Ш.М.Мунчаев, В.М.Устинов 17 страница

Последоговорное право гражданина, именуемое Спинозой «частным гражданским правом», он характеризует как «свободу каждого сохранять себя в своем состоянии, определяемую указами верховной власти и защищаемую только ее авторитетом». Это гражданское право– часть общего права; и то и другое право, как и вообще всякое право (кроме божественного, т.е. богооткровенного, права) в естественном и гражданском состояниях, являются по своей субстанции правом естественным, правом-силой. Частное гражданское право, следовательно,

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 248

есть разрешенные в условиях гражданского состояния естественные права индивида, т.е. дозволенная верховной властью часть естественных прав.

Осуществление же гражданином всех остальных (не дозволенных государством) естественных прав представляет собой преступление.

В этой связи Спиноза касается и задач правосудия, которое, в соответствии с требованием общего права не вредить друг другу, определяется им как твердость в воздаянии каждому того, что ему следует на основании гражданского права.

Обосновывая приказной характер отношения государства к подданным, Спиноза вместе с тем возражает против возможных обвинений его в том, что он превращает подданных в рабов: раб подчиняется приказаниям господина, имеющего в виду свою пользу, а подданный по приказанию верховной власти делает то, что полезно обществу, а следовательно, и ему.

Мера свободы индивида или государства определяется, по Спинозе, не пределами дозволенного им своеволия, а степенью их разумности, поскольку свобода возможна лишь на основе и в границах познанности естественных необходимостей. «Воля и разум– одно и то же»,– подчеркивал Спиноза. И только разумная воля, согласно этой концепции, является свободной. В соответствии с таким пониманием свободы Спиноза отмечал, что наиболее свободно то государство, законы которого основаны на здравом рассудке; в таком государстве каждый, если он этого хочет, может быть свободным, т.е., не кривя душой, жить по указанию разума. Человек свободен лишь постольку, поскольку он руководствуется разумом, так как в этом случае он действует со знанием тех причин, которые необходимо определяют его действия. «Ибо,– заключает Спиноза, – свобода не уничтожает необходимости действования, но предполагает».

Проблема свободы рассматривается Спинозой по преимуществу в этической, а не в публично-политической плоскости. Примечательно в этой связи его утверждение о том, что «свобода или твердость души есть частная добродетель, добродетель же государства – безопасность».

Вместе с тем у Спинозы имеются суждения и о том, что конечная цель государства– освободить каждого от страха, обеспечить его безопасность и возможность наилучшим образом удерживать свое естественное право на существование и деятельность без вреда себе и другим. «Следовательно,– заключал он,– цель государства в действительности есть свобода».

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 249

При рассмотрении вопроса о пределах полномочий государства в его взаимоотношениях с подданными Спиноза отмечает, что высказанное им положение о полном переносе естественных прав каждого на верховную власть и ее праве на все, хотя отчасти и согласуется с действительностью, но «во многом неизбежно остается чисто теоретическим», ибо невозможно перенести на другого всю свою мощь (свое право), не перестав быть человеком. И никогда не будет существовать такая верховная власть, которая могла бы делать все так, как хочет, не считаясь с законами человеческой природы. «Посему должно допустить,– подчеркивал он,– что каждый сохраняет при себе из своего права многое, зависящее, таким образом, только от его решения, но ни от чьего другого».

Пределы мощи и права государства определяются Спинозой следующим образом. Во-первых, такой предел обусловлен тем, что сила (и право) государства состоит не в возможностях творить произвол и насилие, а в осуществлении того, что здравый разум считает полезным для всех людей, ибо именно «то государство будет наиболее мощным и наиболее своенравным, которое зиждется на разуме и направляется им». Здесь, таким образом, пределы власти (и, следовательно, начало сферы независимости подданных) определяются самой природой права и мощи государства, разумно понятой необходимостью; государство свободно в пределах необходимости, присущей его природе.

Когда же государство делает что-нибудь вразрез с велением разума, то оно «грешит» против своей природы, изменяет себе и в этом смысле совершает преступление. Но это – преступление не по праву гражданскому, а по праву естественному, поскольку речь идет о тех правилах, которые государство обязано хранить ради самого себя. Государство не подчинено гражданскому праву и, следовательно, не может совершить преступление по этому праву. Но поскольку государство, чтобы быть своеправным, «обязано сохранять причины уважения и страха», то оно не должно «открыто нарушать и презирать им же самим изданные законы».

