The Телки. Повесть о ненастоящей любви 12 страница

Мы откидываемся на подушки, лежим несколько ми­нут, после чего Ленка хихикает и говорит:

— Не успела она и опомниться!

Это у нас, типа, шутка такая с давних пор. Только если раньше она катила за шутку, то сейчас раздражает. Я за­крываю глаза. Интересно, как так получается? Почему все фишки, ужимки, присказки или движения, характер­ные для девушки, с которой ты живешь, раньше каза­лись тебе милыми, а сейчас выглядят нелепыми и раздражают? Почему со временем тебя бесят все детали, в которые ты когда-то влюблялся?

— Я тебя обидела? — вопрошает Лена, приподняв­шись на локте, отчего ее левая грудь выглядит какой-то размазанной. — Ты странно реагируешь.

— Нет, все окей, honey!

— Я же вижу, что все совсем не окей!

И давно ты это видишь?

— Ленка, я тебя умоляю, все cool!

— Не надо меня умолять! Андрей, что происходит?

Ого, в девочке проснулся зверь! Опять предложишь жениться, зайка?

— Я просто немного устал вчера, не обращай внимания.

При чем тут усталость? — Ленка подползает ко мне. — Я заметила, что ты стал раздражаться на меня по любому поводу. Раньше тебя мои шутки смешили — или я что-то путаю?

— Нет-нет. Это я себя с кем-то спутал, — тихо говорю я и валю в ванную.

Пока я включаю душ, Ленка бубнит что-то за дверью.

Я чувствую бурление в животе и подступающую голо­вную боль. Начинает мутить, причем не похмельно, а словно после пищевого отравления. Что же я съел-то вчера? Ужас…

Открыв шкафчик с туалетными принадлежностями, я раздвигаю бесконечные ряды баночек, скляночек, упаковок с тальком, дезодорантов, кремов и туалетных вод, прежде чем нахожу по-настоящему нужные вещи: шампунь, гель для душа и тюбик зубной пасты «Lacalut», которой я вчера писал на зеркале. Судя по тому, в какой последовательности девушки расставляют туалетные принадлежности, можно сделать вывод о том, что они бреют подмышки, обливаются духами и присыпаются тальком в десять раз чаще, чем моют голову и чистят зубы. Хотя, безусловно, все наоборот, и эта неразумная дислокация вещей — лишь еще одно доказательство абсурдной женской логики. Напоследок я цепляюсь взглядом за пластинку с темно-коричневыми капсулами «Фестала». О, кстати! Выдавливаю две капсулы, прогла­тываю, что твой крокодил в зоопарке, потом решаю, что две — слишком мало для победы над бурей в животе, и глотаю еще пару. За дверью Ленка продолжает свои «бу-бу-бу». Стараясь не вникать, намыливаю голову, за­крываю глаза и читаю на память один из своих текстов, думая о репетиции.

В конце концов Ленка открывает чем-то дверь, вры­вается в ванную (фу, какая бестактность!), выключает воду и возвращается к теме моего неадекватного, по ее мнению, поведения. Вопросы сыплются один за дру­гим: «Что случилось?», «Почему ты молчишь?», «Какого черта?».

— Лена, голый человек не способен давать показа­ния, you know? You have killed me, — говорю я, сидя в пустой и мокрой ванне.

— У тебя…— Лена нервно поправляет спутанные волосы. — У тебя другая женщина?

В этом своем отчаянии пополам с агрессией она дико сексуальна.

— …Нет… просто, — отвечаю я честно, — просто не­удобно, что не дал тебе кончить, honey.

Я опускаю глаза и вижу набухающую эрекцию. Вто­рой сеанс мы проводим в ванной.

Минут через двадцать мы сидим на кухне, завернув­шись в полотенца, и пьем кофе с вишневым вареньем.

— Давай я тебе омлет сделаю! — предлагает Ленка.

— Спасибо, зайка, только мне сейчас не хочется, в животе бурлит — я только что четыре капсулы «Фестала» саданул.

— «Фестала»?! А где ты его взял?! — изумляется Ленка.

— У тебя в ванной, в шкафу.

Воистину, еще одно доказательство бардака, царя­щего в женских головах: сначала бессистемно навалят кучу предметов, а потом сами не могут вспомнить, где что лежит.

