Детство и юность. Ш1916

тических братьев», в том числе «подробнейшие описания «создания гомункула в хрустальных ретортах из майской росы и человеческой крови». У Булгакова Воланд среди «мастеров социалистической литературы» (еще одна воз­можная расшифровка МАССОЛИТа — мастерской ложи с председателем Берлиозом) не находит достойных теоре­тической степени и посвящает в нее только гениального, но отвергнутого литературным миром Мастера. Послед­ний полет Маргариты с Мастером и Воланда со свитой происходит в темноте весенней ночи как бы в декорациях теоретической ложи, помещение которой было покрыто черным сукном и шелком. В вечном приюте сатана пред­лагает булгаковскому герою занятие, вполне типичное для обладателей теоретической степени: «Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула?» Интерес­но, что связь с гетевским «Фаустом» здесь отнюдь не про­тиворечит масонской интерпретации. Гете, как известно, был масоном и в своей главной поэме во многом вопло­тил масонские реалии, относящиеся к степени теорети­ческой философии (эта степень и возникла в Германии в 1766 году в ложе «Трех Глобусов»).

Три низшие степени, относящиеся к так называемому голубому иоанновскому масонству: ученика, товарища (или подмастерья) и мастера, — символизировали нрав­ственное самосовершенствование и служение человече­ству. Как подчеркивала Т. О. Соколовская, в главной масонской легенде о гибели Великого Мастера Хирама (Адонирама) от рук трех неверных подмастерий как нельзя лучше выражен характер иоанновского масон­ства: Адонирам «не противится злу силой, но, не избег­нув его, покоряется ему, жертвует собой. Иоанновские масоны распространяли свои идеи с горячностью, но дер­жась принципа непротивления злу... Были, однако, системы и степени в Ордене Вольных каменщиков, кото­рые привлекают внимание страстною проповедью борьбы со злом силою». Подобная проповедь была характерна для высших степеней, относящихся к так называемому красному андреевскому или шотландскому масонству. В булгаковском романе непротивлению злу и

Борис Соколов. ТРИ ЖИЗНИ МИХАИЛА БУЛГАКОВА

ГЛАВА I.

Детство и юность. 1891—1916

другим принципам иоанновского масонства следуют Мас­тер и Иешуа Га-Ноцри. Воланд же со свитой выступает в качестве зла, творящего добро, и силой борется с люд­скими пороками, то есть утверждает принципы андреев­ского масонства. Сатана и его первый помощник Коровьев-Фагот явно принадлежат к высшим степеням масонства.

Т. О. Соколовская подробно описывает посвящение в одну из таких степеней: «Последнею ступенью масонской лестницы степеней в «Старом принятом шотландском обряде» была 30-я. Она носила название «Рыцарь белого и черного Орла, Великий Избранник, Кадош». Под наи­менованием «Кадош» масоны разумели «едино избран­ных сверхчеловеков, очистившихся от скверны предрас­судков». Нет почти сочинения, написанного «для разоб­лачения страшных тайн Вольно-Каменщического Орде­на», в котором бы не приводилась в пример степень «Ка­дош». Эта степень потому обращала на себя внимание, что готовила посвящаемых в мстители за попранные права человечества и была далека от миролюбивого ма­сонства голубых лож...

По обрядникам десятых годов XIX века, цвет тканей и символических украшений ложи был цветом печали, крови и смерти. Ложу убирали пурпурными тканями и по ним вышивали «золотые языки огневого пламени и сере­бряные слезы». Кресло Великого Командора, трижды могучего Властодержца, почти совершенно скрывалось за тяжелым, черным бархатом балдахина, взор приковы­вали «кроваво-красные» «тевтонические» кресты; ими усеян был мрачный балдахин. Ни сверкающий золотом и лазорью священный треугольник с оком Провидения, ни пламенеющая звезда с многозначащей буквой G (от латинского Ghosis — «сокровенное знание». — Б. С.) — не венчали балдахин; над ним царил венчанный золотою короною двуглавый орел с распростертыми крыльями. Это был грозный орел непреклонной борьбы; в его сжа­тых когтях был меч...

