Университетская традиция 7 страница

Декартов критерий истины является рационалистическим. В качестве истинного может быть принято то, что разум (ratio) в результате проведения систематического и последовательного рассуждения рассматривает в качестве ясного и отчетливого. (Чувственные восприятия должны контролироваться разумом. Они вызывают к себе меньше доверия, чем разум) [1].

Мышление Декарта направлено прежде всего на поиски приемлемых предпосылок. Он никогда не разрабатывал строгую дедуктивную систему. В этом плане почти полную противоположность Декарту представляет его последователь Спиноза, который главный акцент ставил именно на дедуктивной системе.

Принято считать, что Декарт не развил никакой политической теории. Но в Рассуждении о методе (вторая часть), касаясь проблем архитектуры, он говорит, что город должен быть спланирован одним лицом, по единому замыслу. Это даст лучшие результаты, чем в случае строительства домов в соответствии со вкусами отдельных строителей и без координирующей воли. Выражаемая здесь точка зрения, по-видимому, находится в явной оппозиции мнению Эдмунда Берка о наличии глубокой мудрости в традиции, опирающейся на жизненный опыт многих поколений. Берк проклинает тех, кто росчерком пера уничтожает все старое и устанавливает новое соответственно своему разумению. Реализация декартового понимания архитектуры и планировки городов требует наличия компетентного лица, обладающего властью для получения земли, материалов, оборудования и рабочих. Тем самым это понимание предполагает определенный вид просвещенного абсолютизма - концентрацию власти в руках одного лица наряду с бесправием и покорностью народа. Возможно, мы придали одностороннее значение тому, что Декарт сказал об архитектуре и государственном управлении. Он в то же время говорит, что сказанное им не означает поддержки тех, кто, не будучи призван ни по рождению, ни по уму к управлению общественными делами, неутомимо тщится измыслить какие-нибудь новые преобразования. По-видимому, эта оговорка скорее предназначалась для успокоения современных ему властей, чем опровергала то, что Декарт сказал ранее об архитектуре и политике.

Для нас важно понять эпистемологическую позицию рационалистов (Декарта, Лейбница и Спинозы и др.). Грубо говоря, она заключается в том, что мы обладаем двумя видами знания. В дополнение к опыту отдельных явлений внешнего и внутреннего мира мы можем получать рациональное знание о сущности вещей в виде общезначимых истин.

Спор рационализма и эмпирицизма в основном ведется вокруг второго вида знания. Рационалисты [2] утверждают, что с помощью рациональной интуиции мы получаем знание всеобщих истин (например, познаем Бога, человеческую природу и мораль).

1 См. эмпирицистскую концепцию опыта, например, у Юма, который понимает опыт как восприятие, которое снова интерпретируется с помощью простых чувственных впечатлений (импрессий). Для эмпирицистов это является основой знания. См. также гегелевскую концепцию опыта как жизненного опыта.

2 Ratio = разум, отсюда рационализм.

Эмпирицисты [1] отрицают рациональную интуицию, которая дает нам такое знание. Согласно их эпистемологии, мы получаем знание с помощью опыта, который они в конечном счете сводят к чувственному опыту. Исключение составляет знание, получаемое с помощью анализа понятий и дедукции, как это имеет место в логике и математике. Однако эти два вида знания, согласно эмпи-рицистам, не говорят нам ничего о существенных чертах бытия.

Можно сказать, что рационалисты думают, что мы в состоянии познать реальность (нечто реальное) с помощью только одних понятий, тогда как эмпирицисты выводят все знание о реальности из опыта [2]. Согласно рационалистам, проясняя различные понятия типа свободы, взаимодействия, добродетели, добра и Бога, мы приобретаем знание о чем-то реальном.

1 Empiri = опыт, отсюда эмпирицизм.

2 Сократ был рационалистом в этом смысле. См. Гл. 2.

