Исторический факультет 11 страница

Необходимость разработки методических вопросов археографии осознавалась и рядовыми архивистами, отмечавшими отсутствие творческой атмосферы в научно-издательском отделе управления и апеллировавшими к опыту украинских коллег. Обращение к опыту украинских археографов было не случайным. Дело в том, что, как выше уже отмечалось, именно тогда, в конце 1950—нач. 60-х гг. ими был разработан и издан ряд методических рекомендаций и правил издания источников украинского происхождения 60. С воссозданием же в 1969 г. Археографической комиссии АН Украины и особенно с созданием в 1987 г. на ее базе академического Института украинской археографии (ныне Институт украинской археографии и источниковедения им. М.С.Грушевского Национальной АН Украины) разработка теоретико-методических проблем археографии, включая и создание нормативных документов в области археографии, приобрела широкий размах. Свидетельством тому служат многочисленные методические рекомендации, инструкции, правила издания исторических документов различных типов и периодов.

Из других нормативно-методических документов, появившихся в середине 1980-х гг., особого внимания заслуживают изданные в 1985 г. в Вильнюсе под грифами Института истории СССР АН СССР, Археографической комиссии при Отделении истории АН СССР, Института истории АН Литвы и Центрального государственного архива древних актов “Методические рекомендации по изданию и описанию Литовской метрики”(составители А.Л.Хорошкевич и С.М.Каштанов). Разработка рекомендаций была обусловлена заключенным в начале 1980-х гг. соглашением между историками СССР (включая Россию, где, как известно, хранится Метрика, Беларусь, Литву и Украину) и Польшей о подготовке двухсерийной советско-польской публикации документов Метрики.

Несмотря на казалось бы ограниченную сферу применения рекомендаций (при подготовке публикаций документов архива канцелярии Великого княжества Литовского), они фактически представляли собой вариант правил издания актов ВКЛ и в таком качестве использовались и продолжают использоваться археографами Беларуси, Литвы, России, Украины, занимающимися публикацией такого рода документов. Высокая научная квалификация составителей рекомендаций (А.Л.Хорошкевич—автор многих исследований по истории Северо-восточной Беларуси ХУ в., составитель многотомного документального издания “Полоцкие грамоты Х11—нач. ХУ1 в”, С.М.Каштанов—крупнейший специалист в области дипломатики), а также участие в их обсуждении многих российских, белорусских, литовских, украинских, польских историков-медиевистов обеспечили высокий научный уровень этого документа.

При подготовке рекомендаций составители опирались на ранее созданные нормативно-методические документы, о которых шла речь выше, а также работы А.А.Зимина “Методика издания древнерусских актов” (М., 1959), Н.П.Ковальского “Источниковедение истории Укпраины (ХУ1—первая половина ХУ11 века)” (Днепропетровск, 1977—1979. Ч.1—4) и др. При составлении правил описания Метрики (часть 2 рекомендаций) за основу была взята “Инструкция по описанию славянорусских рукописей Х1—Х1У вв. для Сводного каталога рукописей, хранящихся в СССР”(сост. Л.П.Жуковская и Н.Б.Шеломанова).

Первая часть рекомендаций представляет собой правила издания документов Метрики. Она разбита составителями на 3 главы: 1. Общие вопросы. 2. Тексты и их археографическое оформление. 3. Научно-справочный аппарат. Внутри глав материал систематизирован по разделам; содержание последних разбито на параграфы и подпараграфы.

В первой главе излагаются вопросы, связанные с оформлением титульных листов к томам, нумерацией последних, составлением введений и предисловий к томам.

Наиболее обширна вторая глава, охватывающая проблемы отбора документов и их расположения в томах, издания книг и отдельных грамот, а также переиздания ранее публиковавшихся документов. Самостоятельный научный интерес представляет 2-й раздел главы, касающийся составления заголовков к документам. Его содержание относится как к археографии, так и к дипломатике, поскольку здесь не только приводится перечень основных видов документов, существовавших в Великом княжестве Литовском, но и раскрывается их назначение, дается сравнительный анализ их с аналогичными документами, существовавшими в Русском государстве. Данный раздел представляет собой значительную основу для активизации работы белорусских историков в области дипломатики.

