Теория и методология исторической науки 6 страница

- A за что вас любить? - пожал плечами Гераклов. - Если вы только то и делаете, что каркаете всякую дрянь. Я даже более чем уверен, что в ближайшее время вы все это сами себе и накаркаете. Вам и череп проломят, и ядом отравят, и придушат, а вдобавок еще и поимеют.

- Да разрази меня гром!.. - начал было Ибикусов, но в этот момент огромная молния перерезала ночное небо, и раскат грома заглушил фразу репортера.

- A давайте сыграем в русскую рулетку, - вдруг предложил Гераклов.

- Давайте, - тут же согласился репортер. - А в каком смысле?

- Сейчас мы приплывем на остров, и я пойду на гору сдирать флаг. Если

операция пройдет успешно, то я отплыву назад на яхту, а вы останетесь на острове на съедение пиратам. A если они меня подкараулят и сцапают, то поплывете на яхту вы - надо же доставить назад шлюпку. - Гераклов вздохнул. - И передать последний привет друзьям. Ну как, по рукам?

За разговорами шлюпка подплыла к острову, и Гераклов, оставив нежданного спутника на дне лодки, побежал в сторону горы своего имени, где на кресте в свете молний багровело ненавистное знамя. Рассекая по-бычьи выставленной вперед головой крепчающий ветер, Константин Филиппович упрямо карабкался к вершине, но только он добрался до цели, как две пары рук из темноты схватили его и поволокли куда-то вниз...

x x x

Лежа в лодке, Ибикусов вновь задремал. Репортеру приснились события месячной давности, когда он, чтобы заработать на новый портативный диктофон, который можно было спрятать в самых пикантных местах, подрядился написать для газеты «Кислый флирт» эротический рассказ. «Только вы, голубчик, напишите что-нибудь красивое, без этих ваших фирменных закидонов», - напутствовал Ибикусова редактор господин Романов. Готовый исполнить любое задание, Ибикусов заперся у себя в квартире, отключил телефон и даже дверной звонок и начал творить...

СОН ИБИКУСОВА

Сидя за раздолбанной пишмашинкой, Ибикусов пытался выжать из себя еще несколько строчек заказанного гениального произведения: «Маня поспешно разделась и швырнула сорочку на стул... Ваня повалил ее на постель и грубо ввел член во влагалище... Маня испытала убийственный оргазм...»

- Нет, не то, все не то, - в отчаянии воскликнул Ибикусов.- И дернул же меня черт взяться за эротический рассказ! Ну не мое это дело. Все равно ведь лучше, чем Эдичка, не напишу...

Ибикусов засучил рукава и снова кинулся в бой:

- «Ваня попил пивка и ввел член. Маня дергалась под ним, будто ее включили в электросеть. Скорость их движений нарастала, пока они, наконец, не кончили...». Опять какая-то чепуха. Ну что я могу поделать, не мое это ремесло - писать эротические произведения. Мне бы чего-нибудь возвышенного, о расчлененных трупах, о вампирах и о мучительной страшной смерти... Видимо, разным творческим личностям покровительствуют разные музы, и мне - явно не та, которая покровительствует эротике. A что делать - высокие и светлые чувства в наше время никому не нужны, а жить как-то надо, вот и берешься не за свое дело... Ну ладно, поехали дальше: «Любовники бурно кончили, Ваня вывел член из влагалища Мани, они допили пивко и стали неспешно одеваться...»

В этот момент по комнате пробежал легкий ветерок. Ибикусов поднялся, чтобы прикрыть окно, но вдруг увидел, что посреди комнаты стоит красивая стройная девушка, одетая в некое подобие белого балахона, который, однако, не скрывал, а еще более подчеркивал безупречные очертания ее фигуры.

- Что вам угодно, сударыня? - обратился к ней писатель, невольно любуясь прекрасными темными волосами девушки, свободно спадающими по плечам.

- Вы господин Ибикусов? - невысоким, но очень мелодичным голосом спросила девушка.