— Андрюш, у меня в ванной никогда не было «Феста­ла». Где ты его нашел? Ты, наверное… — Ленка встает, идет в ванную и возвращается с упаковкой капсул. — Это? Ты это «Фесталом» называешь?

— Ну да, — усмехаюсь я.

— Андрюш, и сколько ты их выпил?

— Четыре штуки, чтобы наверняка.

— Ты с ума сошел? «Фестал» в таблетках, а это — «Перфектил»!!!

— А что это? — чувствуя подставу, вопрошаю я.

— Мне эти капсулы подруги из Лондона присыла­ют, они в Москве в диком дефиците, а ты взял и сожрал практически мой недельный курс! — Лицо Лены вы­ражает неподдельную обиду. — Да на этом комплексе сидят все топ-модели: Кейт Мосс, Наоми… Он даже в Европе не везде продается, а ты его жрешь вместо «Фестала»!!! «Не ешь, братец, козленочком станешь»!

— Лена, relax, что такого произошло? — Я чувствую, что бурление в животе возобновилось. — Что это за «Перфектил» такой? Я после него умру и сразу вернусь на землю в образе Кейт Мосс?

— Не смешно!

— А я бы хотел!

— Кристи Тарлингтон назвала «Перфектил» «Му second life»!

— «Second life» — это игра такая компьютерная…

— Это у вас игра, а у женщин — вторая жизнь! Это витаминный комплекс, который после тридцати дней приема восстанавливает кожу, ногти после него не ло­маются, волосы становятся гуще. Ну что я тебе расска­зываю, ты же не модель! — Ленка укоризненно качает головой. — Что за манера тянуть в рот все, что ни попадя?

— Лен, а от изжоги и пищевого отравления он по­могает?

— Я не в курсе, я его только по прямому назначению применяю. — Она открывает шкаф и кидает мне упаков­ку. — На, почитай.

На белой картонной коробке надпись «"Перфектил", капсулы. Рекомендуется при повышенной ломкости ног­тей, изменении структуры волос, сухости кожных покро­вов, дерматитах, псориазе и эпилепсии».

— Он и эпилепсию лечит? — Что? — она берет упаковку в руки, — Не эпилеп­сию, а алопецию. Это значит «облысение».

— Понятно, — тяну я, непроизвольно пригладив во­лосы.

— В общем, Андрюш, сделай милость, если тебе попа­дется на глаза еще что-нибудь, сначала у меня спроси, а потом ешь. Договорились? А то в другой раз тесты на бе­ременность с жвачкой перепутаешь, — смеется Ленка.

— Ладно-ладно. Common, — деланно сержусь я.

— Хочешь еще варенья? — Ленка гладит меня по го­лове. — Иногда мне кажется, что ты еще ребенок.

— Так и есть, — смеюсь я. — Варенье нереальное.

— Это мама. Представляешь, она до сих пор ва­рит, — говорит Ленка, облизывая ложку.

— С ума сойти!

«Лучше бы она гашиш варила», — я тоже облизываю ложку.

— Когда я его ем, каждый раз вспоминаю, как в де­тстве бабушка с мамой летом варили на даче варенье, а я им помогала.

Просто какая-то «Моя семья»!

— Знаешь, а в Штатах никто варенья не варит.

— Правда? Я не знала. Значит ты, бедный ребенок, рос без варенья?

— Без варенья. — Я отрицательно мотаю башкой. Мы целуемся.

Дальше идет столь же трогательное и умилитель­ное обсуждение всяких прикольных вещей из детства. Вспоминается «Faserland» Кристиана Крахта, в котором герой мальчиком любил высовываться из окна поезда и ловить ветер. В такие моменты он думал о том, что заодно с ветром ему на лицо попадают капли мочи из вагонного сортира. Хотел было выдать эту историю за свою, да боюсь, не проканает за sweet memos. Под не­торопливое поедание варенья в одно касание проходит тема свадьбы и устроения торжеств, на что я говорю, что в Америке такие темы принято обсуждать только за ужи­ном в день помолвки. Этот ответ ранит Лену в голову, причем настолько тяжело, что мне даже удается тактич­но наврать о своей репетиции через час. Превратившая­ся в сахарную вату Елена грустно кивает.