3-й раздел главы включает вопросы передачи текстов документов, написанных как кириллицей, так и латиницей, 4-й посвящен особенностям публикации иноязычных документов. 5-й раздел (“Легенда”) составители подразделили на два: в первый включили методику составления легенд к документам в сборниках; во втором изложили методику составления легенд как к отдельным документам, так и к публикуемым полностью книгам. 6—9 разделы касаются палеографических примечаний к тексту, вариантов, приложений, иллюстраций.

В заключительной главе рекомендаций выделены разделы, излагающие методику составления примечаний, хронологических перечней опубликованных документов (для полностью публикуемых книг), таблиц соотношения пагинаций книг, перечней разновидностей опубликованных документов, таблиц использованных архивных фондов и печатных изданий, переводных таблиц, списков сокращений, указателей, оглавлений, списков опечаток.

Третью часть рекомендаций составил список сокращений исторических, археографических и лингвистических терминов, названий учреждений и политико-административных единиц, архивов и архивных собраний, изданий источников и литературы и т.п.

В качестве приложения к рекомендациям приводится фрагмент польской “Инструкции по изданию исторических источников с ХУ1 до середины Х1Х века (Вроцлав, 1953), определяющий порядок воспроизведения текстов источника на польском языке. Вследствие отсутствия в Беларуси собственных правил издания исторических документов данные рекомендации, как выше уже отмечалось, в определенной степени восполняют этот пробел.

В заключение отметим еще один документ нормативно-методического характера, до недавнего времени являвшийся обязательным. Речь идет о “Правилах издания исторических источников в СССР” (2-е, переработ. и доп. изд. М., 1990), явившихся итогом дальнейшей разработки и усовершенствования основных положений и приемов, применявшихся при издании исторических источников и зафиксированных в первой редакции “Правил” 1969 г.

“Правила” содержат расширенное и конкретизированное определение изданий научного, научно-популярного и учебного типов. В них сравнительно с предыдущим документом 1969 г. добавились такие формы документальных изданий, как корпус и моноиздание (на необходимость включения последнего неоднократно указывали белорусские архивисты, обсуждая еще проект “Правил” 1969 г.).

Существенной отличительной чертой “Правил” 1990 г. является и включение в них основных теоретических и методических положений о подготовке к изданию кинофотофонодокументов. Был также значительно расширен раздел о выявлении документов: добавлены новые параграфы о выявлении документов, опубликованных в периодической печати, документов личного происхождения, статистических материалов, военной документации, картографических, технических документов и т.д.

Пополнились разделы, регламентировавшие отбор документов, передачу текстов. Переработан и дополнен раздел “Сокращенная передача текста и содержания документов”; введен новый параграф о публикации картографических документов в извлечениях. Фактически заново написана часть раздела о составлении регест; при этом составители уточнили само определение данного термина, выделили их типы и виды, более четко определили круг источников, подлежавших регестированию. Особое внимание при этом было уделено массовым источникам, применение которых в исторических исследованиях в данное время заметно расширяется.

“Правила” учли многочисленные предложения и пожелания практиков-археографов о насыщении их новыми примерами, взятыми не только из московских документальных изданий, но и из выходивших на местах сборников документов.

Таким образом “Правила издания исторических документов в СССР” 1990 г. представляли собой наиболее полное изложение методических положений и приемов публикации исторических источников (включая и кинофотофонодокументы), относившихся к различным периодам. Они нацеливали археографов на необходимость научно-критического изучения происхождения и содержания отбираемых для издания исторических документов, максимально точную передачу их текстов, хотя, заметим, по-прежнему в качестве одного из основополагающих принципов отбора документов для издания оставался принцип “коммунистической партийности”.

