Калликл, Сократ, Херефонт, Горгий, Пол 39 страница

ние, похожее на рыболовную вершу и у входов имевшее
две вставленные воронки, одна из которых в свой черед
разделялась на два рукава; от этих воронок он протянул
кругом во все стороны подобия канатиков, доведенные до
самых краев плетения; при этом всю внутренность верши
он составил из огня, а воронки и оболочку — из воздуш-
ных частиц. Затем он взял свое изделие и снабдил им то
существо, что было им изваяно, а действовал при этом вот
как: отверстия воронок он утвердил во рту, поскольку же
их было две, то одну из них он вывел через дыхательные
пути в легкие, а другую — мимо дыхательных путей в
брюшную полость; при этом первую он рассек на две
части, проведя к обеим общий проход через отверстия
носа, так что, если проход через рот оказывается закры-
тым, приток воздуха восполняется по другому проходу.
Далее, всю оболочку верши он прикрепил вокруг полости
тела и устроил так, чтобы все это попеременно то втекало
в воронки — притом мягко, ибо последние состоят из воз-
духа, — то вытекало из воронок, при этом плетение уто-
пало бы в глубине тела, которое пористо, а затем сызнова
выходило наружу, между тем как огнистые лучи, заклю-
ченные в теле, следовали бы за движением воздуха в том
и другом направлении. Все это должно непрестанно про-
должаться, пока не распадутся жизненные связи смертно-
го существа; и мы беремся утверждать, что именно это
учредитель имен нарек вдыханием и выдыханием. Благо-
даря всей этой череде действий и состояний орошаемое и
охлаждаемое тело наше получает питание и жизнь, ибо
всякий раз, как дыхание совершает свой путь внутрь и на-
ружу, сопряженный с ним внутренний огонь следует за
ним, вновь и вновь проходит через брюшную полость,
охватывает находящиеся там еду и питье, разрушает их,
разнимая на малые доли, затем гонит по тем порам,
сквозь которые проходит сам, направляя их в жилы, как
воду из родника направляют в протоки, и таким образом
понуждает струиться через тело, словно по водоносному
рву, струи, текущие по жилам.

Но рассмотрим еще раз причины, по которым устрой-
ство дыхания возникло именно таким, каким остается по-
ныне. Дело обстоит следующим образом. Поскольку не
существует пустоты, куда могло бы устремиться движу-
щееся тело, а выдыхаемый нами воздух движется наружу,
для всякого должно быть ясно, что идет он отнюдь не

в пустоту, но выталкивает со своего места соседний воз-
дух; тот в свою очередь гонит с места воздух, который
окажется рядом, а тот передает толчок дальше, так что
весь окружающий воздух оказывается перемещенным в то
место, откуда вышло дыхание, а войдя туда и наполнив
эту полость, воздух следует по тому же пути. Все это про-
исходит одновременно, как поворот колеса, ведь пустоты
не существует. Поэтому пространство груди и легких, от-
куда вышло дыхание, снова наполняется обступившим
тело воздухом, который погружается в поры плоти и со-
вершает свой круговорот; когда же этот воздух обращает-
ся вспять и идет сквозь тело наружу, он в свою очередь
становится виновником кругового толчка, загоняющего
дыхание в проходы рта и ноздрей. Следует предположить,
что начало всего этого имеет вот какую причину: всякое
живое существо обладает очень большим внутренним теп-
лом в крови и в жилах, являющих собою как бы источник
телесного огня; именно его мы уподобляли плетению
нашей верши, когда говорили, что внутренняя ее часть
соткана целиком из огня, в то время как внешние части —
из воздуха. Между тем должно признать, что все горячее
от природы стремится наружу, в соответствующее ему по
природе место; поскольку же у него есть лишь два выхода,
один из которых ведет наружу сквозь тело, а другой через
рот и ноздри, то стоит горячему устремиться в какой-либо
один выход, как оно круговым толчком гонит воздух в
другой, причем вдавленный [воздух] попадает в огонь
и разогревается, а вышедший — охлаждается. И вот когда
соотношение теплоты изменится и [воздух] станет более
горячим у другого выхода, он в свою очередь сильнее уст-
ремится туда, куда повлечет его природа, а круговой тол-
чок погонит [воздух] к противоположному выходу. Беско-
нечная череда этих действий и противодействий образует
круговорот, направленный то туда, то сюда, который и дал
начало входу и выходу.