— Давай сегодня после твоей репетиции сходим куда-нибудь, потанцуем, — говорит она, прощаясь со мной на пороге. — Мы никогда не были в клубе!

— Honey, I'm a private dancer. Я не люблю клубы, — печально улыбаюсь я в ответ.

— Тогда, может быть, поужинаем? — делает она еще одну попытку.

— Мои друзья не простят, если я свалю с репети­ции. They gonna rape me, you know, — грустно говорю я. — Хотя, если честно, не так уж мне и хочется репети­ровать. — Я провожу пальцем по ее губам.

— I'm gonna rape you too. — Она целует меня вза­сос. — Позвони, если получится! Я сегодня целый день дома. Может, подруга приедет.

— Маша? — зачем-то спрашиваю я.

— Нет. Ты ее не знаешь, — смеется Ленка. — А по­чему Маша?

— Потому что я ее не знаю. Подумал — пусть будет Маша. Красивое русское имя…

Дома открываю почту, вытираю сотню писем спама, отвечаю на какие-то каменты в своем ЖЖ, в очередной раз напрягаюсь, что нет письма от рекорд-лейбла, зато вижу письмо от Даева: «Привет, Андрей!

Оклемался? В любом случае, привет. В аттаче — текст статьи. Будет круто, если напишешь и пришлешь на со­гласование сегодня. Иначе не успею подписать.

Вадим».

Надо же, не забыл! А я-то думал, понты кидал, клоун. Посмотрим, что у тебя за «косметика для гламурных жи­вотинок»…

«Косметическая линия для собак Doggy-M (черт, и здесь doggy!) от MIORR ® включает в себя шампунь, кондиционер, гель, защищающий от насекомых, дезодо­рант, — гласит рекламный кит. — Средства этой линии не вызывают аллергии у собак всех пород, за исключе­нием служебных. Они обладают абсолютно нейтраль­ным запахом, неспособным повредить нюху маленьких питомцев. Помимо защиты от насекомых косметика и парфюмерия Doggy-M от MIORR ® восстанавливает пов­режденные кожные покровы, улучшает рост шерсти и придает ей блеск, а также ежедневно дарит вашим лю­бимцам дополнительную бодрость. Кроме того, Doggy-М от MIORR ® — косметика на каждый день: в дождь, снег и слякоть ваши собаки защищены от воздействия погодных условий двадцать четыре часа в сутки. Целе­вая аудитория инициированной публикации — "дамы с собачками". Дамы из светской тусовки и их маленькие подружки». Надеюсь, последнее про вибраторы? Не уга­дал…

Вот, собственно, и вся информация. Да, еще сведе­ния об упаковке: каждый продукт помещен в индиви­дуальную дизайнерскую упаковку из стали. Негусто.

Подумать о том, чтобы втянуть этот продукт в гламур, мог только самый невменяемый бренд-менеджер. И правда, кому такое понадобилось? Ориентировочная стоимость продукта — от сотни евро в рознице. Нихуя себе! Опа-па! Они там как рынок-то просчитывали? Интересно, сколько найдется идиотов, способных ежене­дельно тратить по 300 — 500 евро на своих слюнявых сволочь-терьеров, а? В Европе, наверное, немного, раз они решили запускать бренд в России. Они думают, что тут даже собаки в списки «Форбс» попадают? Нет, ре­ально, вы подумайте, до чего мы тут дошли — с такими приколами скоро собачий Петя Листерман появится. Ага. Будет выдавать беспородных дворовых сук за ко­белей с Рублевки. Если разобраться… если разобрать­ся, это две штуки, так что пиши и не выебывайся, тоже мне, Че Гевара, зовущий «маленьких питомцев» на бар­рикады…

С чего бы начать? А главное — о чем писать-то? Google еще ничего не знает про косметику для собак от MIORR, списывать из Wikipedia статью про шампуни для животных как-то негламурно. Могут спалить. Позвонить знакомым? Да они на собственную косметику столько не тратят. Чего же делать-то? Двушка, двушка, двушка… Я наливаю себе еще кофе, заставляя мозг включиться, возвращаюсь за компьютер и начинаю:

«Вы хотите, чтобы ваша собака пахла лучше, чем ваша горничная?» А! Нет, не то. Слишком пафосно и неполит­корректно. С другой стороны, иные собаки дороже иных горничных. Такое не пропустят. Двушка, двушка, двуш­ка… Черт! Почему вместо того, чтобы думать о материа­ле, я думаю о бабках? Голова совершенно пуста. Может, использовать «оружие возмездия Рейха», припасенное на черный день? Выбора нет. Думаю, сейчас как раз такой случай.