К числу недостатков данного документа следует отнести также и то, что в нем, как и в предыдущем, отсутствовало изложение особенностей публикации документов на иных, кроме русского, языках, хотя в предисловии и было отмечено, что “Настоящее издание Правил может послужить основой для разработки правил публикации исторических документов на языках народов СССР”. Вызывает возражение расширение в “Правилах” 1990 г. допустимость повторной публикации документов (в отличие от первой редакции “Правил”, допускавших возможность повторной публикации документов в изданиях научного типа в трех случаях, во второй редакции это количество было расширено до восьми). Оно не только не способствовало приращению археографической базы за счет введения в научный оборот оригинальных источников, но и давало “зеленый свет” перепечатке ранее уже издававшихся документов

Подводя итоги изучению формирования и нынешнего состояния нормативно-методической базы в сфере археографии, отметим, что создание конкретных правил, рекомендаций, инструкций самым непосредственным образом связано с потребностями практической деятельности по изданию исторических источников. Именно необходимость публикации тех или иных видов источников вызывала разработку всевозможных частных правил и рекомендаций, сводившихся затем в универсальные документы, которые могли быть применимы при подготовке публикаций, включавших в свой состав разнообразные по происхождению, содержанию, месту нахождения исторические источники. В то же время сама нормотворческая деятельность стимулировала развитие археографической мысли, зачастую приводила к выводам, имевшим не только сугубо прикладное, но и научное значение. Так, именно благодаря “Правилам” 1969 и 1990 гг., на наш взгляд, выявились со всей очевидностью противоречия между заложенными в них принципами “коммунистической партийности”, с одной стороны, и историзма и объективности, с другой, особенно проявлявшиеся при отборе документов для издания.

Раздел 2. История белорусской археографии

Лекция 1. Зарождение полевой, камеральной и эдиционной археографии в белорусских и литовских губерниях. “Белорусский архив древних грамот”.

Присоединение в конце ХУ111 в. белорусских земель к Российской империи и активная политика царского правительства по руссификации подпавшего под его власть населения ставили перед исторической наукой вообще, зарождавшейся археографией, в частности, задачи политического свойства.

“Сии провинции,--писала Екатерина 11, имея в виду часть Польши, Литву, Беларусь, Правобережную Украину, Крым, часть Казахстана,--надлежит легчайшими способами привести к тому, чтобы они обрусели и перестали бы глядеть, как волки в лесу”. Такими “легчайшими способами”, имевшимися в распоряжении российского правительства, являлись, с одной стороны, предание забвению исторических памятников прошлого порабощенных народов, а с другой, их использование для обоснования ”законности” своего владычества. Первое осуществлялось путем вывоза с присоединенных территорий в российские столицы письменных ценностей, индифферентного отношения к гибели остававшихся в провинции документов, второе—путем публикации “нужных” исторических источников.

Так, в 1770—90-е гг. по личному указанию императрицы управляющий Московского архива Коллегии иностранных дел, известный русский историк и археограф Н.Н.Бантыш-Каменский подготовил ряд документальных сборников, предназначавшихся “для служебного пользования” правительства и содержавших документы об отношениях России с Речью Посполитой (В 1860-е гг. они под названием “Переписка между Россиею и Польшею по 1700 год, составленная по дипломатическим бумагам управляющим Московского архива Коллегии иностранных дел Н.Н.Бантыш-Каменского” были переизданы Обществом истории и древностей российских при Московском университете). Данная публикация помимо чисто политического значения являлась еще и престижным для России делом, т.к. аналогичной работой в этот период занимались в Германии, Франции, Англии, Швеции, Дании. Здесь прежде всего следует указать на публикацию “Памятников германской истории”(“Monumenta Germaniae historica”), начатую по инициативе крупного политического деятеля Пруссии барона Карла фон Штайна в первой четверти Х1Х в. и продолжающуюся уже более полутора веков и др. Об этом писала профессор Московского историко-архивного института О.М. Медушевская в статьях Источниковедение и гуманитарная культура и Архивный документ, исторический источник в реальности настоящего, опубликованных в журнале “Отечественные архивы”(1992.№/4; 1995. № 2).

Однако, в отличие от западноевропейских стран, где подобные фундаментальные серийные издания исторических источников несли в себе идеи государственности и национальной культуры, российская документальная публикация была призвана “оправдать” в глазах мировой общественности недавно состоявшиеся разделы Речи Посполитой: отсюда очевидна заданность в подборе включенных в нее документов и материалов.

