Опасайтесь истертых фразеологизмов! ("abgegriffene Redensarten")

Мы можем постичь смысл выражения, когда оно способно воздействовать. Многие же на­столько затерты, что утратили свои краски; они вос­принимаются бесцветными и непривлекательными. Чем чаще используется какое-то устойчивое выраже­ние, тем внимательнее нам следует быть, поскольку то, что у каждого на языке, уже никого не удивляет. Тогда устойчивое выражение становиться нарочитым и кричащим.

Когда мы говорим о каком-нибудь своем знако­мом, что он "liege uns im Magen" /"Мы его не перева­риваем"/, то это сильное, резкое высказывание, обла­дающего своей весомостью; оно не звучит изящно, гиперболизирует ситуацию, но не позволяет пропус­тить его мимо ушей: она вынуждает слушателя пред­ставить себе нечто, что привлекает к себе внимание.

Если мы, к тому же собираемся посчитаться, све­сти счеты с нашим другом /"mit unserem Freund ein Hühnchen zu rupfen"/, большинство слушателей не поймет, что мы, собственно говоря, замышляем: "Hühnchen rupfen" является расхожим оборотом для "sich auseinandersetzen" /"спорить"/, в котором так тесно переплетены предостережение и в то же время смягчение, что для образа, который этот устойчивый оборот хотел бы породить в нас, уже нет места. При этом его стилистическая ценность утрачена в резуль­тате светотени, в результате осознанного преувеличе­ния или стремления поразить.

Будьте тактичными! (Takt bewahren!)

Устойчивые обороты предполагают не только необходимость язы­кового, но и человеческого такта. Именно благодаря своей пестроте они стремятся к яркости, и потому то, что звучит резко, не всегда выглядит красиво.

Постигайте смысл! (Den Sinn erfassen!)

Наш язык в течение столетий накопил множество устойчивых ре­чевых оборотов, которые мы в большинстве случаев используем как украшение речи, не имея представле­ния об их происхождении и основном значении. Ко­гда осознаешь это, то они придают языку историче­скую наполненность. Существуют сотни подобных оборотов: они способны, когда их бережно вплетают в контекст, сделать нашу устную и письменную речь расцвеченной и разнообразной:

выражение "Achillesferse" /"Ахиллесова пята"/ для многих еще понятно: древнегреческий герой имел единственное уязвимое место на своем теле, а именно пятку, ставшую причиной его смерти. "Das ist deine Achillesferse!" /"Это твоя ахиллесова пята!"/ можно сказать, указывая на слабое место собеседника. Ан­тичные легенды, особенно популярные у нас в изло­жении (с 1838г.) Густава Швабса, обогатили нашу со­кровищницу устойчивых выражений такими, как: "Adonis", "Argusaugen" /" недреманное [аргусово] око"/, "Ariadnefaden" /"нити Ариадны"/, "Augiasstall" /"авгиевы конюшни"/, "Damoklesschwert" /"дамоклов меч"/, "Danaidenfass" /"бочка Данаид"/, "Ganymed, gordischer Knoten" /"гордиев узел"/, "Kassandraruf /"зловещее прорицание"/, "(wahren) Krösus" /"Крез", "богач"/, "Sisyp-husarbeit" /"сизифов труд"/, "Stentorstimme" /"гром кий голос"/, "Tantalqualen" /"танталовы муки"/, в новейшие времена также "Jupiterlampe" /"юпитер" [лампа]/ и "Ödipuskomplex" /эдипов комплекс"/. Однако выражение "Pyrrussieg" /"пиррова победа"/ опирается на историческое лицо, повелителя Эпира, подразумевает огромные потери (битва при Аускулуме, в 276 г. до Р.Х.), и Xanthippe и Lulullus, которые так часто у нас на устах, также яв­ляются историческими лицами, первая - вовсе не та-

кая уж сварливая жена Сократа, как о ней утверждали (469-399 до Р.Х.), Лукулл, римский полководец (117-57 до Р.Х.), который так обогатился на взимании на­логов, что обеспечил себе беззаботную старость.

Выражение "Angsthase" /"трус"/ не поддается объ­яснению; но, полагаю, при упоминании "Amstschimmel" /"бюрократическая волокита"/ никто уже не вспоминает о клячах гонцов позднего средневековья: этих гонцов высокий городской совет обеспечивал отнюдь не арабскими скакунами (хотя некоторые ис­следователи ведут это слово от латинского корня).

Вот еще несколько устойчивых выражений с исто­рической подоплекой: кто-то бушует как "Berserker" (древнескандинавский воин в медвежьей шкуре); другой же находится "in Orpheus Armen" /"в объятиях Морфея"/, (спит как сын древнеримского бога сна, навевавшего грезы); другой же "ist arm wie Lazarus" /"беден как Лазарь, Еванг. от Луки, XVI, 20, 21/.