Кризис кейнсианства в 70-е гг

Период 70-х гг. явился, по образному выражению английской эконо­мистки Дж. Робинсон, временем «второго кризиса экономической тео­рии» Запада в XX в. Имелось в виду, что первый кризис в годы «Великой депрессии» поразил, прежде всего, неоклассическое направление, концеп­ции невмешательства государства в экономическую жизнь общества. Этап 70-х гг. был трудным для всех школ и направлений. Но когда говорят о «вто­ром кризисе» экономической теории, подразумевают в первую очередь кризис кеинсианства, или концепций государственного воздействия на экономику через совокупный спрос.

Внешние формы кризиса были довольно очевидны. К ним относилось, прежде всего разочарование правительственных и деловых кругов, самой широкой публики в кейнсианских методах государственного регулиро­вания. Последние сыграли немаловажную роль в хозяйственном процве­тании Запада в 50—60-е гг., но затем начали давать сбой за сбоем и явно утратили былую эффективность. К внешним формам кризиса относится также резкое ослабление влияния идей кейнсианства в процессе препо­давания экономической теории. Да и в самих научных исследованиях кейнсианство, которое ранее выступало для многих средоточием фунда­ментальных истин, превращалось все чаще в объект ожесточенной кри­тики.

Главной причиной завершения «века кейнсианства» в экономичес­кой теории Запада явилось общее ухудшение хозяйственной конъюнктуры в 70-х—начале 80-х гг. В 1973—1975 гг. западному миру дове­лось пережить самый тяжелый за весь послевоенный период циклический спад. В результате после «серебряных» 50-х и «золотых» 60-х гг. темпы эко­номического роста в 70-х гг. значительно понизились. В начале следующе­го десятилетия экономику наиболее развитых стран поразил еще один циклический кризис 1980—1982 гг. По глубине падения основных макроэко­номических показателей эти спады значительно уступали «великому кризису» 1929—1933 гг., но намного превосходили все послевоенные рецес­сии. Между тем инструментарий неокейнсианства (теории экономического роста, концепции цикла и антициклического регулирования и др.) был связан с поддержанием устойчивого динамического равновесия и нацелен, в частности, против отрицательных последствий циклических колебаний. Возрождение глубоких кризисных спадов означало несомненную дискре­дитацию указанного инструментария.

Еще одна причина состоит, как представляется, в теоретических сла­бостях кеинсианства, связанных с невозможностью найти эффективное противоядие галопирующей инфляции. Всплеск роста цен на Западе не­посредственно был спровоцирован «нефтяным шоком» 1973 г., то есть мно­гократным увеличением мировых цен на нефть в связи с известным реше­нием государств - членов ОПЕК. Но основы ускоренного инфляционно­го процесса закладывались еще раньше. Многие экономисты видели их ис­токи в практике дефицитного финансирования, проводимой в течение дли­тельного времени правительствами ряда стран (в США, например, «кейнсианскими» администрациями Дж. Кеннеди, Л. Джонсона), а также мани­пулирования ценами со стороны монополий.

Политика дефицитного финансирования, составленная по рекоменда­циям кейнсианцев, была нацелена на стимулирование экономического роста за счет увеличения расходов государственного бюджета. Неизбеж­ный бюджетный дефицит рекомендовалось покрывать путем государст­венных займов. В конечном итоге, как хорошо понимали кейнсианцы, это должно было привести к инфляции. Но последнюю они предполагали, во-первых, держать под контролем и, во-вторых, — использовать в качестве дополнительного генератора эффективного спроса (в условиях инфляци­онного роста цен, пусть небольшого, все стремятся обратить свои сбере­жения в реальное потребление или инвестиции). Какое-то время подобная политика была результативной; однако уже в середине 70-х гг. инфляция окончательно вышла из-под контроля, что дало противникам кейнсиан­цев хороший повод обвинить их в игнорировании инфляционной опасно­сти, в незнании законов денежного сектора экономики, пренебрежении монетарными факторами развития и т.д.