Говоря о становлении белорусской археографии, нельзя не вспомнить и о предпринятых еще до присоединения белорусских земель к России публикациях документов, хотя и не носивших строго научного характера, но тем не менее свидетельствовавших о понимании их составителями важности эдиционной деятельности. Здесь я имею в виду вышедшее в 1730—1780—е гг. в Варшаве восьмитомное неофициальное издание документов древнего литовского и польского права под названием “Voluminaш legum”. Включенные в него документы (статуты, конституции, привилеи как Речи Посполитой, так и Великого княжества Литовского) охватывали период с 1347 по конец ХУ111 в. (В 1859—1860 гг. восьмитомник был переиздан в Петербурге; в 1889 г. в Кракове издан 9-й том, в 1952 г. в Познани—10-й).

В 1750-е гг. пиаром Матеем Догелем (1715—1760), кстати говоря, уроженцем Лидского повета, в Вильно было положено начало публикации документов Литовской метрики (Codeх Diplomaticus Regni Poloniae et Magni ducatus Lithuaniae, in guo pacta, foedera tractatus pacis etc. Vilnae.1758, 1759. Т.1, 5 и др), продолжающееся до настоящего времени. (В соответствующей лекции нашего курса я скажу о нынешнем состоянии работы по изданию в Беларуси документов Метрики). Тремя десятилетиями позже там же сыном дрогичинского войта, виленским бургомистром Петром.Дубинским был издан на польском и латинском языках “Zbior praw i przуwilejow miastu stolecznemu Wilnowi nadanуch”, включавший 157 документов начиная с первого привилея г.Вильно 1387 г. и заканчивая 1782 г. Эта публикация, представлявшая собой, по мнению современных белорусских историков, один из первых тематических сборников документов по истории Великого княжества Литовского, была оценена официальной российской историографией начала ХХ в. как “тенденциозное издание польских археографов, стремившихся посредством архивных документов доказать, что Северо-Западный край издавна был польский. для чего даже документы, написанные на древнем западнорусском языке, передавались в польской транскрипции, так что производили впечатление польских документов”. Кстати сказать, о “битве за Беларусь”, развернувшейся в сфере археографии в середине Х1Х в. между польскими и русскими учеными, говорили в 1920-е гг. и многие белорусские историки, краеведы, этнографы. Так, В.И.Пичета, во “Введении в русскую историю” писал: “ Собиранием документов, их хранением, а также их изданием интересовались как польские, так и русские ученые. Работа тех и других шла параллельно. Однако долгое время впереди шли польские историки, так как Белоруссия, перешедшая к России после разделов Польши, долгое время была вне ученого внимания историков русских. Поэтому издание и собирание документов производилось польскими исследователями, освещавшими исторический материал с несколько односторонней польской точки зрения [ подч. мною—М.Ш.] “. Ему вторил руководитель Витебского окружного бюро краеведения Д.М.Василевский в статье о столетии краеведческой работе в Беларуси, помещенной в журнале “Наш край” (1926. № 2-3(5-6). Отмечая начавшееся с 1840-х годов в белорусских губерниях православными священниками издание древних актов, грамот с целью доказать “што “праваслаўны “ рускi селянiн з Беларусi падобен да маскаля ня толькi па вызнаньнi, а i па мове”,он далее подчеркивал: “ Палякi не здавалiся: яны таксама займаюцца выданьнямi беларускiх старадаўных грамат, але, каб упэунiць чытача у пераважнасьцi польскай мовы на Беларусi, заведама псуюць свае выданьнi, перакладаючы граматы з беларускай на польскую мову [подч. мною—М.Ш.]. Такi характар маюць “Skarbiec dуplomatow...” Данiловiча”.

Имеются свидетельства и еще более ранних публикаций документов белорусского происхождения, к тому же осуществленных белорусами. Как считает историк белорусской археографии Н.В.Николаев, зарождение последней вообще следует отнести к первой половине ХУ111 в., когда в 1745—1747 гг. в Люблине был издан двухтомный сборник “Svada Latina”, включавший собрание риторики, статистики, писем, панегириков, надписей, поэтики, истории. Значительная часть его документов касалась рода Сапегов. Сборник был составлен секретарем Пинского дистрикта ордена отцов марианов Я.Д.Островским при предположительном участии канцлера Великого княжества Литовского Ф.Сапеги.

