Благими намерениями

Как возможно возникновение деятельности по изготовлению орудий труда, если такого рода деятельность может осуществлять­ся только человеком, а возникновение феномена человека являет­ся, в свою очередь, результатом длинного пути развития орудий­ной деятельности? В отечественной традиции интерпретации архе­ологических фактов весьма распространена позиция, которая по­чему-то именовалась "диалектической", но которая на самом деле попросту является уходом от вопроса. Вот типичный образец тако­го рода псевдодиалектического рассуждения: "Итак, человек до труда или труд до человека? Даже будучи полемически заострен­ной, такая постановка вопроса напоминает споры средневековых схоластов о том, что возникло раньше: курица или яйцо? Человек невозможен без труда, а труд без социального субъекта. Человек и труд составляют единую систему, формирование которой прохо­дит свои закономерные этапы. Именно этим объясняется принци­пиальная синхронность скачков в морфологическом оформлении человека и в орудийно-трудовой деятельности" ^|2.

Однако на самом деле такого рода постановка вопроса ровным счетом ничего не объясняет, не говоря уже о том, что вступает в прямое противоречие с археологическими фактами. Как отмеча­лось в предыдущей главе, между возникновением прямохождения и развитой кисти руки, с одной стороны, и возникновением феномена каменной индустрии, с другой, вовсе нет никакой син­хронности, а лежит разрыв, по меньшей мере, в миллион лет. И точно так же можно говорить об очевидном и огромном разрыве (тоже не менее миллиона лет) между возникновением каменной индустрии и феноменом питекантропа как первого существа, ко­торое однозначно относится к роду Homo. Таким образом, ис­тория наиболее древних ступеней антропогенеза - это вовсе не история синхронности орудийного и морфофизиологического, а история весьма и весьма существенных разрывов.

В общем и целом указание на пресловутую синхронность раз­вития каменной индустрии и человеческой морфофизиологии -это не что иное, как известный школярский трюк, который по­зволяет не думать над проблемой там, где она есть. Мол, доста­точно указать на то, что все происходило "постепенно и одновре­менно", и тогда на конкретные противоречия и проблемы уже можно не обращать внимание. Однако как только тот или иной автор пытается смоделировать конкретный механизм этой "по­степенности и одновременности", становится очевидной поверх­ностность такого рода интерпретаций.

Скажем, авторы уже упоминавшегося фундаментального трех­томного исследования по истории первобытного общества, создан­ного силами ведущих специалистов Института этнографии в сере­дине 80х гг, всерьез доказывают, что деятельность по изготовлению орудий труда могла возникнуть как условно-рефлекторная деятель­ность, как деятельность, не опосредованная сознанием и целеполаганием. Но тогда становится совершенно непонятно, что вообще эти авторы обозначают с помощью словосочетания "орудие труда".

В частности, Ю.И.Семенов, являющийся автором соответст­вующего раздела в указанной монографии, подчеркивает: "В све­те современных данных о механизме поведения высших живот­ных форму, в которую была облечена при своем возникновении производственная деятельность, нельзя охарактеризовать иначе, как условнорефлекторную" ". Мол, сначала предки человека просто пользовались случайно подобранными камнями в процес­се охоты или драк, а когда камни случайно разбивались при со­ударениях друг о друга, получавшиеся осколки с острыми края­ми привлекали особое внимание и начинали использоваться в различных нуждах. А далее все, как в святочном рассказе для маленьких детей: "...если первоначально это происходило чисто случайно, то в дальнейшем, по мере накопления опыта, предлюди намеренно стали ударять одними камнями по другим, разби­вать одни камни при помощи других, а затем выбирать из числа образовавшихся осколков наиболее пригодные для использова­ния в качестве орудий. Как показали эксперименты, в результате простого бросания камня на глыбу или глыбы на камень помимо бесформенных обломков нередко получаются отщепы правиль­ной формы с выраженным острым краем" ^и.

По всей видимости автор убежден, что описываемый им про­цесс достаточно прост в интеллектуальном отношении, коль ско­ро речь идет о ее "условнорефлекторном" возникновении. Однако я обращу внимание всего на два слова, которые походя употреб­ляет Ю.И.Семенов - очевидно, предполагая, что никаких особых проблем за этими словами не скрывается. Это слова "намеренно" и "выбрать".

Между прочим, это именно те два слова, которые являются ключевыми для понимания самого феномена человека. Во вся­ком случае, реальная теоретическая сложность в интерпретации процесса антропогенеза заключается вовсе не в том, чтобы ука­зать на имеющиеся в самой природе факты раскалывания камней, а в том, чтобы объяснить, как стало возможно то, что скрывается за этими двумя словами: как могла у предчеловека возникнуть интенция к преднамеренной обработке камней и как у него могла сформироваться способность к выбору из многофакторных абиологических возможностей.