Здесь же следует искать объяснение тому, что проис-
ходит, когда ставят банки, а равно и при глотании или
при метании предметов — несутся ли они высоко над зем-
лей или по ее поверхности. Сюда относятся также звуки,
которые в зависимости от своей быстроты или медлен-
ности представляются высокими или низкими, причем
иногда они несозвучны между собой, ибо производимое
ими в нас движение лишено подобия, иногда же, напро-

тив, дают созвучие благодаря согласованности движения.
Все дело в том, что, когда более медленные звуки насти-
гают движения более быстрых, ранее дошедших до наше-
го слуха, те оказываются уже обессилевшими, а их движе-
ния — подобными движениям, которые вносят при своем
запоздалом прибытии более медленные звуки; таким об-
разом, последние не становятся причиной разлада, но
вместо этого начало медленного и конец быстрого движе-
ния уподобляются друг другу, и так возникает единое со-
стояние, в котором высокое и низкое звучания смеша-
ны. При этом неразумные получают удовольствие, а
разумные — светлую радость от того, что и смертные дви-
жения через подражание причастны божественной гар-
монии.

Подобным образом следует объяснять также все, что
случается при струении вод и падении молний, а равно и
пресловутое притяжение, будто бы исходящее от янтарей
и гераклейских камней. На деле ничто не обладает притя-
жением, но по причине отсутствия пустоты все вещи
передают друг другу круговой толчок, то разделяясь при
этом, то сплачиваясь и постоянно меняясь местами; в
переплетениях всех этих состояний истинному исследова-
телю природы и откроются причины всего чудесного.

Ведь и дыхание, с которого у нас началась речь, совер-
шается, как уже было сказано, таким же образом и в силу
тех же причин: огонь рассекает пищу, следует за дыхани-
ем внутрь тела; при этом своем следовании он наполняет
жилы, черпая для этого из брюшной полости вещества,
им же разложенные, и таким образом у любого живого су-
щества происходит обильное орошение питательной вла-
гой. Поскольку же эти вещества только что претерпели
рассечение и притом сродны нам, ибо взяты от плодов и
зелени, произращенных богом нам в пищу, они принима-
ют от перемешивания всевозможные в цвета, но безуслов-
но преобладающим оказывается красный цвет, обязан-
ный своим возникновением секущему действию огня,
запечатленному и на жидкости. Отсюда цвет струящейся
по телу влаги таков, как мы только что сказали, а влагу
эту мы зовем кровью, и от нее плоть и все тело получают
свое пропитание, причем всякая истощившаяся часть
восполняет свою убыль из орошенных частей. Способ,
которым осуществляет себя это восполнение и опустоше-
ние, соответствует общему движению во Вселенной, где

все движется по направлению к тому, что ему родственно.
В самом деле, вещества, окружающие наше тело, непре-
станно разлагают его и распределяют разложившееся
таким образом, что каждая частица отходит к родственно-
му виду; с другой стороны, составные части крови, кото-
рые претерпели в нашем нутре дробление и теперь замк-
нуты в теле любого существа как в своем собственном
небе, принуждены подражать вселенскому движению:
каждая отделившаяся внутри тела частица устремляется к
тому, что ей сродно, и заново восполняет образовавшую-
ся пустоту.

Если отток частиц превышает приток, любое существо
хиреет, в противном случае оно набирает силы. Соответ-
ственно когда строение всего существа еще юно и тре-
угольники составляющих его родов новенькие, словно
только из мастерской, связь членов обнаруживает боль-
шую прочность, в то время как все тело в целом нежное,
ведь оно недавно родилось из мозга и было вскормлено
молоком. Когда это тело принимает в себя входящие
извне треугольники, из которых состоят еда и питье, то
его собственные треугольники оказываются свежее и
сильнее появившихся, а потому одолевают и рассекают
их, благодаря чему живое существо увеличивается от изо-
билия частиц, подобных его собственным. Но стоит кор-
ням треугольников расслабиться от нескончаемой и мно-
голетней борьбы с неисчислимыми противниками, как
тело уже не способно рассекать треугольники пищи, до-
водя их до подобия своим собственным; напротив, послед-
ние сами легко дробятся под напором пришлых. Тогда
всякое живое существо, изнемогши, впадает в то состоя-
ние, которое мы именуем старостью. В конце концов и те
узы, что связуют треугольники мозга, не справляются с
напором, размыкаются и в свою очередь дают распустить-
ся узам души, которая обретает свою природную свободу
и отлетает с радостью, ибо все противное природе тягост-
но, а все происходящее сообразно с природой приятно.
Значит, и смерть тягостна и насильственна лишь тогда,
когда приходит от недугов и ран, когда же она в согласии
с природой замыкает течение старости, это самая безбо-
лезненная из всех смертей, которая совершается скорее
с удовольствием, нежели с мукой.

