Держава Ахеменидов

Внутри страны Дарий провел серию административных реформ, которые привели к той самой цели, которой пытался добиться Бардия, – ограничивая персидскую аристократию, поставить царскую власть неизмеримо выше нее. Дарий избрал для этого собственный путь: он сохранил за персами их старые привилегии, но существенно увеличил прочность и ресурсы самой царской власти. Он организовал 20 сатрапий, границы которых не совпадали с границами исторически сложившихся областей, и оставил за наместниками-сатрапами только гражданские функции, отобрав у них военные полномочия и передав их особым командующим, подчинявшимся не сатрапу, а напрямую царю. Десятитысячная гвардия «бессмертных», названная так, потому что выбывшие гвардейцы тут же заменялись новыми, и много десятков тысяч воинов в других отрядах стали надежной опорой царского могущества. Чиновничий аппарат был существенно увеличен и разветвлен, причем в государственных канцеляриях дела велись по-арамейски, алфавитным письмом. Была создана особая служба тайной полиции, которая включала контролеров с чрезвычайными полномочиями («глаза и уши царя»).

Большое внимание в огромной державе уделялось связи: были проложены новые и улучшены старые дороги, налажена государственная эстафетная почта, вдоль дорог сооружены укрепленные пункты, своего рода «блок-посты». Были упорядочены и приведены к единообразию законы, действовавшие в различных областях империи.

Особую важность имела налоговая реформа Дария: для каждой сатрапии впервые устанавливались строго фиксированные суммы податей, не изменявшиеся до конца существования державы Ахеменидов. Хотя общая сумма податей со всей империи доходила до громадных размеров, но из-за большой численности населения державы в пересчете на человека она обычно оказывалась не особенно обременительной.

Ахеменидские воины. Рельеф (ок. 500 г. до н. э.)

При Дарии все подати, которые ежегодно платила держава в царскую казну, составляли 232 т серебра (не считая более 8 т золота, которые вносила одна Индия, добывавшая его с территорий золотоносной пустыни Тар), что равнялось 41,4 млн вавилонских серебряных сиклей (весом 5,6 г). При этом в Месопотамии ежедневный паек раба (т. е. минимальная сумма трат на одного человека в день, позволяющая ему выживать на грани недоедания) был равен по стоимости примерно 1/30 вавилонского серебряного сикля или, что то же самое, 5 л ячменя, а на земляных и строительных работах платили по 2,5–4 сикля в месяц. Учитывая примерную численность населения державы, даже самый низкооплачиваемый работник (которому платили в день не больше, чем выдавали рабу), чтобы заработать на подать (если даже считать, что ее раскладка была равной и независимой от дохода, что невероятно), должен был потратить всего лишь около 1/12 – 1/10 своего общего рабочего времени, а землекоп или строитель – менее 1/30. Поэтому греки, например, находили, что даже заурядные жители Персидской державы чересчур изнеженны и непривычны к тяжелому труду.

Для всей империи царем была введена новая основная монета – золотой дарик весом 8,4 г. Чеканка денег являлась государственной монополией. Государство, со своей стороны, обеспечивало чистоту дарика, и примесей в нем было не более 3%. Все это давало казне огромные доходы, намного превышавшие затраты на армию, строительство и двор. Излишки накапливались в царской казне в виде неисчислимых слитков драгоценных металлов.

Прочный имперский мир, установленный Ахеменидами на огромных пространствах Азии, способствовал развитию хозяйства и торговли. Священной столицей империи при Дарии стал Персеполь, административной – Сузы, в меньшей степени Экбатаны и Вавилон, где царь пребывал летом и осенью. Реформы Дария сделали царскую власть настолько могущественной, что он мог обращаться с персидскими аристократами как ему заблагорассудится. Не случайно персидская знать недолюбливала его, отрицательно относилась к его реформам и прозвала за них Дария «торгашом».

Однако в империи Дарий слыл справедливым царем (эта его репутация отражена даже в «Персах» грека Эсхила, младшего современника Дария, который сам сражался против персов), и этому не мешало то, что он порой свирепо расправлялся с ослушниками или лицами, обращавшимися к нему по своей инициативе с незаконными просьбами.

Согласно Геродоту, некий Эобаз, царский приближенный, у которого по закону все три сына должны были быть призваны в армию для похода на скифов, пользуясь своей близостью к царю, просил Дария оставить ему хоть одного сына, освободив того от призыва. Разъяренный в душе Дарий ответил, что оставит ему всех троих сыновей – и действительно оставил, но казненными.

Привычка персов считать ложь мировой стихией зла приводила к тому, что они не раз прибегали к таким изощренно-издевательским и жестоким, но формально не нарушающим данного ими слова способам «выполнения» обещаний, которые кто-либо пытался у них исторгнуть без должных оснований, по своей инициативе претендуя на то, чтобы в его пользу был нарушен закон. Дарий обещал оставить Эобазу его сыновей, не взяв их в поход, – и сдержал слово; а оставить их именно живыми он не обещал. (Позднее сходным образом поступил в аналогичной ситуации Ксеркс: когда во время войны с греками некий человек попытался хитростью выманить у него освобождение от призыва на войну одного из своих сыновей, Ксеркс казнил именно этого сына.)

Сам Дарий, пожалуй, по праву написал о себе в одной из надписей: «Не таково мое желание, чтобы слабый терпел несправедливость ради сильного, но и не таково мое желание, чтобы сильный терпел несправедливость ради слабого. Мое желание – справедливость».