Ситуация осложняется тем, что эмпирицисты и рационалисты по-разному понимают упомянутые формы познания. Мы только укажем на некоторые моменты предлагаемых ими интерпретаций. Опыт может быть интерпретирован в качестве пассивного процесса восприятия, в котором субъект снабжается простыми впечатлениями внешних вещей. Затем субъект комбинирует эти впечатления согласно их появлению вместе или по отдельности, согласно их сходству и различию и т.д., что приводит к возникновению знания об этих воспринимаемых вещах (эмпирицисты). Опыт также может пониматься как всегда структурированный либо присущими человеку способностями (Кант), либо человеческими интересами и действиями (феноменология).

Логические и математические знания также понимаются по-разному. Для концептуального реалиста Платона математическое познание соответствует (в высшей степени) существующему порядку - математическим идеям. Но математика также может пониматься как придуманная человеком игра, в которой отношения между понятиями устанавливаются на основе придуманных правил и абстрактных предпосылок. При этом не предусматривается, что математика отображает нечто, что объективно существует (номиналистическая интерпретация).

Мы перечислили только несколько возможных способов понимания опыта и математического знания. Этого достаточно, чтобы показать, что эмпирицисты и рационалисты имеют различные точки зрения не только по поводу рациональной интуиции. Сущест-

венно то, что согласившись стой или иной точкой зрения, мы придем к разным выводам. Например, рациональная интуиция позволяет познание нормативных вопросов. Когда рационалист говорит о "врожденных идеях", например в области религии или морали, то он исходит именно из такого вида интуиции. Но чисто эмпирическая точка зрения отрицает, что существует знание по нормативным вопросам.

Другими словами, и рационалисты и эмпирицисты согласны, что мы можем обладать знанием нормативного в том смысле, что мы можем знать, что те или иные люди считают правильными те или иные нормы. Но они расходятся относительно нашей возможности знать, что те или иные нормы являются правильными.

Не каждый ученый, занимающийся эмпирическими исследованиями, является эмпирицистом. Эмпирицистом является тот, кто придерживается эмпирицизма как философской (эпистемологической) позиции. Ученый, который использует эмпирические методы, может быть как эмпирицистом, так и рационалистом (в указанном значении этих терминов) [1].

Итак, мы видели, как с зарождением естествознания возникла проблема источника знания и были предложены ее рационалистическое и эмпирицистское решения, которые ведут к разным следствиям. Остановимся теперь на аргументах за и против этих решений.

Эмпирицизм можно рассматривать как реакцию на рационализм. Кратко, эмпирицистские [2] аргументы заключаются в том, что рациональная интуиция не ведет к одним и тем же результатам, когда она используется разными рационалистами (Декартом, Спинозой, Лейбницем и др.). Иными словами, эмпирицисты констатируют, что рационалисты расходятся во мнениях отно-

сительно того, что является интуитивно рациональным. В таком случае, к чему необходимо апеллировать? К новой рациональной интуиции? Но тогда мы придем к тому, с чего начали, так как рационалисты спорят как раз по поводу того, что является интуитивно рациональным. Следовательно, говорят критики рационализма, с помощью рациональной интуиции невозможно получить истинное знание.

1 Здесь мы определили эмпирицизм и рационализм как главные эпистемологические позиции в проблематике естественных прав. Мы не определяли эмпирицизм как философскую позицию, которая обосновывает гипотетико-дедуктивное исследование, а рационализм - как эпистемологическую позицию, которая противопоставляет дедуктивный метод гипотетико-дедуктивному методу. Вопрос заключается в том, на что делается ударение. Выделяя проблематику естественных прав, мы используем термин "радикальный эмпирицизм", а выделяя положительное эпистемологическое отношение к гипотетико-дедуктивному методу (как у Локка и Поппера), мы будем использовать термин "эмпирицистская установка" [см. Гл. 12, а также Гл. 29].

2 Термин "эмпирицистский" будет использоваться как связанный с эмпирицизмом как философской позицией, а термин "эмпирический" - как связанный с опытным исследованием (В.К.).

