Кошачий ус

это ты, – хмуро бросила Шельма, приоткрыв Пачкуле скрипучую дверь. – Чего надо? Вообще‑то я сильно занята. Только что помыла полы и не хочу, чтобы ты разгуливала по ним в грязных ботинках.

– Полы помыла? – опешила Пачкуля. – Сейчас же полночь! В такое время зелья варить надо, а не тряпкой махать.

– У меня генеральная весенняя уборка, – отрезала Шельма. – А теперь ступай, приходи лучше утром.

– Но я принесла печенье, свеженькое, только сегодня приготовила, – соврала Пачкуля и попыталась просунуть корзинку с засохшей выпечкой в узкую щель между дверью и косяком.

– Неужели? – подозрительно сощурилась Шельма. – С чего бы это? Что тебе от меня нужно?

– Ничего. Вечно ты меня в чем‑то подозреваешь! Ну же, впусти меня, Шельмочка. Разве мы не лучшие подруги? Ты даже не представляешь, как я вымоталась за вечер. Зашла в магазинчик к Олдую и ничегошеньки там не нашла из того, что мне надо. Вот решила к тебе заглянуть, полистать каталог. Пустишь?

– Ладно уж, проходи, – вздохнула Шельма и отворила дверь пошире, позволив Пачкуле проскользнуть в дом. – Но только ненадолго. А то мне еще мебель полировать.

Шельма помахала перед носом Пачкули баночкой с воском и нетерпеливо постукала ногой по полу. На ней был аккуратный фартучек с оборками и вышитыми по краю кармашка зелеными лягушатами. Голова была повязана платком того же зеленого оттенка. А руки с безупречным маникюром защищали резиновые перчатки.

Пачкуля неодобрительно огляделась. Все вокруг так и сияло чистотой.

– Красиво, правда? – спросила Шельма.

– Ничего подобного, – возразила Пачкуля. – И что это за ужасный запах? Погоди, не говори, я сама угадаю. «Пахучая роза», верно? Самый популярный аромат сезона? По выгодной цене?

– А ты откуда знаешь? – изумилась Шельма.

– Да так, – пожала плечами Пачкуля. – Кстати, что ты готовишь на конкурс лучшего чародейства года?

– Еще не решила. Скорее всего, мой новый крем от прыщей. А что?

– Да так, ничего. Попробуй‑ка мое печенье, – как ни в чем не бывало продолжала Пачкуля. – Готовила по новому рецепту. После яиц добавила гранитной крошки. Поэтому вышло немного жестче обычного.

– Ах, какая прелесть. Пойду схожу за молотком, – сказала Шельма, которой уже не раз прежде доводилось отведать Пачкулиного печенья.

– О, не утруждайся, дорогая. Поешь после того, как я уйду, – затараторила Пачкуля. – А то как насорим сейчас.

– Как будто тебя это волнует! – воскликнула Шельма. – Кстати, мне тут одна летучая мышь донесла, будто и ты у себя уборку затеяла!

– Не я, – решительно замотала головой Пачкуля. – Это все они. Хьюго с метлой. Я тут ни при чем. Я свою грязь люблю.

– Чего об остальных не скажешь, – съязвила Шельма. – Спорим, я единственная, кто решается приходить к тебе в гости.

– Вовсе нет. Ко мне на свалку многие заглядывают.

– Да не ори ты так, Дадли спит. И не ври, никто туда не заходит, потому что твоя свалка – сплошная грязь и вонь. Даже Мымра сказала, что тебе не мешало бы почаще убираться, а уж как ее собственное жилище выглядит, ты знаешь. Кстати, раз уж мы заговорили о гостях и твоей чистоплотности, не вздумай заявиться ко мне на чай в следующее воскресенье.

– Почему? – упавшим голосом спросила Пачкуля. Она так любила чаевничать с Шельмой по воскресеньям. Обычно они угощались сэндвичами с огурцом и улитками, печеньем в виде летучих мышей с глазками из черной смородины и знаменитым Шельминым кексом с плесенью.

– Потому что ко мне приезжает Рональд, мой племянник, понятно?

– Понятно, – вздохнула Пачкуля. – Значит, стыдишься меня перед своими родственничками?

– Вот именно. Он только что сдал экзамены на звание волшебника. С отличием.

– Знаю, – сказала Пачкуля. – Ты уже рассказывала. – Вообще ей до волшебников было мало дела, а уж до Рональда в особенности.

– О да, он блестяще сдал экзамены и стал теперь полноправным членом Клуба волшебников. А туда далеко не всех пускают. Там нужно знать секретный пароль и все такое прочее. Крайне секретная организация. А ты как хотела? Иначе бы там непременно околачивался всякий сброд. Представляешь, у Рональда там будет свое кресло. А еще личный шкафчик для хранения волшебной палочки и бутербродов. И собственная вешалка в гардеробной. Разве я тебе уже не рассказывала?

– Рассказывала, – вздохнула Пачкуля. – Уже миллион раз.

– О да, Рональд – превосходный студент, – продолжала хвастать Шельма. – Лучший на своем курсе. Мечтает стать придворным волшебником. На самый верх метит.

– Да уж, – согласилась Пачкуля.

– И знаешь, на послезавтра у него уже назначено собеседование с королем Фундюком в самом дворце. По этому случаю я купила ему открытку с лошадиной подковой и пожеланием «Ни пуха ни пера». Хочешь тоже подписать?