Эти и другие документальные издания, появившиеся в ХУ111 в. и содержавшие в своем составе письменные источники белорусского происхождения, безусловно должны быть приняты во внимание при исследовании истории белорусской археографии в качестве предтечи ее зарождения и оформления как самостоятельной науки и сферы практической деятельности Однако, только с первой четверти Х1Х в., когда на территории белорусских и литовских губерний сформировались архивно-археографические центры, начавшие вести планомерную работу в области полевой, камеральной и эдиционной археографии, можно, на наш взгляд, говорить о возникновении белорусской археографии. Заметим, кстати, что начало эдиционной деятельности на Украине наши украинские коллеги относят к середине Х1Х в. и связывают это с созданием в 1843 г. Временной комиссии для разбора актов при Киевском, Подольском и Волынском генерал-губернаторе, традиционно именуемой в научной литературе Киевской археографической комиссией; россияне за точку отсчета отечественной археографии берут 1767 год, когда Академия наук издала сразу три книги, в которых помещались публикации ценнейших источников по истории Древней Руси: Радзивилловская летопись по Кенигсбергскому списку, Правда Русская и Никоновская летопись.

По большому счету, выяснение “древности рода” любой науки, включая и археографию, бесперспективное, мягко говоря, занятие, ибо, как к слову сказал академик М.Н.Тихомиров, ”в науке же следует идти по принципу:”несть еллин, несть иудей, но вси богови”. Исторический опыт показывает, что автаркия в науке, равно как и в обществе, государстве неизбежно ведет к застою, кризису.

Объективные условия сложились таким образом, что в течение почти столетия белорусская археография развивалась в теснейшей интеграции прежде всего с российской, а также украинской и польской археографией. Отсюда порой достаточно сложно (да и нужно ли?) разграничивать по национальному признаку объекты ее исследования. Белорус по происхождению М.В.Довнар-Запольский, обязанный Киевскому университету своим становлением как ученого, в результате работы в конце 1890-х гг. в Московском архиве Министерства юстиции подготовил и опубликовал ряд документальных сборников, полностью укомплектованных актами Метрики Великого княжества Литовского, разработал систему их описания. Выдающийся российский филолог и историк, академик А.А.Шахматов вместе с поляком С.Л.Пташицким издали в 1907 г.17-й том “Полного собрания русских летописей”, состоявший из белорусских и литовских летописей; тот же Шахматов инициировал деятельность Б.А.Тарашкевича по подготовке к публикации полоцких грамот, хранившихся в Рижском городском архиве, оказывал содействие польским историкам, оказавшимся с началом первой мировой войны без средств к существованию в занятом русскими войсками Львове. Подобные примеры могут быть значительно расширены и продолжены.

Возвращаясь к истории зарождения и становления белорусской археографии, отметим, что одним из первых археографических центров, начавших с 1820-х годов заниматься. планомерной работой по выявлению, описанию и публикации документальных материалов, был Виленский университет, в котором работали известные польские, белорусские, русские, украинские историки, юристы И.Лелевель, И.Данилович, И.Ярошевич, И.Онацевич, И.Лобойко и др. Все они помимо преподавательской вели активную археографическую деятельность, разыскивая в архивах белорусских церквей и монастырей, частных собраниях памятники белорусской письменности и культуры. Так, Даниловичем был обнаружен в библиотеке известного мецената и в прошлом государственного деятеля России графа Н.П.Румянцева, о котором будет идти речь далее, Судебник Казимира 1У 1468 г. (документ был передан в библиотеку в 1817 г. известным библиографом В.Г.Анастасевичем, который в свою очередь нашел список Судебника в Новгородской Софийской библиотеке). В 1826 г.Судебник был издан Даниловичем (Statut Kazimierza Jagellonczуka, pomnik najdawneiszуch uchwal Litewskich z ХУ wieku, wуnalezionу i drukiem ogloszonу, staraniem Ignacego Danilowicza, professora w Cesarskim Uniwersуtecie Charkowskim.Wilnie, 1826. Вторично Судебник 1468 г. на языке оригинала был напечатан И.И.Григоровичем в 1-м томе “Актов Западной России”.Спб.,1846. Впоследствии этот памятник права Великого княжества Литовского неоднократно переиздавался, в том числе и в 1-м томе сборника документов “Белоруссия в эпоху феодализма” Мн., 1959.(по публикации Григоровича). В 1823 г И.Н.Данилович напечатал. в ”Dziennike Wilenskim” Супрасльскую летопись, выявленную профессором этого же университета М.К.Бобровским в Супрасльском монастыре. Уже после отъезда ученого в Харьков летопись была переиздана в 1827 г. А..Марцинковским под названием “Летописец Литвы и Хроника русская, стараниями Игнатия Даниловича изданная”.

