Есенберлин 11 страница. Но неужели не понимают этого хан Абильмамбет, Барак и другие султаны?

Но неужели не понимают этого хан Абильмамбет, Барак и другие султаны? Кто поддержит их в степи, если после такого кровавого нашествия они пойдут на союз с контайчи или его нойонами? И разве не видят они того дракона, который скалит пасть из-за спины контайчи?.. Нет, их заигрывания с джунгарскими нойонами, в том числе и приезд Барак-султана со своим родичем, должны были служить предупреждение ему, Абулхаиру, чтобы не заходил так далеко в отношениях с Россией. Они как огня боятся его усиления. А это значит, что она на правильном пути!

А потом... потом, разве не ясно уже всем, что не могут больше существовать государства, у которых в вечном движении народ и достояние? Как же при этом добывать руду и плавить железо, лить пушки, обороняться от вооруженного огнестрельным оружием врага? Нет, всему этому следует научиться. Всему нужно будет научиться: строить города, плавить железо, сеять хлеб. А у кого сейчас лучше учиться, чем у русских? И джунгары в том же положении. Только дикие нойоны не понимают или делают вид, что не понимают этого. Такие же дубины, сабли и луки в их войске. Всем туменам контайчи не совладать даже с теми войсками царицы, что стоят на сибирской линии. Но это только тысячная часть ее народа. Рано или поздно, а придется и джунгарам выбирать между Россией и Китаем. И джунгары тоже изберут Россию, потому что нет ничего хуже шуршутских императоров.

Пока что все эти лихие султаны, способные только скот угонять друг у друга, объявляют его предателем за то, что позволяет строить город Орск, за переговоры и присоединение к России. Нет, предатель не тот, кто умело ведет челн среди разгулявшейся бури и выводит его на глубокую воду. Это они предатели, крикуны, которые тянут страну казахов на джунгарскую мель, за которой явственно видны черные шуршутские скалы!..

И пусть не думают, что хитрит хан Абулхаир, присоединяясь к России. Он знает, с какими предложениями едет Тевкелев. Знает он и некоторых высокомерных и тупых российских правителей в приграничной линии, которые пишут на него доносы царице, обвиняя в лукавстве. Нет, он не лукавит и видит то, что будет впереди: доброе и злое, выгодное и невыгодное. И он согласится на предложение царицы отправить к ее двору своих сыновей. Так издавна поступали в мире. Не гостями и приближенными станут там его дети, а аманатами - заложниками. Что ж, он уверен в правильности своего выбора и не свернет с пути. А дети его пусть будут первыми из страны казахов, которые научаться там всему, что необходимо в будущем мире!

Его любимые сыновья Нуралы, Ералы, Батыр, Айшуак, Кожахмет, а от жены-джунгарки - Чингиз. Их хан Абулхаир не раз уже отправлял в русские крепости накануне принятия важных решений и совместных действий. При той кровавой междоусобице, которую время от времени устраивали в степи султаны, детям там было спокойней, да и российские правители тогда в большой степени доверяли ему.

Что же, у них были все основания относиться с подозрением к своим новым подданным. В 1731 году Тевкелев чуть ли не целый год добирался обратно из степи в Россию. Самовластные бии и султаны Младшего и Среднего жузов обвинили посла царицы в соглядатайстве и намеревались его убить. В то время как раз подчиненные России башкирские родовые вожди совершали набег на казахские земли, и это еще усилило враждебность к Тевкелеву. Русского посла тогда спас батыр Богембай и его родственник Есет-батыр, которые сопровождали затем посольство до самой границы... А те же нападения на русские караваны! Разве не вправе были подумать российские правители, что сам хан Абулхаир организует все эти беззакония? Там, у царицы, ведь большинство советников считают, что хан обладает полной властью...

Задумавшийся хан вдруг очнулся и повернул голову. Истошный женский крик и плач долетели до него. По степи неслись всадники, и впереди их на старом облезлом коне скакала пожилая простоволосая женщина.

- Ой... Ойбай-ай!..

- О, несчастье, несчастье!..

Значит, кого-то убили.. Да, как же он не понял сразу! Ночью в схватке с джунгарским контайчи погибли два джигита из отряда Тайман-батыра. Их нельзя было привозить в аул, чтобы не раскрылась тайна ночного нападения на нойона Серена-Доржи, и мертвых положили на околицей. Теперь их нашли...