Я падаю на колени, скорчиваюсь в три погибели, на­чинаю шарить под шкафом. Кроме пыли — ни черта. Но где-то он был! Это же не мираж! Бегу в туалет и возвра­щаюсь со шваброй. Минуты две лихорадочно возюкаю туда-сюда, затем выуживаю несколько фантиков, гору пыли и (звучит бравурная музыка, например, «Лунная соната») пачку сигарет, в которой (конечно, это не ми­раж) — половина косяка, заначенного пару месяцев назад.

«Собаки, как и люди, страдают от недостатка вни­мания. Им тоже хочется посещать гламурные вече­ринки и встречаться там с клевыми кобельками и сучками!» — начинаю я заново. Да… косяк ушел за минуту, кофе — еще за полминуты, последние мыс­ли о статье улетучились вслед за кофе. Я отхожу от компа, чувствуя, как голова наполняется дурманом, и включаю телевизор. Там идет реклама пива для лохов: в ролике трое друзей обсуждают своих умных знако­мых и родственников. «У моего дяди — аналитичес­кий склад ума» (в кадре появляется ангар с надписью: «аналитический склад»). Потом еще что-то, потом эти спорящие об интеллекте бараны пытаются отгадать в кроссворде слово из четырех букв, которым обознача­ется содержимое головы. В конце концов они бросают это дело и выпивают пива. Просто. «Без понтов». Еще бы: какие уж тут понты, если ты дебил. Нет, положи­тельно, в качестве рекламной идеи колхознику можно впихнуть что угодно!

Вслед за пивом идет нарезка какого-то быдлованского фильма. «"Морские дьяволы-2", — говорит стальной голос за кадром, — их ждали, и они вернулись. Старые друзья!» Скажите мне, кто ждал этих самых «Морских дьяволов-1»? И кому нужны «Морские дьяволы-2»? Воистину — план меня не берет, зато ящик убьет точно!

После этого трэша, когда я уж было решил, что от заказняка придется отказаться, когда все уже пред­ставлялось безвозвратно потерянным, приходит она! Муза! Она появляется в виде Пенелопы Крус, реклами­рующей шампунь. Я вырубаю телевизор, несусь на кух­ню, разбрасываю в разные стороны стопку глянцевых журналов, пылящихся на подоконнике, пока не нахожу пару женских журналов. В первом же мне попадаются нужные статьи: «Сливки для волос» и «Кожа как гля­нец»…

Все гениальное действительно просто. Сменить жен­щин на сук — чего тут голову ломать? Главное — даже сути не меняет. Дальнейшее идет как по маслу:

«Ваша сука (стерто) собака — настоящая сука (зачеркнуто) леди. Еще бы — у нее такая хозяйка! Вы берете ее с собой повсюду — на выставки, презен­тации, в кино, в рестораны и кафе, на показы мод в Милан, на выставку роскоши в Пекин. Она такая душ­ка! Той-терьер, чихуа-хуа или йоркшир. Такая собака стоит целого состояния! Гламур, гламур Doggy! Даже в любимом СПА-салоне вы расстаетесь с ней только в солярии. Стоп!

А вы не думали, что ваша гламурная крошка завиду­ет своей гламурной хозяйке? Конечно, скажете вы, мы едим в одних и тех же ресторанах, одеваемся в одних и тех же магазинах, у нас даже одинаковый вкус на маль­чиков (фу, блин!) Все это так, но почему вы лишаете свою девочку удовольствия ежедневного косметичес­кого ухода? Не знаете, что собакам это снится? Или не знаете, что такая косметика уже есть? Да! Гламур бы­вает и на четырех лапах! Косметика Doggy-M от MIORR ® — это большой сюрприз для ваших маленьких лю­бимцев!

