Марго, сорок седьмой год? Где ты это отыскал?

— Это подарок от моего дяди, он сказал, что уже имел удовольствие познакомиться с вами, мадам, — ответил Винсент, глядя на Мами.

— Вот как? — с нескрываемым любопытством произнесла Мами.

— Он совсем недавно приносил вам картину на реставрацию. Месье Гримо де ла Ренье.

У Мами расширились глаза:

— Жан-Батист Гримо де ла Ренье — твой дядя?

Винсент кивнул.

— Да, я живу у него с тех пор, как умерли мои родители.

— Ох… — выдохнула Мами и ее взгляд смягчился. — Как жаль… в этом вы с Кэти схожи.

Испугавшись, как бы мои родные не начали задавать слишком много вопросов, я взяла Винсента за руку и повела в гостиную.

— Не хочешь чего-нибудь выпить? — спросил Папи, когда мы устроились у камина. — Легкий коктейль?

— Было бы неплохо, спасибо, — кивнул Винсент.

— Да и я не откажусь, — сказала я.

Папи вышел, и как раз в это мгновение в гостиной появилась Джорджия.

В зеленом шелковом платье она выглядела просто ошеломительно, и мое собственное платье, простое, черное, выглядело по сравнению с нарядом сестры настоящей тряпкой. Винсент вежливо встал.

— Джорджия, — начал он, — я знаю, что Кэти уже извинилась за меня, когда мы бросили тебя там, в ресторане. Но я хотел и сам принести извинения. Я бы ни за что не поступил подобным образом, если бы не состояние Эмброуза. И все равно это было непростительно.

— Я всегда считала себя человеком понимающим, — сказала Джорджия с очень легким южным акцентом. — И если бы не был так хорош, я совсем не уверена, что простила бы тебя. Но, учитывая обстоятельства… — Она умолкла, неторопливо целуя его в обе щеки.

— Бога ради, Джорджия! — воскликнула я, недоверчиво качая головой. — Оставь мне хоть немножко!

— Я это понимаю так, что я прощен, — со смехом произнес Винсент.

Обеды и ужины во Франции могут тянуться часами. Особенно когда приглашены гости. К счастью, поскольку назавтра был школьный день, мы провели всего по полчаса за каждой переменой блюд. Мне совсем не хотелось, чтобы мои бабушка с дедушкой имели вдоволь времени и вышли бы за рамки простой вежливой беседы, проявляя слишком глубокий интерес к моему загадочному гостю.

— Итак, Винсент, я полагаю, ты студент? — спросил Папи, наслаждаясь горячими закусками.

Винсент ответил, что изучает право.

— В таком юном возрасте? Извини за любопытство, но сколько тебе…

Дед умолк, не закончив фразу, чтобы не задавать прямой вопрос, что было бы уж слишком невежливо.

— Мне девятнадцать. Но мой дядя нанимал мне частных учителей, так что я на пару лет обогнал сверстников.

— Повезло тебе! — одобрительно кивнул Папи.

После этого Винсент пресек личные вопросы тем, что начал расспрашивать сам. Папи с удовольствием рассказал ему о своем бизнесе и о путешествиях, которые он предпринимал ради поиска интересных вещей, о том, что такой поиск заводил его в самые разные места, от Среднего Востока до Северной Африки.

Винсент упомянул о своем интересе к антиквариату и к древнему оружию, и этой темы хватило на время главного блюда, нежного как масло бифштекса. Мами поинтересовалась у Винсента о коллекции живописи, принадлежавшей его дяде, и явно была поражена знаниями юноши о художниках, стилях и периодах.

К тому времени, когда мы добрались до десерта, Винсент и мои родные уже болтали и смеялись так, словно знали друг друга долгие годы. Винсент и Джорджия поддразнивали друг друга и меня, и я видела, как бабушка переводит взгляд с Винсента на меня и обратно, явно довольная тем, что видит.

И наконец, мы устроились в уютных креслах в гостиной с эспрессо без кофеина и блюдом шоколадных конфет, и Мами спросила Винсента, не хочет ли он прийти к нам снова — через две недели.

— Девятого декабря у Кэти день рождения, ей исполняется семнадцать, а поскольку она отказывается устраивать настоящий прием, мы подумали, что можем просто по-семейному поужинать дома.

