Глава седьмая. Обладая лишь ограниченным «бессмертием» – ибо они рождаются и умирают, – индуистские боги сталкиваются с основными дилеммами человечества и зачастую как будто

Обладая лишь ограниченным «бессмертием» – ибо они рождаются и умирают, – индуистские боги сталкиваются с основными дилеммами человечества и зачастую как будто отличаются от смертных лишь в нескольких мелочах… а от демонов и того меньше. И тем не менее, индуисты видят в них класс существ, по определению совершенно отличных от всех остальных; их боги символичны в том смысле, в каком никогда не может быть символичен человек, сколь бы ни была «архетипична» история его жизни. Они – актеры, исполняющие роли, реальные только для нас; они – маски, за которыми мы видим собственные лица.

Венди Дониджер О'Флагерли.

Введение в Мифы индуизма

(Penguin Books, 1975)

Тень уже несколько часов шел на юг – во всяком случае, приблизительно в том направлении – по узкой безымянной дороге, петлявшей по лесу где-то, как ему казалось, в южном Висконсине. Пару миль назад, сияя фарами, навстречу ему выехали из-за поворота несколько джипов, но он нырнул в заросли у обочины, давая им проехать. Утренний туман поднимался до пояса. Машины были черные..

Услышав через полчаса гудение приближающихся с запада вертолетов, он свернул с проселка в лес. Вертолетов было два, и Тень затаился, прикорнув в ложбинке под поваленным деревом, только по звуку определил, что они повернули в сторону. Когда шум стал удаляться, он рискнул выглянуть из своего убежища, чтобы наскоро поглядеть на серое зимнее небо, и с удовлетворением отметил, что вертолеты были выкрашены черной матовой краской. Он ждал под стволом до тех пор, пока вертолеты не улетели совсем.

Под деревьями снег едва-едва присыпал землю, а местами скрипел под ногами. Тень был искренне благодарен Лоре, всучившей ему химические грелки для рук и ног, которые не давали отмерзнуть конечностям. И все же он словно оцепенел: сердцем оцепенел, разумом оцепенел, душой оцепенел. И оцепенение пустило в нем корни еще много лет назад.

«Так чего же я хочу?» – спросил он себя и не смог найти ответа, а потому просто продолжал идти по лесу, делать шаг, потом другой, потом третий. Деревья казались знакомыми, а отдельные пейзажи вызывали ощущение полнейшего дежа-вю. Может быть, он ходит кругами? Может, он так и будет идти, и идти, и идти, пока не кончатся грелки и шоколадки, а потом сядет и уже никогда не встанет.

Он вышел к большому потоку, какой местные называют «ручьем», и решил идти вдоль берега. Ручьи впадают в реки, а все реки текут в Миссисипи, и если он так и будет идти, или украдет лодку, или построит плот, он рано или поздно доберется до теплого Нового Орлеана, – и сама эта мысль показалась ему одновременно и утешительной, и маловероятной.

Больше вертолеты не появлялись. У него возникло ощущение, что те, которые пролетели над ним, отправились улаживать кризис на ветке товарняка, а вовсе не охотились за ним, иначе они бы вернулись; иначе тут были бы собаки-ищейки, сирены и все прочие атрибуты погони. Но его никто не преследовал.

Чего же он хочет? Чтобы его не поймали. Чтобы его не обвинили в смерти людей из поезда. Он представил себе, как говорит: «Это не я, это все моя мертвая жена». И тут же представил выражения лиц представителей закона. А потом люди станут спорить, сумасшедший он или нет, а сам он тем временем отправится на электрический стул…

Интересно, есть ли в штате Висконсин смертный приговор? И если да, так ли это для него важно? Тень желал понять, что происходит, и узнать, чем все закончится. И наконец, с горестной усмешкой он сообразил, что больше всего на свете хочет, чтобы все было нормально. Он хотел, чтобы тюремного заключения никогда не было, чтобы Лора была жива, чтобы ничего из случившегося не произошло на самом деле.

«Боюсь, такой исход не предусмотрен, мой мальчик, – сказал про себя грубоватым тоном Среды, и сам согласно кивнул. – Выбора нет. Ты сжег за собой мосты. Поэтому иди. Мотай свой срок…»

Дятел вдалеке долбил гнилое дерево.

Тут Тень сообразил, что за ним наблюдают: десяток красных кардиналов уставились на него из похожего на скелет куста бузины, а потом снова принялись клевать гроздья ягод. Выглядели они как иллюстрация из настенного календаря «Певчие птицы Северной Америки». Птичьи трели, трах-тах-тах и уханье более всего напоминали какофонию зала игровых автоматов и следовали за ним вдоль берега ручья. Постепенно и эти звуки стихли.

На прогалине в тени холма лежал трупик олененка, черная птица размером с небольшую собачку клевала его бок огромным острым клювом, отрывая от тельца куски красного мяса. Глаз у трупа уже не было, но голова оставалась пока нетронутой, и на крупе видны были белые оленячьи пятнышки. Интересно, как он умер, спросил себя Тень.

Черная птица склонила голову на сторону, а потом вдруг голосом, похожим на скрежет камня о камень, произнесла:

– Эй, человек из тени!

– Я Тень, – отозвался он.

Вспрыгнув на круп олененка, птица подняла голову и встопорщила перья на шее. Птица была огромной, и глаза у нее блестели как две черные бусины. Вблизи она казалась тем более устрашающей.

– Сказал, встретится с тобой в Кай-ро, – прокаркала птица. Тень спросил себя, который это из воронов Одина: Хугин или Мунин, Разум или Память.

– Кай-ро? – переспросил он.

– В Египте.

– Как мне попасть в Египет?

– Следуй за Миссисипи. Иди на юг. Найди Шакала.

– Послушай, – сказал Тень, – не хотелось бы показаться… господи, послушай… – Он помялся. Взял себя в руки. Он замерз, стоя посреди леса и разговаривая с большой черной птицей, которая завтракала Бэмби. – О'кей. Ладно, я просто хочу сказать, что с меня хватит загадок.

– Гадок, – с готовностью согласилась птица.

– Мне нужны объяснения. Шакал в Кай-ро. Это мне ни к чему. Это как строка из плохого триллера.

– Шакал. Друг. Крр. Кай-ро.

– Ты это уже сказал. Мне нужно чуть больше информации.