Это очень сильный аргумент. Но рационалисты могут ответить следующим образом: эмпирицистский тезис не является аналитической истиной типа "холостяк - это неженатый мужчина", которая (при номиналистической интерпретации) не утверждает что-либо о существующем. Но является ли тогда истиной опыта сам эмпирицистский тезис о происхождении всего знания из опыта? [1] На каком виде опыта может быть основан этот тезис? Кажется очевидным, что сам эмпирицистский тезис не относится и к числу истин опыта. Он является утверждением о всех истинах опыта и о различии между осмысленными и неосмысленными (в эмпи-рицистском понимании) предложениями. Поэтому сам эмпирицистский тезис не может принадлежать к любому из двух видов знания, которые признает эмпирицизм. Это означает, что эмпирицистский тезис неявно провозглашает себя невозможным. Иначе говоря, он может быть только тогда истинным знанием, когда существует рациональная интуиция, которая говорит, что эмпирицизм прав. Но такую интуицию как раз и опровергает эмпирицизм [2].

1 См. A.Nxss. Reflections about Total Views. Philosophy and Phenomenological Research, 1964, 25: 16-29.

2 Новейший эмпирицизм (логический эмпирицизм периода между первой и второй мировыми войнами) опровергает проблему самореференции. Некоторые полагают, что эту проблему возможно устранить (см. теорию типов Рассела). Вопрос в том, будет ли надежной точка зрения, утверждающая, что язык не является самореференциальным.

Если эмпирицисты обвиняют рационалистов в догматизме и приверженности сомнительному основанию ("рационалисты расходятся в понимании того, что является интуитивно рациональным"), то рационалисты отвечают, что эмпирицисты разрушают основание, на котором они стоят ("эмпирицистский тезис делает эмпирицизм невозможным").

Существуют и другие разногласия между рационализмом и эм-пирицизмом. Оба эти направления стремятся к ясности, но по-разному понимают то, в чем она заключается.

Рационалисты стремятся к "ясности" в смысле "самоочевидности". Именно здесь появляется рациональная интуиция. Когда нечто кажется абсолютно ясным, самоочевидным для этой интуиции, тогда то, что она говорит нам, является истинным. Верно, что Декарт использовал следующий метод анализа сложных проблем. Мы расчленяем проблемы на более простые представления, которые затем проверяем с точки зрения их самоочевидности или дедуктивного следования из представлений, которые мы раньше нашли самоочевидными. В таком анализе для Декарта важна прежде всего проверка самой истины. Является ли идея ясной и различимой? Если да, то, согласно Декарту, она является самоочевидной и истинной.

Эмпирицисты ищут "ясности" в смысле "наблюдаемости", "эмпирической проверяемости" и "соответствия нормальному языковому употреблению" [1]. Они скептически относятся к тому, что считается "ясным" в смысле "самоочевидности". Задачей эмпирицистов является прояснение языка, помимо прочего, для представления понятий в виде, в каком они могут быть проверены опытом.

1 Требование соответствия с "нормальным языковым употреблением" характеризует прежде всего современную англо-американскую философию в лице так называемой оксфордской философии (философия естественного языка).

Рационалисты и особенно эмпирицисты внесли свой вклад в уточнение смысла ясности, что оказалось очень важным для философов эпохи Просвещения (XVIII в.).

Паскаль - доводы разума и доводы сердца

Уже в возрасте 16 лет Блез Паскаль (Blaise Pascal, 1623-1662) написал работу по геометрии, которая сделала его знаменитым. Однако после драматических личных событий он рано посвятил себя вопросам христианской веры и теологии. Паскаль принадлежит линии развития, идущей от Августина к современной христианской экзистенциальной философии. Во французской культуре Паскаль и Декарт являются двумя противоположными полюсами, каждый из которых по-своему представляет ее традиции.