Что касается недугов, то их происхождение, пожалуй,
ясно каждому. Поскольку тело наше сплотилось из четы-

рех родов — земли, огня, воды и воздуха, стоит одному из
них оказаться в избытке или в недостатке или перейти со
своего места на чужое, стоит какой-либо части (вспом-
нив, что как огонь, так и прочие роды являют не одну
разновидность) воспринять в себя не то, что нужно, тут
же, как и в случае других подобных нарушений, возника-
ют смуты и недуги; от этих несообразных с природой со-
бытий и перемещений прохладные части тела разгоряча-
ются, сухие — набухают влагой, легкие — тяжелеют и
вообще все тело претерпевает всяческие изменения. Лишь
тогда, утверждаем мы, может что-либо сохранить само-
тождественность и оставаться целым и невредимым, когда
тождественное приближается к тождественному и удаля-
ется от него тождественно, единообразно и в должном со-
отношении; но все, что нарушает это своим притоком или
оттоком, становится причиной неисчислимых и многооб-
разных перемен, недугов и пагуб.

Однако в природе есть и другие соединения; с ними
связан второй разряд недугов, и для нашей любознатель-
ности находится и другое объяснение болезней. Правда,
поскольку мозг, кости, мышцы и сухожилия построены
из вышеупомянутых [родов] (да и кровь родилась из них
же, хотя и иным способом), недуги поражают все это
большей частью именно так, как мы раньше сказали, од-
нако самые тяжелые из них становятся особо опасными
вот по какой причине: стоит образованию этих частей
принять обратный ход, и они обречены на распад, ведь
при естественном порядке вещей мышцы и сухожилия
возникают из крови (причем сухожилия возникают из
сродных им кровяных волокон, а плоть — из сгустков той
крови, которая не имеет волокон); далее, от сухожилий и
плоти в свою очередь отделяется клейкое и жирное веще-
ство, которое приклеивает плоть к кости и одновременно
способствует росту последней, заключающей в себе мозг,
между тем как чистейшая его часть, составленная из
самых гладких и скользких треугольников, просачивается
сквозь плотную костяную толщу, по капле льется из кости
и орошает мозг; когда рождение каждого из этих веществ
происходит в таком порядке, следствием, как правило,
бывает здоровье, но извращение порядка порождает неду-
ги. Так, стоит плоти снова растечься и выпустить жижу
обратно в жилы, как последние оказываются переполне-
ны как воздухом, так и самой разнообразной кровью, раз-

