Спасение в язычестве и христианстве

Идея спасения всеобща в человеческом сознании, хотя называется и понимается она по-разному.

Существо каждой религии заключается в учении о спасении, и здесь происходит основной водораздел между ними.

Языческие религиозные идеи спасения: растворение в Абсолюте (самадхи, нирвана), экстаз: вечное райское блаженство, понимаемое как совокупность земных (душевных и телесных) наслаждений, человекобожие. Спасение совершается через научение человеков богами и пророками истине, религиозным и моральным правилам жизни и исполнение их человеком; или: отречение от всего материального как нереального, иллюзорного, через нравственное очищение, достижение бесстрастия и сверхсознания.

Языческое материалистическое понимание спасения: отрицание духовного начала и вечной жизни личности и искание только земного благополучия, заключающегося в удовлетворении «славолюбия, сребролюбия, сластолюбия» (авва Дорофей. Ср. «Три искушения Христа». Или: «Все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» – 1 Ин. 2,16), достижении бессмертия и господства во вселенной. Средства достижения: философия, наука, политика, искусство, научно-технический и культурный прогресс, создание идеального государства.

«Спаситель» в язычестве. С целью доказать земной характер возникновения христианства его противники устанавливают аналогии между Христом Спасителем и языческими богами-спасителями. В каждой языческой религии, – утверждал, например, Древс, – есть бог, – спаситель, праведник – страдалец; он родится чудесным образом от девы, приносит себя в жертву, его убивают, но он воскресает...

Яркая иллюстрация духа язычества – мифические типы избавителей в нем, сообразно с этим натуралистическим понятием язычников о божестве, являющиеся большей частью олицетворением сил природы и приносящие материальное счастье, довольство земное. Рассмотрим, насколько состоятельны эти параллели.

Прежде всего скажем относительно идея Спасителя. Эта идея, действительно, была известна почти всем языческим древним народам. Так, ожидание Мессии у персов нашло свое выражение в мифе о Митре и вере в пришествие на землю перед ее концом пророка Сознош; у индусов в мифе об Адити, от которой должен родиться и воплотиться для спасения людей Вишну; у греков мессианские чаяния нашли выражение в мифологии (миф о Прометее), в философии («Праведник» Платона в «Государстве»), а у римлян – и в поэзии (знаменитая IV эклога Вергилия «Поллион». Даже у китайцев было ожидание «святого», «посланника Неба».

Наличие идеи об Избавителе у различных народов вполне естественно. Оно обуславливалось, с одной стороны, общим у всех древних народов первоначальным преданием об обетовании Божием, данном первым людям вслед за грехопадением (Бытие 3,15), а с другой – сознанием людьми своего бессилия в борьбе со злом и необходимости Божественной помощи. Однако, в понимании характера и целей деятельности Мессии в роли Избавителя человечества христианство и язычество резко расходятся между собой.

Язычество даже не предполагает ни об изначально заложенной в человеке высоте богоподобия, ни о той коренной поврежденности человеческой природы, которая охватывает всех без исключения людей, поэтому оно утопически считает, что спасение возможно через научение людей (богами, пророками, философами типа Будды, Конфуция, Лао-Цзы, Заратустры) истине, религиозным (или) моральным правилам жизни, через создание идеального государства, научно-технический и культурный прогресс. Там спасители – это великие учителя. Весьма показательны и средства достижения спасения в религиозном язычестве.

Языческие «боги-спасители» напоминают собой сказочных героев, действующих исключительно внешними средствами. Например, Геракл завладевает кобылицами Диомида, поедавшими людей, убивает орла у груди Прометея и тем спасает последнего от мук. Или главный подвиг Митры состоял в том, что он с помощью пса настиг быка, созданного самим Ормуздой, и победил его, погрузив пальцы в его ноздри и вонзив нож в его шею. Может ли здесь быть какое-либо сходство с евангельским Иисусом, Который, в каком бы положении не находился, перед Пилатом или женщиной-самарянкой, повсюду поражает и покоряет сердца исключительным нравственным величием Своей Личности. Но «в языческой религиозной идеологии совершенно отсутствовала мысль, что историческая Личность, действительно жившая земной жизнью, будучи и Богом, и человеком, Своими страданиями, смертью и воскресением дарует человеку благодатный дар духовного возрождения и обожения».

Христианское учение о спасении исходит из Откровения о богоподобии человека и такой «генетической» поврежденности его природы, исцеление которой невозможно никакими человеческими средствами и потому требующей Бога-Спасителя. Поэтому само понимание спасения мыслится как осуществление особого (т.н. халкидонского) единения человека с Богом, богочеловечества, или обожения, которое стало возможным благодаря Боговоплощению и Жертве Христовой. Эта Жертва – основание всей христианской сотериологии. Поэтому совершенно иной характер имеет образ Евангельского Избавителя. Целью Его пришествия является доставление человеку не наслаждений, богатства, славы, власти в этой мимолетной земной жизни, но возможности духовного преображения, богоподобного обновления (Лк.17,21; Второе послание к Коринфянам 4,16) и возвращения к вечной жизни.