- Ой, родной наш!

- Единственный!

Черный волкодав ощерился и рванулся вперед. Вопящая, рыдающая толпа промчалась неподалеку, но женщина и два или три ее родственника отделились и поскакали прямо к хану. Подскакав, она буквально свалилась с лошади и, царапая лицо ногтями, вырывая волосы на голове, поползла к нему. Абулхаир еле-еле сдерживал за ремень своего звероподобного пса, который стремился вцепиться в горло несчастной женщины. А она уже вставала с колен и подняла руку в знак проклятия:

- Знаю... Я все знаю.. Это ты, хан Абулхаир, послал на смерть моего сына... так будь проклят!... Пусть не будет тебе успокоения ни на том, ни на этом свете!.. Да вопить и скулить тебе в могиле вечные времена!

- Укороти свой язык, несчастная!.. - тихо сказал хан. - Не у тебя одной гибнут сыновья...

- О, будь проклят твой дед и прадед... Ойбай-ай!.. - еще сильнее запричитала женщина.

И вдруг пес-волковод вырвался из рук хана. Не успел он подскочить к горлу женщины, как черный курук просвистел в воздухе, и собака свалилась замертво с проломленным черепом. Это один из табунщиков на темно-рыжей кляче успел опередить пса.

В тот же миг что-то просвистело в воздухе, и табунщик слетел с коня, скрученный брошенным издали арканом. Подлетел один из ханских туленгутов-телохранителей.

- Ах ты, безродная собака! - закричал он. - А если бы угодил в повелителя?!

Абулхаир сделал знак рукой. Телохранители немедленно развязали табунщика. Тот помог взобраться в седло потерявшей сына матери, и они поехали прочь не оглядываясь...

Посмотрев с минуту на мертвого волкодава, хан Абулхаир тяжело зашагал обратно к своим шатрам. Телохранители отъехали в сторону.

Он шел и все никак не мог вспомнить, где видел этого табунщика, убившего его верного волкодава. В конце концов он вспомнил и его и женщину. Да, это она, та девочка!.. В буйные годы молодости он совершил небольшой веселый набег на каракалпакские аулы в низовьях Джейхундарьи. Там он и захватил девочку с братом. Она все хотела убежать обратно, потому что в родном ауле остался ее жених. Но ее каждый раз ловили.

Потом по приказу хана ее отдали в жены одному туленгуту. Стал туленгутом и ее брат. Женщина овдовела и как-то в трудную зиму приходила просить у хана помощи. Кто-то из ханских писарей занимался ее просьбой. Интересно, дали ли ей тогда что-нибудь?..

А сына ее, рослого, крепкого джигита, звали Хусаин. Из него получился бы со временем неплохой батыр. Да вот неосторожно подставил во тьме голову под джунгарскую саблю. Если бы погиб джигит в открытом бою, то горя было бы меньше. Но теперь, найденный где-то за аулом, в чистом поле, он приравнен к бродягам и соответственно будет похоронен.

Что же делать теперь? Ведь женщина всячески поносила его. Правда, никто не слышал этого. Но разве не уронит его авторитет такое потворство? Каким образом наказать женщину и ее брата?

Лишь поздним вечером очнулся хан Абулхаир от своих дум. Догорали костры возле юрт, пахло теплым кизячным дымом. Он привстал с камня и вдруг увидели, что сидит напротив большого черного круга. Здесь стояла веселая юрта его токал Нурбике...

III

Присоединение страны казахов к Российской империи трудно датировать каким-то одним документом. Это был длительный, растянувшийся на десятилетия, сложный и противоречивый процесс. И нельзя связывать его с именем только какого-либо одного или даже нескольких деятелей. Как всякое закономерное историческое явление, оно было вызвано самыми различными причинами экономического, политического и военного порядка, имело своих многочисленных сторонников и противников, которые избирали позицию в зависимости от династических, межродовых и внутриродовых споров, от политического и географического положения той или иной группы родов и племен, традиционной ориентации. Благодаря кочевому образу жизни и общему неустойчивому положению в степи, вызванному и усиленному джунгарским нашествием, позиция родовых вождей все время менялась. Вчерашний противник присоединения завтра становился ярым сторонником, и наоборот. Но так или иначе, колесо истории катилось, неутомимо отбрасывая с исторической арены все отстающее от жизни, уходящее в прошлое, косное и окаменевшее. Как всегда в таком случае, кровавые брызги летели из-под этого колеса во все стороны. Резкий, беспощадный и неудержимый ветер новой истории ворвался в Казахскую степь...