личного цвета и степени горечи, а также остроты и соле-
ности, несущей в себе множество видов желчи, сыворотки
и флегмы. Поскольку все эти вещества возникли в об-
ратном порядке и таят в себе порчу, они губительно дей-
ствуют прежде всего на саму кровь; они не доставляют
телу никакого питания, а только носятся по жилам туда и
сюда, не сообразуясь с порядком естественного кругово-
рота. Между собою они в разладе, ибо не могут получить
друг от друга никакой пользы, а всему, что осталось в теле
устойчивого и блюдущего свое место, они враждебны и
несут ему пагубу и распад. Притом та часть разлагаемой
плоти, которая достаточно стара, плохо поддается размяг-
чению; от продолжительного перегорания она чернеет;
поскольку же она насквозь разъедена, ее вкус горек и
близость с нею опасна для любой еще не поврежденной
части тела. Иногда же, если горечь поубавится, черному
цвету сопутствует уже не горький, а острый вкус; в других
случаях горькая гниль, погружаясь в кровь, краснеет, и от
смешения красноты с чернотой получается зеленоватый
цвет, наконец, если воспалительный огонь разлагает мо-
лодую плоть, с горькой гнилью смешивается желтый цвет.
Общее наименование для всех этих вещей — «желчь»;
быть может, оно измышлено врачами или просто кем-то,
кто сумел увидеть за множеством различий родовое един-
ство, требующее для себя одного имени. Что касается раз-
новидностей желчи, то они получили особые названия
сообразно своему цвету. Так, сыворотка черной и острой
желчи в отличие от безвредной кровяной сыворотки опас-
на, если под действием теплоты восприняла свойство
быть соленой; тогда она именуется едкой флегмой. Другая
разновидность образуется из распада молодой и нежной
плоти, происходящего под воздействием воздуха; она на-
столько вздута воздушными веяниями и объята влагой,
что образует пузырьки, по отдельности невидимые из-за
малого размера, но в совокупности создающие зримое
глазу скопление, которое состоит из пены и потому на
взгляд белое; это пронизанное воздухом разжижение неж-
ной плоти мы именуем белой флегмой. Водянистая часть
новообразовавшейся флегмы — это в свой черед пот,
слезы и сколько ни есть прочих жидкостей, отделяющих-
ся при повседневном очищении тела. Все они служат ору-
дием недугов, когда кровь пополняется не из еды и питья,

как того требует природа, но возмещает свою убыль во-
преки естественным законам.

Впрочем, покуда какая-либо часть плоти, распадаясь
под действием недуга, сохраняет свои основы, это лишь
полбеды, можно с легкостью восстановить разрушенное.
Но стоит недугу поразить то, что связует мышцы с костя-
ми, стоит выделениям плоти и сухожилий перестать пи-
тать кости и сращивать их с плотью, стоит плоти под дей-
ствием недостаточного, вызывающего сухость питания
сменить свою жирность, гладкость и клейкость на гру-
бость и соленый вкус — и все это вещество, претерпевая
описанные несчастья, отпадает от костей, сызнова распа-
дается на плоть и сухожилия, между тем как плоть, отде-
ляясь от своих основ, оставляет сухожилия оголенными и
наполненными соленой влагой, а сама вновь подхватыва-
ется током крови и умножает недуги, которые мы уже на-
зывали. Но сколь ни тяжелы подобные страдания тела,
тяжелее те, которые имеют еще более глубокую причину
и обусловлены чрезмерной плотностью мышц, не дающей
костям дышать и вызывающей в них гнилостный пере-
грев, а из-за этого — костоеду; больная кость не только
перестает принимать питание, но и сама распадается и в
обратной последовательности переходов разжижается в дол-
женствующую ее питать влагу; та в свой черед становит-
ся плотью, между тем как плоть, возвращаясь в кровь,
уготовляет такие недуги, которые еще злее, чем назван-
ные. Но всего хуже, если из-за недостаточного или чрез-
мерного притока каких-либо веществ будет поражена
природа мозга; из этого проистекают тяжелейшие заболе-
вания, самым верным путем ведущие к смерти, ибо тут
уже все совокупное строение тела обречено перерож-
даться.

Для третьего рода недугов должно предположить троя-
кое происхождение: либо от дыхания, либо от флегмы,
либо от желчи. Так, когда легкое, являющее собою как бы
распределителя дыхания в теле, засоряется истекающими
мокротами и потому не может дать воздуху свободных
проходов, дыхание до одних мест вообще не доходит, а к
другим приходит в избытке; и вот в первом случае не-
охлаждаемые части загнивают, между тем как во втором
дыхание насильственно прорывается сквозь жилы, ис-
кривляет их, разлагает тело и застревает в его середине, у
грудобрюшной преграды. Из этого возникает множество

мучительных недугов, чаще всего сопровождающихся
обильным потом. Весьма часто также воздух возникает
внутри тела от разложения плоти; не находя пути наружу,
оно доставляет такие же муки, как и воздух, вошедший
извне с дыханием. Эти муки бывают особенно сильны,
когда воздух, скопляясь и разбухая возле сухожилий и
окружающих жилок, принуждает суставные связки и при-
лежащие к ним сухожилия сгибаться в противоположном
направлении. От такого судорожного натяжения эти неду-
ги и получили свои имена: «тетан» и «опистотон». Лечить
их трудно, чаще всего они проходят под действием лихо-
радки.