Паскаль в Мыслях (Pensees) защищает доводы сердца. В то же время он утверждает, что мы не можем найти ни доказательств, ни опровержений религиозных истин. Поэтому обратившись к Богу, мы можем все выиграть и ничего не потерять. Экзистенциальное познание и выбор (здесь - выбор библейского Бога) - вот главные темы, которые объединяют Паскаля с экзистенциалистами наших дней [1].

Можно сказать, что Паскаль принадлежит к рационалистам, так как его экзистенциальное отчаяние по поводу неопределенности нашего познания является своего рода "перевернутым" рационализмом. Другими словами, у Паскаля и рационалистов один и тот же горизонт. Они придерживаются одних и тех же познавательных идеалов, требующих определенности в отношении фундаментальных метафизических и религиозных вопросов. Однако Паскаль не верит, что эти идеалы реализуемы. Поэтому он занимает позицию экзистенциальной безысходности, которая является своего рода полной противоположностью рационалистической уверенности в наши познавательные способности. [Ср. с аналогичной позицией Альбера Камю (Albert Camus, 1913-1960), который считал, что представление об абсурде осмысленно только на фоне требования разрешения фундаментальных вопросов. См. его работы Бунтующий человек и Миф о Сизифе [2]].

1 Б.Паскаль. Мысли. Перевод О. Хомы. - М., 1994.

"Человек самая ничтожная былинка в природе, но былинка мыслящая. Не нужно вооружаться всей вселенной, чтобы раздавить ее. Для ее умерщвления достаточно небольшого испарения, одной капли воды. Но пусть вселенная раздавит его, человек станет еще выше и благороднее своего убийцы, потому что он сознает свою смерть; вселенная же не ведает своего превосходства над человеком" [Фрагмент 347, с. 78].

"Перестанем же искать уверенности и прочности. Наш разум вечно обманывается непостоянством кажущегося; ничто не может утвердить конечного между двумя бесконечностями... " [Фрагмент 72, с. 68].

"Сердце имеет свои основания, которых ум не знает (le coeur a ses raisons, que la raison ne connait point)" [Фрагмент 277, с. 232].

"Вера есть дар Божий. Не думайте, что мы считаем ее даром рассудка" [Фрагмент 279, с. 267].

"Как далеко от познания Бога до любви к Нему" [Фрагмент 280, с. 332].

"Сердце чувствует Бога, не разум" [Фрагмент 278, с. 232].

2 Это показывает, что отдельно взятые аргументы сами по себе могут выглядеть означающими одно и то же для двух разных философов. Однако когда эти аргументы рассматриваются в контексте их взаимной связи, то оказывается, что они означают разные вещи, так как принадлежат различным контекстам. Два философа (например, Паскаль и Юм), могут разделять "один и тот же" скептицизм в отношении наших познавательных способностей. Однако в силу различия их философских позиций скептицизм для каждого из них обладает особым смыслом. Для Паскаля с его рационалистическими упованиями на познание скептицизм был болезненным приобретением. Для Юма, исходившего из эмпирициз-ма и "здравого смысла", скептицизм не означал ничего драматического.

Вико - история как модель

Новое историческое сознание, окончательно победившее в XDC в., во многом обязано итальянскому философу истории Джамбаттиста Вико (Giambattista Vico, 1668-1744). Его главный труд Основания новой науки об общей природе наций (Principi di scienza nuova, 1725) труден для понимания и был мало известен при его жизни. Однако основная идея этого труда проста. Согласно Вико, мы можем обладать ясным и надежным знанием только о том, что мы сами создали [1]. Вико имел в виду прежде всего общество и историю, а также все институты и законы (ordinances), которые конституируют общество. Создаваемое человеком резко отличается от созданного Богом, то есть от природы. Так как природа создана не людьми, а Богом, то только Бог в состоянии полностью и до конца понять ее. Мы можем описывать природные процессы и выяснять, как ведут себя физические явления в экспериментальных ситуациях, но никогда не получим знание о том, почему природа ведет себя именно так, а не иначе. Люди могут познавать природу только "со стороны", с "позиции наблюдателя". Мы никогда не поймем природу "изнутри", как это делает Бог. Для нас полностью понятными и интеллигибельными являются только те