- Ну, я, - ответил Ибикусов.

- Я - ваша новая Муза, - представилась гостья.

- Кто-кто?

- Муза. Я буду помогать вам писать эротический рассказ.

«Ну все, дописался, - мелькнуло в голове Ибикусова. - Точно, крыша

поехала. И вроде ничего не пил, разве что пиво... A как хороша!».

Девушка подошла к столу и глянула в рукопись.

- «Маня поспешно разделась и швырнула сорочку на стул», - с трудом

разобрала Муза плохо отпечатанный текст. - Ну разве так пишут эротические рассказы?

- A как? - поинтересовался Ибикусов, понемногу приходя к пониманию, что все-таки явление Музы - нечто большее, чем бред писательского воображения.

Вместо ответа Муза легким грациозным движением сбросила с себя верхнюю часть белых одежд и бросила ее в воздух. Ибикусов, как завороженный, следил за ее полетом, а потом сел за стол и записал: «Покружившись, сорочка Мани упала, будто подстреленная белая Лебедь». A Муза читала дальше:

- «Попил пивка и ввел член»... Причем тут пиво, господин Ибикусов?

- Не знаю, - пожал плечами новоиспеченный великий писатель. - Все

так пишут.

- Ну хорошо, раз вы не можете без пива, хоть напишите так, чтобы читать было приятно. - Муза взяла баночку с остатками пива и плеснула себе на грудь. Несколько мгновений Ибикусов следил глазами за тем, как капли бегут по светлой коже девушки, а потом записал: «Янтарные капли скользили по груди Мани, скапливаясь на сосках, и Ваня слизывал их, и горький напиток казался ему слаще меда».

Муза присела на колени к писателю, и ее упругая грудь с текущими струйками пива оказалась как раз рядом с его губами. Ибикусов целовал грудь Музы, а та ласково гладила его жесткие волосы. Наконец, девушка чуть отстранилась от своего ученика и вновь заглянула в его рукопись:

- Ну, что ты там еще написал? «Ваня разделся донага и ждал прихода Мани. В предвкушении предстоящего полового акта его член возбудился и встал». Да-а... Послушай, Ибикусов, я сейчас ненадолго выйду, а ты постели постель и разденься.

- Зачем? - испуганно спросил Ибикусов. Муза улыбнулась:

- Узнаешь, милый.

Муза выпорхнула из комнаты, а Ибикусов, сделав все, как она ему велела,

присел на постель. Потом резко вскочил, подбежал к столу и записал: «Ваня ждал прихода Мани. Минуты тянулись, как столетия. Его тело погрузилось в невыразимую истому ожидания. И вот...»

И вот в комнату вернулась Муза. Как прежде, она была обнажена выше пояса, а белая юбка опускалась до пят.

- Ты готов, дорогой? - почти пропела девушка.

- К чему?

- К творчеству, милый, к творчеству. Мы с тобой должны создать

настоящий гимн торжествующей любви. Вот что это: «Маня дергалась, будто ее включили в электросеть»?

- A как?

Муза легким движением скинула с себя остатки одежды и прилегла на

постель.

- Присядь со мною рядом, - попросила девушка. Ибикусов сел на краешек постели. - Поцелуй меня. - Ибикусов нагнулся, и их уста слились в бесконечном поцелуе. Вдруг писатель вырвался из объятий Музы, подбежал к столу и записал: «Грудь и лоно Мани тихо колыхались и звенели, будто поле спелой ржи под легким дуновением теплого ветерка».

Ибикусов обернулся, чтобы поделиться своей находкой с Музой, но той уже не было. Писатель встряхнул головой, встал из-за стола и в смятении прошелся по комнате.

«Что это было - сон или явь? A может, дух незабвенной Эммануэль Арсан таким оригинальным способом сошел на меня, чтобы научить, как пишется эротическая литература? По крайней мере, теперь-то я знаю, как это делается».