Во-вторых, предел права государства обусловлен природой самих подданных, которые лишь в той мере признают это право государства, в какой они боятся его угроз или любят гражданское состояние. «Отсюда,– заключает Спиноза,– следует, что все то, к выполнению чего никто не может быть побужден ни наградами, ни угрозами, не относится к праву государства». Так, вне сферы права государства (т.е. вне государственного вмеша-

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 250

тельства в жизнь и дела людей) находятся способность суждения, истинное познание бога и любовь к нему, вопросы взаимной любви и ненависти людей, право человека не свидетельствовать против себя, не убивать своих родителей, его право на попытку избежать смерти и т.д. Речь, по существу, идет о тех естественных правах человека, которые, согласно Спинозе, вообще не могут быть (а не то что не должны быть) отчуждены от индивида в пользу государства.

В-третьих, «к праву государства менее относится то, на что негодует большинство». Поскольку «право государства определяется мощью народа», постольку надо считаться с мнением народа, чтобы не дать повод к заговору с его стороны. Предел власти государства в данном случае ставится, говоря современным языком, необходимостью учета общественного мнения.

Спиноза в принципе отвергал право подданных (по гражданскому праву) на сопротивление властям, изменение, толкование или нарушение этих учредительных (конституирующих государство) договоров и законов. Нарушение же их властями ведет к тому, что общий страх большинства граждан превращается в негодование против властей, «разрушается государство и прекращается договор, защищаемый поэтому не по гражданскому праву, а по праву войны». Иначе говоря, для подобной ситуации нарушения государственными властями условий договора Спиноза признает естественное право народа на восстание.

Спиноза был защитником свободы совести и веротерпимости. При рассмотрении взаимоотношений государства и религии Спиноза подчеркивает, что верховной власти как по божественному, так и по естественному праву принадлежит «верховное право постановлять относительно религии все, что бы она ни порешила, и- все обязаны повиноваться ее решениям и приказам относительно религии».

Большое внимание в политико-правовом учении Спинозы уделено проблеме форм государства, которую он освещает под углом зрения наилучшего состояния различных форм верховной власти, т.е. степени обеспечения в них цели гражданского состояния – мира и безопасности жизни. В зависимости от степени реализации этой цели различные государства (различные по форме или различно устроенные внутри одной и той же формы) в разной мере обладают «абсолютным правом государства».

Спиноза выделяет и освещает три формы государства (верховной власти)– монархию, аристократию и демократию.

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 251

Критически упоминаемая им тирания в числе форм государства не фигурирует. Отвергает он и всякую иную верховную власть, установленную путем завоевания и порабощения народа. Под верховной властью, отмечал он, «я понимаю ту, которая устанавливается свободным народом, а не ту, которая приобретается над народом по праву войны».

При своих явных симпатиях к демократическому государству Спиноза с учетом политических реалий своей эпохи признает приемлемость и некоторые достоинства и таких форм (при их надлежащем устройстве), как монархия и аристократия.

При освещении монархии Спиноза отмечает, что один человек не может обладать высшим правом и всей мощью государства, поэтому монарх вверяет свое и общее благополучие разного рода советникам и приближенным, так что в действительности монархическая форма верховной власти оказывается аристократической, но не явной, а скрытой, а потому наихудшей. Придавая большое значение наличию в монархии многочисленного совета, избираемого из всех слоев и родов граждан на несколько лет самим государем, Спиноза подчеркивает, что первейшая обязанность этого совета – защита основных законов государства, подача царю рекомендаций о текущих делах, вытекающих из требований общего блага. Специально подчеркивается необходимость включения в этот совет знатоков права. Для отправления правосудия должен быть организован особый совет, причем его приговоры подлежат утверждению большого совета.

Аристократическая форма верховной власти, при которой власть находится у определенного числа выбранных лиц (патрициев), по оценке Спинозы, предпочтительнее монархии, поскольку она в большей мере обладает абсолютным правом государства и по этой причине более приспособлена к сохранению свободы. При этой форме государства необходимо, чтобы правящих (патрициев) было много. Число патрициев должно относиться к численности народа примерно как один к пятидесяти.

