Основы духовной жизни

Центром духовной жизни для абсолютного большинства жителей Западной Европы в средние века была христианская вера. Но необходимо представить себе характер общества того времени, да и характер самой католической Церкви, чтобы понять хотя бы основные черты мировоззрения, резко отличающего человека средневековой эпохи от наших современников.

Как бы ни были безусловны догматы христианства, как бы ни было этически непреложно и свято учение Самого Христа, ¾ нельзя забывать, что люди, воспринявшие это учение, были вчерашними варварами, только что разрушившими великую культуру, но ещё не создавшими ничего взамен, почти сплошь безграмотными, находящимися всецело во власти своих прежних магических представлений и суеверий. Среди множества племён сохранялся ещё обычай кровной мести. Целые группы людей считались париями (иноверцы, нищие, прокажённые и т.д.). Совершение человеком дурного поступка связывалось с наличием у него «дурной крови», т.е. крови, испорченной болезнями, колдовством или кознями дьявола. В порядке вещей были еврейские погромы; абсолютно всех евреев считали виновными в смерти Христа; в годы массовых эпидемий их убивали, обвиняя в отравлении колодцев. Публичная казнь для этих людей была наиболее лакомым зрелищем, ¾ чтобы её посмотреть, на городскую площадь стекались люди из окрестных деревень…

Такова была паства. А что можно сказать о пастырях?

Варваризация общественной жизни Запада не могла не сказаться и на Церкви. Дело было не только в том, что варварские обычаи («Божьи суды», суеверные табу, культ мощей и т.д.) стали санкционироваться Церковью, не только в том, что сами священники были большей частью малограмотны, невежественны и не отличались высокоморальным поведением, и даже не только в том, что, стремясь накопить богатства, Церковь стала, по существу, соучастницей феодального гнёта, но в том, главным образом, что она забыла одну из главных заповедей Христа: «Власть Моя не от мира сего». Высшему клиру захотелось земной власти. Наставники духа стали политиками, врачеватели скорбей сделались вдохновителями чудовищных и кровопролитных войн; именем Христа людей пытали, убивали, сжигали заживо. Религиозные войны, наряду с чумой, сделались одной из главных причин массовой гибели людей.

Было бы, однако, неверным представлять Церковь (пусть даже средневековую) сплошным вместилищем алчности, лицемерия, ханжества и прочих пороков, как это любят живописать противники христианской веры. Картина представляется неизмеримо более сложной: по существу, шёл многовековой процесс самоочищения христианства. Идеи Христа с огромным трудом прокладывали себе дорогу сквозь авгиевы конюшни варварских традиций и почти абсолютного невежества. Человек мог подняться до этих идей, если он чувствовал в себе достаточно сил: и среди мрака средневековой ночи вдруг вспыхивали яркими факелами мысли и дела святых отшельников, мистиков, философов и христианских подвижников.

В любом городе и любом селении храм был не только очагом духовной жизни общины, но и главным центром общения людей. Помещение церкви, таким образом, выполняло отчасти ту же роль, что агора в античной Греции или форум в античном Риме. Церковь посещали не только для совершения молитв и таинств: она сделалась обычным местом для свиданий и пересудов; модницы ходили туда покрасоваться своими нарядами, молодые люди ¾ поглазеть на девиц… Проповедь и литургия служили чем-то вроде театрального спектакля, за неимением самих театров. Кое-кто и вёл себя в церкви, как в театре. Переговариваться и слоняться по храму во время мессы почти вошло в привычку.

Такой стиль поведения господствовал отнюдь не потому, что средневековый человек неуважительно относился к церкви. Наоборот, люди в массе своей были религиозны и набожны, ¾ настолько, что церковь сделалась как бы частью их обыденной жизни. Человеку того времени не свойственно было разграничивать религиозную и бытовую сферы: всё это смешивалось, существовало рядом друг с другом и одно внутри другого. Например, светские мелодии сплошь и рядом использовались в церковных песнопениях. Во время церковных праздников царило прямо-таки уличное карнавальное веселье, с игрой в карты, сквернословием и непристойными песенками. От прихожан не отставали и священники: во время ночных бдений не раз замечалось, что они играют в кости, в азарте осыпая друг друга проклятиями…

Значит ли это, опять-таки, что они не были крепки в своей вере? Вовсе нет. Те же самые люди могли истово молиться, со слезами на глазах произнося имя девы Марии и, воспламенённые проповедью какого-нибудь нищенствующего монаха, способны были на неслыханные жертвы и подвиги.

