Регулируют ли нормы права правоотношения?

Решение вопроса — регулируют ли нормы права правоотношения — имеет для теории права важное методологическое значение. Исследуя взаимосвязь нормы права и правоотношений, советские юристы обычно исходят из того, что норма права регулирует фактические общественные отношения, но не правоотношения; последние же рассматриваются как результат регулирования нормой права фактических отношений.

Аргументация против признания правоотношений предметом правового регулирования значительно ослаблена двумя обстоятельствами. Во-первых, правоотношения рассматриваются лишь как результат регулирования нормой права общественных отношений, что нельзя признать правильным. При таком подходе к понятию правоотношения нельзя ответить на вопрос, для чего вообще возникает правоотношение, какую служебную функцию по регулированию лежащих в его основе общественных отношений оно выполняет. Во-вторых, игнорируется наличие таких общественных отношений, которые не могут существовать иначе как в форме правоотношений. Можно ли и в этих случаях считать, что нормы права регулируют фактические общественные отношения, и рассматривать правоотношения лишь как результат правового регулирования? Из всех авторов, писавших по этому вопросу, только М. С. Строгович сделал попытку — применительно к процессуальному праву — объяснить, что регулирует норма права в тех случаях, когда ее предмет составляют общественные отношения, которые могут выступать только в форме правоотношений. К сожалению, эта попытка оказалась неудачной. Опровергая тезис о регулировании правом правоотношений, М. С. Строгович пишет: «Во-первых, правовые отношения не есть само право, а есть результат правового регулирования соответствующих общественных отношений. А, во-вторых, некоторые общественные отношения идеологического характера могут выступать не иначе, как в форме правовых отношений».²⁸ Нетрудно заметить, что эти разъяснения не только не снимают вопроса, регулируют ли нормы права правоотношения, а еще более усложняют его.

²⁸ М. С. Строгович Уголовно-процессуальное право в системе советского права. «Советское государство и право», 1957, № 4, стр 103

Не вдаваясь в дальнейшую оценку аргументации против признания правоотношений предметом правового регулирования, можно констатировать, что подавляющее большинства советских юристов настойчиво проводит тезис, согласно которому нормы права регулируют только фактические общественные отношения, но не правоотношения.

Противоположное мнение по данному вопросу высказала М. П. Карева: «...чтобы регулировать поведение людей в области тех фактических общественных отношений, которые нуждаются в воздействии права, правоотношения, как специфическая форма воздействия на эти фактические отношения,. сами ¹должны быть урегулированными, что и осуществляется нормами права».²⁹ В случае же принятия тезиса, будто правоотношения не регулируются нормами права, указывает М. П. Карева, «... возникает странная концепция, рассматривающая правоотношения как ничем не регулируемые отношения».³⁰ В аргументации М. П. Каревой есть рациональное зерно; оно состоит в том, что автор признает правоотношения регулятором фактических общественных отношений Однако из этого правильного положения автор делает неверный вывод, будто нормы права регулируют правоотношения.

Следует признать, что нормы права регулируют фактические общественные отношения, но регулируют их через посредство правоотношений, последние выступают в качестве посредствующего звена между нормой права и теми общественными отношениями, на которые норма права воздействует, как на свой объект. Обоснование этого тезиса связано с особыми трудностями для тех случаев, когда общественные отношения» регулируемые нормами права, могут выступать только в форме правоотношений Мы полагаем, однако, что и в этих случаях необходимо различать правоотношения и те общественные отношения, явления, процессы, которые лежат в их основе и на закрепление которых они направлены. Ни одно правоотношение не возникает на пустом месте, оно всегда вырастает из. определяющих его общественных отношений, в первую очередь — материальных условий жизни общества. «Правоотношение потому и является общественным отношением,— отмечает Б. С. Никифоров,— что оно представляет собой юридиче-