– Спасибо, нет, – ответила Пачкуля.

– А еще подарю ему образцы моего нового крема от прыщей. Мальчик он, конечно, умненький, весь в меня, жаль только на вид не очень. Словом, в воскресенье Рональд заглянет ко мне на чай, и я хочу, чтобы в этот день ноги твоей здесь не было.

– Но…

– И никаких «но». Это мое последнее слово. Я хочу, чтобы все прошло безупречно. Просто Рональд так привык. У них в Клубе волшебников еду подают исключительно на посуде из сервизов. С бумажными салфетками и всем таким прочим. Уж я‑то знаю. И поэтому я не хочу, чтобы в присутствии Рональда ты распространяла по всему дому свой зловонный дух, забрасывала на обеденный стол ноги в грязных ботинках и отпускала грубые шуточки. Понятно тебе?

– Куда уж понятнее, – хлюпнула носом Пачкуля.

– Значит, договорились. Каталог можешь забрать с собой, если угодно, дома посмотришь. Раз это все, тогда до свидания.

– На самом деле, – решилась наконец сказать Пачкуля, – я еще хотела попросить тебя о небольшом одолжении. Совсем малюсеньком.

– Так я и знала. И что же это за одолжение?

– Просто я подумала, не могла бы ты взять для меня у Дадлика один усик?

– Ах, вот как? И зачем же?

– Просто так.

– Полагаю, ты намерена сварить очередное бесполезное зелье. Даже если бы он и согласился, чему, разумеется, не бывать, как ты предлагаешь забрать у него ус, не причинив боли? Он же все‑таки живое существо, а не автомат по выдаче усов. Ты не можешь просто бросить в него монетку и ждать, пока ус вывалится тебе на ладонь.

Об этом Пачкуля, признаться, не подумала. Она уставилась на плетеную корзинку, в которой развалился Дадли. Во сне он рычал, шипел и быстро перебирал лапами, как будто бы дрался с дюжиной пиратов одновременно.

– Думаю, самый простой способ – это дать ему чем‑нибудь тяжелым по голове, молотком например, – предложила Пачкуля. – После этого он уже точно ничего не почувствует, – закончила она, сильно сомневаясь, что ее предложение будет оценено по достоинству.

– Как ты смеешь такое говорить? – взвилась Шельма. – Вот увидишь, я все ему расскажу, как только он проснется, и тогда он точно расцарапает тебе физиономию.

– Не расцарапает. Хьюго ему не даст. Ну, пожалуйста, Шельмочка, это же такая пустяковая услуга…

– Вечно ты ко мне пристаешь со своими пустяковыми услугами! И по правде сказать, я уже порядком устала их выполнять. Поди лучше выдери ус у своего хомячишки! Думаешь, он у тебя такой уж герой? Все потому, что ему однажды посчастливилось укусить Дадли за хвост? Да будет тебе известно, у Дадлика в тот день просто болела спина. По правде сказать, она до сих пор у него побаливает. Был бы он в порядке, сделал бы из твоего хомяка хомбургер!

– А вот и не сделал бы, – упрямо заявила Пачкуля.

– Еще как сделал бы, – уперла руки в бока Шельма.

– Нет, не сделал бы.

– А вот и сделал бы.

– Не сделал.

– Сделал.

– Не сделал.

– Сделал! Эй, Дадлик, проснись‑ка! А не то эта старая глупындра Пачкуля смеет заявлять, что такой неженка, как ты, ни за что не смог бы превратить в фарш ее ненаглядного Хьюго!

На самом деле Дадли и так давно проснулся, просто не хотел вмешиваться в их перепалку. У него еще не зажили шрамы со времени той первой памятной стычки с Хьюго, и он ни за что не хотел повторения. Хомяк был крепким орешком.

– Эй, дружище, я бы подсобил тебе перекатить тот бочонок, да вот спину что‑то заломило, – простонал он как бы во сне.

Но Пачкулю провести было не так‑то просто.

– Вот видишь, он трусит! Боится малыша Хьюго, я же говорила!

– Ну все, с меня довольно! Выметайся из моего дома немедленно! – заорала Шельма.

– Я так понимаю, что усика ты мне не дашь?

– И не надейся.

– В таком случае, в жизни больше не угощу тебя своим печеньем!

Шельма швырнула на пол одну печенюшку и принялась топтать каблуком, однако та оставалась целехонькой, как была.

– Так. Мне все ясно, – презрительно сощурилась Пачкуля. – Отныне ты мне больше не подруга!

Она подхватила корзинку и гордо прошествовала к двери. Однако, очутившись за порогом, она была вынуждена перейти на галоп, поскольку над головой ее засвистели засохшие печенюшки, которые Шельма злобно швыряла ей вслед.

Да уж, обращаться к Шельме напрямую было не лучшей идеей.

Не успела она ступить на дорожку, ведущую от калитки к крыльцу ее безупречно вылизанной и такой негостеприимной хибары, как откуда ни возьмись выскочила недовольная метла и с ворчанием принялась сметать с дорожки грязные Пачкулины следы. Едва ведьма ухватилась за ручку входной двери, как писклявый хомячий голосок приказал ей немедленно вытереть ноги.

Пачкуля с минуту помедлила, стоя на пороге, втянула носом ненавистный аромат «Пахучей розы» и решила провести ночь под открытым небом на старом дырявом матрасе, который кто‑то недавно выкинул на свалку! Хоть какая‑то польза от этой весенней уборки!