Повернувшись, птица оторвала еще полоску ребер Бэмби, после чего отлетела к деревьям – полоска красного мяса свисала из ее клюва длинным кровавым червем.

– Эй! Можешь хотя бы вывести меня на настоящую дорогу? – крикнул ей вслед Тень.

Ворон улетел. Поглядев на труп олененка, Тень подумал, что будь он настоящим натуралистом, он отрезал бы себе стейк и зажарил бы его на костре. Вместо этого, присев на поваленное дерево, он съел «сникерс», понимая, что ничегошеньки не знает о жизни в лесу.

С края полянки закаркал ворон.

– Хочешь, чтобы я пошел за тобой? – спросил Тень. – Или что Тимми снова упал в колодец?

Ворон каркнул снова, на сей раз нетерпеливо. Покорно встав, Тень пошел в сторону птицы. Выждав, когда он подойдет поближе, ворон, тяжело взмахивая крыльями, перелетел на другое дерево, забирая влево от тропы, по которой первоначально шел Тень.

– Эй, – окликнул Тень. – Хугин или Мунин, или кто ты там?

Птица повернулась и, склонив подозрительно голову набок, уставилась на него яркими глазами-бусинами.

– Птичка, каркни «никогда».

– Отвали, – сказала птица и молчала всю дорогу, пока они вместе выбирались из леса.

Полчаса спустя Тень вышел на асфальтовое шоссе на краю городка, и ворон улетел назад в лес. Тень углядел вывеску «Заварные булочки Калверс», рядом с закусочной оказалась бензоколонка. В «Калверсе» посетителей не было, за кассой скучал любознательный бритоголовый юнец. Заказав два бутербургера и картофель фри, Тень пошел в туалет, чтобы привести себя в порядок. Выглядел он прескверно. Тень перебрал содержимое карманов: несколько монет, включая серебряный доллар со Свободой, одноразовые зубная щетка и тюбик зубной пасты, три «сникерса», пять химических грелок, бумажник (а в нем ничего, кроме водительских прав и кредитной карточки; вот только как бы узнать, когда истечет срок ее действия), а во внутреннем кармане пальто – тысяча долларов банкнотами по пятьдесят и двадцать, его доля со вчерашнего ограбления банка. Вымыв руки и умывшись горячей водой, он пригладил темные волосы и вернулся в забегаловку, где съел свои бургеры и картошку, запивая их кофе.

Поев, он вернулся к кассе.

– Хотите булочку с заварным кремом? – спросил проницательный юнец.

– Нет. Нет, спасибо. Я могу где-нибудь взять машину напрокат? Моя сломалась на трассе за городом.

Юнец почесал ежик на макушке.

– Здесь едва ли, мистер. Если у вас машина сломалась, позвоните в техслужбу «ААА». Или договоритесь на соседней заправке, чтобы ее оттащили в город.

– Отличная идея, – сказал Тень. – Спасибо.

На автостоянке между «Калверс» и бензоколонкой чавкал под ногами талый снег. Тень купил про запас еще шоколадок, палочек салями и несколько химических грелок.

– Могу я где-нибудь в здешних местах взять напрокат машину? – спросил он женщину за кассой, невероятных размеров толстуху в очках, которая была крайне рада хоть с кем-нибудь поболтать.

– Дайте подумать, – сказала она. – Мы тут на отшибе. Такое можно найти, скажем, в Мэдисоне. Вы куда направляетесь?

– В Кай-ро. Где бы он ни был.

– Я знаю, где это, – отозвалась толстуха. – Подайте-ка мне карту Иллинойса вон с той полки. – Тень подал ей ламинированную карту. Развернув, она победно ткнула куда-то в угол в самом низу штата. – Вот он.

– Каир?

– Это в Египте так произносят. А этот городок в Малом Египте называют Кайро. У них там даже Фивы есть и все такое. Моя золовка родом из Фив. А когда я спросила у нее про египетский Каир, она поглядела на меня так, словно я с катушек съехала.

Женщина хмыкнула – звук вышел водопроводный.

– Пирамиды там есть?

До городка было пятьсот миль, почти прямо на юг.

– Золовка ничего такого не говорила. Те места зовут Малым Египтом потому, что лет сто, а может, все сто пятьдесят назад, в наших краях был голод. Урожай повсюду погиб, только у них, в Кайро, остался целехонек. Поэтому все ездили туда покупать провизию. Как в Библии. Иосиф и Волшебное пальто «техниколор». Едем мы в Египет, тра-ля-ля.

– Будь вы на моем месте, как бы вы туда добирались? – спросил Тень.

– На машине.

– Моя сдохла посреди дороги. Куча дерьма, простите за грубость, – сказал Тень.

– Пи-О-Эс, – отозвалась она. – Ну да. Мой шурин их так называет. Он помаленьку торгует машинами. Он мне звонит и говорит, так вот, Мэтти, я опять продал Пи-О-Эс. Гм, возможно, ваша тачка его заинтересует. На лом или еще на что.

– Она принадлежит моему боссу, – сказал Тень, сам удивляясь легкости и гладкости своей лжи. – Мне нужно ему позвонить, чтобы он смог ее забрать. – Тут его осенило: – А ваш шурин далеко живет?

– В Маскоде. В десяти минутах к югу отсюда. Сразу за рекой. А вам зачем?

– Ну, как по-вашему, у него найдется Пи-О-Эс, которую он согласился бы мне продать за пять-шесть сотен?

Она приветливо улыбнулась:

– Мистер, да у него на весь двор не найдется тачки, какую вы не смогли бы купить за пятьсот долларов, даже с полным баком впридачу. Только не говорите ему, что это я вам сказала.

– Не могли бы вы ему позвонить? – попросил Тень.

– Уже звоню, – сказал она, поднимая трубку. – Милый? Это Мэтти. Давай скорей сюда. У меня тут есть человек, который хочет купить машину.

Колымага, какую он, повыбирав, в конечном итоге купил за четыреста пятьдесят долларов с полностью заправленным баком, оказалась «шеви нова» 1983 года. На счетчике у «шеви» было почти миллион миль пробега, и в нем слабо пахло бурбоном, табаком и сильно – бананами. Под снегом и грязью он не смог определить цвета кузова. Однако из всех средств передвижения на стоянке позади дома шурина Мэтти эта тачка была единственной, которая выглядела способной осилить пятьсот миль.