²⁹ М П Карев а, С Ф.Кечекьян О социалистических правоотношениях, стр 9

³⁰ «Советское государство и право», 1956, № 3, стр 129 (доклад М П. Каревой) О С Иоффе в свое время также писал, что правовое отношение регулируется нормами права (См О С Иоффе Правоотношение по советскому гражданскому праву, стр. 19) В дальнейшем, однако, ол признал, что допустил словесную неточность (См О. С Иоффе Спорные вопросы учения о правоотношении, стр 26, прим 1 е)

ское отражение, или выражение, иных общественных отношений между людьми, в первую очередь или в конечном счете экономических отношений между ними».³¹ Так, процессуальное правоотношение направлено на закрепление материально-правового отношения, а это последнее, в свою очередь, выступает в качестве формы, опосредствующей лежащее в его основе фактическое общественное отношение. Всякое правоотношение в конечном счете направлено на урегулирование и закрепление фактического общественного отношения; речь может идти лишь о различной степени удаленности правоотношения от опосредствуемого им фактического общественного отношения.

Таким образом, разделяя тезис о регулировании нормами права лишь фактических общественных отношение, мы расходимся с его сторонниками при определении роли и места правоотношения в правовом регулировании. Правоотношения—это посредствующее звено между нормой права и теми общественными отношениями, которые составляют предмет правового регулирования

^³¹ Б С Никифоров Об объекте преступления по советскому уголовному праву «Советское государство и право», 1956, № 6, стр 63

ГЛАВА III. СОДЕРЖАНИЕ И ОБЪЕКТ ПРАВООТНОШЕНИЯ

Содержание правоотношения

Определяя содержание правоотношения, необходимо исходить из того, что всякое правоотношение состоит из прав и обязанностей его участников, что в правоотношении правам одних лиц соответствуют обязанности других. В то же время следует помнить, что этот тезис служит лишь элементарной общей предпосылкой для раскрытия содержания правоотношения. Этим тезисом ни в коем случае нельзя ограничиться. Вряд ли можно сомневаться в том, что если мы не сумеем определить содержание субъективных прав и обязанностей, из которых состоит правоотношение, то и само правоотношение останется бессодержательным. Расходясь между собой при определении субъективных прав и обязанностей, почти все советские юристы настойчиво подчеркивают, что содержание правоотношения может быть раскрыто лишь через определение прав и обязанностей его участников.

Правда, иногда в юридической литературе такой путь исследования встречает возражения. Так, Л. С. Явич возражает против признания субъективных прав и обязанностей содержанием правоотношения. «Постановка вопроса о правомочиях и юридических обязанностях, как содержании правоотношений, неосновательно формализует юридические отношения».¹ Это утверждение нельзя признать правильным. В

¹ Л. С. Я в и ч. Советское право — регулятор общественных отношений в СССР, стр. 79.

известной мере ошибка Л. С. Явича противоположна той, которую допускают авторы, не идущие при определении содержания правоотношения дальше субъективных прав и обязанностей.

Разумеется, правильнее вначале констатировать, что содержанием правоотношения являются права и обязанности его участников, и лишь затем переходить к наиболее сложному этапу научного исследования — определению содержания прав и обязанностей.

Лишено всякого смысла и противопоставление Л. С. Явичем в вопросе о месте в правоотношении субъективных прав и обязанностей позиции М. М. Агаркова и С. Н. Братуся, с одной стороны, и О. С. Иоффе, с другой. Не говоря уже о том, что значение этого спора в нашей литературе сильно преувеличено, ни М. М. Агарков, ни С. Н. Братусь никогда не отрицали того очевидного факта, что правоотношение состоит из прав и обязанностей его участников. Так, М.М.Агарков писал: «Гражданское правоотношение, как и всякое правоотношение, является общественным отношением, в котором правам одних лиц соответствуют обязанности других».² С. Н. Братусь также подчеркивал, что «...соотношение права и обязанности и есть само правоотношение...» ³ С другой стороны, и О. С. Иоффе в своих последних работах, не ограничиваясь констатацией того элементарного факта, что содержанием правоотношения являются права и обязанности его участников, указывает: «... желательное и должное поведение участников правоотношения фиксируется в их субъективных правах и обязанностях».⁴ Все дело в том, что многие авторы, в том числе М. М. Агарков и С. Н. Братусь, признавая тезис о субъективных правах и обязанностях совершенно элементарным, считали возможным непосредственно перейти ко второму этапу научного исследования — определению содержания субъективных прав и обязанностей. Однако тезис о субъективных правах и обязанностях неизменно витал в их работах в качестве необходимой предпосылки.