Хану Абулхаиру, согласно документам, была от царицы Анны Иоанновны выдана грамота, в которой подтверждалось, что "тебя, хан киргиз-кайсаков Абулхаир, и подвластные тебе войска принимаем в свое подчинение...". Сообразуясь с этой грамотой, Абулхаиру следовало служить царице верой и правдой, во время войны подчинять свое войско общему российскому командованию, не совершать набегов на поселения яицких и прочих казаков, а также на присоединившиеся к России народности: башкир, калмыков и других, не грабить русские караваны и немедленно возвращать на родину попавших в плен русских людей.

И когда в 1740 году хан Абулхаир подтвердил свое присоединение, а хан Среднего жуза Абильмамбет с племянником Аблай-султаном приняли присягу на верность русской царице, то все они, а также триста девяноста девять "влиятельных людей", в том числе батыры Богембай и Есет, каждый по-разному, представляли себе смысл, значение и формы вхождения в Российскую империю. Главное было то, что страна казахов к этому времени уже прямо и недвусмысленно опиралась на Россию, совмещая свои политические, экономические и военные интересы с интересами Российской империи. Это было исторически необходимо, и процесс этот развивался все более бурно, ломая на пути все преграды.

Какие бы осложнения ни возникали в дальнейшем (что неизбежно при таком процессе), джунгарское нашествие было все же приостановлено, и абсолютное влияние контайчи распространялось теперь лишь на южные казахские кочевья. Прекратилось также давление на страну казахов со стороны Бухарского и Хивинского ханств, а позже, уже в ХIХ веке, казахские земли, благодаря присоединению к России, избавились от посягательств иранского хана Надира, что тоже грозило великими бедствиями.

А колесо истории все катилось. Помимо Орска строился ряд российских укреплений по рекам Жаику и Илеку. Все больше царских войск присылалось на пограничную линию. С войсками приходили переселенцы из глубинных российских губерний, оседали на земле. Начинались неизбежные в таких случаях столкновения, исподтишка поощряемые как царскими чиновниками, так и феодально-байской верхушкой. Обе стороны всегда были едины в подстрекательстве к межнациональной розни. Уже в то далекое время, а особенно в связи с последовавшими вскоре пугачевскими событиями, они поняли, чем грозит им объединение неимущих слоев обоих народов...

Да, такова закономерность истории. Присоединение к России спасло страну казахов от уничтожения, вовлекло ее народ в современный мировой исторический круговорот, способствовало ускорению общественного и политического развития, оседлости и землепашеству, созданию новых форм торговли и промышленности. Но с самого начала этот процесс - в его общественном выражении - также закономерно разделился на две части, пошел в двух направлениях. С одной стороны, стали все активнее сближаться наиболее угнетенные и подавленные слои обеих наций: сначала переселенческая беднота - с рабами и батраками-табунщиками, затем - на царских "горных заводах" и рудниках - "работные люди", и, наконец, впоследствии, с быстрым развитием промышленности и железных дорог, появилсяместный пролетариат - наиболее революционная и следующая уже полностью в едином строю с русским пролетариатом часть казахского народа. Это сближение шло два с лишним века, развивалось вширь и вглубь, принимая самые разнообразные формы. Здесь были и многочисленные встречи передовой русской ссыльной интеллигенции с передовыми людьми и просветителями Казахской степи, и совместная служба офицеров из казахской родовой знати с революционно настроенными русскими гвардейскими офицерами-декабристами и последователями декабристов, и, наконец, царская каторга, ссылки и тюрьмы, куда тысячами попадала непрерывно бунтующая казахская беднота и где под руководством русских профессиональных революционеров формировалось ее классовое самосознание. Рука к руке пришли казахский и русский народы к своей великой цели, и произошло наконец подлинное воссоединение наций в едином социалистическом государстве... С другой стороны, как бы ни ненавидели некоторые ханы и султаны лишающий их относительной самостоятельности и многих феодальных вольностей царизм, они неминуемо сближались с ним, становясь самыми верными и жестокими его слугами. Только в этом сближении видели они свое спасение от поднимающейся с каждым годом все выше революционной волны, и колониальная политика царизма в этом отношении отнюдь не представляла какого-то исключения. Находились чиновники и даже генералы - умные, широкообразованные и мыслящие люди, которые, с присущей русскому широтой характера и его совестливостью, учреждали школы и больницы в подведомственных им краях, требовали от судей, врачей, почтовых работников и других рядовых чиновников, каждодневно общающихся с "инородцами", обязательного знания языка, нравов и обычаев местного населения. Было не раз, что такие люди ехали в Петербург, чтобы отстаивать там права "инородцев", защищать их от произвола и насилия. Казахский народ из поколения в поколение передает имена этих людей и чтит их память. А что может быть более чутким и справедливым, чем народная память!...

