Крок 2. Фармація 2 страница

В январе 1924 в Риме состоялось политическое соглашение с Югославией: так называемый "пакт дружбы и сердечного сотрудничества между королевством СХС и королевством Италии". В июле 1925 - подобное дополнительное дружественное соглашение в Неттуно. <Основные моменты обоих актов см. в "Le monde slave", август 1927, с. 278-307. Ср. там же статью Auguste Gauvain, "Les traites italo-balcaniques". >Муссолини в своей балканской политике, казалось, намерен был идти по стопам Биссолати и графа Сфорца. Конфликт 1923 года с Грецией, погашенный вмешательством держав, выделялся словно случайным и единичным эпизодом. Относительная слабость Италии диктовала фашизму "чувство меры". Опираясь на советы старых дипломатов, его окружавших, Муссолини проявлял умеренность и внешнюю сдержанность.

Но более пристальный анализ тотчас же обнаруживал, что это была не принципиальная позиция, а вынужденная суровыми обстоятельствами, подневольная осторожность. "Целевая установка" правительственной политики все время оставалась по существу иною, - "империалистической" и наступательной. Внутри страны продолжал усиленно воспитываться военный дух. Острому патриотическому подъему не давали улечься, - напротив, его непрерывно возбуждали и питали всевозможными средствами. В народе и общественном мнении систематически поддерживали повышенную температуру.

Как раз в разгаре дружеских переговоров с Югославией, весною 1924, Муссолини в ответственной речи (мэрам коммун) касается вопросов иностранной политики Италии. О чем же говорит он? О международной солидарности, любимой теме нынешних официальных речей? Нет, совсем нет! Он призывает Италию не бояться международной изоляции и смело идти своим самостоятельным путем. "Не бойтесь изоляции - призывает он. - Время от времени тот или иной дурак заявляет, что Италия изолирована. Ну, что же, господа, нужно выбирать! Либо самостоятельная политика, - и тогда Италии придется пережить более или менее короткие периоды изоляции, или того, что так называют. Либо связанность, безнадежная подчиненность, - и тогда вы потеряете вашу автономию... Мы не имеем права верить гуманитарным и пацифистским идеологиям. Чтобы быть готовыми к любым событиям, необходимо обладать армией, флотом, аэропланами..."

За этими воинственными словами крылись и впрямь беспокойные замыслы и великодержавные планы. Стиснутый, затрудненный в действиях жестокими условиями наличной международной обстановки, Муссолини принужден соблюдать строжайшую осмотрительность. Но меньше всего согласен он реально порвать с программой национального расширения. Она - высшая заповедь для него, центр и острие фашистского энтузиазма: "либо Италия взлетит на воздух, либо она будет великой". Постоянно в речах возвращается он к этой теме, пользуется различными предлогами, чтобы напомнить о ней. "Объединение Италии еще не закончилось", - заявляет он в 1923. Но мало объединения, - нужно нечто большее. Средиземное море должно превратиться в итальянское, в mare nostrum. Отсюда прежде всего - активная политика на Балканах и обострение отношений с Францией. Вместе с тем "Италии нужны колонии". И здесь опять - неизбежное столкновение с тою же "латинской сестрой", с французскими интересами по преимуществу.

Весною 1926 Муссолини предпринимает поездку в Триполи. В речи, там произнесенной, он взывает к великому Риму и утверждает, что Италия вступила в Африку твердой ногой. "Сама судьба - говорит он - толкает нас к этим землям. Никто не может отвратить этой судьбы и тем более никто не может сломить нашей несокрушимой воли". Естественно, что такие речи вызывают раздражение Франции, опасающейся за Тунис. В настоящее время римское правительство проявляет вообще значительную активность в области северо-африканских проблем. В частности, оно претендует на участие в интернациональном режиме танжерского порта, ссылаясь на свою заинтересованность всеми средиземноморскими вопросами. Недавно им даже была произведена в Танжере специальная демонстрация путем посылки военного судна: любители аналогий, конечно, немедленно вспомнили агадирский визит германской "Пантеры" в 1911 году. Впрочем, у дуче припасено и успокоительное заверение: "в Африке хватит пространства и славы для всех!.."