Что касается белой флегмы, то содержащийся в ее пу-
зырьках воздух опасен, когда она заперта внутри тела;
отыскав сквозь отдушины путь наружу, она становится
безвредней, но разукрашивает тело белыми лишаями и
другими подобными недугами. Порой она смешивается
с черной желчью и тогда тревожит своими вторжениями
самое божественное, что мы имеем, — круговращения,
происходящие в нашей голове; если такой припадок схва-
тывает во сне, он еще не так страшен, но вот если он на-
падает на бодрствующего, бороться с ним куда тяжелее.
Поскольку природа поражаемой им части священна, он
по справедливости именуется священной болезнью. Ед-
кая и соленая флегмы являют собою источник всех неду-
гов катарального свойства; от множества различных мест,
куда может устремиться истечение, недуги эти получили
много разных имен.

Напротив, так называемые воспаления различных час-
тей тела, именуемые так от горения и опаливания, все
обязаны своим возникновением желчи. Если желчь обре-
тает через отдушины тела путь наружу, она в своем кипе-
нии порождает всевозможные нарывы; заключенная
внутри, она производит множество воспалительных неду-
гов, и притом самый тяжелый из них тогда, когда приме-
шивается к чистой крови и нарушает правильное соотно-
шение кровяных волокон. Эти волокна рассеяны по
крови для того, чтобы поддерживать равновесие между
разреженностью и плотностью: кровь не должна ни раз-
жижаться от горячего настолько, чтобы просочиться через
вены, ни сгущаться сверх должного и этим мешать собст-
венному бегу по жилам. К тому, чтобы блюсти эту меру,
волокна предназначены уже самым своим рождением.

Если извлечь их даже из холодеющей крови мертвеца,
весь остаток крови разлагается; напротив, если оставить
их, они быстро свертывают кровь, оказавшись в союзе с
обступившим ее холодом. Таково действие кровяных во-
локон; они оказывают его и на желчь, которая по своему
происхождению являет собой старую кровь, а потом
снова становится кровью из плоти. Когда теплая и разжи-
женная желчь сначала лишь понемногу поступает в жилы,
она терпит под действием волокон свертывание и насиль-
ственное охлаждение, производя в недрах тела озноб и
дрожь. Но стоит ей нахлынуть обильнее, она одолевает
волокна своим жаром и, вскипев, приводит их в полный
беспорядок; если же сил ее достанет на окончательную
победу, она проникает до самого мозга и палит его, как
бы сжигая корабельные канаты отчаливающей на волю
души. Когда же, напротив, она оказывается слабее, а тело
в достаточной мере сопротивляется ее разлагающему дей-
ствию, поражение достается ей, и тогда она либо распро-
страняется по всему телу, либо бывает отброшена по
жилам в верхнюю или нижнюю часть брюшной полости и
затем извергнута вон из тела, словно изгнанник из волну-
емого смутой города. При своем удалении она производит
кишечные расстройства, кровавые поносы и прочие неду-
ги этого рода.

Заметим, что, если тело заболевает в основном от из-
бытка огня, оно подвержено непрерывной лихорадке;
если от избытка воздуха — лихорадка повторяется каждый
день; если от избытка воды — она бывает трехдневной,
ибо вода являет больше косности, нежели воздух и тем
более огонь; если от избытка земли, четвертого по счету
и самого косного рода, требующего для своего изгнания
вчетверо больше времени, — тело подвержено четырех-
дневной лихорадке и выздоравливает с большим трудом.