Расплатился он наличными, и шурин Мэтти не спросил ни имени Тени, ни номера его страхового свидетельства – вообще ничего, кроме денег.

С пятьюстами пятьюдесятью долларами в кармане Тень поехал на запад, потом свернул на юг, держась подальше от федеральных трасс. В колымаге имелось радио, но когда он его включил, оттуда не раздалось ни звука. Дорожный указатель оповещал, что он покинул Висконсин и теперь находится в штате Иллинойс. Он проехал открытый карьер, над которым в тусклом зимнем свете сияла огромная арка синих огней.

Остановившись, он поел в забегаловке «У мамы», успев попасть внутрь как раз перед тем, как двери закрыли на перерыв.

На въезде в каждый городок рядом с обычным указателем красовался еще один, говоривший, что он въезжает в «Наш Город (население 720)». Третий указатель объявлял, что городская юношеская команда на третьем месте из тех, откуда берет себе запасных национальная сборная по баскетболу, или что данный городок – родина победительницы полуфинала в матче по армрестлингу среди девочек до шестнадцати лет.

Клюя носом, Тень ехал вперед, и с каждой проходящей минутой чувствовал себя все более опустошенным. Он проехал на красный свет, и ему едва не врезалась в бок женщина на «додже». Как только Тень выбрался в поля, то, съехав на пустую дорожку для тракторов на обочине, припарковался у присыпанной снегом стерни, по которой процессия толстых черных диких индеек медленно шествовала чередой плакальщиц, выключил мотор и заснул, растянувшись на заднем сиденье.

Тьма. Ощущение падение – словно он падал в огромную дыру, как Алиса. Он падал на сотни лет в темноту. Лица скользили мимо него, выплывая из темноты, каждое было порвано в клочья, прежде чем он успевал их коснуться…

Внезапно и без перехода он перестал падать. Теперь он оказался в пещере, где был уже не один. Тень глядел в знакомые глаза – огромные влажные черные глаза. Глаза моргнули.

Под землей. Да. Это место он помнил. Запах влажной коровы. Свет языков пламени отражался от мокрых стен, освещая голову бизона, тело человека, кожу цвета красной глины.

– Ну почему вы не можете оставить меня в покое? – спросил Тень. – Я хочу просто поспать.

Бизоночеловек медленно кивнул. Его губы не шевельнулись, но голос в голове Тени произнес:

– Куда ты идешь, Тень?

– В Каир.

– Почему?

– А куда мне еще идти? Среда хочет, чтобы я туда поехал. Я пил его мед.

Во сне Тени с логикой сновидения этот долг казался неоспоримым: он трижды выпил мед Среды и тем самым скрепил уговор. Какой еще у него теперь остается выбор?

Бизоночеловек протянул руку к огню – помешать угли, и ломаные сучья полыхнули ярче.

– Надвигается буря, – сказал он. Руки у него были испачканы пеплом, и он вытер их о безволосую грудь, размазав по ней пятна сажи.

– Все мне это твердят. Можно задать вопрос?

Возникла пауза. На мохнатый лоб села муха. Бизоночеловек смахнул ее.

– Спрашивай.

– Это правда? Все эти люди действительно боги? Все так… – Тень помялся. Потом сказал: – Невероятно.

Это не было нужным словом, но лучшим, какое он мог подобрать.

– Что есть бога? – спросил бизоночеловек.

– Не знаю, – ответил Тень.

Слышался стук, неумолчный и монотонный. Тень ждал, чтобы бизоночеловек сказал что-нибудь еще, объяснил, что такое боги, объяснил весь путаный кошмар, в который с недавних пор превратилась его жизнь. Ему было холодно.

Стук. Стук. Стук.

Открыв глаза, Тень сонно сел. Он продрог до костей, и небо за оконным стеклом было того люминесцентного темно-пурпурного цвета, какой разделяет сумерки и ночь.

Стук. Стук.

– Эй, мистер, – позвал кто-то, и Тень повернул голову.

Человек у машины был виден лишь темным силуэтом на фоне чернеющего неба. Заставив себя поднять руку, Тень приспустил стекло на несколько дюймов. Издал звуки, какие издаем все мы, просыпаясь, а потом произнес:

– Привет.

– С вами все в порядке? Вы не больны? Вы пьяный? – Голос был высокий, мальчишеский или женский.

– Все в порядке. Подождите минуточку.

Открыв дверцу, он вылез, разминая затекшие ноги и потирая шею. Потом потер одну об другую руки, чтобы восстановить кровообращение и согреться.

– Надо же. А ты не маленький.

– Мне уже говорили. А ты кто?

– Меня зовут Сэм, – ответил голос.

– Мальчик Сэм или девочка Сэм?

– Девочка Сэм. Раньше меня звали Сэмми с "и" на конце, а над "и" я всегда рисовала улыбающуюся рожицу, но потом мне это поперек горла стало – ну, просто все вокруг стали так поступать, – поэтому я бросила, и букву "и" тоже.

– Ладно, девочка Сэм. Пойди вон туда и посмотри на дорогу.

– Зачем? Ты что, убийца-маньяк?

– Нет, – сказал Тень. – Мне надо отлить и не хотелось бы делать это прилюдно.

– А-а. Понятно. Усекла. Нет проблем. Я так тебя понимаю. Не могу пописать, даже если в соседней кабинке кто-то есть. Тяжелая форма синдрома робкого мочевого пузыря.

– Поскорей, пожалуйста.

Она обошла машину, и Тень, сделав несколько шагов к полю, расстегнул ширинку и пустил долгую струю на столб заграждения.

– Ты еще здесь? – окликнул он.

– Да. У тебя, наверное, мочевой пузырь размером с озеро Эри. Наверное, империи создавались и приходили в упадок за то время, пока ты мочился. Тебя невозможно не слышать.

– Спасибо. Тебе от меня чего-нибудь нужно?

– Ну, я хотела узнать, все ли с тобой в порядке. То есть если бы ты умер или еще что, мне пришлось бы звать копов. Но стекла у машины запотели, так что я решила, он, наверное, еще жив.

– Ты местная?

– Нет. Путешествую стопом из Мэдисона.

– Это небезопасно.

– За последние три года я пять раз ходила по трассе. И до сих пор жива. А ты куда едешь?

– В Каир.

– Спасибо, – сказала она. – А я в Эль-Пасо. К тете на каникулы.

