Глава 30. С волшебным сосудом в руках, я все же должна была оставаться голодной целый день: как только я поем

С волшебным сосудом в руках, я все же должна была оставаться голодной целый день: как только я поем, сосуд перестанет производить пищу. Поэтому, в то время как остальные завтракали, обедали и ужинали, я постилась, до полуночи ожидая незваных гостей. Меня это ничуть не смущало. Ради того, чтобы накормить сотни, один может и поголодать. С этими мыслями я каждый день кормила лесных жителей, в том числе птиц и зверей, насекомых и червей. Да уж, в лесу Камьяка даже насекомым и червям голодать не пришлось. После того, как все поели, я могла утолить голод и жажду.

Женщина – мать, полная амриты. Как только на свет появляется ребенок, мужчина становится отцом, а женщина – матерью. Но именно женщина направляет в рот ребенка струю амриты. Мужчина не способен на это. Поэтому женщина – кормилица, Аннапурна. Для женщины естественно находить радость в том, чтобы наполнять желудки. Как женщина, я отчасти воплощала собой богиню Аннапурну, и утолять голод и жажду других было для меня праздником. Я всегда благодарила Господа Сурью за волшебный сосуд.

Время от времени я вспоминала своих детей и Абхиманью. Мужчины, женщины, дети, стар и млад, - в лесу Камьяка все ели вместе. Подавая пищу, я замечала, что сердце мое побаливает. Что же едят мои сыновья? Готовит ли Субхадра их любимые блюда? Когда я вспоминала своего младшенького, сына Сахадевы Шрутакарму, из грудей моих начинало течь молоко. Вплоть до печального дня нашего изгнания он оставался грудным ребенком. В царстве сакхи Кришны никто не голодает, но без материнского молока мое чудо будет плакать. Он может вырасти худышкой. Мою кухню обожал даже Абхиманью. Ответственность за всех детей лежала на Субхадре, но кормила их именно я. Изливая свою материнскую заботу на шабарских детей, я пыталась утолить боль разлуки с сыновьями.

В лесу Камьяка наша хижина была на некотором расстоянии от стоянки шабаров. Каждый день я ходила к шабарам, все более и более сближаясь с ними. Когда я не приходила, все они в тот же день появлялись у нашей хижины: «Чем мы вас обидели? Почему тебя не видно?» Меня трогала невинная любовь этих простодушных людей.

Последователи Кирмира, Кират и Вират, отказались от своего обета истребить кшатриев. Теперь они были друзьями Пандавов, их последователями. В лесу Камьяка больше не было места ненависти и насилию. Мудрецы и отшельники могли безбоязненно совершать здесь свои обряды, которыми шабары тоже заинтересовались. Лес Камьяка стал местом единения ариев с не-ариями. Пандавы одевались как шабары, в древесную кору. Внешностью и поведением они все больше напоминали туземцев, причем Бхима казался их вождем. Я оделась как шабари. Принимая участие в их праздниках и обрядах, мы забыли, что мы -потомки царственного арийского рода, пришедшие сюда из Индрапрастхи и рано или поздно вынужденные туда вернуться.

Одна-единственная мысль не давала мне покоя: мысль о детях. Глядя на игры шабарских детей, я звала своих. Молоко текло из моих грудей. Я думала: если мне суждена разлука с детьми, то почему же мои груди по-прежнему полны молока? Когда я видела какую-нибудь шабари, кормящую младенца, мои груди наливались, а из глаз текли слезы, и я спрашивала мужа:

- Когда же кончатся эти муки?

Юдхиштхира сострадал мне, но в то же время оставался отрешенным, словно йог:

- Ягьясени! Будь благороднее, смотри на вещи шире. Считай всех этих детей своими, и ты обнаружишь, что разлука с твоими пятерыми сыновьями больше не причиняет тебе боль. Ты – мать, ты – подательница жизни, ты полна амриты. Сердце матери широко, как океан. Пусть же твоя материнская любовь прольется на бесчисленные страждущие души этого мира. Подари свою любовь всем и каждому. Вот увидишь, ты станешь самым счастливым человеком на свете.

Слова Юдхиштхиры были подобны букве священных писаний. Каждый его совет был в высшей степени похвален. Но как последовать им? Чтобы вернуть себе спокойствие, я приняла слова Юдхиштхиры всем сердцем, излив свою материнскую любовь на жителей шабарских деревень.

У Вирата были два сына-близнеца, Камбу и Джамбу. Оба – кожа да кости. Мне было жаль их. Почему эти двое так отощали в столь чудесном лесу, полном фруктов? Лежа на полу, они таращили на меня свои глазенки и сосали тонкие пальчики. Чем бы утолить их голод? Они всё плакали и плакали. Я спросила жену Кирата, Шрию:

- Их мать ушла в лес? Почему они такие тощие? Неужели матери нет до них никакого дела?

- Да, она ушла и не вернулась - много дней назад ее унес тигр. Этим двоим было всего-то два месяца от роду. Теперь их мать я, но вопреки всей любви моего сердца молока у меня нет. До сих пор я не стала матерью, откуда же в моей груди взяться молоку? Я не знаю, что делать…

Со слезами на глазах Шрия смотрела на детей. Я немедленно взяла их на руки. Из груди потекло молоко.

- Не обижайся, сестра. Я должна их спасти.

- О чем речь? Это великое счастье! Но…

- Что? – встревожилась я.

Шрия смиренно сказала:

- Ты – арийка. Вскормив неарийских детей, ты наверняка преступишь свою дхарму. Ты же знаешь, что случилось с Экалавьей…

Я взяла Шрию за руку:

- Сестра, забудем прошлое. Арии, не-арии – все это людские выдумки. Мы с вами одной крови, мы вскормлены одним и тем же молоком. Позволь мне стяжать благочестие!

Шрия серьезно сказала:

- Ты должна подкрепиться. У кормящей матери особая диета; если она будет питаться вместе со всеми, это может повредить детям. Так ты поешь у нас? Но… ты ведь арийка, как же ты примешь пищу из неарийского дома?

- Шрия! Господь Рама принял надкушенные шабари фрукты, и слава Его от этого не померкла. У моего мужа Бхимы есть еще одна жена, Хидимба. Так вот, она – ракшаси! Арджуна женат на царевне патальских нагов, Улупи. Мы дружим с жителями всех трех миров. Поэтому я приму пищу из твоих рук как амриту, которой наполню затем голодные рты этих детей.

Шрия немедля накормила меня. Я покорно съела все предложенное, после чего покормила младенцев грудью. Домой я вернулась с чувством глубокого удовлетворения и с миром на душе, убедившись в истинности слов Юдхиштхиры. С того самого дня, накормив остальных, я отправлялась в деревню шабаров. Там я делила трапезу со Шрией, а затем изливала свою материнскую любовь. Постепенно дети подросли и окрепли. Они стали звать меня мамой. Я стала матерью мира, Аннапурной, в глазах которой все равны, которой неведомы расовые, религиозные различия, для которой не существует правителей и подданных. Теперь я была счастлива. Для матери человек – это всегда дитя: дитя вечности.