1 В некотором смысле основная идея Вико уже была сформулирована Гоб-бсом. (См. его Six Lessons to the Professors of the Mathematics. T.Hobbs. English Works. Ed. By W.Molesworth. Vol. 7. - P. 183 ff). "Некоторые из искусств являются доказательными (demonstrable), другие - нет. Доказательными являются те, где конструирование их предмета находится во власти творца, который при доказательстве не делает ничего сверх вывода следствий из его собственных действий. Причина этого в том, что наука о любом предмете выводится из предвидения его причин, порождения и конструирования. Следовательно, доказательство имеется там, где известны причины, а не там, где они ищутся. Поэтому геометрия является доказательной, поскольку линии и фигуры, о которых мы рассуждаем, начертаны и описаны нами самими. Доказательна и юриспруденция (civil philosophy), так как мы сами создаем государство (the commonwealth). Но поскольку природные тела известны нам не как наши конструкции, а по их следствиям, то здесь имеются не доказательства того, чем являются искомые нами причины, а того, чем они могут быть". Гоббс не связывает следствия этого принципа с исторической наукой. Имея в виду естествоиспытателей, Кант также пишет, что "разум видит только то, что сам создает по собственному плану" (И.Кант. Критика чистого разума. Предисловие ко второму изданию. Перевод НЛосского. Сверен и отредактирован Ц.Арзаканяном и М.Иткиным. - М., 1994. - С. 14). Впервые только у Гердера (Johann Gottfried von Herder, 1744-1803), Дройзена (Johann Gustav Droysen, 1808-1884) и Дильтея (Wilhelm Dilthey, 1833-1911) мы находим систематизацию истории и наук о духе, которая соответствует попытке Вико создать новые гуманитарные науки.

вещи, которые мы понимаем "изнутри", при условии, что их творцом является человек [1]. Таким образом, для Вико различие между тем, что сотворено человеком, и тем, что дано природою, имеет важные эпистемологические следствия.

Основная идея Вико имеет несколько следствий. Во-первых, Основания новой науки вносят коррективы в картезианство. Декарт утверждал, что гуманитарные исследования не могут дать нам надежное знание. Имея в виду исследование общественной жизни Рима, Декарт иронически спрашивал, можем ли мы когда-нибудь узнать больше того, что было известно служанке Цицерона? Вико, как мы видим, придерживается противоположного мнения. Мы можем обладать надежным знанием только в науках, объекты исследования которых в определенном смысле созданы человеком. Это относится к арифметике, геометрии (в них мы "создаем" определения, аксиомы и правила вывода) и истории. В естествознании мы никогда не достигнем похожей степени надежности.

Во-вторых, Вико предугадал современные споры в философии науки по поводу взаимосвязи гуманитарных и естественных наук. Различие между ними, говорит Вико, связано не только с их методами, но и с присущими им типами отношений между субъектом познания и объектом познания. Для Вико, общество, культура и история являются продуктами человеческого духа [2]. Итак, в "новой науке" исследователь пытается понять общество и культуру как выражение человеческих намерений, желаний и мотивов. В гуманитарных науках мы не имеем дело с картезианским различением субъекта и объекта. В них объект познания сам является

субъектом (люди и созданное ими общество). В гуманитарных науках исследователь в определенном смысле лично "участвует" в жизни и деятельности других людей. Напротив, по отношению к природе он всегда находится в позиции "наблюдателя". Это обстоятельство обусловливает различие методов гуманитарных и естественных наук.

1 См. Джамбаттиста Вико. Основания новой науки об общей природе наций. Перевод А. Губера. - М.-К., 1994.