Так возникают телесные недуги; что касается недугов
души, то они проистекают из телесных следующим обра-
зом. Нельзя не согласиться, что неразумие есть недуг
души, но существуют два вида неразумия — сумасшествие
и невежество. Значит, все, что сродно любому из двух на-
званных состояний, заслуживает имени недуга, и тогда к
самым тяжелым среди этих недугов души придется при-
числить нарушающие меру удовольствия и страдания.
Когда человек упоен радостью или, напротив, терзается
огорчением, он в своей неуемной жажде несвоевременно

получить одно и освободиться от другого не может ни-
чего правильно видеть и слышать; его ум помрачен, и он
в такое время менее всего способен рассуждать. Между
тем, если у кого-нибудь, словно у особо плодоносного де-
рева, мозг рождает в избытке струящееся семя, такой че-
ловек по различным поводам испытывает много терза-
ний, но и много удовольствий, то вожделея, то насыщая
вожделение; обуреваемый сильнейшими удовольствиями
и неудовольствиями, он живет в состоянии безумия боль-
шую часть жизни. Итак, душа его больна и безумна по
вине тела, однако все видят в нем не больного, но добро-
вольно порочного человека. На деле же любовная необуз-
данность есть недуг души, чаще всего рождающийся по
вине одного-единственного вещества, которое сочится
сквозь поры костей и разливается по всему телу. Когда
так называемую невоздержность в удовольствиях хулят
как добровольную порочность, хула эта почти всегда не-
справедлива: никто не порочен по доброй воле, но лишь
дурные свойства тела или неудавшееся воспитание делают
порочного человека порочным, притом всегда к его же
несчастью и против его воли.

Что касается области страданий, то и здесь тело зачас-
тую оказывается повинным в пороках души. Так, когда
острая и соленая флегма, а также горькие желчные соки,
блуждая по телу, не находят себе выхода наружу, но скап-
ливаются внутри и возмущают примесью своих паров
движения души, они вызывают всевозможные душевные
недуги разной силы и длительности. Поскольку же они
могут вторгаться в любую из трех обителей души, то в за-
висимости от места, в которое они попадают, рождаются
многообразные виды подавленности и уныния, дерзости
и трусости, забытья и тупоумия. Если же к такой предрас-
положенности прибавляются порочные государственные
установления, а равно и дурные речи, наполняющие как
частную, так и общественную жизнь, и если при этом не
изучаются уже с юных лет те науки, чья целительная сила
могла бы противостоять этому злу, то под воздействием
этих двух причин, совершенно неподвластных нашей
воле, и становятся порочными все те из нас, кто порочен.
Ответственность за это лежит скорее на зачавших, нежели
на зачатых, и скорее на воспитателях, нежели на воспиту-
емых; и все же каждый обязан напрягать свои силы, дабы
с помощью воспитания, упражнений и занятий избегнуть

порока и обрести то, что ему противоположно. Впрочем,
это относится уже к иному роду рассуждений.

Напротив, весьма уместно и ко времени противопо-
ставить всему вышесказанному повествование о средст-
вах, силой которых поддерживается здоровье тела и здра-
вомыслие; сама справедливость требует уделять больше
внимания доброму, нежели злому. Между тем все доброе,
без сомнения, прекрасно, а прекрасное не может быть
чуждо меры. Значит, приходится признать, что и живое
существо, долженствующее оказаться прекрасным, сораз-
мерно. Но что касается соразмерности, здесь мы привык-
ли принимать в расчет мелочи, а самое важное и сущест-
венное упускаем из виду. Когда стоит вопрос о здоровье и
болезни, о добродетели и пороке, нет ничего важнее, не-
жели соразмерность или несоразмерность между душой и
телом как таковыми. Но мы не задумываемся над этим
и не понимаем, что, когда могучая и во всех отношениях
великая душа восседает как бы на колеснице слишком
слабого и хилого тела или когда равновесие нарушено в
противоположную сторону, живое существо в целом не
прекрасно, ибо ему не хватает соразмерности как раз в
самом существенном; однако, когда в нем есть эта сораз-
мерность, оно являет собою для каждого, кто умеет ви-
деть, самое прекрасное и отрадное из всех зрелищ. Ведь и
тело, в котором либо длина ног, либо величина других
членов нарушает меру, не просто безобразно: когда всем
его частям приходится работать сообща, оно то и дело
подпадает утомлению или судорогам, делается неустойчи-
вым, падает, оказываясь само же для себя причиной не-
скончаемых бед.