До какой степени эпоха раннего средневековья была пронизана религиозным мироощущением, видно хотя бы из того факта, что это было время многочисленных «искателей правды» и Божьих скитальцев. По дорогам Западной Европы передвигалось огромное количество людей, чаще всего пешком, сумой за плечами, ¾ монахи, пилигримы, бродяги, школяры. Время от времени их перегоняли, верхом на лошадях, в сопровождении слуг и в полном боевом облачении, странствующие рыцари. Это было время неутомимых и отважных монахов-проповедников, которые с огненной верой несли слово Христа всюду, где они находились. Ничто: ни забота о собственности, ни привязанность к своему родному очагу, своим близким, ¾ не держало этих людей у себя дома (этого дома чаще всего у них не было), ничто вообще не привязывало их к земному миру, ¾ они жаждали иного пристанища.

Вера в Христа действительно целиком владела умами людей. Но каков был характер этой веры?

Очень важно это понять, чтобы представить себе, что же на самом деле руководило мыслями и поступками средневекового человека. Вера эта, как правило, ещё не могла быть ни «просвещённой», ни «гуманной», скорее, она была исступлённо-страстной, нередко принимая характер огненного фанатизма. Соответственно этому многие заповеди христианства воспринимались в гиперболически искажённой форме, ¾ отсюда, например, такая важная черта средневековой ментальности, как презрение ко всему земному, материальному, телесному. Результатом этого было уничижительное отношение к миру и самой жизни. Всё, что в античности считалось естественным и радостным: обильная еда, физическое здоровье, нагое тело, плотская любовь, ¾ стало предосудительным. Человек теперь воспринимал себя как изначально греховное существо, обязанное относиться к своей плоти, как к ленивому и лукавому рабу, которого следует вразумлять непрестанными побоями. Изнурение плоти вошло в обиход не только религиозных аскетов: власяницу носили под панцирем многие рыцари. Всё естественно природное и плотское усиленно изгонялось из сознания людей. Сама радость жизни оказалась как бы под запретом, ¾ отсюда тот глубочайший пессимизм, которым было проникнуто средневековое чувствование и мышление. Человек должен был помнить: мир лежит во зле. Мир стареет. Мир стоит на пороге смерти. Всё телесное ¾ низменно и греховно, всё тленно, всё преходяще. Единственно достойное, единственно светлое и вечное начало лежит ВНЕ этого мира.

С другой стороны, духовный максимализм, разорванность сознания на две непримиримые оппозиции: грех ¾ святость, ад ¾ рай, земное ¾ небесное, смертное ¾ вечное, ¾ породили тот гипер-идеализм, который также представляет собою неотъемлемую черту ментальности человека раннего средневековья.

Одним из следствий этого была крайняя религиозная нетерпимость. Карл Великий положил начало завоеваниям, в которых истребление людей перемежалось с их обращением в «истинную веру». Христианизация силой оружия сделалась на долгие века устойчивой традицией: то же делали среди восточных славян германские императоры и потом среди индейцев ¾ испанские конкистадоры. Весьма красноречивой с этой точки зрения выглядит история кровавых расправ католиков с еретиками (например, с катарами и альбигойцами в Южной Франции). Еретиками с 1054 г. стали считать также и византийцев. А что касается магометан ¾ они вообще не считались за людей. В средневековых хрониках Магомет упоминается не иначе, как в связи с антихристом. В конце концов, борьба против «неверных» становится конечной целью рыцарского идеала и вдохновляет разрушительные крестовые походы. Естественно в этих условиях, что такая важнейшая для христианства идея, как тема спасения, становится неотъемлемой частью сознания и занимает огромное место в повседневных переживаниях людей, а в некоторых случаях всецело руководит их поступками.