На Францию итальянские устремления наталкиваются и в Малой Азии. И экономические, и политические основания заставляют французский империализм крепко держаться за "подмандатную" ему Сирию. Но те же основания побуждают и Италию тянуться к тому же сирийскому участку. Эта коллизия интересов остается доселе неразрешенной. Печать обоих стран подвергает ее оживленному обсуждению в связи с темой о "перераспределении мандатов".

На Балканском полуострове успокоение умов, вызванное итало-югославскими соглашениями 1924 и 1925 годов, оказалось достаточно кратковременным. Заручившись в какой-то мере доброжелательством Англии, Муссолини перешел в решительное наступление на Албанию. Во главе этой сумбурной, но уже давно интересовавшей Италию страны появился пресловутый Ахмед Зогу, которому таинственные друзья помогли путем государственного переворота свергнуть демократическое правительство Фан-Ноли. Вслед за тем началась эра фактического протектората Италии над Албанией, закрепленная Тиранским договором о дружбе и сотрудничестве 27 ноября 1926. В Югославии этот договор произвел ошеломляющее впечатление, и Нинчич, договорившийся с Муссолини о независимости Албании, почувствовав себя коварно обманутым, тотчас же ушел в отставку. Албания всецело вошла в итальянскую орбиту, юридически, впрочем оставаясь независимым государством. Что касается итало-югославских отношений, то они оказались, разумеется, в корне испорченными: в скупщине негодующе объявляли Италию "единственной опасностью для мира на юго-востоке Европы". Однако Чемберлен в своей парламентской речи 2 мая 1927 счел целесообразным выступить с охлаждающим страсти заявлением, примирительным и нейтральным по форме, но небезвыгодным для Италии по существу. Традиционно сложный и неизменно гибкий курс британской дипломатии в настоящее время как будто вообще благоприятен римским домогательствам. Если еще Ллойд-Джорж весьма симпатизировал итальянской государственности и даже, говорят, не называл Нитти иначе, как "my spiritual self", - то Чемберлен охотно перенес расположение Foreign Office на Муссолини. Все чаще приходится слышать о "параллелизме" англо-итальянской континентальной и ближневосточной политики. Вместе с тем, разграничением зон влияния в Абиссинии и кое-какой территориальной прирезкой к итальянским владениям в Сомали, налажены отношения обеих держав и в области африканских проблем. Несколько сложнее положение у Красного моря, где нашумевшее итало-йеменское соглашение о дружбе и торговле 2 сентября 1926 вызвало открытое неудовольствие Лондона, и без того переживавшего ряд затруднений в своей аравийской политике. Но и эта маленькая дерзость дуче не испортила взаимной сердечности англо-итальянских соглашений, лишь заставив лондонский кабинет с большей внимательностью относиться к интересам и нуждам своего предприимчивого южного попутчика...

В Европе итальянская политика последнего года явственно направлена к окружению Югославии и разложению Малой Антанты: отсюда - итало-румынский и итало-венгерский договоры о дружбе (16 сентября 1926 и 4 апреля 1927). Но "балканская диктатура" Муссолини встречает противодействия, из коих наиболее знаменательное и, быть может, зловещее - заключенный 11 ноября 1927 года франко-югославский договор о дружбе: давно задуманный и формально не направленный против Италии, по существу он, несомненно, означает некоторое предостережение по ее адресу. Муссолини тотчас же ответил на него новым договором с Албанией, носящим характер военного оборонительного союза. До непосредственной грозовой опасности далеко, но огневые зарницы - снова налицо. Конечно, римский диктатор будет всеми путями, пользуясь любыми международными комбинациями, продолжать политику итальянской экспансии. Он не строит иллюзий: такая политика не сулит прочного мира. Нужно предвидеть глубокие потрясения и великие конфликты. "Мы должны быть в состоянии - заявляет он в парламентской речи 26 мая 1927 - в нужный момент мобилизовать и вооружить 5 миллионов человек. Нам необходимо усилить наш флот. И авиация наша должна достичь такой численности и такой мощи, чтобы крылья ее аэропланов могли затмить солнце над нашей землей. <"Тем лучше, - будем сражаться в тени!" - припомнил по поводу этой фразы знаменитую реплику спартанского царя Леонида один французский публицист (Rene Pinon в "Revue des deux mondes", 15 июня 1927).>И когда между 1935 и 1940 годом настанет решающий момент европейской истории, мы сможем заставить внимать нашему голосу и добиться окончательного признания наших прав".

