В) Отношение способов бытия в индивидуальном

Кроме того, существует еще один момент противоречия способов бытия. Он связан с индивидуальностью; идеальное и реальное бытие он отделяет друг от друга радикально — гораздо радикальнее, чем они

614 ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

фактически разделены в единстве мира, причем делает это двояким образом. Ибо, с одной стороны, все реальное индивидуально, однократно, неповторимо, а с другой стороны, все идеальное всеобще, повторяемо, вечно.

Однако эти два положения не так уж безоговорочно исключают какие бы то ни было ложные толкования. Что касается первого, то необходимо добавить: естественно, существует и реальность всеобщего, она состоит просто в общности известных определенностей множества единичных случаев. Такая общность, стало быть, это всеобщность, существующая в самом реальном, причем все равно, представляет ли она собой нечто принципиальное и основополагающее в нем или нет, т. е. идет ли дело о законах и сущностных формах реального или о вторичных качествах. Важно же при этом то, что реально всеобщее существует не само по себе, но как присущее реальным случаям. Его реальность целиком зависит от них. Но сами случаи им не исчерпываются; они были и остаются индивидуальными.¹

Второе же положение означает, что в царстве идеального нет места индивидуальному. Оно опи-

¹ Всеобщность и индивидуальность здесь следует понимать строго онтологически. Первое не есть понятийность, не есть абстрагированное; второе не есть конкретность. Первое означает лишь общность (Gemeinsamsein), второе — единственность и однократность. Конкретность (например, качественная полнота) изменяется в зависимости от уровня бытия. Индивидуальность — нет. Пустяковая вещь онтически не менее уникальна, чем человек или историческое событие. Только «для нас» это в вещах не играет роли; мы «принимаем» их вообще.

ПРОБЛЕМА И ПОЛОЖЕНИЕ ИДЕАЛЬНОГО БЫТИЯ 615

рается на тот факт, что сущности безразличны к количеству реальных случаев, под них подпадающих, т. е. всегда и непременно имеют силу и для иных возможных случаев. Но как раз в силу этого возникает некое затруднение. Идеальное бытие специализируется, причем в принципе без ограничений; следовательно, в его области должна существовать идея (сущность) индивидуального. Так, Лейбниц рассмотрел это на примере идеи Цезаря. Тогда подобная идея должна быть сверхсложной и в любом случае уже непостижимой. Но царство сущностей рамками постижимости не ограничено. По его характеру, скорее, можно очень даже понять, что для непостижимого в нем точно так же есть место, как и для постижимого.

Между тем то обстоятельство, что существуют идеи индивидуального, ничего не меняет в факте, что в царстве идеального нет ничего индивидуального. Ведь идея индивидуального сама не есть индивидуальная идея. Наоборот, она вполне всеобща; ибо если в жизни случай, который под нее подпадает, повторяется во второй раз, то он именно своим повторением доказывает эту всеобщность. Иначе выражаясь, то, что идее фактически соответствует только один реальный случай, не принадлежит сущности идеи (сущности), но заключено в контексте реального в целом. Тот уже в силу своего пространственно-временного характера таков, что порождает лишь один случай именно этой определенности; сущностная же структура сама по себе всегда допускает множество реальных случаев. Не делает она этого только тогда, когда в ее содержание включено также расположение в реальном контексте. Но в этом слу-

616 ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

чае оказывается, что граница идеального пересечена, ибо реальный контекст как таковой не является сущностным моментом, но сам есть нечто индивидуальное. Как раз он в строгом смысле исключителен и однократен, и все, что в нем находится, обретает благодаря ему (как его часть) исключительность и однократность.

Для идеального бытия — будь оно даже сложнейшей сущностной структурой — остается чем-то совершенно внешним, под него подпадает один реальный случай или много, или даже ни один. Это исключительно вопрос реального. И в идее индивидуального, таким образом, сама индивидуальность есть дело чисто реального контекста. В нем лежит причина того, что второй случай не наступает, или того, что не происходит ни одного случая.

Эту исключенность индивидуального из сферы идеального бытия можно понимать как обратную сторону платоновской «вечности», которая в сущности означает вневременность. Индивидуальное — это как раз временное, возникающее и исчезающее, эфемерное, сущее лишь в состоянии перехода или даже только в качестве процессуальной стадии. Царство идеального не знает бренности. Оно не знает и процессов. Ибо сами сущности процессов — это уже не процессы.

