Ну-ка, ну-ка, — разулыбался Петя, путь к спасению почуяв. — Смех, значит... Сколько уж раз я из беды себя им выручал, так неужто ещё одного раза не получится?

Он включил смех вначале в утробе своей, затем теплом тела всего засмеялся, потом в самую глубь свою заглянул — помог в себе каждой частичке мелкой смехом зазвучать. Да будто весь смехом единым стал ...

Долго Петя так стоял, улыбаясь. Затем сказал вслух:

— Мир мысленный стал во мне таким размытым и неубедительным. таким бессловесным и прозрачным, что ни за что дракону им теперь не пробудиться ...

— Спи, мой огнедышащий, — добавил он, к двери подходя, — спи, мой длиннорукий ...

И вновь смехом всего себя заполнил ...

© © ©

Здоровенный рыжий детина с красным лицом, сплошь усыпанным конопушками, и носам картошкой, неторопливо ходил вокруг дерева, держа в руках верёвку. Грузная поступь его. тяжёлый взгляд из-под кустистых, рыжих бровей и громадная палица в полдерева обхватом, прислоненная рядом, выдавали в нём дурную и необузданную силу.

— Сколько уж раз говорено им, — рассуждал он глухим голосом, — предупреждено было: берегите природу. Мать вашу !.. Да всё без толку — самогон выгонят, а брагу в озеро льют. Вот русалки-то мало-помалу и охмелели, распутничать начали, а там и повымерли все ... Где ж теперь в глухомани такой бабу для души сыскать ?.. Э-эх !.. — крякнул досадливо и дёрнул верёвку, затягивая.

Петя стоял, прикрученный этой верёвкой к дереву, и молча наблюдал. Рыжий разбойник, покончив вязать его, тяжело бухнулся на траву рядом и с интересом глянул на него.

— Так чего ж это ты дубину-то мою спёр, добр человек — незлобиво спросил он. — Хороша дубина была, много лет я с ней слонялся, не то што энта чурка, — отпихнул он от себя огромную сучковатую палицу, — полгода я с ней маюсь, а фарта всё нет ...

— Не брал я твоей дубины, — в который раз уже отвечал ему Петя, — я её и поднять-то не смогу ...

—... Ну да, ну да, — будто и не слыша, кивал головой разбойник, — говорили мне, что крепышок гдей-то здесь гуляет, сам невелик, зато силы в нём — немеряно. Муромцем величают ... Так неужто ты и есть ?..

— Петя я, — терпеливо втолковывал ему Петя, — палицы твоей мне не поднять.

— Да вот и я гляжу, — продолжал будто с собой разговор рыжий разбойник, — где ж тебе, заморышу. Муромцем-то быть? Однако ж палицу уволок ... И на што она тебе ?..

Битый уж час втолковывал ему Петя, что ошибка вышла, да всё никак не доходило это до разбойника.

Он рылся в своей суме, что-то напевая про себя. Петя долго слушал эти диковатые напевы, наблюдая за ним, затем вздохнул. Разговор с рыжим верзилой не складывался. Он был начисто лишён человеческой логики. Он был начисто лишён и слуха, и вкуса. Чего он не был лишён, так это запаха ...

Будто подслушав его мысли, разбойник вновь заговорил.

— А может, и не ты спёр ... — сказал он невесёлым голосом. — Никто ведь не знает столько, сколько не знаю я ... А всё почему? А долбанулся я головой как-то о дерево, так и дерево пополам, и в голове чегой-то сломалось ...

— Сначала забываешь имена, — пожаловался он, — потом забываешь лица, затем забываешь застёгивать портки ... Он помолчал и вздохнул:

—... Но хужей всего, когда забываешь расстёгивать портки ... Затем вдруг встал, потоптался, ухватив палицу, легко сунул её под мышку. И как-то просительно сказал Пете:

— Ты уж извини, что без скандала ухожу ... Но — дела. На Большую дорогу пора, на дежурство заступать. Ты постой пока, приду — разберусь ... Если вспомню ... – и он в несколько огромных шагов растворился в чащобе леса.

Петя ошалело уставился ему вслед.

— « Если вспомню ...» — ничего себе, — пробормотал он вслух, — а если нет ?..