В условиях аристократии народ не имеет никакого голоса, но поскольку он внушает страх власть имущим, то «сохраняет за собой некоторую свободу, которая хотя и не имеет прямой опоры в законе, однако молчаливо отстаивается им и оставляется за собою».

Свое предпочтение Спиноза отдает федеративной форме аристократической республики, в которой верховная власть

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 252

сосредоточена во многих городах и, следовательно, в этом случае делится между городами–членами федерации.

Как «всецело абсолютная форма верховной власти» характеризуется Спинозой демократия. Отличие демократии от аристократии, согласно Спинозе, состоит в следующем: если в аристократии правители (т.е. патриции) избираются советом (тоже патрициями), то в демократии правители определяются самим законом. Так что может случиться, отмечает Спиноза, что верховный совет в аристократии будет многочисленнее, чем верховный совет в демократии, если последней закон, определяющий круг правителей, будет содержать много ограничений (возрастных, имущественных и иных цензов).

Правящие в демократии, таким образом, не выбираются (ни узким крутом правителей-выборщиков, как в аристократии, ни народом в целом), но признаются таковыми и призываются к управлению государством прямо основным законом этой формы правления, изначально установленным народом.

Наиболее широкой в трактовке Спинозы является та форма демократии, «где все без исключения подчинены одним только отечественным законам и, кроме того, своенравны (sui juris) и живут безупречно, обладают правом голоса в верховном совете и правом поступления на государственную службу». Это, согласно пояснениям Спинозы, означает, что из числа лиц, допускаемых законом к управлению государством такой формы, исключаются иностранцы, женщины, рабы, дети и несовершеннолетние, а также те, кто подвергся бесчестию (вследствие преступления или позорного образа жизни).

Демократическое государство, по оценке Спинозы, «наиболее естественно и наиболее приближается к свободе, которую природа предоставляет каждому, ибо в нем каждый переносит свое естественное право не нa другого, лишив себя на будущее права голоса, но на большую часть всего общества, единицу которого он составляет». Поэтому все в демократии, как прежде в естественном состоянии, пребывают равными.

При освещении проблем межгосударственных отношений Спиноза отмечает, что государства в своих взаимоотношениях находятся в естественном состоянии и «два государства – по природе враги». Право войны, таким образом, принадлежит каждому государству в отдельности, право же мира– это право по меньшей мере двух государств, именуемых союзными. «Война,– подчеркивал Спиноза,– должна вестись только в целях мира, дабы по ее окончании не было нужды в применении

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 253

оружия». Однако поскольку собственное благоденствие есть наивысший закон всякого государства, оно, руководствуясь боязнью вреда или надеждой на выгоду, может как заключить союз, так и с полным правом нарушить его, если это диктуется пользой государства в изменившихся условиях.

Спиноза выступает за взаимопомощь государств и отмечает, что вместе они имеют больше права, чем каждое из них в отдельности. «Чем больше государств заключает вместе мир,– писал Спиноза,– тем менее страха внушает каждое в отдельности всем другим, или тем менее власти у каждого начать войну, но тем более оно обязано блюсти условия мира, т.е. тем менее оно своенравно, но тем более обязано приспособляться к общей воле союзных государств».

В историю политической и правовой мысли Спиноза вошел как прогрессивный мыслитель-гуманист, критик теологических политико-правовых идей, один из творцов светской доктрины государства и права.

Глава 11. Политические и правовые учения в Англии в XVII в.

§ 1. Основные направления английской политической и правовой мысли

§ 2. Политико-правовое учение Гоббса

§ 3. Учение Локка о государстве и праве

§ 1. Основные направления английской политической и правовой мысли

Английская буржуазная революция XVII в. нанесла сокрушительный удар по феодализму и открыла простор для быстрого роста капиталистических отношений в одной из ведущих стран Западной Европы. Она имела несравненно более широкий резонанс, нежели прошедшая за несколько десятилетий до нее нидерландская (голландская) революция.

Английская революция имела ряд особенностей. Возглавившая ее городская буржуазия выступала в тесном союзе с джентри (средним и мелким дворянством, сумевшим приспособиться к развитию капитализма). Революционный лагерь составили также крестьянство, городская мелкая буржуазия. Трудящиеся массы явились важной движущей силой английской буржуазной революции. Защитниками изжившего себя феодально-абсолютистского строя были старое дворянство и верхушка господствовавшей англиканской церкви.