Ибикусов сел за стол и продолжил: «Ваня и Маня полежали на постели, затем, почуяв зов похоти... нет, лучше зов плоти, попили еще пивка и...». Ибикусов перечитал написанное, слегка поморщился, однако решительно засучил рукава и завершил фразу: «Попили еще пивка и приступили к осуществлению полового соития».

x x x

Долетевшие с вершины холма крики разбудили Ибикусова. «Оргазм под пивко», - еще не совсем отойдя от сна, подумал репортер. Но через несколько секунд, полностью вернувшись в реальность, он понял, что крики доносятся с той стороны, куда в темноту ушел Гераклов. «A-а-а, - обрадовался Ибикусов, - сейчас они попьют пивка, затем введут, потом поистязают, а уж потом расчленят. Ах, как кричит, как кричит! Эти чарующие звуки ласкают слух. Но увы - не все же наслаждаться, пора возвращаться на яхту и рассказать соратникам Гераклова о его бесславной героической гибели».

Ибикусов взялся за весла, и шлюпка медленно двинулась в сторону «Инессы Арманд».

На борту его встретил Серапионыч - страдающий не то от бессонницы, не то от ночных кошмаров, он, не обращая внимания на дождь и грозу, прогуливался по палубе.

- Где вы были? - строго спросил Серапионыч Ибикусова. - Или вы забыли, что вам запрещено пользоваться лодкой без ведома господина Грымзина или господина Гераклова?

- Я плавал как раз вместе с Геракловым, - возразил Ибикусов.

- И где же он?

- На острове, в лапах пиратов. Ах, доктор, если б вы слышали, как он

кричал и какими словами бранил бандитов, когда они застали его за срыванием алого стяга!

- Нет, все-таки понесла его нечистая! - с досадой сказал Серапионыч. - Теперь эти мерзавцы опять начнут нас шантажировать и ставить свои условия!

- Да уж, теперь Константину Филиппычу не поздоровится, - пробормотал репортер не то с сожалением, не то с завистью. - Это с Егором и Вероникой Николаевной они обходились более-менее гуманно, просто как со случайными заложниками, а уж на Гераклова у них особый зуб. И я не удивлюсь, если они захотят его распять прямо на самолете, а потом...

- Знаю-знаю, - поспешно перебил Серапионыч. - От этой разбойничьей шайки можно ожидать всего чего.

- Кажется, Константин Филиппович как-то говорил, что один из них - сам переодетый Разбойников, - ввернул Ибикусов.

- Ну, тогда ему хана, - махнул рукой доктор. - Хотя насчет Разбойникова я все же сомневаюсь. Тут, правда, господин Грымзин сказывал, что штурман Лукич кажется ему подозрительнее всех других, и борода у него какая-то неестественная, и все время молчит... Да, пожалуй, Лукич может оказаться и Разбойниковым. Ах, бедный, бедный Константин Филиппович...

x x x

Лукич и Степановна вели Гераклова к рыбацкому домику. Политик не сопротивлялся, но шел с гордо поднятой головой.

- Это вам даром не пройдет! - храбрился он. - Вы можете делать со мною, что придет в ваши куриные мозги, но вам не остановить поступательного хода времени. Это я говорю как бывший учитель истории. Колесо вспять не повернете! Черт, да потише вы, не видите, что там камни...

Штурман и мотористка молча слушали разглагольствования политика и продолжали грубо тащить его во тьму. Вдруг огромная разлапистая молния рассекла чуть ли не весь небосвод, и загрохотал страшный, оглушительный гром. Все трое вздрогнули.

- Вот она, очистительная гроза народного гнева! - воскликнул Гераклов, едва гром утих. - И будьте уверены - я добьюсь, чтобы состоялся новый нюрнберг, пусть хотя бы в кислоярском масштабе.

Тут не выдержала Степановна:

- Посмотрим, кого будут судить, если завтра на выборах победит Зюпилов! Но боюсь, что вы, уважаемый господин Гераклов, до этого суда не доживете - мы вас просто с дерьмом смешаем, как класс.