Он представил, что будет, если его запамятуют так же, как портки ... Унылая картинка получалась.

— Сколько ещё не сделано ... — сказал Петя. — А сколько ещё предстоит тогда не сделать ?.. – и он передёрнул плечами.

— Опыт, — успокаивал затем себя, — это то, что позволяет человеку делать новые ошибки в подтверждение старых ... У людоеда на крючке висел? Висел ... Яблоко волшебное сожрал? Сожрал ... Меня дракон чуть не слопал? И это было ...

— Значит, что-то во мне всё ещё не ладно ... — сделал вывод Петя и вздохнул.

—... Вздох — это упрёк настоящему, это страх перед Миром, — будто в ответ раздалось в его голове, и прямо перед ним появилась улыбка Мява. — А ведь ты, не более беззащитен перед ним, чем он перед тобой. Ощущать себя беззащитным перед Мирам — это то же, что содрогаться при виде себя.

— Ты кстати. Мяв, — обрадовался Петя, — чего-то я в себе никак поднять не могу. И ведь чую недоделку внутри, а в чём она — не разберу никак. Видишь вот, вновь в ловушку себя загнал ...

— Ты, Петя, — заурчал Мяв, — как всегда непобедим в борьбе с собой. Неприятности, знаешь ли, они приходят и уходят, а их творцы остаются ...

— Так и я о том же, — заволновался Петя, — хочу уже полный порядок в себе навести, что погнилее нащупать да наружу выволочь. Надоело мне туда-сюда по сказкам шляться, пора уже и старуху домой возвертать ... выскочить бы из себя прежнего, да так, штоб и не возвращаться более ...

— Ой, Петя, — хмыкнул Мяв, — неспешно наука в тебя проникает Смотри, как бы выйдя из себя да не заблудиться в других. Ведь возвращаться-то всё равно придётся ... Вот и воротишься сам не свой. Наберись терпенья и, если любишь жизнь, меньше насилуй её своими мыслями да упрёками себе. Как правило, лишь к концу пути нашего мы и понимаем смысл самого пути. Да и то не всё, а лишь те, кто не остановился, в мыслях запутавшись. Слава хромому, Петя, ведь если мы знаем, что он хромой, значит, он идёт ...

Петя помолчал, пытаясь переварить услышанное, а затем спросил с ехидцей:

— Слушай, Мяв, а ты в самом деле такой умный? Может, ты просто притворяешься? Мяв захихикал:

— Не нравится, Петя? Прямых ответов, простых советов желаешь? Хочешь, чтобы я за тебя твой путь прошёл ?.. По головке гладил ... слезу с тобой пустил ?.. Запомни: если кто-то идёт тебе навстречу — значит, вам в разные стороны и не по пути. А само плывёт в руки, сам знаешь что. То, что не тонет ...

Рыжая улыбка начала бледнеть, исчезая, голос Мява звучал всё тише.

— Не жди дня завтрашнего, когда умнее и краше станешь. Угомонись, Петя. Жизнь, она ведь сегодня проходит ... Когда ты всё же отыщешь счастье своё, то поймёшь, что всё это время оно было рядом с тобой, как заплата на твоей драной заднице ...

Поcле ухода Мява Петя ещё долго прислушивался к себе, пытаясь разобраться в ощущениях. Как всегда, не сразу доходило до него сказанное котом, но он уже не раз убеждался в мудрости этой рыжей бестии.

— Хорошо, — наконец сказал он вслух, — вот стою я здесь привязанный ... Что это значит? В чём-то я потерпел неудачу ... Л неудачник — это кто? — это человек, неправильно воспринявший урок, который сам себе и преподал. Так? Так! В чём же этот урок заключался?

Петя задумался. Стоял, только пальцами пошевеливая да плечами слегка поводя — это было всё, что он мог делать, оставаясь связанным.

— Неудача, — сказал наконец, — это всего лишь то, из чего строят удачу. Не бывает безвыходных ситуаций. Есть только те ситуации, выход из которых нас не устраивает ... А что именно меня не устрашает ?..