"Но в этой густой ночной тьме, покрывающей первую, наиболее удаленную от нас Древность, появляется вечный, незаходящий свет, свет той Истины, которую нельзя подвергнуть какому бы то ни бьио сомнению, а именно, что первый Мир Гражданственности был, несомненно, сделан людьми. Поэтому соответствующие Основания могут быть найдены (так как они должны быть найдены) в модификациях нашего собственного человеческого ума. Всякого, кто об этом подумает, должно удивить, как все Философы совершенно серьезно пытались изучать Науку о Мире Природы, который был сделан Богом и который поэтому Он один может познать, и пренебрегали размышлением о Мире Наций, т.е. о Мире Гражданственности, который был сделан людьми, и Наука о котором поэтому может быть доступна людям" [с.108].

2 Этот тезис Вико занимает центральное место в интерпретации Дильтеем философии гуманитарных наук. См. W.Dilthey. Der Aufbau der geschichtlichen Welt in den Geisteswissenschaften. - Frankfurt am Main, 1970. - S.180.

Эпистемологические размышления Вико затрагивают также один из основных вопросов гуманитарных наук: каким образом современный человек может понять то, что создано предшествующими историческими эпохами и другими культурами? Вико считает, что когда историки и философы высказываются о прошлом, то они обнаруживают отсутствие исторического сознания. Они приписывают прошедшим временам понимание, которым они обладают сами. Но человеческие ментальные и интеллектуальные взгляды меняются от эпохи к эпохе. Знание, сформулированное и использованное в одно историческое время, трудно выразить и использовать в другое историческое время. Примером анахронизма, подчеркивает Вико, является предположение о том, что естественное право XVIII века существовало на ранней истории человечества. Выразители концепции естественного права (Гоббс, Гроций и др.) забывают, что понадобилось две тысячи лет, прежде чем философы развили современную теорию естественного права [1]. Более того, мы должны предостеречь себя от веры в то, что люди прошлого имели язык, искусство поэзии и рациональный разум, которые соответствуют тому, что мы находим в наше время.

1 См. Вико. Основания. - С. 104, 107.

Если мы хотим понять людей прошлого, мы должны заняться их языком (Вико также называет "новую науку" филологией). Мы должны погрузиться в их жизненные ситуации и смотреть на вещи с их точки зрения. Подобный подход является очевидным сейчас, в XX веке, но он не был таковым во времена Вико. Мы получили в свое распоряжение "историческое сознание", за которое Вико боролся в начале XVIII в.

Однако как можно "погрузить" себя в другие культуры и эпохи? Вико критически относится к радикальной точке зрения Просвещения, согласно которой Библия состоит из мифов и легенд, то есть поддерживаемых церковью "суеверий" и "выдумок". Для Вико мифы являются доказательством того, что ранние эпохи организовывали свой опыт в иных концептуальных схемах, чем более поздние эпохи. Ранние эпохи смотрели на мир через мифоло-

гические очки. Этот мир может быть реконструирован только с помощью "фантазии" (или, как выразится пятьдесят лет спустя Гердер, погружения - Einfuhlung). С помощью фантазии мы можем, так сказать, прочувствовать жизненные ситуации других людей, участвовать в их жизни и понимать их мир "изнутри". Фантазия является способностью вообразить другие способы категоризации мира. Относясь к мифам как к "суевериям", мы лишаемся возможности понять, как думали люди прошедших эпох, как они, исходя из мифологического понимания реальности, действовали и тем самым изменяли себя и свой мир. Вико говорит, что мы можем научиться методически использовать нашу фантазию, если вспомним, что такое быть ребенком. Мы часто удивляемся странным сочетаниям слов и ассоциаций у детей, их "поэзии", "иррационализму", неумению делать логические выводы. Именно такой и должна была быть примитивная и дологическая ментальность первых людей [1]. Аналогично процессу превращения ребенка во взрослого, рационального и морального индивида, мы должны вообразить постепенное развитие у разных народов способности к рациональному мышлению. Для Вико существует аналогия между развитием народа и развитием индивида. Филогенез (развитие вида) напоминает онтогенез (развитие индивида), микрокосм отражает макрокосм. Все народы переживают детство, юность, зрелость, старость, упадок и смерть. Этот цикл повторяется бесконечно.