Фашистская пресса единодушно и неутомимо развивает аналогичные мотивы, сопровождая их ликующим шумом патриотических кликов. В итальянской публицистике недаром начинают все чаще встречаться "мессианские" утверждения: Рим - центр мира, Италия - матерь народов. Д'Аннунцио не удовлетворялся Средиземным морем, - он призвал итальянцев "превратить все океаны в mare nostrum": поэту простительны гиперболы, но самый стиль их весьма показателен. Другие публицисты всерьез говорят о грядущей роли Италии на Индийском океане - через Африку, через сомалийский сторожевой пост. "Рим - лучезарный маяк, на который взирают все нарды земли" - утверждает и сам Муссолини в одном из своих выступлений 1924 года. Охотно припоминают, что еще Джиоберти считал итальянцев элитою Европы, аристократией среди народов. "Фашизм - гласит заключительная десятая заповедь фашистского декалога - есть священное единение всех истинных итальянцев: он - цветущая, светоносная Италия, душа мира". Националистический эгоцентризм - в полном цвету.

На этом возвышенном идеологическом фоне, обильно пропитанном древнеримскими заветами (imperium sine fine), сами собой проступали очертания конкретной национально-государственной экспансии. Здоровая и растущая нация нуждается в соответствующих внешних условиях своей жизни и своего развития. Перед Италией - альтернатива: либо величие, либо жалкая судьба иностранной колонии. Она не может вечно томиться в сорокоградусной лихорадке. "Нам нужен воздух, чтобы дышать, земля для расширения, уголь и нефть для наших машин, горизонты и флот для героизма и поэзии. Наша раса обнаруживает ныне столько физической мощи, что ее право на распространение по всему миру так же неоспоримо, как право бурных потоков вливаться в море". В этих словах одного из руководящих фашистских органов "Имперо" <Цитирую по статье Белоцерковской "Проблемы экспансии фашистской Италии" в журнале "Мировое хозяйство и мировая политика", Москва, 1927, №5-6, с. 111.> - краткое, но ясное изложение основ нынешней итальянской внешней политики.

Мы сказали - нынешней внешней политики. Но так ли уж отлична она по существу от прежней, традиционной итальянской политики последних десятилетий? Едва ли. Ее корни - в прошлом. Лишь иной акцент, иной, более аррогантный, более бравурный внешний облик. Иная, новая обстановка: исчезновение Австро-Венгрии. Но те же внутренние факторы и то же основное направление. Разве Криспи и "Джиолитти Африканский" (как его называли противники, да и друзья) не являются в области международной политики во многом предшественниками Муссолини? Разве вопрос о колониях не был поставлен ими вплотную? Разве новость - антифранцузская ориентация Италии? Разве неожиданна ее агрессия на Балканах? Муссолини и здесь пришел опять-таки "не нарушить закон, а исполнить"...

На то имеются серьезные причины. Ставя перед собою те же задачи, которые воодушевляли и предшествующие правительства, - задачи национальные, - представляя собою, в общем, тот же социальный строй, который они представляли, - строй буржуазных отношений, - фашизм неминуемо должен был, в основном, считаться с теми же факторами, с которыми считались они, и усвоить основной "дух" их политики. Разрывая внешние формы, парламентарно-демократические ризы итальянской государственности, он в то же время от нее унаследовал весь груз отягощавших ее плечи социальных проблем и национально-исторических заданий. Унаследовал сознательно, как верный, трудолюбивый и благоговейно ценящий этот наследственный груз наследник. Здесь, между прочим, радикальнейшее отличие фашизма от русского большевизма, в субъективном сознании своем принципиально и полярно противополагающего себя старой русской государственности и основоположным ее задачам.