Каждая из общественных групп, принимавших участие в революции, выставила свои политические программы и обосновала их соответствующими теоретическими выкладками. Понятно, что эти программы и теоретические построения, на которые они опирались, отличались друг от друга содержанием, социально-классовой направленностью. Тем, что было в них общего, являлась религия. Идеологи обоих противоборствовавших лагерей оперировали библейскими текстами, яростно обвиняя своих врагов в отступничестве от «истинного Бога». Религиозную форму английская революция унаследовала от широких социальных движений средневековья. Умонастроения и чувства масс столетиями вскармливались исключительно религиозной пищей. Чтобы всколыхнуть массы, необходимо было их собственные интересы представлять в религиозной одежде.

У кальвинистской реформации позаимствовала свою идеологию английская буржуазия. Интересы ее правого крыла (богатого купечества и банкиров Лондона, примкнувшей к ним части обуржуазившегося дворянства) представляла религиозно-политическая партия пресвитериан. Позиции средней буржуазии и группировавшихся вокруг нее джентри защищала партия

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 255

индепендентов («независимых»). Политической партией мелкобуржуазных городских слоев являлись левеллеры («уравнители»). Из движения левеллеров выделились диггеры («копатели»); они образовали левый фланг революционной демократии и самыми радикальными средствами отстаивали интересы деревенской бедноты, городских низов.

Противники революции, соединявшие веру в незыблемость феодальных порядков с преданностью королевскому абсолютизму и клерикальными убеждениями, не особенно заботились о новизне и весомости той аргументации, которую они пускали в ход в идеологической борьбе. Ими были взяты на вооружение концепция божественной природы монархической власти, теория патриархального возникновения и существа государства.

Первую развил профессор Лейденского университета (Голландия) Клавдий Салмазий в памфлете «Королевская защита». В этом антиреволюционном произведении Салмазий утверждает, что монархи получают свою власть от бога; никто из людей не смеет ее ограничивать и разрушать. Казнь короля (речь идет о казни Карла I Стюарта 30 января 1649 г.) есть оскорбление божества и попрание религии; она означает, по Салмазию, ниспровержение самих основ государственности, упразднение всякого права и всяких законов.

Теорию патриархального происхождения государства изложил Роберт Фильмер в сочинении «Патриархия, или Естественная власть короля». Он доказывал, будто власть королей ведет свое начало непосредственно от прародителя рода человеческого – Адама. Поэтому государство появляется вовсе не в результате общественного договора, заключаемого свободными и равными людьми, который ими же при определенных условиях может быть расторгнут. Государь не назначается, не выбирается и не смещается подданными, ибо все они – его дети. Происходя (через Адама) от бога, монархическая власть, согласно Фильмеру, вообще не подчинена человеческим законам.

Как уже отмечалось, во времена английской буржуазной революции в стране действовало и боролось множество различных общественно-классовых группировок. Соответственно и политико-юридическая мысль данной эпохи оказалась представленной в социальном плане широким спектром идей.

Одними из самых распространенных и влиятельных были в ту пору идеи индепендентов. Главные религиозно-политические лозунги индепендентов были таковы: полная независимость и самоуправление для каждой общины верующих, ликвидация

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 256

централизованной и подчиненной диктату государства (короля) англиканской церкви, никакой иной власти в делах совести, кроме «власти Бога», абсолютная веротерпимость и неотчуждаемость свободы совести и т.п. Собственно политические требования индепендентов отличались умеренностью. Признавая преимущества республиканского строя, они готовы были довольствоваться установлением конституционной монархии. Выразителями идеологии индепендентов явились Джон Мильтон, Олджернон Сидней, Джеймс Гаррингтон и др.