Но такие люди были лишь исключением, которое подтверждает правило. Первые казачьи дружины, пришедшие на "дикий брег Иртыша", отнюдь не состояли из великих гуманистов своего времени. И надсмотрщики на царских горных разработках не отличались справедливостью и кротостью нрава. Да и поселенцы пограничной линии тоже не были однородной массой. Вместе с бедными землепашцами, уходящими в Казахскую степь от немыслимого произвола и крепостного угнетения, на новые места, как всегда в таких случаях, ринулись авантюристы всевозможных мастей и калибров. Здесь же поселяли и отбывших свои сроки уголовных каторжан. Для всех этих людей даже в родных краях закон был не писан. А здесь перед ними возникали широкие возможности. Когда, например, по одному из царских указов уже ХIX столетия соответствующим ведомствам было предложено покупать в степи в жены переселенцам по пятнадцати рублей за штуку "девушек-сирот" из "инородцев", - то это стало у таких людей настоящим промыслом. Все приобретенные таким образом девушек конечно же числились по документам сиротами. Впрочем, удивляться тут не приходилось. Разве многим дороже стоила тогда русская крепостная девушка, которую также отрывали от родителей и продавали другому помещику?..

Если в коренных российских губерниях процветали казнокрадство, взяточничество и беззаконие, то в неизмеримо большей степени это проявлялось на колониальных окраинах. Если в Петербурге творился неправый суд, то вдвойне неправым он был где-нибудь в Каратале или Кокчетау.

Чем дальше, тем острее становились противоречия между этими двумя сторонами одного и того же исторического процесса присоединения Казахстана к России. И тем скорее привели к революции. В этом и заключается главная прогрессивная объективно-историческая реальность. В этом мудрость истории.

В 1737 году умер Самеке-хан, а ставший ханом Среднего жуза Абильмамбет находился слишком далеко от российских крепостных линий, но зато слишком близко к Джунгарии. Он решил наладить отношения с джунгарским контайчи. Для этого Абильмамбет признал его главенство над собой, послал к нему аманатом - заложником одного из своих сыновей, а в награду попросил возвратить древнюю столицу своих предков - Туркестан. С этой целью он намеревался направить своих послов к находящемуся в то время в Ташкенте Галден-Церену. Однако Абильмамбет вел эти переговоры втайне. Он не был уверен, что народ его поддержит, ибо вещий Бухар-жырау уже сказал прямо ему:

Никогда не станет старый друг твоим врагом,

Ибо кровь его смешалась с твоей во время клятвы...

И старый враг никогда не станет настоящим другом,

Ибо кровь его пролита твоей рукой!

Тогда и оренбургский губернатор генерал Неплюев поспешил укрепить свои отношения вождями Среднего жуза ханом Абильмамбетом, Барак-султаном и молодым султаном Аблаем. Это взволновало хана Абулхаира, мечтавшего при поддержке России властвовать над обоими жузами. К тому же оренбургское начальство не удовлетворило его просьбу о разрешении на пользование пастбищами между Волгой и Жаиком. В результате воинственные родовые вожди Младшего жуза стали оказывать неповиновение хану Абулхаиру, а аргынские и кипчакские племена торайгыр, каз, кедел, утей, таз, кыркмылтык, айдерке, акташы, такшы и бакай, населявшие пойму реки Тургай и относящиеся к Среднему жузу, но подчинявшиеся до сих пор Абулхаиру, стали откровенно говорить о желательности выхода из-под его власти. Они думали этим ослабить с каждым годом усиливающееся давление царских поселений на их земли. По указу Анны Иоанновны размер налога на казахские кочевья был незначителен. Два жуза вместе платили в царскую казну всего-навсего от одной до трех тысяч штук лисьих и корсачьих шкурок в год. В первые годы и этот налог сдавался от случая к случаю. Теперь же, в связи со строительством новых укреплений, царское правительство стало брать эти налоги в виде продуктов и скота. Основная тяжесть этого налога легла на находящиеся поблизости аулы Младшего жуза. К этому прибавились и злоупотребления чиновников. Начался ропот. "Если уже сейчас берут от нас скот, то что станется, когда крепости будут построены?" - говорили люди.