Превратить уход за волосами (стерто) шерстью в настоящее священнодействие — об этом мечтает каж­дая собака. И сегодня это легко сделать благодаря гла­мурной линии, состоящей из шампуня, кондиционера и геля, защищающего от насекомых…»

Добавив воды, и сосредоточившись на содранных из журнала характеристиках типа «легкой кремообразной консистенции», «карамельно-ванильного аромата» и «специальной формулы, восстанавливающей повреж­денную шерсть» еще на полторы тысячи знаков, я закан­чиваю на бреющем полете:

«Что общего между светскими дивами Нью-Йорка и Лос-Анджелеса — Пенелопой Крус, Бейонсе, Пэрис Хил­тон и Джей Ло? Да, у них разные собаки, но один дилер (стерто), но эти собаки предпочитают "Doggy-M" от MIORR®!

Все продукты прошли обязательное тестирование на людях. Пострадавших нет. Есть подсевшие! "Doggy-M" от MIORR® — только для собак!»

В конце статьи я предлагаю три названия, Вадиму на выбор:

«Гаф-гаф, Рррр! Миорррр!» — с пометкой «обыва­тельское»;

«Делай Doggy: Лучшие суки и кобели Нью-Йорка в экстазе!» — с пометкой «контркультурное»; «MIORR HADCORE!» — с пометкой «эстетское».

Сергей Минаев

Я еще раз пробегаю глазами колонку, сохраняю ее на рабочем столе и отправляю «мылом» Даеву на согласо­вание. Две тысячи семьсот знаков текста, час работы, две тысячи долларов за материал — неплохо, да? Как гово­рил Фредди Меркьюри, «талант всегда себя проявит. Вот так-то, дорогуша!» Последняя цитата содержит легкий намек на то, что производители, продвигающие подоб­ные продукты на рынке luxury, — чистые педерасты!

РЭП-БАЗА

А вы, друзья, как ни садитесь,

Все в музыканты не годитесь.

И. А. Крылов. Квартет.

— Нет-нет, это полная лажа! Все! Я так больше не могу! Стоп! — Антон вырубает пульт. — Дрон, ты чита­ешь так, будто у тебя первый день месячных!

— Откуда ты знаешь, как бывает в первый день ме­сячных? Ты гинеколог, что ли? — раздраженно говорю я, снимая наушники.

— Я не гинеколог, я просто многих записывал. Ты читаешь с такой интонацией…

— Я читаю с правильной интонацией!

— Ты читаешь как раздраженная, неудовлетворен­ная и истеричная телка. «О-о-опер Сви-и-иркин са сваим фантомам с утра вы-ы-ыходят из Бальшова дома», — пе­редразнивает меня Антон, уткнув руки в боки и каприз­но надув губы. — После того как Ванька закончит свой кусок, ты должен вступать жестко, агрессивно.

— Чего ты меня учишь? Тоже мне, Тимбаленд нашел­ся! Я этот текст писал, и мне лучше знать, мать твою, где добавить агрессии, а где читать нейтрально, понял?

— Ты читаешь не нейтрально, а томно, врубаешься?

Ты читаешь как манерная провинциалка. Мы уже два часа пишемся, а ты только и делаешь, что порешь ко­сяки. — Антон хватает сигареты, закуривает, отходит в угол и усаживается в кресло.

— У меня сегодня коллизия приключилась, я вообще мог по состоянию здоровья не приходить, — пытаюсь отшутиться я. — Меня от «Перфектила» колбасит!

— Это еще что? — недоумевает Ваня.

— Средство, на котором модные лондонские телки сидят. Омолаживает, ногти укрепляет, и все в таком духе. Короче, была лохушкой, выпила «Перфектила» — стала моделью, — мрачно заканчиваю я.

— Это официальный партнер Лондонского модель­ного агентства «Элит Модел Лук», — замечает Антон.

— А ты откуда знаешь? — изумляюсь я.

— Раз в неделю пью чай с Линдой Евангелистой. Ка­кая разница, откуда я знаю? Просто в теме, и все. Ты луч­ше скажи, какое отношение «Перфектил» имеет к твоей отвратительной читке?

— Я его сегодня у Ленки в ванной с «Фесталом» пе­репутал. Живот болел, я и лупанул четыре капсулы.