– Я не смогу довезти тебя всю дорогу туда, – сказал Тень.

– Не тот Эль-Пасо, что в Техасе, другой, который в Иллинойсе. Несколько часов езды на юг. Знаешь, где ты сейчас?

– Понятия не имею, – пожал плечами Тень. – Где-то на пятьдесят второй трассе?

– Следующий городок – Перу, – сказала Сэм. – Не тот, что в стране Перу, а тот, который в Иллинойсе. Пригнись. Дай я тебя понюхаю.

Тень покорно нагнулся, и девушка понюхала его лицо.

– О'кей. Алкоголем не пахнет. Можешь сесть за руль. Поехали.

– С чего ты решила, что я тебя подвезу?

– Потому что я – девица в беде. А ты – рыцарь, ну, в чем хочешь. В по-настоящему грязной колымаге. Ты видел, что на заднем стекле тебе написали «Помой меня!»?

Сев в машину, Тень открыл дверцу со стороны пассажира. Свет, который зажигается в машине, когда открывают дверцы, в этой не зажегся.

– Нет, не видел.

Она забралась внутрь.

– Это я написала. Когда еще было светло.

Тень завел мотор, зажег фары и стал выруливать назад на дорогу.

– Налево, – услужливо подсказала Сэм. Тень свернул налево. Несколько минут спустя заработала печка, и машину наполнило благословенное тепло.

– Ты еще ни слова не произнес, – заявила Сэм. – Скажи что-нибудь.

– Ты человек? – спросил Тень. – Только честно-пречестно, рожденный мужчиной и женщиной, живой и дышащий человек?

– Ну конечно.

– Ладно. Просто проверял. Что ты хочешь услышать?

– Что-нибудь, что бы меня сейчас успокоило. Ну, у меня вдруг появилось такое чувство «о черт, я не в той машине».

– Ага, – отозвался он, – со мной тоже такое бывало. А что бы тебя успокоило?

– Просто скажи, что ты не беглый преступник, не убил нескольких человек и ничего такого.

Он на мгновение задумался.

– Знаешь, на самом деле, нет.

– Но ведь тебе пришлось об этом подумать, так ведь?

– Отсидел. Никогда никого не убивал.

– О!

Они въехали в маленький городок, освещенный фонарями и мигающими рождественскими гирляндами, и Тень поглядел направо. У девчонки были короткие взлохмаченные темные волосы, а личико, одновременно привлекательное и, как ему показалось, немного мужеподобное: черты его могли быть высечены из скалы. Смотрела она прямо на него.

– А за что ты попал в тюрьму?

– Покалечил пару человек. Я разозлился.

– Они того заслуживали?

Тень подумал.

– Тогда мне так казалось.

– Ты сделал это снова?

– О черт, нет. Я в тюрьме три года жизни потерял.

– М-м-м-м. В тебе есть индейская кровь?

– Понятия не имею.

– Ты просто так выглядел, вот и все.

– Извини, если разочаровал.

– Да ладно. Есть хочешь?

Тень кивнул:

– Неплохо бы.

– Тут есть отличное местечко, вон за тем щитом с гирляндами. Хорошо кормят. И недорого.

Тень свернул на стоянку. Они вышли из машины. Он решил не трудиться запирать дверцы, хотя и убрал ключи в карман, из которого достал взамен пару монет, чтобы купить газету.

– У тебя хватит денег тут пообедать? – спросил он.

– Да. – Она вздернула подбородок. – Я могу за себя заплатить.

– Знаешь что, – сказал он. – Я брошу монетку. Выпадет орел, ты за меня платишь, выпадет решка – я за тебя.

– Сперва дай мне посмотреть монету, – сказала она подозрительно. – У моего дядюшки был четвертак с двумя орлами.

Осмотрев монету, она удовлетворилась, что в той нет ничего необычного. Положив монету орлом вверх на ноготь большого пальца, Тень проделал трюк с подбрасыванием: подбросил ее так, что она как бы завертелась в воздухе – а на самом деле только качнулась, – потом поймал и, незаметно перевернув, положил на тыльную сторону левой руки.

– Решка! – радостно воскликнула она, когда он убрал с левой правую руку. – Обед за тобой.

– Да уж. Нельзя же всегда выигрывать.

Когда они заказали (Тень заказал мясной пирог, Сэм – лазанью), он полистал газету, просматривая колонки в поисках чего-нибудь о мертвецах в товарном поезде. Но ничего не было. Единственная любопытная история оказалась в передовице: городок заполонило рекордное число ворон. Местные фермеры предлагали развесить на общественных зданиях по всему городу мертвых птиц, чтобы отпугнуть живых; орнитологи утверждали, что это не поможет, поскольку живые птицы попросту съедят мертвых. Местные были неумолимы. «Увидев тела своих друзей, – заявил представитель фермеров, – они поймут, что им тут не рады».

От принесенной еды шел пар, и на тарелках ее было намного больше, чем под силу съесть одному человеку.

– А зачем ты едешь в Каир? – спросила с полным ртом Сэм.

– Понятия не имею. Мой босс передал мне, что я ему там нужен.

– Чем ты занимаешься?

– Я мальчик на побегушках.

Сэм улыбнулась:

– Ну, ты, ясное дело, не мафия: лицом не похож и ездишь на развалюхе. А почему в твоей машине пахнет бананами?

Не отрываясь от еды, он пожал плечами.

– Может, ты контрабандист, привозишь тайком бананы. – Сэм прищурилась. – Ты еще не спросил меня, чем занимаюсь я.

– Учишься, наверное.

– Висконсинский университет, Мэдисон.

– Где ты, без сомнения, изучаешь историю искусств, психологию, культурологию и социологию и, вероятно, увлекаешься бронзовым литьем. А еще ты, наверное, подрабатываешь в кофейне, чтобы оплачивать квартиру.

Раздув ноздри, Сэм опустила вилку и вытаращила глаза:

– Откуда ты, черт побери, все это узнал?

– Что? А теперь ты скажешь: нет, на самом деле я изучаю романские языки и орнитологию.

– Ты хочешь сказать, это была удачная догадка?

– Что?

Она буравила его темными глазами.

– Чудной ты парень, мистер… Я даже не знаю, как тебя зовут.

– Меня называют Тень.

Она насмешливо скривила губы, словно попробовала на вкус что-то неприятное. После, уже не треща без умолку, опустила голову и доела лазанью.