— Ну, выхода мне пока и вовсе не видать, — отвечал себе Петя, — могу предположить только, что он там же, где и вход ... А вот что не устраивает меня, так это стоймя стоять связанным, воронам на смех. Пить давно уже хочется — тоже не устраивает ... Болваном себя чувствовать постоянно — очень не устраивает ... Больно уж мотает меня — то червяком никчёмным себя чую, то Хозяином сказочным ... А какой я взаправду, о том сказать и некому. Мява разве поймёшь, одни пинки под зад ... Яга, правда, доброе говорила — так ведь баба, разве можно ей верить ... Кощей или людоед энтот — вегетарианец, что с братом полудуркам, так их похвалы и того меньше значат, ведь и сами-то они — мало люди ... Петя ещё помолчал и вывод наконец сделал:

— Вот и выходит, что всего больше я сам себя и не устраиваю ... Вот-вот, потому-то, видать, и торчу здесь, собою ж поставленный, хоть и руками разбойника рыжего ...

... С оглушительным лаем откуда-то из чащобы, прямо под ноги к Пете, выкатилась собачонка малая, невзрачная. Она бегала вокруг дерева, весело облаивая его. Пока Петя наблюдал за ней, на поляну вышло несколько человек. Они подошли совсем близко, прежде чем он их приметил.

Это был уже знакомый Пете воевода, несколько стражников и ещё кто-то, связанный в руках верёвкой.

— А-а, знакомец смеховой ... — расплылся в улыбке воевода, признав Петю. — Глядя на мир, удивляюсь, что никто не удивляется. Стоит человек посреди лесу один, привязанный, будто так и надо ... Ты пошто здесь ?..

— Да так, видишь вот — дерево охраняю, — невесело пошутил Петя. — По царскому указу ...

— А-а, — вновь сказал воевода недоверчиво и уважительно одновременно, — по царскому, говоришь ... Ну то им, царям, виднее. А наше дело служивое: приказали — выполни ... Вишь вот, преступника в тюрьму сажать ведём ...

— И за что же его? — полюбопытствовал Петя.

— А задержан за совершение преднамеренного самоубийства, — пояснил воевода. — Опасный человек ...

Он уселся рядом, снял шапку и, вытирая платком лысину, принялся сплетничать, как со старым знакомым.

— Народ, — говорил он, — безмолвствует всё громче ... Ещё малость — и даже царь почует. Не понимает, поди, царь-то, что во всём нужна умеренность, особливо в умеренности, особливо когда прокорма энто касается ... Я-то помалкиваю, а што? — закрытый рот, он зубы бережёт ... Надо отстаивать свою точку зрения — я и отстаиваю ... как отстоится — выскажу ... кали спросят ... А пока, чтобы слова не расходились с делом, надо молчать и ничего не делать ...

Поболтав ещё маленько о том о сём, воевода поднялся и потянулся, вид при этом у него был как у человека, привыкшего всегда побеждать в борьбе со здравым смыслом.

— Собачонка вот прибилась, — кивнул Пете на что-то вынюхивающего песика. — Думал, шавка, а оказалось — волкодав. Пока идём, цельных два волка им уже подавилось. Царю в подарок, охоч он до охоты ... Ну, так мы пошли. Бывай, значит ...

Петя даже голоса от смятения внутреннего лишился ...

—... Дык, а я? - наконец сипло вырвалось у него.

— Что — ты ?.. — удивился воевода.

— Да — развязать-то, — терпеливо пояснил Петя.

— Да ты что ?! — возмутился воевода. — Л указ царский? Сам ведь сказал ... Велело охранять, так и охраняй своё дерево, царю-то батюшке оно виднее ...

Петя беспомощно глядел вдогонку уходящим и шепотом ругал себя на все лады.

—... Дошутился, — выдохнул он наконец. И внезапно такой смех его разобрал, что даже дерево закачалось.

Смеялся долго и глубоко, до слёз; жаль только, вытереть их было никак. Глубоко вдохнул напоследок, успокаиваясь. В голове чистоту и покой ощутил.

— А чем же это ты, Петя, недоволен? — сам себя спросил. — Ведь недавно вот так же у людоеда на крюке болтаясь, как-то ты поспокойнее был ... О Хозяине вспоминал, мыслями себя тешил, али позабыл всё ?..

— Надоть и сейчас всё изначально вспомнить ... — сказал себе Петя озабоченно. — А то, как сожрал я то яблочко дивное, так вроде и сам не свой стал — то ли травленое оно, то ли порченое ...