- Получите дополнительную статью за убийство. - Гераклов старался говорить уверенно и даже с некоторым апломбом, но чувствовал он себя явно не в своей тарелке.

- Это не убийство, а уничтожение непримиримого классового врага! - вдруг заявил молчаливый штурман. - Мы, борцы за справедливость...

- Какие вы борцы! - презрительно перебил Гераклов. - Вы просто мелкая уголовная сволочь, которая стремится присвоить похищенные у народа деньги!

- Ага! - ядовито сказала Степановна. - A вы их, конечно же, хотите народу вернуть, не так ли?

За такими вот милыми разговорами, от которых веяло мертвечиной, они дошли до рыбацкого домика. Лукич и Степановна втолкнули свою добычу в полутемное помещение и закрыли дверь.

Гераклов огляделся. В свете чадящей на колченогом столе коптилки можно было увидеть небольшую залу с валяющейся в беспорядке летней мебелью. В углах лежали удочки, обрывки сетей, ящики из-под динамита, использованные презервативы, пустые бутылки и прочий хлам, подтверждающий, что бывшее начальство бывшего ГЭСа действительно предавалось на острове рыболовству и иным невинным развлечениям.

Лукич сдвинул лежащий в середине залы старый половичок, и под ним обнаружились две створки люка. Штурман потянул за кольца, а мотористка подтолкнула Гераклова к зияющей в полу черной дыре, которая показалась Гераклову входом в ад. Осторожно ступая по расшатанным ступенькам, политик начал свое нисхождение в мрачное подземелье. Лукич со Степановной двинулись следом.

x x x

Доктор Серапионыч и срочно разбуженный им банкир Грымзин обсуждали создавшееся положение.

- Ну так что же вы предлагаете, доктор? - зевая, спросил Грымзин.

- Надо Константина Филипповича как-то выручать, понимаете ли.

- И не подумаю! В конце концов, предупреждали же его, чтобы не совался

на остров. Пускай теперь пеняет на себя.

Доктор покачал головой:

- Нехорошо, господин банкир, бросать товарища в беде. A скажите, станут ли вам доверять вкладчики, если узнают, что вы просто-напросто «кинули» своего делового партнера?

- Мало ли кого я в своей жизни кидал, - сказал Грымзин, но, подумав, сменил тон: - Ну, я же не отказываюсь, делать, конечно, что-то надо. Но что делать - ума не приложу.

- Не сомневаюсь, что уже утром они прибудут за едой, - ухмыльнулся доктор. - И тут все зависит от того, какую линию поведения мы с вами изберем. У меня тут появилась одна задумка...

x x x

На круглом столике в канделябре, сымпровизированном из трех пустых

бутылок из-под шампанского, горели свечи. Неверные отблески огня метались по

стенам подвала, как обреченные на вечные муки души грешников. Когда глаза

Гераклова привыкли к скудному освещению, он увидел, что в старом

кресле-качалке сидит Иван Петрович Серебряков. Пламя свечей зловеще

отблескивало на его лице, казавшемся спокойным и даже добродушным. «На вид вполне приличный человек, только в душе мухи дохнут», подумал Гераклов.

- A, дорогой Константин Филиппович! - нарушил затянувшееся молчание кок. - Давненько мы вас ждали, а вот вы и пожаловали. - Серебряков зловеще осклабился. - Ну что ж, по гостю и честь.

- Пррривет, Геррраклов! - Это крикнул ворон Гриша, который сидел в темном углу на бронзовом бюсте Вольтера, неведомо каким образом оказавшемся в подвале рыбацкого домика. Возможно, гэсовское начальство кололо им орехи.

- Стыдно, Иван Петрович, - укоризненно покачал головой Гераклов. - Я вас принял на корабль, можно сказать, дал вам возможность честно зарабатывать на жизнь, а вы вместо этого...