С именем же И.Н. Даниловича связаны попытки первого научного издания статутов Великого княжества Литовского 1529, 1566 и 1588 гг., предпринятые по инициативе так наз. Румянцевского кружка, членом которого был ученый. Войдя в 1822 г. в состав комиссии по изданию статутов, Данилович развернул активную деятельность по выявлению как можно более полного корпуса всех имевшихся списков и редакций статутов.Через год он имел сведения о 5-ти списках первого, 22-х—второго и одном—третьего статутов. С помощью максимального собрания списков ученый надеялся, как он сам говорил, ”собрать занимательнейшие разности” (т.е. варианты) и ”восстановить” первоначальные тексты статутов. Документы предполагалось публиковать на языке оригинала с параллельным переводом на русский язык, сопровождая их обширными историческими и текстуальными примечаниями. К сожалению, эта работа, требовавшая не только интеллектуальных, но и значительных финансовых затрат, не была завершена. Дело ограничилось копированием одного из списков статутов, находившихся в Публичной библиотеке, а также их описанием, опубликованным Даниловичем в “Dziennike Wilenskim” за 1823 год Впервые Статут Великого княжества Литовского 1529 г. на языке оригинала, но латинской графикой будет издан известным польским библиографом графом А. Дзялыньским в сборнике “Zbior praw litewskich od roku 1389 do roku 1529”.(Poznan, 1844).

Другим центром археографических изысканий в рассматриваемый период были Гомель, Полоцк, Мстиславль, другие белорусские города и местечки. В Гомеле, принадлежавшем А.П.и Н.П. Румянцевым, с 1814 г. жил известный государственный деятель России, покровитель и организатор археографических поисков гр Н.П.Румянцев. Именно с его деятельностью связано появление первого белорусского археографического сборника документов, что стало своеобразной точкой отсчета, от которой ведет свою родословную белорусская археография.

Государственный канцлер, председатель Государственного совета, министр иностранных дел России при Александре 1, Н. П. Румянцев (1754-1826) после своей отставки в 1814 г занялся активной археографической деятельностью, объединив вокруг себя блестящую плеяду ученых, преимущественно историков, получивших по имени своего руководителя название “Румянцевского кружка”. Однако, будучи еще министром иностранных дел, Румянцев в 1811 г. добился создания при Московском архиве Коллегии иностранных дел специальной комиссии для печатания государственных грамот и договоров. Итогом деятельности комиссии стало четырехтомное документальное издание под названием “Собрание государственных грамот и договоров”, украшенное родовым гербом Румянцевых с весьма примечательным девизом “Non solum armis” (“Не только оружием”) и увидевшее свет в московской типографии Н.С. Всеволжского в 1813—1828 гг.

Разыскивая документы для сборника, Румянцев и члены его кружка (а среди них были А.Х. Востоков, К.Ф.Калайдович, Н.Н.Бантыш Каменский, П.И.Кеппен, И.Ф.Крузенштерн, В.Г.Анастасевич, И.Н. Лобойко, И.Н.Данилович, П.М.Строев, И.И.Григорович и др.) не ограничивались обследованием лишь московских архивов, понесших значительные потери от наполеоновского нашествия, но обращались и к провинциальным хранилищам, в том числе и белорусским, хотя и пострадавших в ходе войны 1812 года, но тем не менее хранивших достаточно много ценных документальных памятников.

