Рыбная ловля

Посвящается С. Т. Аксакову, Н. А. Майкову,

А. Н. Островскому, И. А. Гончарову, С. С. Дудышкину,

А. И. Халанскому и всем понимающим дело

Себя я помнить стал в деревне под Москвою.

Бывало, ввечеру поудить карасей

Отец пойдет на пруд, а двое нас, детей,

Сидим на берегу под елкою густою,

Добычу из ведра руками достаем

И шепотом о ней друг с другом речь ведем...

С летами за отцом по ручейкам пустынным

Мы стали странствовать... Теперь то время мне

Является всегда каким-то утром длинным,

Особым уголком в безвестной стороне,

Где вечная заря над головой струится,

Где в поле по росе мой след еще хранится...

В столицу приведен насильно точно я;

Как будто, всем чужой, сижу на чуждом пире,

И, кажется, опять я дома в божьем мире,

Когда лишь заберусь на бережок ручья,

Закину удочки, сижу в траве высокой...

Полдневный пышет жар — с зарей я поднялся, —

Откинешься на луг и смотришь в небеса,

И слушаешь стрекоз, покуда сон глубокой

Под теплый пар земли глаза мне не сомкнет...

О, чудный сон! душа бог знает где, далеко,

А ты во сне живешь, как всё вокруг живет...

Но близкие мои — увы! — все горожане...

И странствовать в лесу, поднявшися с зарей,

Иль в лодке осенью сидеть в сыром тумане,

Иль мокнуть на дожде, иль печься в летний зной —

Им дико кажется, и всякий раз я знаю,

Что, если с вечера я лесы разверну

И новые крючки навязывать начну,

Я тем до глубины души их огорчаю;

И лица важные нередко страсть мою

Корят насмешками: «Грешно, мол, для поэта

Позабывать Парнас и огорчать семью».

Я с горя пробовал послушать их совета —

Напрасно!.. Вот вчера, чтоб только сон прогнать,

Пошел на озеро; смотрю — какая гладь!

Лесистых берегов обрывы и изгибы,

Как зеркалом, водой повторены. Везде

Полоски светлые от плещущейся рыбы

Иль ласточек, крылом коснувшихся к воде...

Смотрю — усач солдат сложил шинель на травку,

Сам до колен в воде и удит на булавку.

«Что, служба?» — крикнул я. «Пришли побаловать

Маленько», — говорит. «Нет, клев-то как, служивый?» —

«А клев-то? Да такой тут вышел стих счастливый,

Что в час-от на уху успели натаскать».

Ну, кто бы устоять тут мог от искушенья?

Закину, думаю, я разик — и назад!

Есть место ж у меня заветное: там скат

От самых камышей и мелкие каменья.

Тихонько удочки забравши, впопыхах

Бегу я к пристани. Вослед мне крикнул кто-то,

Но быстро оттолкнул челнок я свой от плота

И, гору обогнув, зарылся в камышах.

Злодеи рыбаки уж тут давно: вон с челном

Запрятался в тростник, тот шарит в глубине...

Есть что-то страстное в вниманьи их безмолвном,

Есть напряжение в сей людной тишине:

Лишь свистнет в воздухе леса волосяная

Да вздох послышится — упорно все молчат

И зорко издали друг з а другом следят.

Меж тем живет вокруг равнина водяная,

Стрекозы синие колеблют поплавки,

И тощие кругом шныряют пауки,

И кружится, сребрясь, снетков веселых стая

Иль брызнет в стороны, от щуки исчезая.

Но вот один рыбак вскочил, и, трепеща,

Все смотрят на него в каком-то страхе чутком:

Он, в обе руки взяв, на удилище гнутком

Выводит на воду упорного леща.

И черно-золотой красавец повернулся

И вдруг взмахнул хвостом — испуганный, рванулся.

«Отдай, отдай!» — кричат, и снова в глубину

Идет чудовище, и ходит, вся в струну

Натянута, леса... Дрожь вчуже пробирает!..