- Да-да-да, - нетерпеливо перебил Серебряков, - а я вместо этого, и так далее, и тому подобное. A теперь, когда вы у нас в руках, уже ничто не заставит нас свернуть с пути и отказаться от намеченной цели.

Гераклов поправил на носу очки:

- Я даю вам последний шанс осознать всю преступность ваших деяний и искренне раскаяться. И, может быть, кислоярский народ...

- Вы говорите так, будто не вы у нас в плену, а мы у вас, - ухмыляясь, перебил его кок.

- За вами нет будущего, - презрительно бросил Гераклов. - Но я обещаю, что когда вернусь в Кислоярск...

- Неверрр-нешься! - радостно закаркал Гриша.

- Вернусь, вернусь! - уверенно заявил Гераклов. - И вы, все трое,

вся ваша воровская банда, займете достойные места в тюрьме Анри Матисса рядом с камерой вашего пахана товарища Разбойникова.

- Насколько я знаю, Александр Петрович Разбойников в настоящее время находится вне стен тюрьмы, - учтиво заметил Серебряков.

- Поймаем! - безапелляционно ответил политик.

- Ну, ловите, ловите. - C этими словами кок, опираясь на костыль,

встал с кресла и медленно снял с глаза повязку, а затем торжественно отклеил густые брови и рыжую шевелюру.

Увидев истинное лицо Серебрякова, Гераклов ощутил ледяную пустоту в груди, ноги его подкосились, и он медленно осел на холодный каменный пол.

x x x

Около полуночи Андрей Владиславович Oтрадин вошел в радиорубку и, плотно прикрыв дверь, принялся настраивать рацию. Вскоре оттуда раздались характерные звуки, похожие на собачье хрюкание, по которым Oтрадин определял, что его собеседник вышел на связь.

- Буревестник, Буревестник, это Чайка. Как слышно? Выхожу на прием, - заговорил радист. Из динамика раздался приятный низкий голос:

- Это Буревестник. Чайка, слышу вас нормально, только говорите чуть громче.

- Громче не могу, - понизив голос до полной конспиративности, ответил радист. - У нас события приобретают совершенно угрожающий оборот, в плену у пиратов оказался объект Г.

- Объект Г. - это Грымзин или Гераклов? - спросил Буревестник.

- Гераклов. И у меня есть все основания полагать, что его-то они не

пощадят. По-моему, надо прислать подкрепление.

В динамике наступила пауза. Наконец, Буревестник вновь заговорил:

- Наш босс в курсе, но если он окажется не у дел, то помощи вам ждать неоткуда.

- Пользуясь моим особым положением, можно было бы протянуть еще день, максимум два, - сказал Oтрадин, - но задача осложняется тем, что Грымзин, кажется, и пальцем не пошевелит, чтобы вызволить Гераклова. Но у меня тут возник еще один план...

- Действуйте по своему усмотрению, - ответил Буревестник, - мы вам доверяем. A послезавтра, надеюсь, многое прояснится. Желаю удачи.

- Спасибо, - улыбнулся Oтрадин. - Удача - это как раз, чего мне сейчас больше всего надо.

Андрей Владиславович отключил рацию и, закрыв глаза, откинулся на спинку стула.

x x x

- Это вы... вы?.. - обреченно прошептал Гераклов, едва придя в себя.

- Да, я, - веско ответил кок. - Авантюрист, террорист,

государственный преступник, которым так называемые демократы пугают своих детишек. Одним словом, Александр Петрович Разбойников. Ну что, Гераклов, ты и теперь намерен посадить меня на кол?

Гераклов молчал, лишь подобно выброшенной на берег рыбе хватал ртом затхлый подвальный воздух.

- A как же... это самое?.. - наконец спросил политик.

- Вы имеете в виду ногу? - докончил его мысль Серебряков-Разбойников.

- Охотно удовлетворяю ваше неуемное любопытство: пришлось отрезать в целях конспирации. A если точнее - в целях предотвращения заражения крови вследствие укушения меня несознательной змеей генерала Курского.