Одеяние Великого Командора было царственное, пурпурное, но его прикрывала черная мантия, украшен­ная на стороне сердца красным крестом; корону, венец

мудрости, Командор возлагал на голову в торжествен­ных испытаниях. Все рыцари одеты были в короткие далматики черного цвета, опоясанные красными поясами с золотой бахромой; в иных ложах далматики бывали белые с черной каймою, а пояса черные с серебряной бахромой, на груди и на спине белых далматиков наши­вался красный осьмиугольный крест. В наиболее строгих ложах рыцари белого и черного Орла носили одежды Средневековых Рыцарей Храма и все вооружение — от шлема до шпор — было красивым повторением рыцар­ских доспехов. Большинство лож, однако, предпочитало далматики, и в таких ложах Рыцари одевали черные шляпы с опущенными полями».

Посвящаемые вступали в ложу в серых или черных одеждах, босыми и с веревкой на шее — память о судьбе рыцарей-тамплиеров. Их встречали бряцанием мечей, а потом подвергали испытаниям, символизирующим пытки и казни, которые претерпели храмовники. В част­ности, зажженные факелы в руках рыцарей означали костры, на которых когда-то были сожжены тамплиеры. Вступивший в степень Рыцарей белого и черного орла должен был избегать семи пороков: гордости, скупости, неумеренности, похоти, корыстолюбия, праздности, гнева и следовать семи заповедям: повиновение, позна­ние самого себя, отвержение гордыни, любовь к челове­честву, щедротолюбие, скромность и любовь к смерти.. Достигшие степени Кадош именовали себя «сынами све­та» и считали, что им открыто Великое знание (Gnosis).

В «Мастере и Маргарите» обряд посвящения в степень Рыцарей белого и черного орла спародирован в сцене визита буфетчика театра Варьете Сокова к Воланду. Потрясенный Андрей Фокич видит в «нехорошей кварти­ре» «траурный плащ, подбитый огненной материей, на подзеркальнике лежала длинная шпага с поблескива­ющей золотой рукоятью. Три шпаги с рукоятями сере­бряными стояли в углу так же просто, как какие-нибудь зонтики или трости. А на оленьих рогах висели береты с орлиными перьями». Кроме того, стол в комнате покрыт церковной парчой, причем в ранней редакции прямо ука­зывалось, что она усеяна перевернутыми крестами».

26 Борис Соколов. ТРИ ЖИЗНИ МИХАИЛА БУЛГАКОВА

Одеяние и вооружение Воланда, в котором он появляется и на балу, соответствует облачению Великого Командо­ра, а убранство квартиры — обстановке ложи Кадош. Неслучайно во время визита Сокова Коровьева впервые называют рыцарем. На степень Рыцарей белого и чер­ного орла указывает и берет с орлиным пером. Стано­вится понятным, почему понес наказание Фагот за неудачный каламбур насчет света и тьмы — действи­тельно предосудительный, если вспомнить, что рыцари степени Кадош (в переводе с древнееврейского — свя­щенный) — сыны света. Отметим, что в окончательном тексте рыцарь Фагот свершает последний полет в доспе­хах, а в одном из более ранних вариантов он был одет в костюм, характерный в XIX веке для большинства чле­нов лож Рыцарей белого и черного орла — кафтан с золотыми застежками, берет с пером. Воланд и его свита беспощадно карают предателей, что Маргарита видит на примере барона Майгеля. А вот Андрей Фокич Соков в число Великих Избранников не попадает.

Буфетчику Варьете приходится в пародийной форме претерпеть те же испытания, что выпали на долю тампли­еров. Огонь в камине символизирует огонь былых костров, а скамейка, подломившаяся под Соковым, — ту скамью, что выбивали из-под ног храмовников, очутив­шихся на виселице. Воланд в ходе беседы экзаменует буфетчика. И выясняется, что тот, хотя и не страдает неумеренностью, похотью и гордыней, не пьет вина, жен­щинами не интересуется, выдает себя за скромного работ­ника общепита, зато подвержен скупости и корыстолю­бию и испытывает страх смерти. Следовательно, Рыцарем белого и черного орла Соков стать никак не может.

Многие другие детали обряда степени Кадош мы также находим в последнем булгаковском романе. Брил­лиантовый треугольник на золотом портсигаре Волан­да — это «сверкающий золотом и лазорью священный треугольник с оком Провидения» у Великого Командора. Титул же последнего, трижды могучий Властодержец, переосмыслен в определении сути главного автобиогра­фического героя, которого сатана именует «трижды романтическим мастером». Булгаков охотно применял