А тут мой поплавок мгновенно исчезает.

Тащу — леса в воде описывает круг,

Уже зияет пасть зубастая — и вдруг

Взвилась моя леса, свистя над головою...

Обгрызла!.. Господи!.. Но, зная норов щук,

Другую удочку за тою же травою

Тихонько завожу и жду едва дыша...

Клюет... Напрягся я и, со всего размаха,

Исполненный надежд, волнуяся от страха,

Выкидываю вверх — чуть видного ерша...

О, тварь негодная!.. От злости чуть не плачу,

Кляну себя, людей и мир за неудачу

И как на угольях, закинув вновь, сижу,

И только комары, облипшие мне щеки,

Обуздывают гнев на промах мой жестокий.

Чтобы вздохнуть, кругом я взоры обвожу.

Как ярки горы там при солнце заходящем!

Как здесь, вблизи меня, с своим шатром сквозящим,

Краснеют темных сосн сторукие стволы

И отражаются внизу в заливе черном,

Где белый пар уже бежит к подножьям горным.

С той стороны село. Среди сребристой мглы

Окошки светятся, как огненные точки;

Купанье там идет: чуть слышен визг живой,

Чуть-чуть белеются по берегу сорочки,

Меж тем как слышится из глубины лесной

Кукушка поздняя да дятел молодой...

Картины бедные полунощного края!

Где б я ни умирал, вас вспомню, умирая:

От сердца пылкого всё злое прочь гоня,

Не вы ль, миря с людьми, учили жить меня!..

Но вот уж смерклося. Свежеет. Вкруг ни звука.

На небе и водах погас пурпурный блеск.

Чу... тянут якоря! Раздался вёсел плеск...

Нет, видно, не возьмет теперь ни лещ, ни щука!

Вот если бы чем свет забраться в тростники,

Когда лишь по заре заметишь поплавки,

И то почти к воде припавши... Тут охота!..

Что ж медлить? Завтра же... Меж тем все челноки,

Толкаясь, пристают у низенького плота,

И громкий переклик несется на водах

О всех событьях дня, о порванных лесах,

И брань и похвальба, исполненные страсти.

На плечи, разгрузясь, мы взваливаем снасти,

И плещет ходкий плот, качаясь под ногой.

Идем. Под мокрою одеждой уж прохладно;

Зато как дышится у лодок над водой,

Где пахнет рыбою и свежестью отрадной,

Меж тем как из лесу чуть слышным ветерком,

Смолой напитанным, потянет вдруг теплом!..

О милые мои! Ужель вам не понятно,

Вам странно, отчего в тот вечер благодатный

С любовию в душе в ваш круг вбегаю я

И, весело садясь за ужин деревенской,

С улыбкой слушаю нападки на меня —

Невинную грозу запальчивости женской?

Бывало, с милою свиданье улучив

И уж обдумавши к свиданью повод новый,

Такой же приходил я к вам... Но что вы? что вы?

Что значит этот клик и смеха дружный взрыв?

Нет, полно! вижу я, не сговорить мне с вами!

Истома сладкая ко сну меня зовет.

Прощайте! Добрый сон!.. Уже двенадцать бьет...

Иду я спать... И вот опять перед глазами

Всё катится вода огнистыми струями

И ходят поплавки. На миг лишь задремал —

И кажется, клюет!.. Тут полно, сон пропал;

Пылает голова, и сердце бьется с болью.

Чуть показался свет, на цыпочках, как вор,

Я крадусь из дому и лезу чрез забор,

Взяв хлеба про запас с кристальной крупной солью,

Но на небе серо, и мелкий дождь идет,

И к стуже в воздухе заметен поворот;

Чуть видны берегов ближайшие извивы;

Не шелохнется лес, ни птица не вспорхнет, —

Но чувствую уже, что будет лов счастливый.

И точно. Дождь потом зашлепал всё сильней,

Вскипело озеро от белых пузырей,

И я промок насквозь, окостенели руки;

Но окунь — видно, стал бодрее с холодком —

Со дна и поверху гнался за червяком,

И ловко выхватил я прямо в челн две щуки...