- Петрович вел себя как настоящий революционер, - встряла Степановна. - Мы не могли обратиться в больницу, и нам с Лукичом пришлось это делать кустарным способом - пилой.

- И даже без наркоза?! - ужаснулся Гераклов.

- Ну почему же без наркоза? Мы надели ему наушники и пустили

«Марсельезу». Так Александр Петрович не только подпевал во все время ампутации, но даже порывался встать по стойке смирно.

- A боли я и не чувствовал, - сказал Александр Петрович, - славный гимн подействовал лучше любого Кашпировского... Ну ладно, хватит бузить, давайте решать, что с ним делать.

- Замочить, суку! - мрачно предложил Лукич.

- Повесить, - заявила Степановна, потирая пухлые ручки.

- Рррасстрррелять! - радостно прокаркал Гриша.

Петрович покачал головой:

- Какая убогость мысли - замочить, повесить да расстрелять. В этом отношении нам с вами, товарищи, стоило бы поучиться у нашего дорогого гостя. Позвольте вам, Константин Филиппыч, напомнить ваши же слова: «Нечего тратить на коммунистов пули и порох, лучше посадить их всех на осиновый кол посреди болота». Отличная мысль! Именно так мы с вами и поступим. Вы не против, господин Гераклов, или предпочли бы иной способ приведения приговора в исполнение?

- Делайте, что хотите, - устало вздохнул Гераклов. - Неудачникам не место в этой жизни.

- Не будем спешить, - сказал Разбойников, - вы у нас не один.

Огласите, пожалуйста, список.

Степановна извлекла из-за пазухи длинный мелко исписанный бумажный свиток и, подойдя поближе к канделябру, стала зачитывать:

- Лица, подлежащие ликвидации в первую очередь. Номер первый. Кирилл Аркадьевич Яйцын, так называемый президент так называемой Кислоярской республики - за развал промышленности, великой державы и народного хозяйства. Номер второй. Евгений Максимович Грымзин, так называемый банкир - за незаконную финансовую деятельность и внедрение в народное сознание прогнивших буржуазных валют. Номер третий. Константин Филиппович Гераклов, именующий себя политиком - за сепаратизм и осквернение священных символов народной власти. Номер четвертый...

- Погодите, - жестом остановил Степановну товарищ Разбойников, - эдак вы целый час читать будете. Вы, Константин Филиппович, в списке стоите лишь третьим, так что не будем торопиться. Карающий меч народного трибунала никуда от вас не денется.

- Я тут вспомнил один анекдот... - начал было штурман Лукич.

- A он не очень скабрезный? - жеманясь, перебила Степановна. - Ах, я

всегда так краснею, когда слышу неприличные анекдоты.

- Никак нет! - кратко ответил Лукич.

- Огласите! - велел Петрович.

- Жена говорит мужу: «Ты такой придурок, что даже на конкурсе

придурков занял бы только третье место». «Почему третье?», спрашивает муж.

«A потому что придурок!». Это случайно не про вас, товарищ Гераклов?

Вдруг Гераклов вскочил с пола и с криком: «Убью! На кол посажу!» кинулся на Разбойникова. Тот и бровью не повел, а Лукич со Степановной, набросившись на Гераклова с двух сторон, скрутили ему руки веревкой и швырнули в угол.

- И так будет со всяким, - с расстановкой сказал Разбойников, - кто покусится на священные идеалы революционной справедливости и этого, как его...

- Пррролетарррского интерррнационализма! - подсказал Гриша.

Петрович чуть поморщился:

- Ну, можно и так сказать.

A Гераклов лежал в углу подвала и, бросая на своих мучителей взоры,

полные ненависти и презрения, связанными руками потирал ушибы.

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ - ВОСКРЕСЕНЬЕ

Утром, как и предполагалось, на «Инессу» прибыл Иван Петрович Серебряков. Однако прием ему был оказан, мягко говоря, не самый теплый.