Антон презрительно фыркает.

— Чего ты фыркаешь, я чего, знал, что ли?! — зло­бно реагирую я.

— И чего теперь с тобой будет? — настороженно спрашивает Ваня.

— А ничего! Отрастут у меня ногти, сиськи, губы на­дуются, и выйду я замуж за олигарха. Хоть с вами, дура­ками, перестану на репетициях время тратить!

— Из тебя получится прикольная телочка, — смеет­ся Ваня. — Мы тебя сразу Листерману продадим, а на вырученные бабки построим студию.

— Ты бы еще капсулу открыл и снюхал содержимое, Кейт Мосс ты наша подмосковная! — равнодушно заме­чает Антон.

— Ой, кто бы говорил! — тоном базарной торговки парирую я. — Вань, ты посмотри на нашего продвину­того чувачка, а? Короче, рассказываю. Этот сноб в про­шлом году встречался с одной телкой. Нашел у нее дома крем для сосков Agent Provocateur.

— Что за крем? — не врубается Ваня.

— Так, хорош уже придумывать! — напрягается Антон.

— Ничего не придумываю, ты мне сам рассказывал. Это, Ваня, крем, которым телки соски мажут, чтобы вста­вали, когда футболку надевают на голое тело.

— И чего? — Все еще не понимает Ваня.

— А то, что этот модник, — указываю я на Антона, — решил, что раз соски эрегируют, то этим кремом можно и член намазать, да, Антон?

— Все, закончили, — Антону неприятно продолжать разговор.

— Нет, нет, давай, Дрончик! — ржет Ваня.

— Короче, намазал член. Эрекции никакой, зато жгло, говорит, сильно, — хохочу я. — Долго жгло, Тох?

— Я чувствую, мы сегодня все на юморе вместо му­зыки. Предлагаю разбежаться, — тихо говорит Антон.

— Ой, ладно тебе! Ты меня подколол, я тебе отве­тил, — продолжаю я.

— Что-то ты меня в последнее время дико утомил своими подколками…

— Ты меня тоже, что с того?

— Ну иди, прикалывайся в другом месте, клоун!

— Какие мы обидчивые! Меня, значит, можно изво­дить за «Перфектил», а тебя за крем для сосков нельзя?

— Дрон, ты пошутил, все посмеялись, — напрягается Антон. — Я больше репетировать не хочу. Разбегаемся.

В это время открывается дверь, и из комнаты выхо­дит Никита, двадцатитрехлетний брат Антона, облада­тель великолепного брюшного пресса, хорошо разви­тых мышц, спутанной копны светлых волос и смазливой рожи, похожей на физиономию солиста «А-На» Пола Ваактаара. Из одежды на нем только белые трусы Calvin Klein с высокой резинкой. Судя по помятой роже, спать он лег часов в шесть утра. Кивком головы Никита здо­ровается с каждым из нас, проходит к холодильнику, достает пакет яблочного сока и принимается пить жад­ными похмельными глотками. Закончив с соком, ставит пакет обратно в холодильник, прислоняется к стене, скрещивает руки на груди, заставляя мышцы пресса чуть заиграть, и с интересом наблюдает за происходя­щим.

— Ребят, вы собрались, чтобы разосраться? Нам в среду выступать, если кто забыл, — пытается помирить нас Ваня.

— Ты тоже хорош. Читаешь, как вареный. «Бэ-э-э-э мэ-э-э». Дай секса, изобрази мачо. — Антон нервно за­тягивается. — Вспомни, зачем ты в спортзал ходишь!

— Ты посмотри на этого психа, он же на всех бро­сается! — Я отхожу от микрофонной стойки и иду к хо­лодильнику. — Антош, вчера в городе трава кончилась, или тебе никто не дал?

— Мне? — Антон расплющивает недокуренную си­гарету в пепельнице, встает и начинает расхаживать по комнате. — Зато, я смотрю, у вас вчера вечер удался. Всем дали, ничего не закончилось. Сколько раз говорю: давайте перестанем бухать, торчать и отжигать до утра если, на следующий день репетиция! Вы меня сегодня просто достали!

— Тох, расслабься, — улыбаясь, говорит Ваня. — Вчера ж пятница была!