— Вот это действительно интересно! — сказал Винсент, широко улыбаясь мне.

Я схватилась руками за голову.

— Да не хочу я устраивать суету из-за этого дня рождения!

Винсент окинул взглядом остальных и заявил:

— Ничего не поделаешь, другим-то этого хочется!

— Значит, договорились? — спросила Мами, одобрительно поглядывая на меня.

Я скривилась, но согласно кивнула.

— Ну, если уж тут начали направо и налево раздавать приглашения, как насчет того, чтобы пойти куда-нибудь со мной и Кэти вечером в пятницу, а, Винсент? — спросила Джорджия.

— Я бы с удовольствием, но у меня уже есть планы на тот вечер. — И Винсент подмигнул мне.

— И без Кэти, так? — с вызовом бросила Джорджия. — Ну, а она обещала моему другу Люсьену прийти в его клуб на вечеринку. И судя по тому, что я слышала, тебе бы лучше составить ей компанию, потому что он обещал собрать целую толпу самых красивых парней, каких только можно себе представить… — Джорджия замолкла на полуслове, увидев, как вдруг помрачнело лицо Винсента.

— Ты говоришь о Люсьене Пойтевине? — спросил он.

Джорджия кивнула.

— Ты его знаешь?

Винсент мгновенно налился гневной краской. Выглядел он так, словно готов был вот-вот взорваться.

— Я знаю о нем. И честно говоря, даже если бы я не был занят в пятницу, мне все равно пришлось бы отказаться.

Я видела, что Винсенту приходится прилагать огромные усилия к тому, чтобы выглядеть спокойным.

— Винсент! — шепнула я. — Что…

Он заставил меня замолчать, схватив мою руку и нечаянно (я надеюсь) сжав ее так, что мне стало больно. «Вот это уже совсем никуда не годится», — подумала я.

— И кто же такой этот Люсьен Пойтевин? — строго спросил Папи, хмурясь на Джорджию.

— Просто мой хороший друг, — резко ответила Джорджия, сердито глядя на Винсента.

В гостиной стало тихо. Винсент, наконец, чуть наклонился в сторону Джорджии и заговорил самым дипломатичным тоном:

— Я бы не стал об этом говорить, если бы не был уверен в этом на все сто процентов, но дело в том, что Люсьен Пойтевин недостоин даже того, чтобы находиться в одной комнате с тобой, Джорджия, а уж тем более — считаться твоим другом.

Все одновременно разинули рты. И Джорджия, кажется, впервые утратила дар речи. Вид у нее был такой, словно ее ударили. А потом еще и окатили ледяной водой.

Бабушка с дедушкой переглянулись, и ясно было, что они очень встревожены ночными похождениями Джорджии.

Джорджия злобно посмотрела на меня и Винсента, а потом резко встала и выбежала из гостиной.

Молчание нарушила Мами.

— Винсент, не мог бы ты как-то объяснить, почему ты думаешь, что Джорджии не следует иметь дела с тем человеком?

Винсент не отводил взгляда от кофейной чашки.

— Простите, что испортил окончание такого чудесного ужина. Просто я знаю многое о том человеке, и я бы не хотел, чтобы хоть кто-то из тех, кто мне дорог, оказался рядом с ним. Но больше я ничего сказать не могу. Еще раз приношу свои извинения за то, что расстроил вашу внучку в вашем собственном доме.

Папи, качая головой, вскинул руку, как бы говоря, что беспокоиться не о чем, а Мами встала и начала собирать чашки. Когда я присоединилась к ней, она заговорила:

— Не стоит так огорчаться, Винсент. Мы в нашем доме стараемся поддерживать определенный уровень открытости и честности, так что в твоих словах нет ничего дурного. Я уверена, Джорджия сама извинится перед тобой за свою вспышку, когда вы увидитесь в следующий раз.

— Я бы не стала этого утверждать, — пробормотала я себе под нос.

Услышав мои слова, Винсент мрачно кивнул.

— Ну, мне пора, — сказал он. — Уверен, завтра у всех вас немало дел.

— Я тебя провожу, — заявила я, намереваясь допросить его с пристрастием, как только мы очутимся снаружи дома.

Папи тоже встал, чтобы проводить гостя. Поблагодарив моих родных за приятный вечер, Винсент вышел в коридор. Я пошла следом за ним, взяла куртку и закрыла за нами дверь.