— Понял я тодысь, у великана-то, — вспоминал он вслух, — что по два приказа-то Хозяин сразу командует, это чтоб играть ему было с чем. Одним приказом проблему-то готовит, а другим — решение её ... А приходят в Мир они сразу как одно ...

— Точно, точно ... — вспоминал дальше Петя, — потому ж тогда и обрадовался я, что понял — нет нужды в мире этом хорошее беспрестанно от плохого отделять и суетиться, выбирая — одно энто. И тот, кто к пониманию такому придёт, — вновь Хозяином и становится, а как Хозяином вспомнил себя — кто ж тебе плохое сделает теперь и зачем, если вспомнил уж? Хозяин сам себя не обидит, ведь если он больно половинке своей кукольной и делает иногда, так только чтоб напомнить ей, што и она Хозяин. Это как во сне дурном — себя щиплешь, проснуться штоб, а как проснулся, то чего ж щипаться, себя мучая?

— Значит, как Хозяином себя признал, — углубился Петя е умствования, — любую игру теперь выбирай — плохо уже не будет. Потому и радовался я тогда, на крюке вися, понимание такое пришло, что плохим закончиться происшествие моё не может, пока Хозяином помню себя. Отчего ж сейчас не так весело, как было-то? Ведь знание это и сейчас во мне, в голове моей имеется…

— Разобраться в том, надобно, — озабоченно пошевеливался в верёвках Петя, — должен ответ быть. В себе искать буду, верно Мяв говорил: как из себя выскочишь, так с чужим ответом и вернёшься. Раз во мне вопросы имеются, значит, и ответы есть.

— Хозяин для чего Мир сделал? — в который уж раз терзал себя вопросом нестарый старик, — играть чтоб, радоваться. Так, значит, что я делать должен, чтоб себя же. Хозяина, не забижать? Так радоваться же ... А я што делаю? Вишу на верёвках, болтаю сам с собой ... Можно это радостно делать? А чего ж, тут главное — не отвлекаться на другое. Коли болтать, так болтать всласть ... Л в верёвках путаться, так тоже до конца, и тут уж не болтать — ни языком, ни мыслями, а только ощущать всё в тонких тонкостях.

Петя прислушался к себе — радостно ли ему на верёвках висеть? Руки затекли, ноги болели, верёвками надавленные.

— Будто в пасть меня кто сграбастал ... — сравнение себе Петя привёл.

— Стоп, стоп, — тут же себя и остановил. — Это что же я делаю? Мне верёвку почуять всю падать, а я мыслями болтаю, сравнения ищу ... Не так всё ...

Вновь заглянул в себя Петя. Ногой своей затёкшей стать попытался. Пока понимал, что затекла нога-то, — больно было. Чтоб мысли выключить, прислушиваться к себе глубже стал ... Ощущал, как венки все в ноге набухли — погорячели, как мурашки внутри бегают, щекотно покусывая, как кровь пульсирует ... Глядел в себя, стараясь не пропустить ничего ...

И как-то дивно стало Пете чуть погодя. Вроде всё то же осталось, но боль былая отчего-то болью быть и перестала ... Рассыпалась она на много ощущений разных, каждое из которых само по себе — и не болит вовсе. Дальше — больше, даже приятно отчего-то стало.

— Вот ведь Хозяин разыгрался, — пробурчал вслух Петя, — так и боли любителем стать недолго ...

Но внутри у него было тихо и спокойно — безмысленно. Принялся тогда Петя всё подряд « по-Хоэяйски » рассматривать.

Долго смотрел, как колышут деревья листвой ... Без говору внутреннего смотрел, ни одного трепету их не пропуская. Слушал, как стрекочет кузнечик ... На облака глядел долго, заполняя себя их видом ... Дыхание своё слушал, как наполняет его воздух лесной и как обратно он выходит ...

Да будто потерял себя Петя во всём этом. Словно растворился в листве, облаках, звуках ... Такую радость испытал, как никогда раньше.

В Хозяина играючи, не заметил, как свечерело ... Легли на поляну тени длинные. Солнце, низко склонившись, в глаза лезть принялось. Подали голос тонкий комары лесные, на голод жалуясь.