Великий английский поэт Джон Мильтон (1610–1674) принял активнейшее участие в революции на стороне демократических сил. В его трактатах «О власти королей и должностных лиц», «Защита английского народа против Салмазия», «Иконокласт» обосновывается то положение, что люди по природе своей свободны и должны оставаться такими при всех без исключения условиях общественной жизни. Народ («под словом народ мы разумеем всех граждан всякого состояния») – единственный источник и носитель власти, суверенитета государства. Он вручает бразды правления королю, магистратам не для того, чтобы поставить над собой господ, а чтобы иметь уполномоченных, которые бы четко выполняли его поручения. Правители обязаны действовать в интересах и на благо народа, подчиняясь гражданским законам. Если они от этого уклоняются, народ вправе (в том числе через собрание своих представителей – палату общин парламента) призвать их к ответу и подвергнуть наказаниям, вплоть до самых суровых.

С точки зрения Дж. Мильтона, республика, по-видимому, приемлемей прочих других политических форм. Она позволяет народу оказывать решающее влияние на деятельность должностных лиц, на управление государством. При ней более всего обеспечиваются права индивида: его свобода совести, мысли, слова. Правда, Дж. Мильтон считал, что демократию может возглавлять и король (но лишь как на время избранный представитель нации, свободно выбираемый и сменяемый народом). По его мнению, избирательное право, вводимое в государстве, следует предоставлять главным образом средним классам, поскольку именно там имеются те «умные и дельные люди», которые заслуживают быть у кормила государственного правления.

Идею народного суверенитета отстаивал в своих «Рассуждениях о правительстве» О. Сидней (1622–1683), сложивший голову на плахе за оппозицию реакционному правлению короля

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 257

Карла II. О. Сидней подверг уничтожающей критике сочинение Р. Фильмера «Патриархия». Вслед за Т. Гоббсом и Дж. Мильтоном он выводил происхождение государства из свободного соглашения людей, которое-де было заключено ими в целях самосохранения. Нет никакого иного правомерного основания власти, чем это соглашение: ни родство, ни сила, ни обман не рождают права. Кому принадлежит право учреждать власть, тому принадлежит и право ее аннулировать. Посему народ всегда вправе низвергнуть королей, злоупотребляющих полученной ими властью. Таковую они обретают благодаря договору между народом и правителями. Преимущественно в политическом смысле понимает О. Сидней свободу индивидов, народа-суверена. В ней он видит прежде всего фактическое участие людей в установлении верховной власти, гражданских законов. Демократические ориентации О. Сиднея привели его, однако, не к республиканизму, а к защите «смешанного правления» (власть короля, ограниченная парламентом), т.е., по сути дела, к проекту создания конституционной монархии.

Близкий по своим политическим взглядам к индепендентам, Дж. Гаррингтон (1611–1677) опубликовал в 1656 г. труд «Республика Океания». В нем обосновывается желательность перестройки английской государственности и придания ей облика буржуазно-дворянской республики («без примеси аристократии невозможно никакое народное государство»).

Но для истории науки о государстве и праве «Океания» интересна не только в этом плане. Намного значимей в научном отношении развиваемый в ней тезис о детерминации государственных форм характером распределения собственности в обществе. Исследуя фактическое имущественное положение различных социальных слоев современной ему Англии и сопоставляя его с организацией, составом и целями правления, Дж. Гаррингтон доказывает: собственность не порождается властью (как утверждал Т. Гоббс), а напротив, собственность создает власть. «Каков баланс собственности в стране, такова и власть в ней». Здесь мы встречаемся с одним из первых в государствоведении Нового времени плодотворных опытов выявления зависимости природы и специфических черт политического строя от реального экономического фактора.

Если индепенденты хотели бы после видоизменения формы правления, завоевания для буржуазии и нового дворянства доступа к власти, освобождения этих общественных групп от

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 258

феодальных пут завершить революцию, то в намерения левеллеров входило повести ее гораздо дальше. Пространных сочинений о государстве и праве они нам не оставили. Однако выдвинутые ими идеи сыграли очень крупную позитивную роль в социально-политической жизни Западной Европы и Северной Америки XVII–XVIII вв., в развитии прогрессивной политикоюридической мысли.

Вождем и идеологом партии левеллеров был Джон Лилберн (1614–1657). Им написаны и с его участием составлены многочисленные памфлеты и документы, в которых излагалась политическая программа наиболее демократически настроенных кругов английского общества, действовавших в революции. Программу эту отличали смелость, глубина и новизна как постановки, так и предлагавшихся решений ключевых тогда проблем государства, права, законодательства.