– Ты не знаешь, почему это место называется Египет? – спросил Тень, когда Сэм доела.

– За Каиром? Это в дельте Огайо и Миссисипи. Как Каир в Египте в дельте Нила.

– Логично.

Откинувшись на спинку стула, она заказала кофе и торт с шоколадом и взбитыми сливками, потом провела рукой по темным волосам.

– Ты женат, мистер Тень? – спросила она и, увидев, что он мнется, добавила: – Эге, а я ведь, похоже, снова задала каверзный вопрос?

– Ее в четверг похоронили, – ответил он, тщательно подбирая слова. – Она погибла в автокатастрофе.

– Ох. Господи Иисусе. Мне очень жаль.

– Мне тоже.

Возникла неловкая пауза.

– Моя сводная сестра потеряла ребенка, моего племянника, в конце прошлого года. Это тяжело.

– Да, тяжело. От чего он умер?

Она отпила кофе.

– Мы не знаем. Мы даже не знаем, правда ли он мертв. Он просто исчез. Но ему было только тринадцать. Это было в середине прошлой зимы. Моя сестра почитай что сломалась.

– А были какие-то… какие-нибудь улики? – Тень сам себе напомнил копа из телефильма. – Никто не заподозрил нечистой игры? – Теперь звучало еще хуже.

– Подозревали этого негодяя, моего лишенного родительских прав шурина. Который такая сволочь, что вполне мог его украсть. Наверное, это все же он. Но все произошло в маленьком городке в Северный Лесах. В чудесном, мирном, красивом городке, где никто никогда не запирает дверей. – Она со вздохом покачала головой, держа кофейную чашку обеими руками. – Ты уверен, что в твоем роду не было индейцев?

– Сам не знаю. Возможно. Я мало что знаю о моем отце. Но будь он американским индейцем, мама бы мне сказала. Может быть.

Снова кривая улыбка. На половине торта со взбитыми сливками – кусок был размером с ее голову – Сэм толкнула тарелку через стол Тени.

– Хочешь?

А он улыбнулся и, сказав «конечно», прикончил торт.

Официантка принесла счет, и Тень расплатился.

– Спасибо, – сказала Сэм.

На улице холодало. Прежде чем завестись, мотор несколько раз кашлянул. Выехав на трассу, Тень вновь взял курс на юг.

– Когда-нибудь читала о парне по имени Геродот? – спросил Тень.

– Господи. Что?

– Геродот. Ты когда-нибудь читала его «Историю»?

– Знаешь, – сонно сказала она, – совсем не врубаюсь. Не понимаю, о чем ты говоришь, не понимаю, откуда ты слова-то такие берешь. То ты просто тупой громила, то, черт побери, читаешь мои мысли, а потом мы вдруг обсуждаем Геродота. Отвечаю на твой вопрос: нет. Я не читала Геродота. Я о нем слышала. Может, по «Национальному радио». Это не его называют отцом лжи?

– Я думал, так назвали дьявола.

– Ага, и его тоже. Но они говорили, дескать, Геродот писал, что существуют гигантские муравьи, что золотые копи охраняют грифоны, и, дескать, он все это выдумал.

– Я так не думаю. Он записывал то, что ему рассказывали. Писал чужие истории. И в основном это были хорошие истории. Уйма странных мелких подробностей. Скажем, ты знаешь, что, если в Египте умирала особенно красивая девушка или жена правителя или еще кого, ее тело три дня не отправляли к бальзамировщику? Сперва давали сгнить на жаре.

– Почему? Нет, подожди. О'кей, кажется, я знаю почему. Это же отвратительно.

– В «Истории» описаны битвы и всевозможные обычные вещи. А еще боги. Один парень бежит сообщить об исходе битвы, долго бежит и вдруг видит на полянке Пана. «Скажи, чтобы здесь построили храм в мою честь». – «Ладно», – говорит Пану парень и бежит дальше. И докладывает новости с фронта, а потом добавляет: «Да, кстати, Пан хочет, чтобы вы построили ему храм». Совсем буднично, правда?

– Ладно, там есть истории про богов. И что ты хочешь этим сказать? Что у этого мужика были галлюцинации?

– Нет, – отозвался Тень. – Не в том дело.

Она прикусила ноготь.

– Я читала одну книгу про мозги, – сказала она. – Моя соседка по комнате ею все размахивала. О том, как, ну, пять тысяч лет назад доли мозга сплавились, а до того люди считали, что, если правая доля мозга что-то говорит, это голос бога приказывает им это сделать. А все дело в мозге.

– Моя теория мне нравится больше, – возразил Тень.

– Какая?

– В ту пору люди время от времени сталкивались с богами.

– А… – Молчание, только громыхание машины, рокот двигателя, нездоровый рык глушителя. Потом: – Ты думаешь, они еще здесь?

– Где?

– В Греции. В Египте. На островах. В тех местах. Ты думаешь, что если пройдешь по тем местам, где ходили тогда, то увидишь богов?

– Может быть. Только я думаю, люди не знали, кто перед ними.

– Готова поспорить, это как пришельцы из космоса, – сказала она. – В наше время люди видят пришельцев. Тогда они видели богов. Может, пришельцы происходят из правой доли мозга.

– Сомневаюсь, что боги подарили нам зонды для прямой кишки, – сказал Тень. – И скот они своими руками никогда не увечили. Для этого у них были люди.

Она фыркнула. Несколько минут они ехали в молчании, потом Сэм сказала:

– Хм, это напоминает мне мою любимую байку из курса сравнительного религиоведения 101. Хочешь послушать?

– Конечно.

– Так вот. Это об Одине. О скандинавском боге. Слышал о таком? Плыл один король со своей дружиной на драккаре – это по всей видимости, было во времена викингов, – и они попали в штиль. Тогда король сказал, что принесет в жертву Одину одного из своих воинов, если Один пошлет им ветер и поможет добраться до берега. Вот. Поднимается ветер и гонит корабль к берегу. Сойдя на землю, они стали тянуть жребий, чтобы узнать, кого им принести в жертву, – и оказывается, самого короля. Ну, король этому, разумеется, не обрадовался, но дружина порешила, что его можно повесить символически, а не убивать совсем. Взяли кишки теленка и свободной петлей набросили ему на шею, другой конец привязали к тонкой ветке, вместо копья взяли камышину и сказали: «Ладно, ты подвешен… вздернут?.. короче, принесен в жертву Одину».

