Что делать, или Притча о лесорубе

Книга вот-вот завершится, уже надо откланиваться, пора и честь знать. И все же автору не по себе, что так и не прозвучало на ее страницах извечного русского вопроса. Вы догадались, какого? Вот именно – а что делать? Хороший вопрос, ничего не скажешь. Но если, после всего сказанного, кто-то ждет на сей счет еще каких-то рецептов, то их не будет. Одно знаю наверняка – и в жизни нашей, и в языке нашем все может еще счастливо перемениться, но только при одном всенепременном условии: если начнем – пусть мучительно, пусть со скрипом, натужно – но меняться мы сами. А потому напоследок подарю-ка я моему дорогому читателю коротенькую, но очень мудрую притчу, которую еще ребенком услышал от наших стариков. В ней говорится о том, как в дубовую чащу пришел лесоруб, маленький человек с небольшим топором. Никто из деревьев на него и внимания не обратил, и только старый могучий дуб весь затрясся от страха, кивая в ужасе на топор. В ответ деревья помоложе стали стыдить его, говоря: «Ну, как нам, могучим великанам, может навредить этот крошечный кусочек железа?» – «Не железа этого я боюсь, - ответил седой патриарх, - мне страшно при виде его рукоятки, ведь она из наших».

«МЕНЯ ЗДЕСЬ РУССКИМ ИМЕНЕМ КОГДА-ТО НАРЕКЛИ…»

И напоследок о том, что мучило и не давало покоя много лет и только недавно, кажется, отпустило. А виною всему русская пословица: «Где родился – там и сгодился», что жила во мне ядовитой занозой и немым укором. Будем честны, помимо прав юридических, о которых нам так много ныне твердят, существуют – слава Богу! – права нравственные, которые сегодня не в чести. Есть ли у меня, человека другой национальности, рожденного в ином крае, в иной традиции, моральное право говорить, а главное – теперь еще и излагать на бумаге все это? Непростой вопрос, но с некоторых пор все чаще вспоминаю о том, что, в отличие от многих и многих соотечественников моих, родился еще раз в возрасте сорока двух лет. На сей раз для жизни вечной. И произошло это главное событие всей моей жизни в небольшом, но дивном московском храме Преподобного Сергия Радонежского в Крапивниках, Подворье Патриарха Московского и всея Руси. Случилось, как в известной песне: «Меня здесь русским именем когда-то нарекли…» Так что, простите, Христа ради, если что не так, и не обессудьте.

Итак, книга подошла к концу, я благодарен вам, говорю вам спасибо – спаси Бог – за долготерпение ваше, а ведь это молитва за вас. И, возможно, кто-то из прочитавших ее скажет мысленно спасибо мне. И эта будет молитва за меня, грешного. Будем прощаться, пора и честь знать. А жаль, мне было так хорошо с тобой, мой добрый читатель. Азербайджанец бодро скажет: «саг ол!», что значит «будь здоров!», персиянин же нежно пропоет: «Худа хафиз», что дословно «препоручаю Богу». Английское «гуд бай» то же, что и «всего доброго». Итальянское «чао!» звучанием своим так напомнит нам русское «отчаливай». Турок воскликнет: «хай дэ гюле-гюле!», пожелав напоследок чаще смеяться. Русский же, расставаясь, промолвит: «Прощай». Словно попросит прошения за обиды, вольные или невольные, ведь одному Богу ведомо, увидимся ли еще, расставаться же следует с легким сердцем, чтобы не поминали лихом. Вот и я, прощаясь, прошу у вас прощения. За что? Возможно, и за то, что время, потраченное на это чтение, покажется, быть может, кому-то потерянным зря. И чем смогу тогда оправдаться? Наверное, только репликой одной шекспировской героини: «Любовью я богаче, чем словами…». И разве ж не случалось порой обидеть человека нечаянно, даже не подозревая об этом.

Воистину, удивителен язык русский. В нем и прощание – молитва...

… Еще и потому пока дышу,

Пою и плачу, и молюсь

По-русски,

И только так – живу,

Иначе бы не смог,

Что полночь заполночь,

Едва уткнусь в подушку,

Меня целует

В темную макушку

Отец Благий –

Пресветлый

Русский

Бог.

Ирзабеков Фазиль Давуд оглы,

в Святом Крещении Василий

май 2006 г.

СОДЕРЖАНИЕ