Проблема экспансии остро стояла перед прежними правительствами Италии, - встала она и перед фашизмом. Раньше она в значительной мере разрешалась самотеком - путем эмиграции. Фашизм сразу отверг это решение, как "унизительное и опасное", как досадное "расточение национальной энергии". И если в 1913 количество итальянцев эмигрантов достигало 900,000, то в 1925 оно составило 320,000, а в 1926 -280,000, причем за этот последний год 150,000 итальянцев, проживавших за пределами Италии, возвратились на родину. Столь ощутительное сокращение отлива людских излишков заграницу обуславливалось рядом правительственных мероприятий. Были выделены особые кредиты для южных и островных провинций, дающих львиную долю переселенцев. Вводятся новые культуры и новые методы обработки земли. Задача увеличения хлебной продукции объявлена ударной ("битва за хлеб"). Проводятся водопроводы, новые железные дороги, устраиваются порты. Развивается и тяжелая индустрия: основной капитал предприятий механической промышленности возрос с 2 миллиардов в 1918 г. до 4,8 миллиардов в 1926. Промышленность и транспорт переходят к широкому использованию гидроэлектрической энергии, экономя тем самым ежегодно миллионы тонн угля. Лихорадочно строится торговый флот, растущий в чудодейственных пропорциях. Обращено серьезное внимание на развитие Триполи, Эритреи, Сомали и на привлечение туда переселенцев с полуострова. Вместе с тем синдикаты путем целой системы мер задерживают, предотвращают рост эмиграции. Наконец, правительство усиленно заботится о том, чтобы и заграницею была избегнута ассимиляция итальянских эмигрантов, чтобы они не утратили связи с родиной, сохраняли родной язык, традиции, национальный дух: для этого проводится в их среде фашистская пропаганда, насаждается организация федераций и синдикатов и ставится вопрос о возможности их участия в итальянских парламентских выборах. <Белоцерковская, цит. статья, с. 112-115. Ср. A.Dresler, статья "Italienische Probleme" в журнале "Zeitschrift fur Geopolitik", Berlin, 1927, № 10, с. 879-886.>

"Судьба наций связана с их демографической мощью", - заявляет Муссолини: недаром государство ввело налог на холостяков. Италия сейчас имеет 40 миллионов жителей. "Это немного перед лицом 90 млн. немцев и 200 млн. славян". И вывод: "Италия должна насчитывать, по крайней мере, 60 миллионов" (речь 26 мая 1927).

Фашистская пресса сопровождает эти заявления соответствующим аккомпанементом. "Итальянцы готовы драться за реализацию своей колониальной программы". Колонии для Италии объявляются "вопросом жизни и смерти". Все чаще и настойчивей звучат заявления об "итальянской империи". Зависть к большим колониальным державам продолжает возрастать и разжигаться. В порывах этой шовинистической зависти горячие головы готовы, например, публично объявить саму Францию "не более, как древней римской колонией". Повсюду повторяют вслед за Муссолини заветные фразы любви к отечеству и народной гордости: "великодержавная Италия, Италия наших снов станет реальностью нашего завтрашнего дня!"

Да, это не что иное, как заострение, "подъем на новую ступень" старых устремлений итальянского империализма. Нет нужды доказывать, что нынешняя новая его фаза чревата опасными возможностями, таит в себе угрозы серьезных осложнений и, быть может, даже потрясений. Италию окружают жизнеспособные народы, и, кроме того, при современной европейской ситуации, всякое нарушение международного равновесия грозит автоматически вовлечь в конфликт большие интересы и могущественные влияния. Национализм заразителен: его обострение в одной стране вызывает незамедлительно его пробуждение и у соседей. Правда, здравый смысл заставляет Муссолини быть на практике гораздо скромнее, нежели на словах: он не может не сознавать, что сила фашистского напора умеряется и ограничивается относительной слабостью Италии. Вот почему время от времени он считает долгом объясняться перед французскими корреспондентами в неостывающей своей любви к Франции. Однако, с другой стороны, не следует и преувеличивать расхождение практики с теорией: теория есть программа и вместе с тем квинтэссенция практики, ее компас, ее мозг. Недаром общепринятое мнение считает Апеннинский полуостров наиболее тревожным участком Западной Европы наших дней. <Резкую критику фашистского национализма в области внешней политики см. у Нитти, цит. соч., с. 28-34. "Национализм для Италии - доказывает автор - это источник бесплодной ненависти, если не путь к прямому самоубийству. Это - бессмысленная программа грядущей нищеты". Ср. также Wilhelm Ellenbogen, "Faschismus und Kriegsgefahr" в журнале "Der Kampf", 1927, № 3, с. 105-113. О современных франко-итальянских отношениях см. статью Г.Кирдецова "Франко-итальянские антагонизмы" в журнале Наркоминдела "Международная жизнь", 1927, № 12.>

Но и так сказать: разве всемирной истории суждено застывшее равновесие? Разве не есть она - непрестанное и неустанное состязание, панорама неостывающей борьбы, перманентного творческого отбора, безостановочной переоценки ценностей? Разве не плачет в ней неудачник и разве судит она победителя?..