— Что… — начала было я.

Но Винсент мгновенно прижал палец к губам, и мы оба напряженно молчали, пока не очутились на улице. Как только входная дверь захлопнулась за нашими спинами, Винсент схватил меня за плечи и пристально всмотрелся в мое лицо.

— Твоей сестре грозит смертельная опасность.

Моя растерянность тут же перешла в тревогу:

— О чем ты говоришь? Что не так с этим Люсьеном?

— Он мой заклятый враг. Главарь парижских нума.

Мне показалось, будто кто-то схватил меня и изо всех сил швырнул о кирпичную стену.

— Ты уверен, что мы говорим об одном и том же человеке? — спросила я, отказываясь верить в услышанное. — Потому что когда я с ним познакомилась…

— Ты с ним встречалась? — задохнулся от ужаса Винсент. — Где?

— Да в том самом клубе, куда я ходила с Джорджией потанцевать.

— Это то самое место, где ты видела Шарля?

— Ну да… вообще-то Шарль именно с ним и разговаривал, когда я уходила. Я только не понимаю…

— Ох… Это ужасно, — пробормотал Винсент, закрывая глаза.

— Винсент! Объясни, наконец, что происходит! — потребовала я, ощущая поднимавшуюся к горлу тошноту.

Если Люсьен был таким чудовищем, что это могло означать для моей сестры? Я содрогнулась при мысли о том, как Джорджия тем вечером в клубе обменялась с Люсьеном поцелуем. Она явно ничего не знала о его темных делишках. Джорджия вообще ничего не видит дальше своего носа в том, что касается понимания людей. Бабушка однажды пожаловалась, когда одного из приятелей Джорджии арестовали за грабеж: «Она ничего дурного в людях не видит! Твоя сестра вовсе не глупа, просто у нее полностью отсутствует интуиция».

«На этот раз такой недостаток может оказаться фатальным», — подумала я.

Винсент достал из кармана телефон.

— Жан-Батист? Шарля захватил Люсьен. Я уверен. Да… буду через несколько минут.

— Пожалуйста, объясни мне! — умоляюще произнесла я.

— Мне нужно бежать домой. Можешь пойти со мной?

— Нет, — покачала я головой.

Я должна была вернуться и разобраться с тем беспорядком, который оставил в нашем доме ураган по имени Винсент.

— Я должен идти, — повторил он.

— Тогда я тебя немного провожу, — предложила я, — и ты мне все расскажешь по дороге.

— Хорошо, — согласился Винсент, беря меня за руку. Мы зашагали по ярко освещенной улице в сторону его дома. — В общем, Кэти… Ты ведь знаешь, что в каждой истории всегда есть плохой парень?

— Догадываюсь.

— Так вот, в моей истории плохой парень — это Люсьен.

— Что ты подразумеваешь под «твоей историей»? — неуверенно спросила я. — Я хочу сказать, это что означает, что вы стоите по разные стороны баррикад? Вы в разных командах?

Винсент покачал головой:

— Нет. Только он и я. Это давно началось.

— Погоди, — пробормотала я, складывая в уме кусочки головоломки. — Это не тот ли тип, о котором вы все то и дело упоминаете? «Тот самый», или как там? — Я помолчала, соображая. — Это не Люсьена ли ты видел в Сен-Поле… не его ли Юл заметил поблизости, когда Эмброуза ударили ножом?

Винсент кивнул.

— И кто же он такой?

— Когда он был человеком, во время Второй мировой войны, он состоял во французской милиции, или La Milice, военизированных частях, которые создало управляемое немцами французское правительство, чтобы бороться с Сопротивлением.

— Ты говоришь о режиме Виши?

— Да. Кроме того, что они преследовали и убивали членов Сопротивления, эти отряды еще и помогали отыскивать иудеев, чтобы отправить их в концентрационные лагеря. Они прославились своим умением пытать; они умели заставить говорить любого, кто попадал им в руки… Если честно, они были куда более опасными для нас, чем гестапо или СС, потому что были французами. Они говорили на нашем языке, они знали топографию городов, они были друзьями и соседями тех людей, которых предавали. — Винсент посмотрел мне в глаза. — Это было страшное время для моей страны.

Я кивнула, не говоря ни слова. Мы пересекли авеню с трехполосным движением и пошли дальше.