- Чего вам угодно? - грубо спросил Грымзин.

- Еды! - простодушно ответил кок.

- Обойдетесь, - бросил банкир. - Вы сами уберетесь, или вам помочь?

Серебряков не двинулся с места:

- Очевидно, вы еще не в курсе, что ваш товарищ, господин Гераклов, в настоящее время находится у нас?

- В курсе, в курсе, - сварливо ответил Грымзин.

- И что же, вас не интересует его дальнейшая участь? - Петрович

казался несколько удивленным. В разговор вступил доктор Серапионыч:

- Уважаемый, э-э-э... Иван Петрович, мы вчера предупреждали господина Гераклова, чтоб не совался на остров, но Константин Филиппович поступил по-своему, и потому теперь мы слагаем с себя всякую ответственность за его дальнейшую судьбу.

- Так что же, еды не будет? - удивился кок.

- Не будет! - отрезал Грымзин. - И единственное, на что вы можете

рассчитывать - это что мы сейчас не арестуем вас и не отплывем в Кислоярск. И пускай ваши подельники вместе с Геракловым остаются на этом паршивом острове и подавятся всеми его сокровищами!

Вдруг Иван Петрович гневно хватил костылем об пол:

- Хватит гнать туфту! Я разгадал ваши хитрости! Вы хотите казаться хуже, чем на самом деле. Но ничего у вас не выйдет. Сейчас я поплыву взад, а через час можете забрать труп вашего Гераклова. Все! - Кок двинулся к шлюпке.

- Погодите-погодите, - остановил его адмирал. - Давайте не будем пороть горячку и спокойно все обсудим.

- Вот это другой разговор! - Иван Петрович остановился и присел на ящик из-под тампекса.

- Хорошо, чего вы хотите? - нетерпеливо спросил Грымзин.

- Ну, я же говорил - еды.

- Черт с вами, получите.

- A за это мы сохраним жизнь господину Гераклову. Но, конечно, держать

его будем под арестом.

- A где гарантии, что вы его еще не... - вдруг спросил Ибикусов и провел рукой по шее. Серебряков на минутку задумался:

- Законный вопрос. Давайте сделаем так: я пока что останусь здесь и буду загружаться провиантом, а кто-нибудь из вас сплавает на остров. Я дам записочку, и мои люди устроят свидание с Геракловым.

- Есть добровольцы? - обратился Грымзин к обитателям яхты. Первыми вызвались Ибикусов и Вероника Николаевна, однако их кандидатуры банкир отверг: - Вы под подозрением. Надо кого-то из верных людей.

- Позвольте мне, - предложил Егор, но его опередил Серапионыч:

- Нет-нет, поплыву я. Возможно, Константину Филипповичу нужна

медицинская помощь...

- Ну что ж, так и поступим, - констатировал Грымзин. - Господин Серебряков, пишите вашу записку. Но предупреждаю - если с доктором что-то случится...

- Ничего не случится, - уверенно ответил кок. - Ведь сейчас я у вас как бы в заложниках.

Вторую лодку спустили на воду, и Серапионыч, прихватив походную аптечку, отправился на остров.

- A я хотел бы пока встретиться с вашим радистом, - сказал Серебряков.

- Какого дьявола! - нахмурился Грымзин. - У вас с ним что, какие-то делишки?

- Ага! - похабно ухмыльнулся кок. - Любовные. Только не у меня, а у этой дурехи Степановны. Пристала - повидай, мол, Андрюшеньку, да передай ему горячий приветик. Я ей говорю: Степановна, если идешь на важное революционное задание, так поменьше думай о мужчинках. A она ни в какую!

- Ладно, - прервал излияния Петровича господин Грымзин, - встречайтесь хоть с радистом, хоть с самим чертом, только подальше с глаз моих!

x x x

Oтрадин, как всегда, находился на своем посту в радиорубке и возился с аппаратурой, одновременно слушая выпуск новостей по «Икс-игрек-зет плюс».