Дополнительной причиной кризиса кейнсианства оказалась неспособ­ность его приверженцев объяснить явление стагфляции, то есть сочетание циклического спада и высокой безработицы — с одной стороны, и инфляции—с другой. Стагфляция, едва обозначившись в конце 60-х гг., в следу­ющее десятилетие сделалась постоянным обрамлением кризисных процес­сов (до указанного рубежа перепроизводство товаров в кризисные годы со­провождалось общим падением цен).

Для большинства кейнсианских теоретиков интерпретация соотноше­ния инфляции и безработицы строилась в соответствии с кривой Филлипса: экономика сталкивается одновременное тем и с другим злом, при­чем одно из них можно уменьшить только за счет другого. Предполагалось, что повышенная инфляция станет ценой невысокой безработицы. Согласно кейнсианским воззрениям, политика «больших государственных расходов» Должна была поддерживать экономический рост, а тактические задачи — выбор между большей инфляцией и меньшей безработицей (либо наобо­рот) можно будет решать, выбирая оптимальную точку на кривой Филлипса.

На деле в 70-е гг. цены росли одновременно с безработицей, и следовательно, имело место единовременное повышение как безработицы, так и инфляции. В итоге скомпрометированным оказался не только стратегиче­ский, но и тактический инструментарий кейнсианства.

К основным причинам дискредитации кейнсианского направления необходимо также отнести отсутствие у его лидеров концепций, могущих объяснить кризисы мирового хозяйства и сформулировать программы их урегулирования. Известно, что периодические спады в 70-е гг. сопровожда­лись так называемыми структурными кризисами: энергетическим, сырье­вым, экологическим. Но для их объяснения кейнсианство, оперировав­шее закономерностями спроса, а не производства, вообще не располагало каким-либо теоретическим багажом. Что касается мирового валютно-финансового кризиса (он начался раньше других — еще во второй половине 60-х гг.), то кейнсианская доктрина имела непосредственное отношение к его инициированию. Сама концепция введения институтов наднациональ­ного регулирования и, в частности, придания доллару статуса резервной валюты, была сформулирована на Бреттон-Вудской конференции (1944), решения которой были выдержаны в духе кейнсианства. Долгие годы Бреттон-Вудская система работала весьма эффективно, обеспечивая ускорен­ное развитие международных расчетов. Но, начиная со второй половины 60-х гг., хронический дефицит бюджета США (а он, как известно, подогре­вался большими расходами правительства) вкупе с общим дефицитом пла­тежного баланса сделали свое дело: доллар из наиболее сильной валюты превратился в валюту весьма неустойчивую, начался его массовый сброс правительствами зарубежных стран, золотые запасы США быстро уменьшались, и в 1971 г. президент Р. Никсон объявил о прекращении обмена долларов на золото. Это означало крах прежней системы золото-валютно­го стандарта, а фактически и всей Бреттон-Вудской системы, после чего на кейнсианцев как на инициаторов этой системы обрушилась очередная лавина упреков.

Неудачи теорий экономической динамики и антициклического регулирования, обвинения в провоцировании инфляции, в неумении объяснить и найти лекарство от стагфляции, кризисов мирового капиталистического хозяйства — любого из этих негативных факторов хватило бы, чтобы подорвать авторитет самой влиятельной теории. Но в истории кейнсианства все эти отрицательные факторы в 70-е гг. действовали одновременно, многократно усиливая друг друга. В итоге кейнсианство утратило роль ведущего направления экономической теории Запада и вынуждено было перейти на вторые позиции. Вопрос о том, кто займет теоретический Олимп решался недолго. Еще в рамках «кейнсианского века» (с конца 50-х гг.) в США развернулся процесс возрождения неоклассической теории — так называемое «неоклассическое контрнаступление». В 70-е гг. неоклассики, ведо­мые Чикагской школой М. Фридмена, умело воспользовались проявивши­мися слабостями кейнсианской теории и начали активно теснить кейнси­анцев в экспертных советах при правительствах.