Казалось, на двадцать лет постарел за один этот год хан Абулхаир. Энергичный и деятельный в прошлом, он теперь мог часами сидеть в одиночестве, глядя в одну точку. Скулы его обострились, щеки ввалились, и ни кровинки не было в пожелтевшем лице. В живых некогда глазах потухли огоньки, и они стали от этого совсем белесыми. Когда он сидел вот так, не верилось, что этот сухой старик и есть тот самый хан Абулхаир, который во главе конной лавы мчался на джунгар, пробивая их тесно сбившиеся тумены.

Но так или иначе, хан Абулхаир не был тем поставившим перед собой великую цель человеком, который, увидя крушение своих планов, подобно раненому орлу, падает с высоты на скалы и разбивается насмерть. Нет, он продолжал думать о том, как хотя бы ползком добраться до вершины, а если не удастся, то хоть отомстить своим врагам. При таком состоянии духа все методы хороши...

Одинокий холм в степи, который облюбовал себе хан Абулхаир, был тем самым, у которого когда-то безродный туленгут убил острым куруком его любимого волкодава. Как всегда, он сидел здесь на заранее расстеленном прислужниками жестком ковре, а рядом, у правой ноги, присел его первенец - султан Нуралы. Слишком долго сегодня беседовали они, и оба были невеселы. Время от времени Нуралы бросал искоса взгляд на отца, но тут же отводил глаза, встречаясь с холодным как лед взглядом Абулхаира. "У хана есть сын до тех пор, пока сын не пожелает стать ханом" - гласит пословица. Пока что султан Нуралы властвует над целым краем, уступленным ему отцом, но кто знает, что кроется в душе у этого беспокойного и, не в пример отцу, суетливого человека...

- Итак, ты предлагаешь, чтобы я в разговоре с Неплюевым выказал свою твердость и независимость? - спросил Абулхаир краешком глаза наблюдая за сыном.

- Нет, поздно уже это делать... - Нуралы даже несколько раз помахал отрицательно рукой. - Поздно... Сейчас нужно по возможности найти с ним общий язык.

- Захочет ли он найти теперь общий язык?

- Если бы ему этого не хотелось, Неплюев не приглашал бы тебя в Оренбург, отец.

- Не только обо мне он тоскует... - невесело усмехнулся хан Абулхаир. - Такие же приглашения посланы, мне кажется, на равных и в Средний жуз. Но разве Анна Иоанновна в своей грамоте не назвала меня "Абулхаиром, ханом всей Киргиз-кайсацкой орды?!" В качестве подвластных мне земель императрица перечислила и земли Среднего жуза. Почему же теперь губернатор царицы не признает этот мой титул, если действительно желает найти со мной общий язык?

- Но, отец, подумай о том, что столько лет прошло... Твои сила и влияние уже не те, что были когда-то. Абильмамбет с султаном Аблаем вовсе тебя не слушаются. А чтобы поссорить их с губернатором нужно искать другой путь!..

- По всему видно, что ты уже нашел его!

- Все равно мой повелитель-хан опять не последует моему совету.

- А ты следуешь моим советам?

- Когда у малыша прорезались зубки, пережеванная пища уже во вред ему!

- Вот как ты заговорил!

