Глава 24. Как только дверь за Рудиным закрылась, Строггард откинулся на спинку кресла и замахал над головой руками

Как только дверь за Рудиным закрылась, Строггард откинулся на спинку кресла и замахал над головой руками, как будто разгоняя дым:

– Уф!.. Как же он меня утомляет!

– Кому ты об этом говоришь! – Кирсанов взял со стола планшет и ткнул пальцем в иконку главного меню. – Ты встречаешься с ним от случая к случаю, а меня он никогда не оставляет без внимания.

– Почему ты не избавишься от него?

– Он справляется со своими обязанностями. Неплохо справляется.

– Он… как это вы говорите?.. Самодурствует! Ты в курсе, что он ввел еженедельные проверки безопасности всех научных отделов?

– Возможно, в этом есть смысл, – не очень уверенно попытался заступиться за начальника службы безопасности Кирсанов.

– Тогда объясни мне, какой смысл в том, что профессора должны спрашивать разрешения у дежурного охранника для того, чтобы выйти из своего кабинета за чашкой кофе?

– Согласен, Рудин порой допускает перегибы. Такой уж у него стиль работы – он все хочет держать под контролем.

– Это нехорошо, – покачал головой Строггард. – И это неправильно. Он влезает в работу научного отдела. Он хочет взять под свой контроль квестеров… Если и дальше так пойдет, то скоро Рудин подберет под себя все руководство Центром. Разумеется, исключительно в целях нашей безопасности.

– Не преувеличивай, – немного натянуто улыбнулся Кирсанов. – Рудин – зануда и педант, каких мало, но свое дело он знает.

В стене открылась дверца, а из пола приподнялся направляющий рельс, по которому быстро покатил сервировочный столик. Кирсанов взял со столика бутылку минеральной воды, открутил пробку и сделал глоток из горлышка.

– Скажи лучше просто, что Рудин тебе не нравится.

– Рудин мне не нравится, – повторил Строггард.

– Вопрос закрыт, – улыбнулся Кирсанов.

– Закрыт, говоришь? – Строггард кинул журнал на прозрачный столик и поднялся на ноги. – А что там за проблема с группой «Квест‑тринадцать»?

– Они не вышли к точке эвакуации в назначенное время.

– В Гоби?

– Да.

– Ну, в пустыне можно заплутать.

Кирсанов внимательно посмотрел на лингвиста, пытаясь понять, говорит ли тот серьезно или иронизирует? Но лицо норвежца оставалось абсолютно бесстрастным. То есть как хочешь – так и понимай.

– Я думаю, у них была причина задержаться.

– Ну, без причины ничего не бывает.

– Серьезная причина.

– Что именно?

Кирсанов поставил бутылку на стол, прошелся до ближайшего стеллажа и пальцем провел по корешкам выставленных на полке в ряд томов последнего бумажного издания энциклопедии «Британика».

Рабочая студия Кирилла Константиновича Кирсанова была очень необычным местом. Просторное помещение с высоким потолком, заставленное многочисленными стеллажами, столами, стойками и стендами, меж которыми по потолку и стенам змеились разноцветные кабели. Любой из предметов мебели или декора представлял собой уникальный трансформер, созданный по индивидуальному заказу. Нажатием кнопки на пульте можно было не только заставить все эти столы, стулья и стеллажи перемещаться с места на место, но и видоизменяться, превращаясь из одного в другое. Например, книжный шкаф легко мог стать домашним кинотеатром или микшерным пультом, а лабораторный стол мог обернуться удобным диваном. С потолка вниз могли опускаться экраны и дополнительные предметы меблировки. В стенах были скрыты автоматизированные холодильники, всевозможные кухонные агрегаты, роботы‑уборщики и часть научного оборудования, которым Кирсанов порой пользовался. Одним словом, всякий час эта удивительная студия выглядела не так, как час назад. Хоть что‑то в ней да менялось. Те же, кто не часто захаживали в рабочую студию Кирсанова, так и вовсе поначалу думали, что не туда попали. Кого‑то такие постоянные перемены раздражали. Например, Рудина, который считал, что всякая вещь должна знать свое место. Раз и навсегда. А Кирсанову нравилось. Меняющийся изо дня в день интерьер не позволял забыть о том, что все течет, все изменяется, а следовательно, жизнь не стоит на месте. Кроме того, это было просто удобно.