— Люсьен предал сотни человек, а не напрямую — так и тысячи, он отправлял своих соотечественников на смерть, пытал и убивал, чтобы продвигаться вверх по служебной лестнице. Он быстро достиг высокого поста в министерстве информации и пропаганды режима Виши.

В июне 1944 года группа бойцов Сопротивления, переодетых в форму милиции, ворвалась в здание министерства информации, куда ради безопасности переехали Люсьен и его жена. Была уже ночь. Бойцы нашли пару в постели и убили обоих.

У меня отвисла челюсть. Похоже было на то, что Винсент рассказывал о событиях, в которых участвовал лично…

— И ты тоже там был? — решилась спросить я.

Винсент кивнул.

— Да, вместе с двумя другими ревенантами. А остальные были людьми, и они не знали, кто мы такие.

— Но Люсьен-то тогда был человеком! А ты говорил, что ревенанты стараются не убивать людей.

— Вообще нам было приказано захватить Люсьена в плен, чтобы он мог ответить за свои преступления по закону. Но среди людей был один, чью семью Люсьен уничтожил лично, и он не смог сдержаться. Он застрелил их.

Я вздрогнула, представив себе всю эту картину. В подобных историях всегда ждешь, что зло будет наказано. Но если подумать о том, каково оно в реальности… быть застреленным в постели, вместе с женой… Это было слишком ужасно.

— Люсьен в ту ночь запомнил наши лица, и, когда он вернулся в качестве ревенанта, он начал охотиться на нас. Он сумел убить большую часть людей, участвовавших в операции, и со временем добрался и до двух других ревенантов. Остался только один я. Мы уже несколько раз сталкивались с ним, но он не сумел меня убить. И я его — тоже.

— Но тогда какого черта Шарль с ним разговаривал? — спросила я.

— Ты должна понять… Шарль — совсем не плохой. Он просто запутался. Я говорил тебе, что ему было очень трудно смириться с нашей судьбой. Это ведь действительно нелегко, постоянно умирать и оживать. Когда ты кого-нибудь спасаешь, а потом видишь, что этот человек радуется жизни, чувствуешь, что дело того стоит. Но иногда ведь получается не так, как хочется. Например, тот, кого ты спас при попытке самоубийства, повторяет ее, и уже успешно. Юнец, которому ты не дал умереть от наркотика, не видит в том причины изменить свою жизнь и снова окунается в то, из чего ты его вытащил. Как раз поэтому Жан-Батист и не хочет, чтобы мы наблюдали за спасенными.

Но хуже всего — это когда ты пытаешься кого-то спасти и терпишь неудачу. Шарль не сумел спасти ту девочку. Он, конечно, спас другого ребенка, но он не в силах сосредоточиться на успехе. Он одержим провалом. И тем, как теперь чувствует себя мать малышки. У Шарля доброе сердце, — тихо продолжил Винсент. — Может быть, даже слишком доброе и большое. И тот случай стал для него последней соломинкой. Я вижу только одну причину к тому, что Шарль отправился к Люсьену: он просто уже не может выносить нашу жизнь. Он хочет умереть. Если он сам дался им в руки, ему только и нужно, что попросить убить его и сжечь его тело. А они, конечно, будут только рады это сделать.

— То есть он задумал самоубийство?!

Я остановилась, охваченная ужасом при мысли о том, что Шарль намеренно отправился навстречу окончательной гибели.

— Похоже на то.

Винсент взял меня за руку и потянул вперед. Мы уже почти дошли до его дома.

— Но если Люсьен — настоящий убийца, то… что будет с Джорджией?

История Шарля меня потрясла, но в тот момент я могла думать только об опасности, грозившей моей сестре.

— Какие между ними отношения? — спросил Винсент.

— Похоже на то, что они встречаются… что у них настоящие свидания.

— Думаешь, это всерьез?

— У Джорджии ничего не бывает всерьез.

Винсент немножко подумал:

— Вокруг Люсьена всегда много женщин, и у него вроде бы нет причин убивать кого-нибудь вроде Джорджии. И если она сама не впутается в дела его банды, то, скорее всего, худшее, что ей грозит, так это то, что Люсьен ее как-то использует, а потом прогонит.