В самом деле, можно сколько угодно рассказывать о том, каким образом в естественных условиях образуются каменные осколки. В любой скалистой местности (а именно таково олдувайское уще­лье, в котором обнаружены древнейшие артефакты культуры)

таких осколков любых размеров и конфигураций неисчислимое множество - на любой, что называется, вкус. И, разумеется, лю­бая обезьяна может наблюдать процесс образования новых ос­колков в процессе соударения камней. Но проблема состоит со­всем не в этом, а именно в том, почему предок человека присту­пает вдруг к НАМЕРЕННОМУ соударению камней.

Ведь намерения животного всегда связаны с его биологичес­кими потребностями, а любая намеренная деятельность, не связан­ная с прямыми биологическими смыслами, - это уже сознательная деятельность, т.е. деятельность связанная с сознательным целеполаганием. Поэтому возникновение способности к намеренному со­ударению камней не может служить объяснительной схемой, а само должно быть как-то объяснено. И указание на то, что некие древ­нейшие предки человека "постепенно" переходят от случайно рас­колотых камней к их намеренному раскалыванию, ровным счетом ничего не объясняет: условнорефлекторное подкрепление не мо­жет совершаться посредством факторов, которые не имеют непо­средственной биологической значимости.

Скажем, обезьяна, случайно расколовшая кокосовый орех с помощью камня, может перейти к намеренному использованию камней при раскалывании кокосовых орехов, - но именно пото­му, что внутри кокосового ореха содержится подкрепление данного условного рефлекса в виде вкусной мякоти и молока. На созда­нии такого рода условнорефлекторных цепей и строится, как из­вестно, все обучение в животном мире. Однако процедура раска­лывания одного камня с помощью другого камня не содержит в себе никакого естественного биологического подкрепления, и по­тому не может быть закреплена условнорефлекторно.

Широко известны опыты, которые доказали, что не только изготовление каменных орудий, но и использование орудий из камня не удается смоделировать у высших приматов в лаборатор­ных условиях. Всякий раз, когда подобного рода попытки совер­шались, "реакция шимпанзе на камень приобретала характер активного отвергания" '', - подчеркивают исследователи.

Но, таким образом, идея условнорефлекторного происхожде­ния деятельности по изготовлению каменных орудий выглядит более чем странно. У любого живого существа условнорефлек­торно закрепляется лишь то, что является непосредственно зна­чимым в биологическом отношении, - но возможно ли обработку каменных предметов интерпретировать как биологически значи­мую? Если бы деятельность такого рода могла возникать как ус­ловнорефлекторная, ее бы вполне можно было смоделировать у любых высших обезьян, но это, как известно, задача которую так и не удалось решить. Но если даже в искусственных условиях специальной дрессировки невозможно заставить обезьяну превра­тить круглую гальку в чоппер - с тем, чтобы она начала этим примитивным орудием пользоваться в практических целях, то можно ли вообразить те факторы, которые позволили возник­нуть этой способности в естественных условиях?

Дело ведь вовсе не в том, что морфофизиология обезьяньей руки не позволяет ей расколоть один камень с помощью другого - как раз с морфофизиологической точки зрения такая операция обезьяне вполне подвластна. Проблема совсем в другом. Пробле­ма в том, что задача создания любого, даже самого примитивного орудия труда из камня - это интеллектуально сверхсложная зада­ча, коль скоро существо, создающее такое орудие, должно удер­живать в голове цепочку из нескольких звеньев, не имеющих прямой биологической значимости.

Прекрасно известно, что высшие обезьяны способны опериро­вать различными подсобными орудиями при решении каких-то биологически значимых задач и даже способны предварительно обрабатывать эти подсобные орудия - например, заострять с по­мощью зубов палки и ветки, чтобы вытаскивать термитов из тер­митника. Но производство каменных орудий - это деятельность, предполагающая двойное и даже тройное целевое опосредование: "я должен взять камень, чтобы с помощью него оббить другой камень, чтобы в результате получился некий осколок, и чтобы этот осколок использовать для..." А для чего, собственно говоря, может использовать полученный осколок Homo habilis? Для охоты такой осколок ничуть не более полезен, чем целый камень, а если, как указывают различные авторы, "для разделки туш" или "для изготовления дубин" ^|г), то это уже четвертый уровень целевого опосредования. Естественно, что условнорефлекторное возникновение столь сложной процедуры выглядит более чем проблематично.