– Аномальная зона номер сорок один. Пустыня Гоби. Участок, который именуется Шамо. Ни людей, ни каких‑либо признаков цивилизации – только песок и камни. Мародерам, сам понимаешь, там делать нечего. По данным аэрофотосъемки, никаких катастрофических изменений в зоне не произошло. Во всяком случае, внешне это никак не проявляется. С воздуха были замечены только периодически возникающие углубления в песке. Зона не трансформирована – классическая круглая форма. Местонахождение разлома можно вычислить с точностью до трехсот метров. Найти пакаль в песке с помощью дескана смог бы и младенец. То есть послать в сорок первую зону можно было даже новичков. Но я отправил в Монголию своих лучших квестеров. Почему?

– Да, интересный вопрос, – согласился Строггард.

– Потому что оперативный отдел получил информацию, что кто‑то набирает наемников для отправки в сорок первую зону. В этом тоже вроде бы нет ничего удивительного. Наши квестеры уже не раз встречали в аномальных зонах так называемых «черных» квестеров, неизвестно на кого работающих, но также охотящихся за пакалями. Но, как правило, это небольшие группы, два‑три человека. Тут же речь шла о полноценной экспедиции – восемь‑десять человек. Не считая тех, кого они, по всей видимости, должны были сопровождать. Два часа назад нам стал известен заказчик. Вертолет, доставивший в зону сорок один группу наемников, был зафрахтован представителем религиозной секты «возрожденцев». Полагаю, ты слышал о ней?

– Слышал, но, признаться, не придавал большого значения. В период катастроф и бедствий малообразованные и беднейшие слои населения в массовом порядке ударяются в религию. Причем, как правило, это не традиционные религиозные течения, а всевозможные секты, которые не просто призывают молиться, каяться и уповать на милость Господа, а дают четкие и ясные ответы на все злободневные вопросы, советуют, как жить дальше, и за определенный взнос гарантируют веселую жизнь после смерти. «Возрожденцы», я так полагаю, из той же категории.

– Именно. У них довольно невразумительная и эклектичная философия. Но зато основа учения, так называемые Три Основных Постулата, сформулированы очень конкретно и четко. «Бессмертие – это не благодать, а неотъемлемое право каждого». «Требуя невозможного, человек становится бессмертным». «Вечная жизнь лучше, чем мгновенная смерть».

– С последним трудно поспорить.

– Точно! Именно поэтому к «возрожденцам» примыкает все большее число людей по всему миру. На сегодняшний день отделения Церкви Возрождения имеются практически в каждой стране, их проповедников можно встретить повсюду, от Нью‑Йорка до Катманду. При этом остается неизвестным, кто руководит «возрожденцами». Сами же они, в лице своих проповедников, утверждают, что у Церкви Возрождения нет ни духовного лидера, ни какой либо структуры. «Возрожденцы» самоорганизуются и контактируют по принципу горизонтальных общественных связей, используя для этого различные средства коммуникации.

– То есть это церковь, вещающая через Интернет?

– Они вещают отовсюду, откуда может звучать человеческий голос. Честно говоря, с трудом верится, что все это происходит спонтанно и за этим якобы самозародившимся религиозным течением не стоит группа очень толковых менеджеров.

– Ну хорошо, а в зоне‑то им что нужно? Тем более в такой, где и сторонников‑то не навербуешь?