Стремление к потустороннему, запредельному было тогда одной из важнейших черт характера западного европейца. В частности, это стремление выразилось в бурном росте числа монашеских общин и отшельников-пустынножителей. Отшельник считался образцом праведности, духовным наставником. Нередко отшельники превращались в странствующих проповедников. Иногда они становились возмутителями общественного спокойствия и даже предводителями народных восстаний.

В служении Богу подвизались и христианские мистики, одержимые идеей нравственного совершенства. Непрестанно в уединении они предавались своим благочестивым занятиям. Обыденно-полнокровная радостная земная жизнь ими полностью отвергалась.

Пессимизм в отношении земной жизни имел, конечно, реальные основания, ¾ если иметь в виду тяжелейшие условия средневекового быта. Но он находил постоянную поддержку и в средневековых проповедях: людей беспрестанно уличали в грехах, фрески на стенах храмов предлагали взору бесконечные живописания адских мучений; образы Страшного Суда особенно настойчиво преследовали воображение человека; многие всерьёз верили в близкий конец света.

Способствовало ли всё это чистоте нравов?

То, что мы знаем о средневековье, убеждает нас, что ответ на этот вопрос скорее должен быть отрицательным. Страх Страшного суда и вечных адских мук гораздо больше воздействовал на психику людей, чем на их нравственность. Сознание человека было вечно раздвоенным, разорванным между «миром греха», в котором реально приходилось жить, и «Божьим царством», о котором можно было только мечтать. Наиболее чистые чувства были устремлены в религиозную сферу и носили характер пламенной экзальтации, тогда как естественные чувственные влечения (составляющие, собственно, основы реальной жизни) снижались до уровня чего-то недостойного и греховного. При таком положении дел вряд ли стоит удивляться, что всё мирское как бы передавалось «в распоряжение» дьявола: ущемлённая, униженная жизнь мстила за себя мощными вспышками самых тёмных страстей. Набожность сплошь и рядом сочеталась с разнузданностью.

Нетерпимость и ханжество были естественным следствием такого положения вещей. Человечество как бы разделено было общественным мнением на две противоположные части: на осуждённых и спасшихся. Чёрное и белое, божественное и дьявольское. Никакой середины.

Всё это, конечно, говорило о фундаментальном внутреннем неблагополучии, о вечном смятении и неустроенности психического мира людей. От благородной сдержанности, свойственной когда-то античному идеалу, не осталось и следа. Страстная импульсивность, противоречивость во всём, болезненная эмоциональность, возбуждённая фантазия, хронически тревожное состояние ¾ вот что определяло менталитет человека в раннем средневековье. Вечно раздираемый противоположными страстями, он едва ли отдавал себе отчёт в подлинных причинах своих треволнений и бед. Надо ли удивляться, что в те времена было столько одержимых, бесноватых, подверженных странным галлюцинациям людей и что «изгнание бесов» было едва ли не самой важной функцией католического святого?

Но и поведение психически нормальных, здоровых людей, живших в те времена, показалось бы современному человеку довольно странным. Возьмём, к примеру, рыцарей. Жажда чести и поиски славы приводили их к навязчивому желанию подражать героям из популярных сказаний… Они то и дело рисковали жизнью из-за романтических представлений о рыцарской доблести: например, считали для себя позорным прятаться от обстрела на виду у неприятеля. Вдохновенно увечили друг друга на рыцарских турнирах, чтобы получить хотя бы лёгкий знак одобрения со стороны одной из прекрасных дам. Отправляясь в дальний путь, рыцарь, в знак своей преданности, давал даме своего сердца какой-нибудь торжественный обет: например, не ложиться в постель по субботам, есть только стоя, смотреть только правым глазом и т.д. Само собой разумеется, что ко всему этому солдаты «святого воинства» относились абсолютно серьёзно.

Уже приведённых выше сведений достаточно, чтобы заключить, что мышление средневекового человека почти никак не напоминало мышление современного европейца. Некоторые особенности этого мышления мы здесь отметим дополнительно.