«Да уж, весьма утешительно, — подумала я, совсем не утешенная. — Сестра встречается с убийцей-маньяком, но если она не станет вмешиваться в его дела, все может обойтись…»

Хотя мне было все так же страшно, от слов Винсента паника слегка поутихла. Потому что Джорджию никогда не интересовали чьи-либо дела, кроме ее собственных.

Мы дошли до ворот дома Жана-Батиста. Винсент взял меня за руку:

— Послушай, мне очень жаль, если из-за меня между тобой и твоими родными возникнет какое-то недопонимание… но я просто не мог сидеть там и говорить о пустяках после того, как она упомянула о том… чудовище.

— Нет, ты был совершенно прав. И совсем неважно, как ты об этом заговорил, при всех или один на один. Джорджия в любом случае отреагировала бы одинаково.

— Ты должна с ней поговорить, — настойчиво произнес Винсент. — Даже если ее отношения с Люсьеном не зашли далеко, все равно она оказалась в компании опасных людей.

Я кивнула.

— Да, я постараюсь…

Опасность постоянно подстерегала и самого Винсента, и подобных ему. Но теперь риску подвергалась моя сестра, и все выглядело уже совсем по-другому. Я как будто стала ближе к Винсенту. У нас появился общий враг. И я очень надеялась, что Джорджия выслушает меня и постарается сбежать подальше от угрозы.

— А сейчас ты что собираешься делать? — спросила я.

— Я собираюсь позвать всех и начать охоту на Люсьена. — Голос Винсента упал на целую октаву, глаза вспыхнули гневом. Он выглядел по-настоящему пугающим.

— Но ты будешь осторожен, ведь да? — спросила я, и меня снова пробрало холодом от страха, когда я осознала, что именно он задумал.

— Если получится, я бы предпочел покончить с ним прямо этой ночью. Но по ряду причин я пока не могу его уничтожить. И если он не захочет быть найденным, нам его не найти. Козыри пока что в его руках. — Потом, видя выражение моего лица, Винсент немного смягчился. — Не тревожься, Кэти. Постарайся зайти к нам завтра после школы, если сможешь.

— Завтра к этому времени ты будешь жив?

— Да, — ответил он одними губами.

Но в его глазах я прочла нечто совсем другое. Он был готов на все ради того, чтобы уничтожить своего врага. И ясно было, что собственная безопасность его ничуть при этом не беспокоила.

— Мне неприятно оставлять тебя вот так, — сказал Винсент, привлекая меня к себе и осторожно касаясь губами моих губ.

Каждое соприкосновение с его телом вызывало во мне взрывы огненных искр. «Интересно, а опасность — это афродизиак?» — с любопытством подумала я. Но вслух говорить ничего не стала, только обняла Винсента и ответила на его поцелуй.

Он уж слишком быстро отстранился.

— Мне нужно идти.

— Я знаю. Спокойной ночи, Винсент. Пожалуйста, побереги себя.

— Спокойной ночи, mon ange.

Я тихонько постучала в дверь спальни Джорджии. Через секунду дверь резко распахнулась, в проеме возникла моя сестра, выглядевшая как настоящая фурия.

— Какого черта тебе нужно? — прорычала она, впуская меня в комнату и с шумом захлопывая дверь за моей спиной.

Я пристроилась на краю ее кровати, а она упала животом вниз на пол, на пушистый белый ковер, и уставилась на меня.

— Мне очень жаль, что Винсент смутил тебя перед Папи и Мами. Но из того, что он мне рассказал, ясно, что Люсьен — действительно поганая компания.

Джорджия почти прошипела:

— Ах, вот как? И что именно сказал Винсент?

— Сказал, что Люсьен состоит в… ну, в какой-то организации вроде мафии. — Я попыталась вспомнить, как именно в тот вечер в ресторане в Маре Винсент описывал нума. — Что его приятели занимаются самыми разными противозаконными делами.

— Например?

— Проституция, наркотики…

— Ох, дай передохнуть! — Джорджия закатила глаза к потолку. — Ты видела Люсьена. Он — предприниматель. Он владеет барами и клубами по всей Франции. За каким чертом он стал бы ввязываться в такие дела?

Она с отвращением посмотрела на меня.

— Но я не думаю, что Винсент все это выдумал, — заметила я.

— Вот как? — насмешливо бросила Джорджия. — А откуда он знает Люсьена?