Не сразу и ощутил Петя, как подошёл кто-то к дереву. Поднял голову — стоит подле него женщина наружности настолько странной, что коли б не сарафан линялый, в заплатах весь, то и не понял бы — какого ж именно полу его гость.

Длиннющая она была на голову Пети выше, и худющая, как плеть. Волосы вроде травы на кочке болотной и такие же спутанные. Кожа на лице и руках как кора берёзы сухой, а нос как сучок с дерева — тонкий, длинный и похоже даже, что с листиком малым, засохшим ...

«... Кикимора какая-то », — подумал Петя, дивясь гостье.

— Она и есть, — захихикала та, кокетливо сарафан оправляя, — приятно, когда признают

Петя удивился про себя:

хоть в сказках он и слыхал о таком, но видал впервые, вслух же сказал:

— Ты мысли, што ли, читаешь? Или так угадала?

— А всего помаленьку. Дело наше лесное, древнее, — затарахтела Кикимора, и без просьбы даже за конец верёвки ухватившись, принялась вокруг дерева бегать. — За столько лет чему не обучишься ...

— Любите соседей, — сказала она, снимая с Пети последние верёвочные кольца, — источник знаний ... Ты здесь день всего стоишь, а сороки уже по всему лесу растрещали — Соловей, дескать, Разбойник опять в лесу кого-то забыл ...

. — Не впервой, значит, такое? — спросил Петя, руки — ноги растирая.

— Не впервой, не впервой, — суетилась Кикимора, вкруг Пети бегая, то суму ему подаст, то в глаза заглянет, то за руку подержится. — Мужик он ничего, добрый. Совесть у него чистая — он ей и не пользовался ни разу ... А как головой долбанулся, да память отшиб, так враз со всем своим преступным прошлым и покончил. Сейчас одним только преступным настоящим занимается. Да ещё опекать его приходится, а не то ведь пропадёт сказка-то без него.

— А чего это ты вокруг всё мотаешься? — не выдержал вконец Петя. — Будто обнюхиваешь всего. Мужика что ли не видела?

— Мужиков людских я много видала, — как-то растерянно отвечала Кикимора, против Пети ставши, — но вот в тебе что-то никак не разберусь ... Навроде как человечьего вида ты, а внутри совсем как наш — природный, лесной, древний. Чую и облака в тебе, и капли дождевые, и запахи лесные ... Будто одна лишь оболочка твоя от человеков, а в ней — то же, что и снаружи — Мир живой. У людей не бывает такого, паутина мысленная у них внутри, рваная и грязная ... Пошто так, Петя ?.. Кто ж ты, мил человек?

Удивлённо слушал Петя Кикимору. Вначале не понимал, а затем вспомнил, как давеча весь мир через себя пропускал, наполняясь и звуками лесными, и запахами здешними ...

« Так вот, — подумал он, — как Хозяин для других-то выглядит. Как кусочек Мира большого, что в теле человечьем запрятан. ..»

«... Человек ... — ещё подумал Петя, распахнув руки напротив низкого уже солнца и сладко потянувшись весь, — человек играет в своей жизни только маленький эпизод ... Так здорово видеть, что игра твоя кому-то по душе пришлась ...»

ЛОВУШКИ МЕТОК. КОВАРСТВО «ОПИСАНИЯ МИРА»

На одном из занятий у нас уже шёл разговор о том, что Хозяин, выстраивая « игровую площадку » под названием Жизнь, « пометил » пространство своей игры сигналами-обозначениями, названными нами Хозяйскими метками. Сейчас мы остановимся более подробно на этом моменте.

Хозяйские метки — это набор обозначений разного рода, определённых нашим языком, нашими словами и помогающий нашей кукольной личности не « потеряться » в созданном Хозяином Мире. Это ориентиры, которые проявлены знакомыми всем нам предметами и явлениями, ощущениями и мыслеобразами, такими, например, как дерево, камень, капля, кошка, гром, молния, мысль, боль и т. д. и т. п.

В совокупности всё это и составляет то самое « Описание мира », о котором уже шла речь на предыдущих занятиях.

Значение « Описания мира » и Хозяйских меток двойственно и неоднозначно.

С одной стороны, работает весьма полезный механизм, позволяющий нам сориентироваться в сложном и многомерном пространстве путём подмены его непознаваемости привычной для нас трёхмерной моделью, уже вполне доступной нашему восприятию.