— У Миркина всегда пятница, — злобно отвечает Антон, одергивая свитер. — Прошлая репа была в вос­кресенье, так он пришел бухой! А на неделе до этого во­обще не присутствовал!

— Курт Кобейн бухал, торчал и отжигал даже на репетициях. Это как-то отразилось на творческом на­следии группы «Нирвана»? — Я стараюсь говорить как можно спокойнее.

— Ты не Кобейн, Миркин! — Антон подходит ко мне вплотную и начинает орать. — Ты, сука, ни разу не Курт Кобейн! Ты — безответственный урод, привыкший все делать через жопу!

Никита отлипает от стены и подходит к журнальному столику, слегка виляя бедрами, как модель на показе.

— Чего ты орешь, придурок! — завожусь я. — Это я безответственный? А кто нам пишет тексты?

— Ты в основном пишешь припевы, — парирует Ан­тон.

— Окей, но припев — это скелет всего текста! — возражаю я.

— О да! — Антон картинно кланяется мне в пояс. — Извини, забыл!

— Ты, тварь неблагодарная! Если помнишь, это я, — тычу я себя пальцем в грудь, — я нашел для нас корпоратив! А ты даже спасибо не сказал! Твоего снобиз­ма хватило только на то, чтобы промолчать! Тебе даже в голову не пришло просто сказать: «Спасибо, чувак»! Только и можешь орать, изображая из себя гения!

— Действительно, Антон. — Ваня подходит к нему и кладет руку на плечо. — Дрон, конечно, не самый ответственный чувак, но он старается нас продвинуть. Говорит с людьми, суетится, и все такое. Чего ты заво­дишься? На самом деле, это же он нашел нам площадку для первого выхода.

— А чего вы на ней делать-то будете? — Антон раз­драженно скидывает его руку с плеча. — Вы так же выйдете и сонно, невпопад слажаете? Дело же не в корпоративе, а в том, как на нем выступить. Вы хотите обосраться? Я — нет! Давайте я отдам вам диск, кото­рый свел, вы просто засунете его в плейер и выступите под «минусовку»!

— Ссышь выступать, так и скажи! — Я залезаю в хо­лодильник и беру банку колы. — Диск он свел!

— Да, свел! — Антон снова подходит ко мне — Меж­ду прочим, всю ночь работал на компе, чтобы ты сегодня мог косячить.

— Не умеешь работать головой — работай рука­ми! — почему-то вырывается у меня. — Я отвечаю за творческую часть и промоактивность, если кто забыл!

— Да пошел ты… в таком случае, — заключает Ан­тон и снова садится в кресло. — Смотрю, вам этот корпоратив совсем башню снес. Вы кого из себя возомни­ли? «Ву-Танг Клан»? Или, может, «Паблик Энеми»?

— Напоминаю: «"Ву-Танг Клан"— хлам, ну его в спам! Прошлогодний снег…», — цитирует Ваня группу «Кровосток».

— «… заебал он всех», — резюмирую я.

Все замолкают и отворачиваются друг от друга. Гармо­нию застывшей композиции нарушает лишь Никита, бес­цельно бродящий по комнате с журналом в руке. Видимо, он на столько привык к женскому обществу, вздыхающему при виде его юных форм, что уже не может перестроить­ся. Реально, он выглядит как модель на показе — в своих белых трусах, с оттопыренным членом и снисходительной ухмылкой. Он чего, думает, мы телки? Старается пройти мимо каждого — вдруг кто не заметил, какой он краси­вый мальчик? Я начинаю беситься. Может, он педик?

— Если всем надоело, давайте отменим корпоратив и разбежимся — нарушает тишину Антон. — Или, если вы думаете, что это мои придирки — просто отыграйте вдвоем.

— Антон, прекрати, — серьезно говорит Ванька. — Я понимаю, что ты нервничаешь, хочешь как лучше. Мы все нервничаем и все хотим как лучше, да, Дрончик?

— А выйдет как всегда, — хмыкаю я. — Нам дейс­твительно стоит разбежаться. По крайней мере, сегод­ня. Я не готов писаться, когда на меня, типа, оказывают давление! Давайте попробуем в понедельник. Хотя нет, в понедельник у меня дела. Во вторник!