Корреспондентом “Румянцевского кружка” по восточно-белорусским архивам стал выходец из многочисленной семьи священника гомельской усадьбы Румянцева И.И.Григорович (1790—1852), “пенсионер” графа в Петербургской духовной академии. Окончив академию и переехав в начале 1820-х гг. в Гомель, Григорович по совету своего покровителя серьезно занялся изучением истории края. Уже первое его знакомство с местными архивами оказалось весьма успешным: поиски документов для “Собрания государственных грамот и договоров” привели к открытию многих интересных документов, носивших сугубо региональный характер. Мысль об их отдельном издании под названием “Белорусский архив”, вероятно, в равной мере принадлежала как Григоровичу, так и Румянцеву. Подобная публикация помимо сугубо научного могла иметь и идеологическое значение, поскольку она, по словам Григоровича, обнаруживала “дух папизма” и те притеснения от него, которые пришлось вынести в Беларуси православным. С последним соглашался и Румянцев, но, очевидно, как человек светский, а потому более веротерпимый, он считал целесообразным подобрать и прокомментировать документы “без всякой желчи и той ненависти, которую часто являли наши духовные особы к католической религии”.

Для дальнейших разысканий материалов И.И.Григорович привлек к сотрудничеству архивариуса Полоцкой греко-униатской духовной консистории Кунцевича, полоцкого архимандрита И Шулякевича, переводчика Могилевского магистратского суда Н Г..Горатынского, смотрителя полоцких уездных училищ А.М.Дорошкевича, служащего полоцкого уездного казначейства И. Сыщанко и др.. Участие в последующем редактировании сборника принимал и помощник Румянцева по археографической деятельности, известный историк и археограф К.Ф.Калайдович.

Обращает на себя внимание тщательность, с которой помощники Григоровича описывали грамоты или снимали с них копии. При этом они, вероятно, руководствовались методикой описания рукописей, специально разработанной Григоровичем. Наше предположение о ее существовании подтверждает обнаруженный доктором филологических.наук Н. В. Николаевым в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки (Москва) документ, составленный И. И. Григоровичем в Гомеле 19 октября 1821 г. и названный им “Наставление, как поступать при отыскании харатейного Евангелия, для показания его древности”.(Опубликовано в 3-м выпуске “Беларускага археаграфічнага штогодніка). О снабжении И.И.Григоровичем Н.Г.Гортынского с двумя писцами инструкцией по археографичекой обработке рукописей пишет и Д.Л.Яцкевич в статье “Мікалай Рыгоравіч Гартынскі—гісторык і археограф”, помещенной в вышеуказанном издании. Так, все описания сделаны по единому формуляру, который включает следующие позиции: 1)номер по порядку; 2) время и место издания;3) содержание; 4) приметы; 5) для отметок.

Приведем в качестве примера описание грамоты Стефана Батория о пожаловании г. Могилеву магдебургского права и герба одной башни, данной 28 января 1578 г. в Быдгощи (опубликована в “Белорусском архиве” под № 12), сделанное Н.Г. Гортынским и присланное в адрес И.И.Григоровича.. В графе “приметы” читаем: “Привилегия писана на большом пергаментном листе по латине: первая строка имени Господня наведена золотом, в средине письма, в четвероугольнике продолговатом изображена для герба одна башня и наведена пестро золотом—в конце с левой стороны подписался король “Stephanus Reх”, а с правой—скрепа подканцлера Остафея Воловича. А висящая печать с шнурками и частью пергамента отрезана, чем несколько и письмо отнято.При чинении сей описи найдена в жестяной коробочке в сундуке с привилегиями одна малая Великого княжества Литовского печать с шелковыми шнурками—на коей поелику усмотрено в окружной надписи Stephanus и пр., а кроме прописанной привилегии от его короля более никаких не имеется, то оная печать и привешена к сей привилегии”.