Разве гуманностью держатся государства? "Есть люди очень гуманные, но гуманных государств не бывает, - писал глубокий русский мыслитель К.Леонтьев. - Гуманно может быть сердце того или другого правителя; но нация и государство - не человеческий организм. Правда, и они организмы, но другого порядка; они суть идеи, воплощенные в известный общественный строй. У идей нет гуманного сердца. Идеи неумолимы и жестоки, ибо они суть не что иное, как ясно или смутно сознанные законы природы и истории". <Собрание сочинений К.Леонтьева, т. V, Москва, 1912, с. 38. Ср. у Шпенглера: "Мировая история - это история государств. История государств - история войн... Ideen, die Blut geworden sind, fordern Blut. Война есть вечная форма проявления высшего человеческого бытия, и государства существуют ради войны; они - воплощенная готовность к войне" (O.Spengler, "Preussentum und Sozialismus", Munchen, 1922, s. 52, 53).>

Грустный взгляд на природу и историю! Быть может, творческая активность человека когда-нибудь их исправит, переделает, преобразит. Может быть, правы милые чеховские герои, и "через двести-триста лет жизнь станет такой прекрасной"... Но пока не наступили эти манящие сроки и не сбылись хилиастические мечты, приходится считаться с печальными, суровыми, трагическими реальностями, искать величественное в печальном, возвышенное и осмысленное - в суровом и трагическом...

Введите условия поиска

Web www.gumer.info

Отправить форму поиска

FR после I МВ. Политическая борьба в 1918-22 гг.

Франция после войны.

Одержана победа над гл. соперником – Германией, возвращены р-ны Эльзаса и Лотарингии, а также часть Того и Камеруна в Африке, Сирии и Ливана на Бл. Востоке. Но погибла Ѕ флота, из страны-кредитора она стала страной-должником. Экономич. кризис, самая глубина – к 1921 г.

Политич. обстановка – противоречива:

национализм, шовинизм (поддерживается прав-вом Клемансо, офиц. торжества по случаю возвращения Лотарингии, 11 ноября – День победы над Германией - нац. праздник)

но и подъем рабоч. движения. Прав-во Клемансо этим обеспокоено – главн. задачей оно ставит б-бу с Советской Россией. Военная интервенция в Россию 16 ноября 1918 - на Черном море, посланы эскадры к Архангельску, на Д.Восток, поддержка Деникина, Колчака, Врангеля.

Подъем раб. движения

Под влиянием ВОСР – забастовки металлистов. Демонстрации и митинги в поддержку Сов. России – Анатоль Франс, Ромен Роллан, историки Альфонс Олар и Альбер Матьез – и против интервенции. Особенно 1мая 1919. Фр. ком-сты пытались вести пропаганду в войсках (учительница Жанна Любурб, напр., была за это расстреляна в Одессе в 1919) – и успешно, там волнения в 1919, а в конце года – вывод фр. войск из России. 1920 –когда начала польская интервенция против СовРОсс – часть моряков отказалась разгружать корабли с оружием, которые отправлялись в Польшу.

Полит. лозунги – расширение демокр. свобод, улучшение социальн. зконод-ва, повышение жизненного уровня, освободить арестованных за политич. дяет-сть, и экономич. - 8 часов, повысить зарпалту.

1919-1920 – 1 млн стачечников, самая крупная – май 1920 – ж/д-ки, требовали национ-ть ж/дороги.

Усиление Социалистической партии (выросла в 5 раз) и профсоюзов или Всеобщей конфедерации труда (возросла в 4 раза – до 1,5 млн. чел). Правые в них теряют влияние, усиление центра (Ж.Лонге, Л.Блюм) и левых (Ж.Лорио и Поль Вайан-Кутюрье). Левые сильны в среде ж/д-ков.