За поворотом дороги возник еще один «Наш городок» (население 300), команда которого заняла второе место в чемпионате штата по скоростному скейтбордингу среди спортсменов до 12 лет. По обе стороны дороги – два огромно-экономичных размеров похоронных бюро… Интересно, сколько нужно похоронных контор, подумал Тень, на триста-то жителей…

– Так вот. И только они произнесли имя Одина, как камышина превратилась в копье и ударила мужика в бок, телячьи кишки стали толстой веревкой, ветка – суком на дереве, а само дерево выросло, земля ушла вниз, и король с раной в боку повис, да так что лицо у него почернело, и умер. Конец истории. У белых людей бывают бестолковые боги, мистер Тень.

– М-да, – протянул Тень. – А ты разве не белая?

– Чероки.

– Чистокровная?

– Не-а. Только четыре пинты. Мама у меня белая. А папа был настоящий индеец из резервации. Он приехал в наши края, женился на моей матери, завел меня, а потом, когда они расстались, вернулся в Оклахому.

– Он вернулся в резервацию?

– Щас! Он занял денег и открыл забегаловку от «Тако Белл», назвал ее «Тако Била». Живет неплохо. Меня он не любит. Говорит, что я полукровка.

– Извини.

– Он – подонок. Я горжусь своей индейской кровью. К тому же это помогает оплачивать колледж. Черт, однажды, надо думать, поможет получить работу, если мои статуэтки не будут покупать.

– Ну, такое случается, – пробормотал Тень.

Он остановился в Эль-Пасо, Иллинойс (население 2500), чтобы высадить Сэм у ветхого коттеджа на окраине городка. На лужайке перед домиком стояло большое проволочное чучело оленя, увешанное помаргивающими лампочками.

– Хочешь зайти? – спросила она. – Тетя напоит тебя кофе.

– Спасибо. Мне надо ехать.

Тут Сэм улыбнулась, и вид у нее внезапно и впервые за все это время стал ранимый. Она похлопала его по руке.

– У тебя с головой не в порядке, мистер. Но ты клевый.

– Думаю, это называется «в природе человеческой», – улыбнулся в ответ Тень. – Спасибо за компанию.

– Нет проблем. Если по дороге в Каир встретишь богов, не забудь, передай от меня привет.

Выйдя из машины, она подошла к двери домика и, нажав кнопку звонка, стала на пороге и больше не обернулась. Тень подождал, пока откроется дверь и она благополучно окажется внутри, а потом нажал на газ и вернулся на трассу. Он проехал Нормал, Блумингтон и Лоундейл.

В одиннадцать часов вечера Тень начало трясти. Он как раз въезжал в Миддлтаун. Сообразив, что ему нужно поспать или просто перестать вести машину, он остановился перед «НайтИнн» и, заплатив вперед за номер на первом этаже тридцать пять долларов, бросил на кровать пальто и первым делом отправился в ванную. Посреди кафельного пола лежал на спине печальный таракан. Протерев ванну полотенцем, Тень пустил воду. В спальне он снял одежду, сложил ее на кровать. Синяки у него на теле были темными и яркими. Сидя в наполненной ванне, он смотрел, как меняет цвет вода. Потом голым он постирал носки, трусы и футболку в раковине, выжал и развесил их на веревке над ванной. Таракана он оставил лежать, где был – из уважения к умершим.

Тень забрался в кровать, спросил себя, не посмотреть ли ему фильм, но для заказа платного видеофильма по телефону требовалась кредитная карточка, а использовать ее было слишком рискованно. Опять же он вовсе не был уверен, что ему станет лучше, когда он посмотрит на то, как люди занимаются сексом, которого сам он лишен. Телевизор он включил только для компании, трижды нажав на кнопку «сон» на контроле – это автоматически выключит аппарат через сорок пять минут. Времени было без четверти двенадцать.

Изображение было расплывчатым, как всегда бывает в мотелях, краски вело. Не в силах ни на чем сосредоточиться в этой оптической пустыне, он переключал одного с ночного шоу на другое. Кто-то демонстрировал что-то, что делало что-то по кухне и заменяло дюжину других кухонных агрегатов, ни одним из которых Тень не владел. Щелк. Мужик в костюме объяснял, что настал конец света, и Иисус – по тому, как он его произносил, имя состояло по меньшей мере из пяти слогов – сделает так, что бизнес Тени расцветет и расширится, если только Тень пошлет ему денег. Щелк: закончилась серия «Госпиталь М*А*S*Н» и началось «Шоу Дика Ван Дайка».

Тень уже много лет не видел сериала «Шоу Дика Ван Дайка», но было что-то успокоительное в изображенном в нем черно-белом мире 1965 года, и потому, положив пульт подле себя на кровать, он погасил ночник. Глаза у него слипались, и тем не менее он сознавал, что на экране происходит нечто странное. Из всего сериала он видел только десяток серий, а потому не удивился, когда не смог вспомнить именно эту. Странным ему показался тон.

Все основные персонажи тревожились из-за того, что Роб пьет: он прогуливал работу. Тогда они пошли к нему домой: Роб заперся в спальне, и пришлось его уговаривать оттуда выйти. От выпитого он едва держался на ногах, но еще был довольно забавен. Его подруги, которых играли Мори Эмстердам и Роз Мари, ушли, разыграв пару недурных гэгов. Потом, когда пришла жена Роба и начала увещевать его не пить, он с силой ударил ее в лицо. Та, сев на пол, расплакалась, но не знаменитым завыванием Мэри Тайлер Мур, а мелкими беспомощными рыданиями; она все обнимала себя руками и раскачивалась из стороны в сторону, приговаривая: «Не бей меня, пожалуйста. Я сделаю все, что угодно, только не бей меня».

– Что тут, черт побери, происходит? – вслух возмутился Тень.

Изображение растворилось в красочных завитках, превращаясь в фосфоресцирующие точки статики. Когда оно вернулось, «Шоу Дика Ван Дайка» непонятным образом превратилось в «Я люблю Люси». Люси пыталась уговорить Рики позволить ей заменить их холодильник на новый. А когда он наконец ушел, она, скрестив ноги, села на кушетку и уставилась прямо перед собой – терпеливая в черно-белом сквозь годы.