Краеугольный камень платформы левеллеров– принцип первичности, верховенства и суверенности власти народа. «Вся власть,– писал Дж. Лилберн,– изначально и по своей сущности исходит от народа, и его согласие, выраженное через его представителей,– единственное основание всякого справедливого управления». Левеллеры не просто провозгласили указанный принцип. Они еще и обогатили его положением о неотчуждаемости народного суверенитета. Законы самой истории, ответственность перед потомками и предками воспрещают нации отчуждать кому-либо свою власть.

Аналогичным образом решался левеллерами вопрос о правах и свободах индивида. По крайней мере свобода личности и право собственности, свобода совести и печати, свобода промышленной и торговой деятельности, равенство всех перед законом и судом объявлялись прирожденными и неотъемлемыми. Никакие власти и никакие органы, по мнению левеллеров, не полномочны отменять либо изымать эти естественные права и свободы человека. Объективно данное мнение покоилось на той презумпции, что естественные права и свободы людей существуют раньше и стоят выше всякого гражданского, позитивного закона.

Среди всех других политических течений, принимавших участие в английской буржуазной революции, левеллеры выделялись своим бескомпромиссным отрицанием каких бы то ни было форм монархического и олигархического правления. Их идеал – республика, в которой регулярно и демократическим

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 259

путем проводятся выборы в однопалатный парламент, а само законодательное собрание (отнюдь не наделяемое гражданами неограниченной компетенцией и переизбираемое через сравнительно короткие промежутки времени) контролируется народом.

В выборах в народное представительство «должны иметь голос, согласно естественному праву, все люди в возрасте 21 года и выше (за исключением слуг, лиц, живущих милостыней, и тех, кто служил бывшему королю оружием и добровольными пособиями)». Требование такого всеобщего избирательного права логично подкреплялось у левеллеров призывом к ликвидации сословий, устранению сословных привилегий и феодальных повинностей.

Новаторским являлся выставленный левеллерами тезис: в целях предотвращения узурпации власти, во имя сохранения свободы народа необходимо избежать сосредоточения всех публично-властных полномочий в одних руках, даже если это будут руки законодателей. Дж. Лилберн писал: «...власть депутатов состоит лишь в издании законов, правил и инструкций для судов и лиц, назначенных по закону для исполнения их, которым должны подчиняться одинаково как члены республики, так и парламента. Неразумно, несправедливо и губительно для народа, чтобы законодатели были одновременно и исполнителями законов». Левеллеры пребывали в убеждении, что только строгое разграничение власти между органами (депутатами), принимающими законы, и учреждениями (должностными лицами), применяющими их, гарантирует целостность народной свободы.

Идею разграничения (распределения) публично-властных полномочий между законодательными органами и административньми учреждениями левеллеры дополняли предложением отделить суд от администрации, а всех должностных лиц сделать подотчетными парламенту. Они были, кроме того, одними из первых, кто выступил по существу за отделение религии и церкви от государства: «Никакой человеческой власти нами никоим образом не доверяется решение вопросов религии и о способах богопочитания».

В политической программе левеллеров нужно отчетливо видеть платформу буржуазной революционной демократии. Эта ее социальная сущность в особенности проявилась в факте нераспространения левеллерами избирательного права на самую обездоленную часть населения страны, в подчеркивании ими актуальности по преимуществу гражданских, политичес-

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 260

ких прав и свобод, в прямой защите частнособственнических отношений. Дж.Лилберн и его соратники заявляли: «Парламент не имеет права уравнивать состояния людей, разрушать собственность или делать все веши общими».

Рассматривая систему взглядов левеллеров на государство и право, мы знакомимся с идейными истоками многах последующих демократических доктрин XVII–XX вв. Бесспорно, что общественно-классовая подоплека, исторические цели, конкретные формы выражения таких доктрин весьма различны. Однако именно своим демократическим содержанием они оказываются (в той или иной мере) генетически связанными с политико-юридической мыслью левеллеров. Лучшие приобретения этой мысли – еще и шаг вперед в познании государства и права. Заслуга левеллеров состоит, в частности, в раскрытии тех политико-организационных и правовых условий, при которых государство, законодательство Нового времени способны в определенной степени служить интересам общества, гарантировать права и свободы личности, выступать факторами социального прогресса.