Помимо них возникла и быстро набирала силу Французская конфедерация христианских труд-ся (отказ от классовой борьбы, сотрудичество с предпринимателями – против насилия, т.к. христиане)

Политика правящих кругов

После 1918 (окончание I Мировой) – гос-моноп. тенденции в экономике сохраняются. В отношении рабочих – тактика уступок, чередуемая с репрессиями (особенно жестко:

в отношении тех военных, которые подняли восстание на Черном море, протестуя против интервенции

против руковод-лей забастовочного движения)

Уступки:

1919 – закон о 8 часовом рабочем дней

- закон о коллективных договорах (разрешение проф-ам вести переговоры с предпприн-ми)

В политич. жизни после этого – выборы в Парламент, впервые после войны

Правые - объединение в Национальный Блок (нояб 1919). Цель – б-ба с большевизмом и строгое вып-ние условий Версальского договора (чтобы Германия платила репарации). Он одержал победу (2/3 голосов)

Центристы и левые – требования национ-ции транспорта и металлургич. заводов, бесплатн. образование, всеобщее разоружение.

После выборов прав-во Клемансо ушлов отставку, во главе нового – Мильеран. Он усилил репресии против рабочего движения, помогал интервентам в Сов Росии, а когда Гражд. война в России кончилась – дал согласие на иммиграцию русских белогвардейцев.

1920 – Спа – конференция стран Антанты, у Франции – 52% платежей по репарациям

Образование французской компартии

Март 1919 – Первый Конгресс Коминтера в Москве, призывы его созд-ть компартии

Во франц. рабочем движении – раскол: меньшинство «за», больш. – «против», за сохранение в составе II Интернационала (их лозунг – «реконструкция» его, особождение от «несоциалистич. эл-тов»)

1920, февраль – левые уходят на съезде из Социалистической партии. Главред «Юманите» Кошен и его коллега Л.Фроссар – в Москву, к Ленину (узнать условия приема в Коминтерн). Он им – «21 условие», принятое на съезде ранее, в том числе –

разделять идею рев. б-бы против своих правительств, разрыв с центризмом

демократич. централизм в построении партии

поддерживать ВОСР и установление Советской власти в России

поддерживать программные док-ты, подготовлен. РКП(б) и КПГ (гр-па Спартак в Германии)

выполнять решения Коминтерна

1920, декабрь, Тур – XVIII съезд социалистов, 29 декабря – создана Француз. компартия. Соц-реформисты в меньшнстве, к коммун-ам перешел и гл. орган француз. соиал-ов – газета «Юманите». Но – едва образовались – возникли фракции (к 1922 обе вышли из составе ФКП):

правые во главе с Фроссаром (отказ от вып-ний решений КомИнтерна, особенно – о едином фронте в борьбе за единство рабочего движения)

леваческие во главе с Трэном (надо «ощипать социалистич. курицу» - то есть Социслист. партию разрушить вовсе)

В стране – время «великих стачек» 1919-1920. «Революционные синдикалис-ты» создают «Комитеты революционного профдвижения», в 1922 эти комитетчики основали на схезде в Сент-Этьене революционную конфедерацию профсоюзов, назвав ее Унитарной Всеобщей Конфедерацией труда (3-е профобъединение – после ВКТ и ФКХТ)

Спад рабочего движения – после войны у населения доерия к буржуазии, экон. статус страны неплох, пра-во сделало уступки (8 часов и проч.), социал-шовинисты и центристы были довольны, на большее не замахивались. Если стачки и были, то оборонительные

1922 – во главе Национального блока правых встал Пуанкаре, его цель – фр. гегемония в Европе, обвинив Германию в неточности уплаты репараций, его пра-во решило

1923, январь - оккупировать Рур. Осудили – только ком-сты и другие державы (Англия, напр., кот увидела в этом изменение баланса сил), в стране же остальные партии «за»

1923, осень – отдали обратно Рур.