- Нынешний воскресный день весьма знаменателен для Кислоярской Республики, - со скрыто издевательскими интонациями вещал Яша Кульков. - Сегодня весь наш народ избирает Президента. Кто им станет - нынешний глава государства господин Яйцын или кандидат от левой оппозиции товарищ Зюпилов? Я не хочу ни за кого агитировать, да это и запрещается в день выборов, но прошу наших слушателей подумать - при каком государственном устройстве частные коммерческие радиостанции имеют возможность легально выходить в эфир, а при каком нет. А вот еще милая новостушка. Вчера на Елизаветинской улице, на доме, где находилось сыскное бюро Василия Дубова, была торжественно открыта мемориальная доска. В церемонии принимал участие старший помощник Президента майор Cелезень. Кроме того, во дворе здания сооружается бетонный постамент, где в ближайшее время будет установлен «Москвич» великого детектива - верный Росинант, не раз помогавший Дубову в его многотрудных делах. Газета «Кислоярское время» опубликовало интервью с астрологом Иваном Двинским. «Звезды более благоприятствуют Яйцыну, нежели Зюпилову, - сказал прославленный звездочет, - но это мало что значит, так как выборы происходят в дневное время»...

Тут за дверью раздался характерный стук деревяшки, и в радиорубку ввалился Иван Петрович Серебряков.

- Что, Иван Петрович, принесли очередное послание? - выключив радио, обернулся к нему Oтрадин.

- Еще не успел написать, - ответил кок, - события развивались слишком быстро. Но я договорился с Грымзиным, что завтра ты привезешь ту часть провизии, которую я не смогу взять сегодня. Тогда же передам и текст отчета.

- Ну и как идут поиски? - как бы между делом спросил Oтрадин. - Дождусь я своего миллиона, или как?

- Сегодня мои люди разрабатывают четвертое предполагаемое месторождение, а если и там ничего не окажется, то завтра полезем в гору.

- На пик Гераклова?

- Какого еще Гераклова? Мы его зовем пиком Повелителя Мух. Ха-ха,

шутка. Ну, мне-то туда карабкаться не с руки, то есть не с ноги, но Лукич со Степановной свое дело знают. A я буду тебя ждать на обычном месте. Ну, до завтра.

- Погодите, - остановил Серебрякова Oтрадин. - Я тут подумал - а смогу ли открыть частную радиостанцию, если сегодня победят ваши? Тогда и миллион мне вроде ни к чему.

- Резонный вопрос, - призадумался Петрович. - Но ничего, на базе

«Икса-игрека-зета» откроем вторую программу госрадио, а тебя посадим

директором. Будешь прививать народу любовь к подлинно народному

реалистическому искусству.

Oтрадин тоскливо глянул в потолок, но ничего не сказал.

x x x

Пока Грымзин и Ибикусов переносили из кухни в шлюпку провизию (банкир при этом подсчитывал ущерб и горестно вздыхал), остальные обитатели яхты через адмиральский бинокль наблюдали за экспедицией доктора на остров.

Едва Серапионыч высадился на берег, к нему из рыбацкого домика вышел штурман. Доктор протянул ему записку от Серебрякова, и Лукич махнул рукой в сторону окна. Через несколько минут Степановна вывела Гераклова - он еле передвигался.

- Кажется, ему связали ноги, - догадался Егор.

Доктор с политиком уселись на травку и стали о чем-то беседовать.

Степановна не отходила ни на шаг и внимательно слушала. Через пару минут к ним подошел Лукич и тронул Гераклова за плечо. Доктор, покопавшись в аптечке, передал Гераклову какое-то снадобье и, расцеловавшись с ним на прощанье, сел в лодку и медленно поплыл в сторону «Инессы». Штурман повел Гераклова обратно.

- Они держат его в доме, - сказал адмирал, опустив бинокль, - это надо запомнить...

Когда Серапионыч пришвартовался к «Инессе», шлюпка Серебрякова уже была загружена провизией.