Заложенный Дарием порядок оказался необычайно прочным, несмотря на ошибки преемников. Его сын Ксеркс (486–465 гг. до н. э.), крайне малоспособный и неудачливый правитель, привел к полной катастрофе успешно начатую кампанию в Балканской Греции (480–479 гг. до н. э.), что повлекло за собой утрату всех европейских владений персов, а затем и отказ их от власти над греческими полисами эгейского побережья Малой Азии по Каллиеву миру (449 г. до н. э.).

Царский прием (за спиной у Дария – царевич Ксеркс). Рельеф

При последующих царях постепенно нарастал внутренний упадок – смуты и борьба за престол, пассивность царской власти, своеволие и усобицы сатрапов, отложение некоторых провинций, прежде всего Египта, долины Инда и саков Средней Азии. Однако границы империи почти не менялись, и на протяжении полутора веков никто не осмеливался вторгаться во внутренние области державы. Еще в середине V в. до н. э. персы, по свидетельству Геродота, чувствовали себя в полном смысле слова «имперским народом». О нравах и обычаях персов Геродот сообщает:

«По своему собственному мнению персы во всех отношениях далеко превосходят всех людей на свете… [В то же время] они больше всех склонны к заимствованию чужеземных обычаев. Персы предаются всем наслаждениям и удовольствиям по мере знакомства с ними. Главная доблесть персов – мужество. После военной доблести большой заслугой считается иметь как можно больше сыновей. Детей они обучают только трем вещам: верховой езде, стрельбе из лука и правдивости. Ни сам царь, ни кто другой из персов не имеет права казнить человека за единичный проступок. Только если по зрелому размышлению он найдет, что слуга совершил больше важных преступлений, чем оказал услуг, тогда господин может излить на него свой гнев. <…>

Нет для них ничего более позорного, чем лгать и делать долги; последнее – особенно потому, что должнику, по их мнению, неизбежно придется лгать».

Для общественно-экономического строя державы Ахеменидов характерно сочетание огромного сектора царской земли, на которой сидели мелкие государственно-зависимые землепользователи и арендаторы, крупных, освобожденных от налогов вотчин, розданных царем в полную частную собственность членам династии, вельможам и т. д., и земли автономных городских общин и храмовых корпораций. Особняком стояли централизованные крупные царские хозяйства в Иране, где работали многочисленные бригадники- курташ (в основном подневольники рабского типа, но частично и наемные работники). Частное рабовладение большой роли в производстве не играло. В крупных городских общинах бурно развивались частнособственнические и товарно-денежные отношения со своими неизбежными издержками в виде ростовщичества, долговой кабалы и долгового рабства, причем самую активную роль здесь играли крупные землевладельцы – вотчинники и сановники, жившие в городах. Частные владения таких магнатов могли быть разбросаны по всей империи.

В IV в. до н. э. держава Ахеменидов добилась некоторых политических успехов: по Анталкидову миру (387 г. до н. э.) персы вернули контроль над греческими приэгейскими полисами Малой Азии, в 343–342 гг. до н. э. энергичный Артаксеркс III (359–338 гг. до н. э.) снова захватил Египет, отделившийся в 404 г. до н. э. Однако сила империи к этому времени уже несколько десятилетий держалась главным образом на греческих наемниках, а население было совершенно отчуждено от правящей верхушки.

Войны с армией Александра Македонского (334–330 гг. до н. э.) Ахемениды не выдержали. Не последнюю роль в этом сыграли личные качества трусливого и бездарного ахеменидского царя Дария III (336–330 гг. до н. э.). Проиграв генеральные сражения при Иссе (333 г. до н. э.) и Гавгамелах (331 г. до н. э.), Дарий оставил Александру столицы империи и бежал в Северо-Восточный Иран, где был убит приближенными. В 330–328 гг. до н. э. Александр подавил последние попытки сопротивления в восточных владениях Ахеменидов и воссоединил их державу под своей властью.

Исследователи не зря называют иногда Александра «последним Ахеменидом». Подобно Киру, он в основном сохранил государственный строй и политическую концепцию захваченной им державы. Только первое место в составе «имперского народа» заняли теперь греко-македоняне, хотя и старая знать Ахеменидской державы, к неудовольствию македонян и греков, нашла место на службе нового царя, открыто покровительствовавшего ей. Была даже сфабрикована легенда о том, что Дарий успел назначить Александра своим законным преемником.

В исторических воспоминаниях иранской элиты Александр остался великим и справедливым национальным правителем Ирана. Лишь впоследствии фанатичное зороастрийское жречество эпохи Сасанидов стало изображать его злейшим врагом Ирана и его веры, но так и не смогло искоренить традиционного образа «хорошего» Александра из иранской культуры. После смерти Александра Македонского державу поделили между собой его полководы. Они приняли царские титулы и взаимно признавали их (т. е. отказались от концепции мирового владычества), опирались на греко-македонскую армию и рассматривали местное население почти исключительно как свою кормовую базу. Государственная традиция «мировой державы с ирано-месопотамским центром», основанная некогда мидянами и продолженная Ахеменидами, а вслед за ними Александром, перестала существовать. Формальным концом державы можно считать 301 г. (гибель Антигона, последнего претендента на империю Александра в полном объеме).