То же самое следует предположить и о том двухчаст-
ном соединении, которое мы именуем живым существом.
Когда входящая в его состав душа слишком сильна для
тела и притом яростна, она расшатывает тело и наполняет
его изнутри недугами; самозабвенно предаваясь исследо-
ваниям и наукам, она его истощает; если же ее распаляют
задором и честолюбием труды учительства и публичные
или частные словопрения, тогда она перегревает тело, со-
трясает его устои, вызывает истечения и притом вводит в
обман большинство так называемых врачей, понуждая их
винить в происходящем неповинное тело. Напротив,
когда большое, превосходящее душу тело соединяется со
скудными и немощными мыслительными способностями,

то, поскольку людям от природы даны два вида вожделе-
ний — телесное вожделение к еде и божественнейшее в
нас вожделение к разуму, — порывы более сильной сторо-
ны побеждают и умножают собственную силу, а душу
между тем делают тупой, непонятливой и забывчивой, на-
влекая на человека невежество, этот злейший из всех не-
дугов.

От того и другого есть лишь одно спасение — не воз-
буждать ни души в ущерб телу, ни тела в ущерб душе, но
давать обеим сторонам состязаться между собой, дабы
они пребывали в равновесии и здравии. Скажем, тот, кто
занимается математикой или другим делом, требующим
сильного напряжения мысли, должен давать и телу необ-
ходимое упражнение, прибегая к гимнастике; напротив,
тому, кто преимущественно трудится над развитием свое-
го тела, следует в свой черед упражнять душу, занимаясь
музыкой и веем тем, что относится к философии, если
только он хочет по праву именоваться не только прекрас-
ным, но и добрым. Сообразно с этим должно заботиться
и об отдельных частях [тела], подражая примеру Вселен-
ной. Ведь если то, что входит в тело, изнутри горячит его
и охлаждает, а то, что обступает его извне, сушит и увлаж-
няет и в придачу ему приходится терпеть последствия
и того и другого воздействия, значит, тело, пребывающее в
неподвижности, станет игрушкой этих воздействий, будет
ими осилено и погибнет. Напротив, тот, кто, взяв за при-
мер кормилицу и пестунью Вселенной, как мы ее в свое
время назвали, не дает своему телу оставаться праздным,
но без устали упражняет его и так или иначе заставляет
расшевелиться, сообразно природе поддерживает равно-
весно между внутренними и внешними движениями и по-
средством умеренных толчков принуждает беспорядочно
блуждающие по телу состояния и частицы стройно распо-
лагаться в зависимости от взаимного сродства, как мы об
этом говорили раньше применительно ко Вселенной, —
тот, кто все это делает, не допустит враждебное соеди-
ниться с враждебным для порождения в теле раздоров и
недугов, но дружественное сочетает с дружественным во
имя собственного здоровья.

Что касается движений, наилучшее из них то, которое
совершается [телом] внутри себя и самим по себе, ибо оно
более всего сродно движению мысли, а также Вселенной;
менее совершенно то, которое вызвано посторонней силой,

но хуже всего то, при котором тело покоится в бездейст-
вии, между тем как посторонняя сила движет отдельные
его части. Соответственно из всех видов очищения и ук-
репления тела наиболее предпочтительна гимнастика; на
втором месте стоит колебательное движение при морских
или иных поездках, если только они не приносят устало-
сти; а третье место занимает такой род воздействий, кото-
рый, правда, приносит пользу в случаях крайней необхо-
димости, но в остальное время, безусловно, неприемлем
для разумного человека: речь идет о врачебном очищении
тела силой лекарств. Если только недуг не представляет
чрезвычайной опасности, не нужно дразнить его лекарст-
вами. Дело в том, что строение любого недуга некоторым
образом сходно с природой живого существа; между тем
последняя устроена так, что должна пройти определен-
ную последовательность жизненных сроков, причем как
весь род в целом, так и каждое существо в отдельности
имеет строго положенный ему предел времени, которого
и достигает, если не вмешается сила необходимости.
Сами составляющие это существо треугольники при своем
соединении наделены способностью держаться только до
назначенного срока и не могут продлить свою жизнь
долее. Таким же образом устроены и недуги, и потому об-
рывать их течение прежде положенного предела силой
лекарств может лишь тот, кто хочет, чтобы из легких
расстройств проистекли тяжелые, а из немногих — бес-
численные. Следовательно, лучше руководить недугом с
помощью упорядоченного образа жизни, насколько это
позволяют нам обстоятельства, нежели дразнить его лекар-
ствами, делая тем самым беду закоренелой.