Окончание войны вызвало сущ-ую перестройку полит. системы Франции. Палата депутатов избранная в 1914 должна была быть переизбрана в соответствии с положениями Конституции весной 1918. Но ее полномочия были продлены до ноября 1919 и в течении этого времени парламент провел радикальную реформу избирательной системы. = Введена сложная смешанная пропорционально-мажоритарная система. Партии и коалиции предоставили списки своих кандидатов в соответствии с макс. количеством депутатов от своего округа, но голосовали за определенных кандидатов = преимущества партиям выставляющим наиболее популярных политиков…

В преддверии парламентских выборов 1919 идет существенная перестройка всего партийно-политического спектра. Левые проявляют активность. СФИО крупнейшая партия. Более тесными стали контакты социалистов и профсоюзов, в том числе и с ВКТ. В СФИО идет противоборство трех фракций: «меньшевики» под руководством Блума и Фора (восстановление единства м\н раб. движения, отказ от ревизионистских идей, за демокр. реформы и провозглашение диктатуры пролетариата); радикальная левая группа Кашена и Тореза (разрыв всех связей с социал-демократами и присоединение к Коминтерну); правое крыло партии – «сопротивленцы» (воссоединение 2 Интернационала на принципах социал-реформизма).

Правоцентристские партии в преддверии парламентских выборов 1919 создали большую коалицию. Инициатор Демократический Альянс (либералы). В коалицию «Национальный блок» вошло более 10 партий (все республиканское движение). Помимо левых респб. партий (Барту, Клемансо, Пенлеве), участвовали и партии классической либеральной ориентации (РДП – Пуанкаре, РеспФед, -Вадель, Нац-Респ Действие – Нуланс + Респ-Дем Соглашение). С правого фланга к «Нац. блоку» тяготели монархические групировки типа «Аксьен франсез», а с левого радикалы и радикал-социалисты.

Эта эволюция респ. движения полностью меняла соотношение «левая» и «правая» Франция как выражение традиционалистской и прогрессивной полит. культуры = противоборство двух осн классов индустриального общества.

Т.о. перестройка партийного спектра отражала не только временной компромис между полит силами, но и фундаментальные изменения в социальной структуре фр. общества, оформление биполярной соц системы. Такая ситуация могла подорвать стабильность конституционного строя Тр. Респ., ориентированного на безусловное преобладание парлам. власти. Ранее эта проблема решалась за счет консолидации всех лояльных полит сил вокруг респ центра – в рамках «респ синтеза». Теперь же опора этой системы – партия радикалов и радикал-социалистов – теряла прежнее влияние из-за сокращения трад-х средних слоев населения.

Консолидация правоцентр сил и назревающий раскол левых предопредилили итоги выборов – голосовали на основе 3 списков («Нац блок», радиалы и СФИО). «НБ» -лидер, а провал на выборах способствовал дальнейшему развалу СФИО. дек.1920 – СФИО выходит из 2Интернационала => социал-реформистское мен-во покидает партию (группа Блюма). Форм-ие на этой базе СФИК, с 1922 ФКП. Новая партия вступает в Коминтерн, «21 условие о приеме». Группа Блюма воссоздает СФИО. Этот раскол сильно ослабил позиции левых, особенно в профсоюзном движении. Туда переносится борьба коммунистов и социалистов. Из ВКТ выделяется в 22г прокоммунистическая Унитарная всеобщая конфедерация труда. А реальным оппонентом ВКТ и УВКТ стала Фр. конфедерация христ. профсоюзов.

явн. 1920 – выборы – Клемансов внезапно проигрывает Нолю Дешанелю (в сент уступает пост Мильерану по причине умопомешательства).

18 - 19. Народный фронт во FR: создание, приход к власти, основные направления реформ во внутренней политике.

Французский фашизм.

Во Франции, в отличие от Германии, Австрии, Италии и Испании, фашизм не имел таких глубоких исторических предпосылок. Французский фашизм обладал гораздо меньшей социальной базой, его отличала политическая раздробленность, идейная аморфность, отсутствие ярких лидеров. По своему типу он был ближе к иберийскому, испано-португальскому варианту – с опорой на мелкобуржуазные слои и деклассированные элементы, с преобладанием клерикально-монархических и милитаристских, националистических элементов в политической ориентации. С другой стороны, специфика политического развития Франции на протяжении нескольких предшествовавших десятилетий фактически не оставила пространства для праворадикальных движений. «Правая Франция» - это, прежде всего, партии либерального толка. К тому же, либеральная национальная идея была далека от собственно национализма. Появилась реальная политическая ниша, которую и заняли французские фашисты.