С другой стороны, это своего рода « капкан », ограничивающий для нас восприятие настоящего и живого Мира, омертвляющий его и делающий недоступным.

Рассмотрим оба аспекта. На первом этапе трёхмерной проявленности некая Хозяйская сущность, получив воплощение в родившемся ребёнке и утратив осознанную связь со своими многомерными, трансцендентными каналами восприятия, оказывается совершенно беспомощной в человеческом мире, мире гораздо большей плотности и неизмеримо меньших для неё возможностей.

Ей, этой сущности, проявленной уже в качестве человека, необходимы новые ориентиры в новом пространстве, некий, трёхмерный уже, « способ » восприятия постигаемого мира.

Именно создание меток, и в их совокупности — « Описания мира », позволяет ей ориентироваться в этом мире, говорить о нём, накапливать новый опыт и новые знания. Это очень важно, учитывая то, каким образом происходит обучение и передача жизненно важной информации в человеческом обществе.

Созданные Хозяином метки сформировали новый механизм восприятия этого мира. Для того чтобы ориентироваться в нём, каждая метка получила своеобразное обозначение — как мысль, а затем и название — как слово, то есть элемент речи. Существо, получившее возможность мыслить и говорить, сделало колоссальный скачок в своей социальной эволюции. Появилось такое понятие, как сознание, постепенно переросшее в самоосознание. Самоосознание — это и есть то качество, которое отделяет человека от животного. Мыслить — по-своему — могут все живые существа. Но возможность « увидеть » себя со стороны, задаться вопросом « Кто я ?» и « Зачем ?» имеет лишь человек. Вот здесь мы и сделаем остановку.

Не один миллион лет понадобился человеку для того, чтобы у него появилась потребность в самоосознании. У ребёнка, как бы повторяющего в период взросления всю эволюцию человеческого сознания, это соответствует примерно 12-14-летнему возрасту. Это так называемый « подростковый » период — и первый этап его становления как личности. Это момент начала его самоопределения в этом мире и начало истинного познавания и исследования Мира, первая, робкая пока, попытка выйти за пределы навязанного « Описания мира ». Детский вопрос « Почему !» сменяется на « Почему именно так !» и начинает доминировать в познании Мира.

Всё. На этом этапе положительная роль « Описания мира» и указателей в виде Хозяйских меток заканчивается. И они всё больше проявляют себя как ловушки и « фильтры», препятствующие объективному восприятию реального большого Мира, в познании которого любое человеческое существо имеет ностальгическую потребность.

J J J

Мы окружены невыразимо чудесным и неповторимым миром, воспринята который, увы, практически не в состоянии. Вместо этого мира мы видим лишь реализацию своего знания о том, каким этот мир должен быть.

Мы не видим реальных живых деревьев, облаков, морских волн, а видим лишь свои представления о том, какими они могут быть, какими они бывают ... По-другому быть не может — мы в состоянии увидеть лишь то, что уже вложено в нас, и можем наблюдать лишь проекцию своих знаний о чём-то. Почему так? Сейчас вы уже в силах сами ответить на этот вопрос. Ведь если мы « Со-Творцы » и строим мир « из себя », то откуда же в нём может появиться то, что в нас не присутствует? Увы нам ...

А что же существует в нас? Социальные стереотипы восприятия, штампы, модели, переданные некогда нам в процессе нашего « научения ».

«Я уверен в одном: то, что нам разрешено видеть, осязать и осмысливать, — это лишь капелька в море жизни. Если бы мир был настолько же примитивен, насколько он нам показан, то этот мир не смог бы существовать» (Николай Варсегов).

Подобные ощущения, посещавшие, пожалуй, всех, находят иногда и такое шуточно-афористичное выражение: « № судите о Боге по нашей планете. Это не самая большая его удача ».

И всё же согласитесь — Мир прекрасен! Даже сквозь призму

этих несамостоятельных знаний, даже « отфильтрованный » скудностью нашего речевого и ментального аппарата ...

Насколько же более прекрасным он может оказаться, если мы расширим границы нашего восприятия, если снимем « заданность » и « условность » такового ...