– Вот! – Развернувшись на каблуках, Кирсанов направил на лингвиста указательный палец. – В этом‑то и вопрос! Зачем они отправили в аномальную зону группу наемников? Причем не трех‑четырех человек, а девять! Девять! – Кирсанов поднял обе руки вверх и показал две открытые ладони с загнутым мизинцем на правой. – Собственно, означать это может лишь одно – им нужно было доставить в зону какой‑то груз. – Контрабанда? – робко предположил Строггард.

– Можно было бы обсуждать этот вариант, если бы речь не шла о центре пустыни.

– А что, если они, наоборот, хотели что‑то вынести из зоны?

– Возможно. Но что именно? Да, в аномальных зонах встречаются любопытные артефакты, представляющие немалый интерес для исследователей. Ну, может быть, еще для коллекционеров всяких редкостей. Но что могло заинтересовать религиозных фанатиков? И, самое главное, каким образом они об этом узнали? Поэтому я и послал в сорок первую зону группу Квест‑тринадцать. Они должны были не только отыскать пакаль, но и попытаться выяснить, зачем отправились в зону наемники.

– Рудину о второй цели квеста ничего не известно?

– А зачем ему об этом знать?

– Ну, он, вообще‑то, человек любознательный. – Строггард лукаво прищурился. – Как‑то раз даже пытал меня насчет происхождения и значения слова «сталкер».

– Зачем ему это? – удивился Кирсанов.

– Вот и я о том же – зачем?

– Ну, а ты что?

– Сказал, что слово «сталкер» происходит от древнерусского глагола «сталкать», что значит «перемещать с места на места». Таким образом, сталкер – это бродяга, человек, который никогда не остается подолгу на одном месте.

– Съел?

– Проглотил, не разжевывая!.. Так значит, от «Квест‑тринадцать» нет никаких вестей.

Кирсанов посмотрел на большие настенные часы:

– Вот уже двадцать четыре часа.

– Может быть, действительно с ними что‑то случилось?

– Не думаю. «Квест‑тринадцать» – очень надежная команда. Три пакаля из тех, что на этой доске, добыты ими. Скорее всего, они наткнулись на что‑то по‑настоящему интересное. И не хотят бросать начатое, не доведя дело до конца.

– Что‑то связанное с «возрожденцами»?

– Не знаю. Да, в принципе, без разницы! Готов поспорить, «тринадцатые» вернутся и удивят всех нас!

– Буду держать за них кулаки. – Строггард улыбнулся и показал руку, сжатую в кулак. – Ну а что у нас с доской пакалей? Что‑нибудь вырисовывается?

– Сам посмотри.

Кирсанов нажал кнопку на пульте, и перед доской пакалей опустился прозрачный пластиковый экран. Черным маркером на него уже были нанесены отрезки линий и дуг, изображенные на обращенных к зрителям плоских сторонах пакалей. Кирсанов подошел к доске, сдернул с маркера колпачок и дорисовал три коротких отрезка с нового пакаля. После этого он толкнул стойку с доской пакалей, и та плавно откатилась в сторону. А задник прозрачного экрана сделался матово‑белым. Черные линии на его фоне стали отчетливо видны.

Кирсанов повернулся к Строггарду:

– Ну как, приходит что‑нибудь в голову?

Норвежец медленно приблизился к экрану. Взгляд его при этом быстро перебегал от одной группы отрезков к другим, стараясь как‑то соединить все фрагменты воедино. Ну, или хотя бы найти что‑нибудь, вызывающее пусть даже отдаленные, смазанные ассоциации. Кирсанов терпеливо ждал, что скажет лингвист. Он знал, что когда Строггард думает, ему не следует мешать. Уже хотя бы потому, что в состоянии глубокой задумчивости он, как правило, вообще ни на что не реагирует. Ни на какие внешние раздражители. Порой в такие моменты у Кирсанова даже возникало зловещее искушение попробовать прижечь чем‑нибудь руку Строггарда, чтобы посмотреть, отреагирует ли он хотя бы на это.

– Очень не хочется это говорить, – произнес наконец норвежец. – Но пока я не вижу никакого смысла.