– Тень, – сказала она. – Нам надо поговорить.

Тень молчал. Открыв сумочку, она достала сигареты, прикурила от дорогой серебряной зажигалки, которую тут же убрала на место.

– Я с тобой разговариваю. Ну.

– Бред какой-то, – сказал Тень.

– А что, остальная жизнь разумна? Не вешай мне лапшу на уши.

– Как скажешь. Но Люсиль Болл, которая говорит со мной из телевизора, на несколько порядков безумнее всего, что со мной до сих пор случилось.

– Это не Люсиль Болл. Это Люси Рикардо. И скажу еще вот что… я даже не она. Просто в этом контексте так проще выглядеть. Вот и все. – Она неловко поерзала на кушетке.

– Кто ты? – спросил Тень.

– О'кей. Хороший вопрос. Я – «дурацкий ящик». Я – Ти-Ви. Я – всевидящее око и мир катодного излучения. Я – паршивая трубка. Я – малый алтарь, поклоняться которому собирается вся семья.

– Ты телевидение? Или кто-то на телевидении?

– Телевизор – алтарь. Я – то, чему люди приносят жертвы.

– И что они жертвуют?

– В основном время, – сказала Люси. – Иногда друг друга. – Подняв два пальца, она сдула с них воображаемый дым, потом подмигнула, кокетливо прищурила глаз – заставка-символ шоу «Я люблю Люси».

– Ты бог? – спросил Тень. Ухмыльнувшись, Люси манерно затянулась.

– Можно сказать и так.

– Сэм просит передать привет.

– Что? Какой Сэм? Что ты несешь? О ком ты говоришь?

Тень поглядел на часы. Двадцать пять минут первого.

– Не важно, – сказал он. – Ну, Люси-в-телевизоре. О чем нам нужно поговорить? Слишком многим в последнее время нужно поговорить. Обычно это кончается тем, что меня кто-нибудь бьет.

Наезд камеры: Люси выглядит озабоченной, губы поджаты.

– Ненавижу это. Мне так неприятно, что тебе сделали больно, Тень. Я бы никогда так не поступила, милый. Нет, я хочу предложить тебе работу.

– И что надо делать?

– Работать на меня. Я слышала, какие у тебя были неприятности с труппой «Агент-шоу», и скажу, на меня большое впечатление произвело то, как ты с ними обошелся. Эффективно, рационально, по-деловому, эффектно. Кто бы мог подумать, что ты на такое способен? Они вне себя от ярости.

– Правда?

– Они тебя недооценили, дорогуша. Я такой ошибки не допущу. Я хочу, чтобы ты был в моем лагере. – Встав, она пошла на камеру. – Давай рассуждать здраво, Тень: мы – грядущее. Мы – универмаги и супермаркеты, а твои дружки – дрянные аттракционы у дороги. Господи, мы – онлайн-магазины, а твои дружки сидят на обочине хайвея и продают свои продукты с тележек. Нет, они даже не торговцы фруктами. Продавцы кнутов для бричек. Латальщики корсетов из китового уса. Мы – теперь и завтра. А твои дружки – уже даже больше не вчера.

Это была до странности знакомая речь.

– Ты когда-нибудь встречала жирного мальчишку с лимузином? – спросил Тень.

Разведя руки, она комично закатила глаза – забавная Люси Рикардо, которая умывает руки от катастрофы.

– Техномальчика? Ты познакомился с техномальчиком? Послушай, он неплохой парнишка. Он один из нас. Просто он не умеет разговаривать с незнакомыми людьми. Поработав на нас, сам увидишь, какой он потрясающий.

– А если я не хочу на вас работать, Я-люблю-Люси?

В дверь квартиры Люси постучали, и послышался голос Рики за сценой, который спрашивал Луу-си, что ее так задерживает, им в следующей сцене надо быть в клубе; на мультяшном личике Люси промелькнуло раздражение.

– Черт, – ругнулась она, – Послушай, сколько бы ни платили тебе старики, я заплачу вдвое. Втрое. Во сто раз. Что бы они тебе ни дали, я могу дать намного больше. – Она улыбнулась великолепной, задорной улыбкой Люси Рикардо. – Только скажи, милый. Что тебе нужно? – Она начала расстегивать пуговицы блузки. – Эй? Тебе когда-нибудь хотелось увидеть грудь Люси Рикардо?

Экран погас. Включилась функция «сон», и телевизор умер. Тень поглядел на часы: половина первого.

– Нет, пожалуй, – сказал он.

Перевернувшись на бок, он закрыл глаза. Тут ему пришло в голову, что причина, почему ему больше нравятся Среда, мистер Нанси и все остальные, чем их противники, довольно проста: возможно, они грязны, возможно, они дешевка, и кормежка у них дерьмовая на вкус, но они хотя бы не говорят штампами.

И, подумалось ему, в любой день он, пожалуй, предпочтет супермаркету придорожный аттракцион, каким бы дешевым и бесчестным или печальным он ни был.

Утро застало Тень в пути – он ехал по холмистой равнине, поросшей жухлой травой, над которой временами возвышались безлистые деревья. Последний снег исчез. Тень заправил бак своей колымаги в городке, команда которого приняла участие в чемпионате штата по бегу на триста метров среди женщин младше 16 лет, и, надеясь, что не одна только грязь скрепляет кузов, прогнал машину через мойку при заправке. К немалому его удивлению, машина, будучи вымыта, оказалась вопреки всем ожиданиям белой и почти не ржавой. Он поехал дальше.

Небо над дорогой было невероятно голубое, и белый промышленный дым, поднимавшийся из труб завода, замирал – будто фотография. С сухого дерева вспорхнул и полетел в его сторону ястреб, его крылья вспыхивали в солнечном свете словно череда стоп-кадров.

Несколько часов спустя он сообразил, что подъезжает к восточному Сент-Луису. Попробовав его объехать, он оказался в местности, более всего напоминавшей квартал красных фонарей среди промзоны. Восемнадцатиколесные фуры и гигантские краны стояли возле складов с огромными и яркими вывесками, пестревшими орфографическими ошибками вроде «НАЧНОЙ КЛУБ 24 ЧАСА» и «ШОУ ЛУШЕЕ ПАДГЛЯДЫВАНИЕ В ГОРОДЕ». Покачав головой, Тень проехал автопарк насквозь. Лора любила танцевать, голой или в одежде (и в нескольких памятных вечерах переходя из одного состояния в другое), а он любил смотреть, как она танцует.