Наверное, каждый хоть раз в жизни сталкивался с тем, что в тот момент, когда вы восхищались закатом, картиной, мелодией, кто-то — находящийся рядом и воспринимающий, казалось бы, всё то же самое — оставался совершенно равнодушным к вашим восторгам.

Не вините его. У него иные оценочные критерии, иная модель Мира, иное его « описание ». Оно достаточно близко вашему, но ровно настолько, чтобы вы могли общаться и даже делиться мнениями. Но не слишком обольщайтесь — вы всё же в разных пространствах. Его личная Вселенная лишь частично пересекается с вашей некоторыми общими для вас понятиями и едиными стандартами обучения.

Психологи скажут: « Всего лишь различные психологические пространства ». Мы же пойдём дальше — да, это так, но внутреннее пространство — это и есть тот « шаблон », та « матрица », проходя сквозь которую энергия созидания выстраивает соответствующий ей Мир, нашу « личную Вселенную ».

Все наши попытки найти общий язык в обсуждении важных, возможно даже глобальных, тем, касающихся, скажем, проблем экологии, разоружения, борьбы с бедностью, болезнями, наркоманией, очень часто, да что там — неизбежно натыкаются на барьер непонимания со стороны прочих участников обсуждения. И по-другому быть не может. Дело в том, что порою, говоря об одном и том же, мы называем это противоположными по смыслу словами, или напротив — очень часто, оперируя одинаковыми терминами, мы говорим о совершенно разных вещах. И это не случайности, не частности — это общий для всех, но неосознаваемый механизм, заставляющий нас постоянно взаимодействовать не с объективной реальностью, а с нашими представлениями о ней. С её описанием.

Эта же заданность видения мешает нам выстроить гармонично своё близко-личностное, интимное пространство, мешает рассмотреть тех, кто находится с нами рядом в этом мире.

Ведь мы, как правило, видим не самого человека, а лишь своё представление о нём, его же истинная суть остаётся за пределами нашего « зашоренного » ложным человеческим опытом знания.

Ложный опыт» — это, прежде всего, не мой опыт. Это знание, приобретённое через «научение». Такие величайшие знатоки человеческих душ, как Бальзак, Диккенс, Достоевский, Толстой, надели на нас «эталон» знания о том, «каковы» мы, и теперь вокруг нас все именно таковы — «каковы». А ведь мы перечислили гениев, но кто их читал? Кто пользуется их критериями оценки Человека? Для большинства же из нас такие «критерии» формируются при просмотре боевиков и «мыльных» сериалов.

Мы омертвляем человека, находящегося рядом с нами, своим « знанием » о том, каким он должен быть, либо своей памятью о том, каким он был когда-то. И потом смертельно обижаемся на него, если замечаем, что он этому знанию соответствовать не хочет, не понимаем, что он живой и имеет право стать другим, развиваясь ...

Это может стать трагедией ... или анекдотом:

— Была бы ты чужая, — говорит муж, гладя на переодевающуюся жену, — цены бы тебе не было.

Мы смеёмся над собой: « Мечта идиота выглядит как жена соседа », — но преодолеть эти стереотипы не в силах и остаемся в рамках всё тех же кукольных игр.

Нас окружает живой Мир, но, навесив на него ярлыки меток, любых словесных определений, мы его тут же « обездвиживаем » и лишаем права на жизнь, на божественную непредсказуемость и Хозяйскую естественность. Стоит нам открыть что-либо новое, прекрасное своей непохожестью ни на что, как мы торопимся его классифицировать, объяснить и сделать неинтересным себе же.

Вместо того чтобы радоваться появлению в нашем пространстве чего-то неординарного: явления природы, непривычной способности, нетривиального поведения ребёнка, — мы страшно этого пугаемся и изо всех сил спешим нивелировать всё новое до общего уровня либо навесить любой ярлык, якобы поясняющий, дескать это — « торсионная сингулярность ...» и всё, и мы спокойны — торсионная ведь, а вы что, что-то плохое успели подумать ?..

Но есть всё же особенности восприятия, общие для всех. Именно они, присутствуя в каждом, и позволяют ощущать нашу глубинную общность, находить точки истинно творческого единства и сопричастности чему-то, лежащему уже за пределами нашей кукольной личности.