1 В современной форме этот тезис развивал французский социолог Люсьен Леви-Брюль (Lucien Levy-Bruhl, 1857-1939) (см. La mentality primitive. - Paris, 1922).

Для Вико понимание, которое приобретается с помощью нашей фантазии, не является познанием, основанном на обычных фактах, не является оно и познанием, покоящимся на отношениях между понятиями. Оно более напоминает "интуитивное постижение", которое, как мы полагаем, мы имеем относительно характера и поведения нашего близкого друга. Вико утверждает, что в силу нашей общей человеческой природы мы можем понять других людей как бы изнутри. Иначе говоря, мы можем интерпретировать их действия как выражение намерений, желаний и резонов. Мы приближаемся к такому постижению, когда пытаемся понять, что означало быть человеком в Афинах Платона или в Риме Цицерона. Мы можем приобрести такое постижение, согласно Вико, только с помощью эмпатии или фантазии (ср., как

в зависимости от позиции "участника" или "наблюдателя" по-разному понимается конфликт между "изнутри" и "извне"). Этим Вико стремится охарактеризовать постижение, или познание, которое не является ни дедуктивным, ни индуктивным, ни гипотетико-дедуктивным. Он стремится тем самым предложить гуманитарным исследованиям новую исследовательскую программу и новые методические принципы.

В то же время Основания новой науки Вико представляют собой синтез филологии, социологии и историографии. Новая наука описывает три главные исторические эпохи: 1) время богов; 2) время героев и 3) время человечества. Для Вико - это "идеальная вечная история", через которую проходят все народы. Конечно, он не считает, что все нации развиваются одинаковым образом. Они в большей или меньшей степени приближаются к этой "модели" "идеальной вечной истории", или, используя терминологию Вебера, к идеальному типу исторического движения. Нация возникает, достигает зрелости и умирает. Новые нации повторяют тот же самый цикл. Вико осознает, что "идеальная вечная история" не может быть полностью объяснена на основе намерений отдельных индивидов. Он обращает внимание на то, что человеческие действия часто имеют непредсказуемые последствия. В этой связи Вико говорит о непостижимых путях Божественного провидения в истории. Его позиция отличается как от стоицистского понимания рока, так и от спинозовской точки зрения на необходимость. Бог, или Божественное провидение, прямо не вмешивается в историю, но посредством человеческих действий реализует то, о чем никто не мог и подумать [1].

В свете этой "идеально-типовой" модели мы можем приблизиться к содержанию картины истории, развиваемой Вико. Сталкиваясь с силами природы, первые люди испытывали страх и ужас. Природе приписывались намерения и цели. В определенном смысле все существующее казалось священным. Эти люди не обладали всеобщими понятиями и развитым языком, возникшими в более позднее время. Их картина мира основывалась на аналогиях и ассоциативном

1 В той мере, в какой человеческие создания сотворены Богом, они никогда не будут способны полностью понять свою роль в божественных планах, то есть то, как Божественное провидение использует человеческую природу для реализации Своей цели в отношении людей. С несколько иной точки зрения можно сказать, что науки о людях как "природных" и как "духовных" созданиях радикально отличаются друг от друга (ср. с разделением Вико естественных и гуманитарных наук).

мышлении [1]. Они воображали, что традиции, привычки и общественные учреждения установлены богами. То, что является правильным и справедливым, им сообщал оракул. Первое "естественное право" понималось как "богоданное". Форма правления была в буквальном смысле слова теократической. Как мы видим, это был образ жизни, в котором все было взаимосвязанным и зависящим от примитивной "природы" или ментальности человека. Согласно Вико, это было "время богов". В течение этого периода люди создали религию, искусство и поэзию, которые соответствовали их образу жизни и эмоциональному мироощущению.