г) Нимб «величия»

Относительно сверхвременности идеального бытия нельзя умолчать то, что она рано привела к некоему ценностному предрассудку, затемнившему всю ситуацию. Дело в том, что сверхвременность,

________ПРОБЛЕМА И ПОЛОЖЕНИЕ ИДЕАЛЬНОГО БЫТИЯ 617

представленная к тому же в модусе вечности, придала царству идеального тот нимб «величия», который в платоновском учении об идеях довлеет надо всем и в позднем платонизме становится традиционным. Царство идей с самого начала считалось лучшим или «высшим» бытием как царство совершенного и божественного, поскольку оно есть царство вечного, не затронутого становлением и не подверженного смерти. В неоплатонизме оно было приравнено к чистому νους'у, который, по Аристотелю, может иметь предметом только самого себя и, понимаемый таким образом, представляет собой божественный νους. Как содержание intellectus divinus царство сущностей продолжило свою жизнь в схоластике. Так, еще Лейбниц понимал его как средоточие «вечных истин». Но даже в кантовском трансцендентальном субъекте, да и в гуссерлевской эйдетической сфере еще можно разглядеть отблеск этого величия.

Неудивительно, что во все времена суеверные представления связывались с этой идеей. Но они-то как раз и сделали свое собственное онтологическое содержание сомнительным.

В онтологическом плане теперь должно быть зафиксировано, что здесь вовсе нет речи о каком-либо ценностном предпочтении или величии. Хотя верно, что всякая ценность есть нечто вневременное, но отнюдь неверно, что потому и само ценное, которое ею обладает, должно быть таковым. Ценность некоего исключительно преходящего, даже эфемерного образования прекрасно может быть вечной ценностью. Ценностность в нем как раз не составляет характера реального. Стало быть, нет причин только лишь ради ценностной точки зрения признавать за «вечным»

618 ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

бытийственное превосходство. Надо освободиться от этого недоразумения платонизма.

В действительности все наоборот. Идеальное бытие в сравнении с реальным есть меньшее бытие. Даже «в» реальном оно есть только всеобщее, взятое в себе, оно никогда не доводит конкретность до действительной индивидуальности. Это причина того, почему познание всегда схватывает идеальное с некоторым оттенком абстракции. Наука, подобная математике, которая имеет его своим единственным предметом, есть не высшая наука, как это часто считалось в философии, но совсем наоборот — низшая. Своими методическими достоинствами — точностью и прозрачностью — она обязана простоте своего предмета. Она есть именно наука о низшем бытии и именно поэтому наука настолько совершенная, какой наука о более высоком и абсолютном бытии никогда быть не может, подобно тому как и математическое проникновение в реальное возможно только на низшей того ступени. Точное естествознание оплачивает свое преимущество в методе ограниченностью своей предметной области, как бы привязанностью к низшему региону реального мира. И все попытки перенести это преимущество на более высокие области бытия терпят крах на неупразднимой границе структуры математического бытия в строении реального мира.

Но даже без учета слоистости реального мира реальность уже чисто как таковая есть более высокий способ бытия. Реальному присуще все разнообразие и изобилие. Ибо оно свойственно индивидуальному. А это значит, что оно свойственно именно временному, преходящему, эфемерному. Даже с точки зре-

________ ПРОБЛЕМА И ПОЛОЖЕНИЕ ИДЕАЛЬНОГО БЫТИЯ 619

ния царства ценностей дело обстоит так, что реализация ценности сама является ценной и что всякая собственно ценностность — это ценностность реального; ценность как таковая в своей идеальности является вовсе не чем-то ценным, но только всеобщим мерилом ценностности.

В более популярной форме можно сказать: хотя идеальное и обладает в-себе-бытием, но оно есть бытие «тонкое», парящее, бессубстанциальное, как бы только наполовину бытие, которому еще не хватает полной бытийственной тяжести. В этом смысле можно также сказать, что, несмотря на свою «индифферентность», оно есть бытие оптически несамостоятельное и потому несовершенное; ибо его самостоятельность — только гносеологическая, не онтологическая.

Это причина того, почему в проблеме «высшего существа» центральный пункт составляло доказательство его «существования», и аргумент, который пытался его произвести, назывался просто «онтологическим». Только лишь идеально-сущим божеством благочестивое чувство может довольствоваться в столь же малой степени, что и метафизика. Нимб величия у идеального бытия существует лишь в глазах тех, кто с ним не знаком. Он есть выражение ложного идеализма, который в жизни мстит за себя, ибо он ведет к снижению и недооценке реального.

Фактически в жизни он играет ту же роль, что и в метафизике. Переоценка вечного и непреходящего есть слепая страсть. Она не знает, к чему она стремится, не ведает этого, рисуя его себе произвольно. Она проецирует его в бесконечное, в трансцендент-

620 ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ное, где недостаточно никакого познания, фантазируя, наивно наделяет его реальностью, которой-то оно по своей сути обладать не может, и придерживается его как чего-то действительного. Подлинные ценности человеческой жизни всегда лежат в преходящем, они блистают в ярком свете момента своего действительного исполнения. Ценное в жизни не может длиться, поскольку оно реально. А если бы оно длилось, то не обладало бы для человека всезат-мевающим сиянием.