Вспомните себя в состоянии истинно творческого вдохновения — вы пишете стихи, музыку, картину, вы влюблены ( это — творчество !) или, наоборот, вы уже воспринимаете, но столь же вдохновенно, музыку, красоты природы, замерли перед полотном художника, не можете оторвать взора от захлёбывающихся пеной волн ... Что объединяет все эти моменты?

Особое состояние отрешённости, внутреннего безмолвия ... Вы открыты на восприятие чего-то, лежащего вне ментальных механизмов, поддерживающих « Описание мира » и опирающихся на Хозяйские метки. Ментальная тишина и открытость чистому и цельному восприятию ... До обидного редкие мгновения ...

Окончательно убрав привязку к « Описанию мира » и включив интуитивные Хозяйские каналы восприятия, вы в каждом предмете, в каждом простейшем процессе — будь то звук капли или тиканье часов, можете увидеть, услышать и осознать Бога, Хозяина.

Есть такая притча. Некий просветлённый старец, этакого восточного толка, то есть достаточно невыразительно одетый, не творящий походя чудес и внешне ничем не отличающийся от прочих прохожих, зашёл как-то с группой своих учеников в чайхану.

Чайханщик, подававший всем чай, неожиданно пал перед ним на колени и, радостно смеясь и плача одновременно, целуя ему руки, попросил благословения.

Немногим позже ученики этого старца увлекли чайханщика в сторону и принялись допытываться у него.

— Мы, — говорили они, — ходим с этим человеком уже много лет. Он не творит чудес, он редко поучает, он делает иногда странные вещи — даже мы иногда сомневаемся, — а достигли он?

— Откуда ты, — вопрошали они, — видя его считанные минуты, распознал в нём просветлённого? Разъясни нам.

— Много десятков лет я работаю чайханщиком, — отвечал им чайханщик, — не счесть лиц, что видел я за эти годы. Но я — никогда !.. Никогда не видел, чтобы человек с такой невыразимой любовью смотрел на чашку! На обыкновенную щербатую глиняную чашку !..

Иногда достаточно убрать этикетку с таким знакомым словом « чашка », чтобы под ней увидеть её суть, её Божественную, Хозяйскую природу. На этом примере хорошо видно, как метки, слова, их обозначающие, понятия, ими фиксируемые, отделяют нас от той самой цельности, от единства с каждым элементом Мира, с нашим общим Хозяином.

Мы опутали Живой Мир паутиной слов-обозначений. Самое обидное, что даже эта паутина не наша — это всего лишь чужие, привитые нам понятия и представления. Вначале нас опутывали понятиями этих слов, а затем мы сами этими же словами омертвляли живой Мир.

У Карлоса Кастанеды по этому поводу сказано: « Тот мир, который я знаю как окружающий, был просто описанием мира, которым я был напичкан с того момента, как родился ... Первое действие учителя -представить идею о том, что мир, который мы думаем, что видим, на самом деле только видимость, описание мира ».

Джебран Халиль Джебран говорит о том же: « Все учения схожи с оконным стеклом. Мы видим истину сквозь него, но оно так же и отделяет нас от истины ».

Множество расставленных меток в виде слов, понятий, определений и т. п. мешают « увидеть », ощутить цельность всей системы Мира. Это те самые пресловутые « деревья, за которыми мы не видим леса ».

Мы научились видеть детали этого Мира, а сам Мир как целое ускользнул от нашего восприятия, рассыпался на мелочи и фрагменты. Наши излюбленные проблемы — это и есть те самые частности, в рамках которых мы, пытаемся исследовать Целое. Это и смешно, и невозможно. Необходимо выйти за пределы освоенного пространства и взглянуть на проблему со стороны или как бы « сверху », чтобы осознать её условность, а может, даже — смехотворность.

Попробуйте решить следующую задачу: К реке одновременно подошли два человека. Им надо переправиться на противоположный берег. Но есть одна лодка, которая может выдержать только одного человека. Как им быть? Задумались? Правильно, это очень сложная задача. Смехотворно сложная ... Но похоже, что решение у вас пока не проклюнулось ...

Что ж, попробуем ещё раз. Вы сейчас вновь внимательно прочитаете условие, но теперь постараетесь увидеть всё как бы с высоты птичьего полёта, вроде схемы ...