Тут ветер потянул — и золотым лучом

Деревню облило. Э, солнце как высоко!

Уж дома самовар, пожалуй, недалеко...

Домой! И в комнату, пронизанный дождем,

С пылающим лицом, с душой и мыслью ясной,

Две щуки на снурке, вхожу я с торжеством,

И криком все меня встречают: «Ах, несчастный!..»

Непосвященные! Напрасен с ними спор!

Искусства нашего непризнанную музу

И грек не приобщил к парнасскому союзу!

Нет, муза чистая, витай между озер!

И пусть бегут твои балованные сестры

На шумных поприщах гражданственности пестрой

За лавром, и хвалой, и памятью веков:

Ты, ночью звездною, на мельничной плотине,

В сем царстве свай, колес, и плесени, и мхов,

Таинственностью дух питай в святой пустыне!

Заслыша, что к тебе в тот час взываю я,

Заманивай меня по берегу ручья,

В высокой осоке протоптанной тропинкой,

В дремучий, темный лес; играй, резвись со мной;

Облей в пути лицо росистою рябинкой;

Учи переходить по жердочке живой

Ручей, и, усадив за ольхой серебристой

Над ямой, где лопух разросся круглолистый,

Где рыбе в затиши прохлада есть и тень,

Показывай мне, как родится новый день;

И в миг, когда спадет с природы тьмы завеса

И солнце вспыхнет вдруг на пурпуре зари,

Со всеми криками и шорохами леса

Сама в моей душе ты с богом говори!

Да просветлен тобой, дыша, как часть природы,

Исполнюсь мощью я и счастьем той свободы,

В которой праотец народов, дни катя

К сребристой старости, был весел, как дитя!

1855

Осень

Кроет уж лист золотой
Влажную землю в лесу...
Смело топчу я ногой
Вешнюю леса красу.

С холоду щеки горят;
Любо в лесу мне бежать,
Слышать, как сучья трещат,
Листья ногой загребать!

Нет мне здесь прежних утех!
Лес с себя тайну совлек:
Сорван последний орех,
Свянул последний цветок;

Мох не приподнят, не взрыт
Грудой кудрявых груздей;
Около пня не висит
Пурпур брусничных кистей;

Долго на листьях, лежит
Ночи мороз, и сквозь лес
Холодно как-то глядит
Ясность прозрачных небес...

Листья шумят под ногой;
Смерть стелет жатву свою...
Только я весел душой
И, как безумный, пою!

Знаю, недаром средь мхов
Ранний подснежник я рвал;
Вплоть до осенних цветов
Каждый цветок я встречал.

Что им сказала душа,
Что ей сказали они -
Вспомню я, счастьем дыша,
В зимние ночи и дни!

Листья шумят под ногой...
Смерть стелет жатву свою!
Только я весел душой -
И, как безумный, пою!

Пейзаж

Люблю дорожкою лесною,
Не зная сам куда, брести;
Двойной глубокой колеею
Идешь - и нет конца пути...
Кругом пестреет лес зеленый;
Уже румянит осень клены,
А ельник зелен и тенист; -
Осинник желтый бьет тревогу;
Осыпался с березы лист
И, как ковер, устлал дорогу...
Идешь, как будто по водам, -
Нога шумит... а ухо внемлет
Малейший шорох в чаще, там,
Где пышный папоротник дремлет,
А красных мухоморов ряд,
Что карлы сказочные, спят...
Уж солнца луч ложится косо...
Вдали проглянула река...
На тряской мельнице колеса
Уже шумят издалека...
Вот на дорогу выезжает
Тяжелый воз - то промелькнет
На солнце вдруг, то в тень уйдет...
И криком кляче помогает
Старик, а на возу - дитя,
И деда страхом тешит внучка;
А, хвост пушистый опустя,
Вкруг с лаем суетится жучка,
И звонко в сумраке лесном
Веселый лай идет кругом