Отец и сын замолчали... Им было о чем подумать. Оренбургский губернатор Неплюев пригласил хана Абулхаира на встречу в новый город Орск, находящийся на одинаковом расстоянии от ханских ставок как Младшего, так и Среднего жузов. К таким вещам с глубоким вниманием относятся в степи, и казахи сразу поняли, что наместник царицы с одинаковым почтением относится к вождям обоих жузов, в то время как раньше он всегда отдавал предпочтение хану Абулхаиру. К тому же на встречу был приглашен молодой султан Аблай из Среднего жуза, но не был позван султан Нуралы, самостоятельно ханствующий над прижаикскими родами. Впрочем, это устраивало хана Абулхаира, давно уже замечавшего притязания Нуралы на свое место. Знал он также и то, что Нуралы ведет какие-то свои дела с русскими чиновниками, которые пока не признали его обособленное ханство. Ради этого и для того, чтобы занять место отца, Нуралы был готов на все. Если Абулхаир стремился при переговорах с российскими послами отстоять, хоть в ограниченной форме, свою самостоятельность, то Нуралы думал о себе и готов был хоть завтра записать крепостными всех жителей прижаикских кочевий...

- Вот как ты заговорил! - повторил хан Абулхаир.

Им вдруг овладела слепая старческая ярость. Рука хана сама потянулась к инкрустированному серебром и драгоценными камнями посоху, чтобы ударить по ненавистному лицу сына, по его бегающим глазам. Он уже не видел, что рука сына неслышно метнулась к хивинскому кинжалу на поясе. Но в этот момент раздался лошадиный топот. Оба повернули голову и увидели, что к холму подъезжают младшая дочь Абулхаира Жанат и сын его от жены-джунгарки Чингиз...

Жанат стройна, смуглолица и сухощава, как отец. И в серых отцовских глазах ее читалась отцовская упрямая воля. Сразу было очевидно, что эта черта характера явно преобладает над ее красотой. Да и одета она была не в приличествующее девушке платье с оборками, а в мужскую воинскую одежду. Так в те годы одевались дочери и жены тех джигитов, которые уходили вместе с ними в летучие конные отряды, год за годом ведущие непримиримую партизанскую войну с джунгарами. Здесь же не к чему было так одеваться, тем более дочери хана. На ней был суконный бешмет с короткими рукавами и плотно подогнанной талией, широкие брюки с расшитыми манжетами, на поясе висел кинжал в серебряных ножнах, а косы девушки с недорогой подвеской были привязаны по бокам к поясу. Ей явно было уже около двадцати лет, что по степном канонам того времени считалось чуть ли не старостью. Вместе с тем она была не замужем, и горькая складка у рта говорила о том, что вряд ли предстоит расцвести этим суховатым губам...

Султан Чингиз, с явно джунгарским широким лицом и раскосыми глазами, коренаст и похож на борцов - палуанов. Его чекмень из тонкой пряжи и с воротником их черного бархата перепоясан простым ремнем из верблюжьей кожи с прицепленным сбоку кинжалом.

Приняв положенные приветствия от детей, хан строго спросил:

- Вы ко мне по делу или просто набрели в степи на нашу беседу?

Никто бы не подумал, глядя в его бесстрастное лицо, что несколько мгновений назад он готов был убить собственного сына. Вперед выступила Жанат:

- Нет, сегодня утром вы сказали тетке Каракыз, чтобы готовила в дорогу Чингиза. Мы прискакали узнать, куда, когда и на какой срок он едет...

- Ладно, едем! - бросил, вставая с ковра, хан.

В сопровождении молчаливых тулегенов все понеслись к Иргизу.

Да, сегодняшнюю ночь хан Абулхаир провел в юрте своей средней жены Акилим-ай из рода жагалбайлы - самой красивой из его жен после злосчастной Нурбике. В минуту рассеяния он обещал ей, что возвратит из Оренбурга живущего там в качестве аманата - заложника ее сына Кожахмета. "О мой хан, разве не настало время вернуть нашего любимого сына... шептала она во тьме. Да отправь ты пока вместо него Чингиза от твоей токал. Он уже подрос, и ничего с ним не сделается!" И хан обещал...

Нет, не одна женская просьба заставила его поступить так. Он подумал и о том, что влиятельный род жагалбайлы, живший раньше вдоль Ори, после постройки крепости лишился многих пастбищ и выражает недовольство. Обо всем приходится думать хану..." Лягушка помочится, и то уровень озера выше". Увидят жагалбайлинцы своего отпрыска от его ханского корня и смягчатся, не станут открыто обвинять его в своих бедствиях.

Подскакав к юрте своей нынешний токал - джунгарки, хан слез с коня и в сопровождении Чингиза переступил порог:

- Чингиз уедет надолго... Возможно, года два-три не появится в ауле. Готовь его в дорогу посерьезней!