Ленч в городке под названием Красный Бутон состоял из сандвича и бутылки коки.

Тень проехал овраг, по краю заваленный тысячами желтых бульдозеров, тракторов и гусеничных транспортеров, и спросил себя, не это ли кладбище машин, куда приходят умирать бульдозеры.

Он миновал салон «Поп-на-Топе». Он проехал через Честер (с указателем на въезде – «Родина Бараньей Ноги»). На фасадах домов стали появляться колонны, теперь даже самый ветхий крохотный домишко красовался парой белых колон, превращавших его в чьих-то глазах в особняк. Он проехал по мосту над широкой мутной рекой и рассмеялся вслух, потому что называлась она, согласно указателю, «Широкая мутная река». Он видел покрывала бурого кудзу на мертвых по зиме деревьях, придававшие им очертания людей: это могли быть ведьмы, три старые карги, готовые открыть ему будущее.

Он ехал вдоль Миссисипи. Тень никогда в жизни не видел Нил, но слепящее дневное солнце, горящее на поверхности широкой бурой реки, напомнило ему илистые просторы Нила – не того, какой он сейчас, а того, каким он был в давние времена, когда тек подобно артерии через папирусовые болота, убежище кобр, шакалов и диких коров…

Дорожные знаки указывали на Фивы.

Дорога шла по двенадцатифутовой насыпи, так что Тень ехал высоко над болотами. Стайки птиц рыскали из стороны в сторону – черные точки в голубом небе, которые танцевали, повинуясь какому-то отчаянному броуновскому движению.

Солнце садилось, золотя мир волшебным, густым и теплым, сливочным, будто заварной крем, светом, от чего все стало казаться неземным и более чем реальным, и вот в этом свете Тень миновал вывеску, которая гласила, что он теперь въезжает в Исторический Каир. Проехав под мостом, он оказался в маленьком портовом городке. Внушительное здание суда Каира и еще более внушительная таможня походили на гигантские, только что испеченные печенья, политые сиропом золотого света.

Припарковав машину на боковой улочке, он вышел на набережную, не зная, смотрит он на Огайо или на Миссисипи. Маленькая бурая кошка, вынюхивая что-то, рыскала среди мусорных баков на заднем дворе, и золотой свет наделял магм ей даже мусор.

Над берегом реки скользила одинокая чайка, временами лениво взмахивая крыльями, чтобы не сбиться с курса.

Тут Тень сообразил, что он не один. В десяти шагах от него на тротуаре стояла маленькая девочка в старых теннисных туфлях и в мужском сером свитере вместо платья, рассматривая его с торжественной серьезностью шестилетнего ребенка. Волосы у нее были черные, прямые и длинные, а кожа такая же коричневая, как река.

Тень ей улыбнулся, она же только уставилась на него с вызовом в ответ.

Под стенами зданий раздался пронзительный вопль, за ним – истошный вой, и маленькая коричневая кошка метнулась из опрокинутого мусорного банка, а за ней вылетел черный длинномордый пес. Кошка стремглав юркнула под машину.

– Эй, – сказал Тень девочке, – видела когда-нибудь порошок невидимости?

Та неуверенно покачала головой.

– Ага, – сказал Тень, – тогда смотри.

Левой рукой он вынул четвертак, поднял его повыше, наклонил сперва в одну сторону, потом в другую и сделал вид, что перебрасывает его в правую руку, при этом сжал пальцы над пустотой и протянул сжатый кулак.

– А теперь, – сказал он, – я выну щепотку невидимого порошка невидимости из кармана… – Он запустил руку в левый внутренний карман, уронив туда при этом четвертак. – И посыплю им руку с монетой… – Он сделал вид, что сыплет что-то: – Смотри, теперь четвертак тоже невидимый.

Он разжал пустую правую руку и – состроив пораженную мину – столь же пустую левую.

Девочка только смотрела во все глаза.

Пожав плечами, Тень убрал руки в карманы, взял в одну руку четвертак, в другую – свернутую банкноту в пять долларов. Он собирался достать их из воздуха, а потом дать девочке пять долларов: вид у нее был такой, словно деньги ей не помешают.

– Надо же, – сказал он, – у нас появились зрители.

Черный пес и маленькая коричневая кошка тоже наблюдали за ним: они сели по обе стороны девочки и неотрывно смотрели на него. Огромные уши пса были навострены, что придавало ему выражение комичной настороженности. По тротуару к ним шел похожий на цаплю человек в очках в золотой оправе, близоруко посматривая по сторонам, словно искал чего-то. Может быть, владелец собаки.

– Как по-твоему? – спросил Тень пса, пытаясь успокоить от смущения маленькую девочку. – Ловко?

Черный пес облизнул длинный нос, а потом сказал низким и сухим голосом:

– Я однажды видел Гарри Гудини и, поверь мне, приятель, ты не Гарри Гудини.

Маленькая девочка поглядела на животных, потом подняла взгляд на Тень и вдруг развернулась и бросилась бежать. Маленькие ножки так ударяли в асфальт, как будто за ней гнались все силы ада. Двое животных посмотрели ей вслед. Тем временем подошел похожий на цаплю мужчина и, нагнувшись, почесал черного пса за ухом.

– Да ладно тебе, – сказал человек в очках с золотой оправой псу, – это всего лишь фокус с монетой. Он же не пытается выбраться из сундука под водой.

– Пока нет, – согласился пес. – Но еще попытается.

Золотой свет погас, и на смену ему пришла серость сумерек. Четвертак и свернутую банкноту Тень бросил назад в карман.

– Ладно, – сказал он. – Ну и кто из вас Шакал?

– Глаза открой, – посоветовал черный пес с длинной мордой и лениво потрусил за человеком в очках с золотой оправой. После минутного промедления Тень последовал за ними. Кошки нигде не было видно. Они вышли к большому зданию в ряду забранных ставнями домов. На табличке возле двери значилось: «ИБИС И ШАКАЛ. СЕМЕЙНАЯ ФИРМА. САЛОН РИТУАЛЬНЫХ УСЛУГ. С 1863».

– Я мистер Ибис, – сказал человек в очках с золотой оправой. – Думается, стоит отвести вас поужинать. Боюсь, моего компаньона ждет срочная работа.