— Ах, да! У тебя же расписание! Давайте лучше в среду с утра, — разводит руки в стороны Антон. — А ещё лучше вообще без репетиций!

— Я так скажу: репетируют трусы, — смеюсь я.

— Ага. А новые песни пишут те, у кого старые пло­хие, — кивает Антон.

— Давайте передохнем, выпьем кофе и опять поп­робуем, — улыбается Ваня. — Чуваки, главное — не паниковать!

— Никто не паникует, — тихо говорит Антон, види­мо, окончательно избавившись от негатива. — Главное, чтобы самые остроумные передохнули и влились в про­цесс.

Он бросает на меня косой взгляд, встает и идет к хо­лодильнику. Открывает дверцу, достает сок, подносит к губам, замирает на секунду с закрытыми глазами и по­нимает, что пакет пуст.

— Эй, придурок! — обращается он к брату, уже ус­певшему занять кресло. — Ты чего, все выпил? А зачем тогда ставишь пустой пакет обратно? В коммуналке, что ли, живешь?

— Я думал, там еще осталось, — скрипучим голосом отзывается Никита.

— Да? Чего ты врешь! Думал он! Такое впечатление, что тут сок только для тебя, брателло. Ты вообще-то в гостях, мог бы и поинтересоваться у ребят, не хочет ли кто сока!

— Действительно! — включаюсь я, решая использо­вать великолепный повод для расправы над братом-мо­делью. — Ходишь тут, как стриптизер перед пенсионер­ками, в одних трусах. Ты, может, думаешь, что в «Красной Шапочке» находишься?

— Bo-во, — поддакивает Ваня, — может, мне тоже раздеться? Будем как модели на подиуме, у меня тоже мускулатура хорошая!

— Ага. Тоже мне, Никита Шенкенберг нашелся! — не унимаюсь я.

— А я и есть модель, — нагло отвечает Никита и рас­ставляет ноги пошире.

— Да, он модель, — смущенно кивает Антон

— Да?…— запинаюсь я. — Кстати, Антон, хочешь колы? У меня осталось.

— Спасибо, Антон берет у меня банку, — Хули ты расселся, Никит? Иди оденься. Если мы тебя не смуща­ем, то ты нас даже очень.

— В натуре, неприлично, — киваю я. Никита молча лыбится.

— Ты оглох, что ли? — орет Антон. — Иди отсюда и надень на себя что-нибудь. Выглядишь, как пидор!

— Вы точно психи! — Никита медленно встает и идет в комнату. — Вам нужно больше с девушками об­щаться, а не с пультами.

Поучи еще! — огрызаюсь я.

— Смотри, не доиграйся до мальчиков! — говорит ему в спину Антон.

Никита уходит.

— Пиздец, молодежь пошла, — недоумевает Ан­тон. — Жил бы он со мной, я б его бил нещадно.

— Ногами. — Я поднимаю указательный палец вверх.

Ну теперь, когда всеобщими усилиями найден ис­тинный виновник конфликта, предлагаю выпить, — сме­ется Ваня.

— У меня в холодильнике мята есть, кто умеет «мохито» делать? — интересуется Антон.

— Я могу, — вызывается Ваня.

— Лайм и лед в холодильнике, бухло там же, — кива­ет ему Антон, плюхается в кресло и включает телевизор. Обстановка окончательно разряжается. Антон щелкает пультом и останавливается на MTV.

— Слушай, давай без этой шняги, поставь VH-1, — предлагаю я.

— Дрон, там опять старье гоняют, — кривится Ан­тон. — Если не хочешь MTV, давай посмотрим футбол или теннис!

— Фу, какой отстой! — Я выхватываю у него пульт. — Тут, кроме тебя, спортсменов нет, одни торчки.

— Алле, пульт верни, — Антон дергает пульт обратно и включает «Первый». — Будем смотреть новости.

От расстройства я закуриваю.

Показывают сюжет о том, как вице-премьеру Ивано­ву демонстрируют испытания нового российского само­лета «Супер-Джет».

— Это, типа, первый российский «джет»? Наконец-то наши олигархи будут летать на отечественных само­летах, типа, нацпроект, да? — интересуюсь я.

— Нет, это пассажирский, — качает головой Ваня, смешивая мяту и лед в бокале.