Каракыз побледнела и молча склонила голову. Настоящее ее джунгарское имя было трудно произносимо для казахов, и, когда привезли ее в аул, женщины дали ей новое имя по цвету ее смуглого лица: "Черная девица".

- Ничего, ты уже большой джигит! - сказал хан, увидев, что побледнел и сын. - Пора повидать другие страны, выучиться делу, получить воспитание...

И все поняли, что Чингиза отправляют аманатом к царице,

Как будто они дождались выхода хана из юрты, из-за холма вылетели трое всадников...

- Это Кудабай... - Хан повернулся к Жанат. - А ты ступай домой!

Жанат явно не хотелось уходить, но пришлось, Передав поводья своего коня прислужнику, она пошла к своей юрте, не переставая оглядывался. На это у нее были свои причины...

Кудабай - красивый плечистый джигит, толмач и писарь ее отца, давно уже пользовался благоволением смелой и решительной девушки. Но разве позволительно чистейшим тюре-чингизидам родниться с каким-то простолюдином? И они встречались тайно, хоть не бывает в степи так, чтобы тайное не стало явным. Еще в позапрошлом году Жанат должны были отвезти к знатному жениху куда-то к Джейхундарье, но она заболела тифом. В прошлом году, не желая расставаться с Кудабаем, она снова сказалась больной и даже ездила на лечение в Хиву. Уже неделю отсутствовал Кудабай по ханскому поручению, а она все не находила себе места, словно курица, которая должна снестись...

Было одно великое преимущество у Жанат перед всеми остальными людьми. Суровый и скрытый хан Абулхаир доверял ей многие свои тайны. Отец - самый правильный судья своему ребенку, и хан Абулхаир чутьем понимал, что дочь вся - от головы до пят - уродилась в него и тайны тонут в ее памяти, как в бездне. Вот почему, едва получив приглашение от Неплюева и узнав, что такие же приглашения посланы Абильмамбету и Аблаю в Средний жуз, он послал в Оренбург свою дочь Жанат с пятнадцатью джигитами сопровождения. Больше никому не решился доверить он такое важное дело...

В кожаной сумке на шее у Жанат было донесение губернатору Неплюеву.. "Хан Абильмамбет якшается с джунгарским контайчи. Если Галден-Церен возвратит ему город Туркестан, то он подчинится ему и пошлет в его ставку сыновей - аманатов. Советую потребовать от него того же и не выпускать Абильмамбета до прибытия его сына в Оренбург..." И все же... все же Жанат рассказала о доверенной ей тайне. Могла ли она не рассказать этого любимому Кудабаю...

А Кудабай... Кудабай служил курочкой тому, у кого быстрее созреет просо. Под блестящей личиной в его душе тлели головни коварства. Писарская совесть его могла быть поколеблена чашкой крепкого душистого кумыса. Что уж тут говорить о чаше доброго хлебного вина, употреблять которое он одним из первых в степи научился у орских бражников. И вот такому человеку поручил начавший терять свой нюх хан Абулхаир проникнуть в шатер к своим противникам-родичам из Среднего жуза и разузнать, что там готовится. Чего же удивляться тому, что уже в первый день приезда его в Средний жуз хан Абильмамбет знал все то, что было доверено отцом воинственной Жанат...

Кудабай, как было положено, ловко скатился с коня и пал на колено перед ханом Абулхаиром.

- Здравствуй, здравствуй, свет моих глаз! - ответил на его приветствие хан, ощупывая фигуру доверенного гонца и задержав взгляд на новом дорогам серебряном кинжале у его пояса.

Кудабай заметил это и быстро сорвал кинжал с пояса:

- Вот видите, мой повелитель-хан, что преподнесли мне в Среднем жузе как гонцу хана Абулхаира!

- Вижу, вижу...

Абулхаир и в голову не пришло связать этот кинжал с тайной, доверенной им дочери. Он подумал, что, если Абильмамбет с молодым Аблаем разорились на такой подарок для его писаря - значит, дела идут не так уж плохо.

- Ну, говори, что видел, слышал? - сказал он, когда они прошли в среднюю ханскую юрту и остались вдвоем.

- Много увидено, услышано, мой повелитель-хан. Но главное то, что не хотят в Среднем жузе ссоры с царицей.

- С контайчи, насколько я понял, они ведут разговоры лишь для отвода глаз!