С иных позиций тезис о субъективных правах и обязанностях как содержании правоотношения критикуют В. И. Серебровский и М. А. Гурвич. Анализируя юридическую природу

² М. М. A r a p к о в. Обязательство по советскому гражданскому праву, стр. 21.

³ «Советское государство и право», 1950, № 9, стр. 86 (выступление С. Н. Братуся).

⁴ О. С. И о ф ф е. Спорные вопросы учения о правоотношении, стр. 37—38. Впрочем, автор не придерживается этого мнения вполне последовательно. Ср. стр. 38—40 указанной статьи.

права на принятие наследства, В. И. Серебровский пришел к выводу, что далеко не всякому субъективному праву корреспондирует чья-либо обязанность, что есть и такие субъективные права, которые не являются элементом правоотношения.⁵ В монографии «Вопросы авторского права» В. И. Серебровский вновь подчеркнул — на этот раз уже применительно к авторскому праву,—что нет оснований непосредственно связывать субъективные права с правоотношениями.⁶ Сходную позицию в этом вопросе занял М. А. Гурвич, который предлагает различать два вида правоотношений: правоотношения, в которых субъективные права раскрываются через обязанности, и правоотношения, в которых субъективные права раскрываются через собственные действия управомоченного, вызывающие возникновение, изменение или прекращение прав и обязанностей других лиц. М. А. Гурвич в отличие от М. М. Агаркова⁷ рассматривает правомочия на односторонние волеизъявления не как элементы правоспособности, а как субъективные права. Однако "таким субъективным правам, отмечает М. А. Гурвич, не соответствуют чьи-либо обязанности; поэтому их содержание может быть раскрыто только через собственные действия самого управомоченного лица.^{8 1}

Аргументация В. И. Серебровского и М. А. Гурвича явно ошибочна. Оставляя пока в стороне вопрос, всякое ли субъективное право является элементом правоотношения, отметим, что всякому субъективному праву соответствует обязанность, точно так же, как не может быть обязанности без корреспондирующего ей права. Право на принятие наследства является субъективным правом, которому соответствует обязанность всякого и каждого не препятствовать наследнику осуществить свое право.⁹ Еще более неприемлема позиция М. А. Гурвича, допускающего существование таких правоотношений, в которых субъективным правам не соответствуют обязанности. В самом деле, если субъективному праву не соответствует обязанность, то с кем же находится в правоотношении носитель права? Ведь не считает же возможным М. А. Гурвич конструировать правоотношение субъекта с самим собой?

⁵ См В И Серебровский Очерки советского наследственного права Изд АН СССР, М, 1953, стр 48—50

⁶ См. В И Серебровский Вопросы советского авторского права, стр 100

⁷ См, М. М А г а р к о в, ук соч, стр 67—73

⁸ См. М А Гурвич. К вопросу о предмете науки советского гражданского процесса Ученые записки ВИЮН, вып 4. Госюриздат, М., 1955, стр. 46—48, 53. См. также «Советское государство и право», 1948, № 9, стр 77 (выступление М. А. Гурвича).

⁹ См Б С Антимонов, К. А. Граве Советское наследственное право Госюриздат, М, 1955, стр 60—61

Таким образом выдвинутые в юридической литературе аргументы против признания субъективных прав и обязанностей содержанием правоотношения неубедительны. Однако— подчеркнем это еще раз — вслед за признанием субъективных прав и обязанностей содержанием правоотношения необходимо определить содержание самих прав и обязанностей.