Прежде всего, оно было предметно-образным, ему нужна была наглядность. В силу этого многие образы и предметы приобретали символический смысл. Например, символом девственности была белая роза, яблоко было символом зла, а сам дневной свет считался символом спасения…

Весь мир этим людям казался живым; всё было населено духами, привидениями, хранило благословение или проклятие. Особо почитаемые вещи получали собственные имена: меч, рог, щит, драгоценный камень могли таким образом считаться живыми существами, ¾ это, в частности, указывает на следы древнего, магического взгляда на мир. Рыцарь Роланд, чтобы позвать на помощь войска короля Карла, трубит в рог по имени Олифант. Меч легендарного Зигфрида назывался Нотунг. Назвать вещь уже почти значило объяснить её. Люди средневековья, как их дикие предки, продолжали одушевлять неживую природу.

Было ли их мышление критически рассуждающим, логичным? Нет, оно в принципе не могло быть таковым. Сама Церковь приучала людей доверять авторитетам, а не выводам собственного разума. Естественно поэтому, что все вещи, все события воспринимались как отдельные данности, не связанные между собой причинной связью. Мнение признавалось истинным, если оно могло быть подтверждено Священным Писанием или поучениями отцов Церкви. То есть, критерием правильности мысли было её соответствие уже провозглашённым когда-то истинам. Это имело прямое и далеко идущее следствие: боязнь новизны. Новизна считалась опасной. Её осуждали наравне с грехом. Никакой технический прогресс в этих условиях, конечно, не мог состояться, не говоря уже о прогрессе научном или философском.

Для этих людей само время как бы остановилось: следить за его течением не было смысла. Любой его промежуток принадлежал не человеку, а вечности. В сущности, человек к времени был равнодушен. В разных странах Новый год праздновался в разное время и сутки делились на «часы» неодинаковой протяжённости. Для простых людей основным средством определить, хотя бы приблизительно, время суток, был перезвон колоколов.

Что же могло разнообразить эту унылую, неблагополучную, ничем не защищённую жизнь, на века выпавшую из времени? Конечно, зрелища и праздники. Им придавалось огромное значение. При убогости повседневной жизни праздники были просто психологически необходимы. Праздником мог быть, например, торжественный выезд короля, во время которого на показ зевакам выставлялась варварская монаршья роскошь. Простодушное сознание обывателя поражал блеск золота и серебра, многоцветье богатых одежд. Всё разноцветное и блестящее признавалось красивым. Это было и единственным, в сущности, средством хоть ненадолго отвлечься от проклятых будней. Праздники не только тешили эстетическое чувство, ¾ они давали эмоциональную разрядку. В них принимали участие все, от мала до велика.

Литература и искусство раннего средневековья

Мы уже говорили о том, что на западе Европы, в отличие, например, от Византии, античная культура была разрушена до основания и во многом забыта. Долгие века не возобновлялись: каменная скульптура, городская каменная архитектура, светская музыка и поэзия, светская живопись, театр. Ушли в далёкое прошлое античные философские диспуты. Естественен вопрос: где же таились те интеллектуальные и многообразные творческие силы, которые вышли на поверхность общественной жизни после XI в. и полностью раскрыли себя лишь в эпоху Ренессанса? Неужели наука и просвещение нигде до того времени не могли найти себе приюта?

К счастью, движение мысли не совсем остановилось в эти века: приют был, и этим приютом, как ни странно, сделался христианский монастырь. В каждом епископстве и каждом монастыре учили письму, пению, счёту, грамматике. Вне стен монастырей рукописи преставали быть источником знания, они становились скорее предметами роскоши: их не столько читали, сколько рассматривали, но в монастырях их изучали, переписывали и переводили на современный язык. Вот почему большая часть рукописей античных писателей пришла к нам из монастырских библиотек. В тиши монастырских келий трудились такие выдающиеся учёные, как Боэций (480 ¾ 524) и Кассиодор (480 ¾ 573).

Если не считать монашества и высшего духовенства, то можно сказать, что период раннего средневековья в Западной Европе ¾ это долгие столетия почти сплошной безграмотности. Этот факт усугублялся тем обстоятельством, что письменным языком во всём регионе была латынь ¾ язык, уже вышедший из живого употребления. Не только рыцари и крестьяне, но и короли зачастую не владели грамотой. Известно, например, что Карл Великий, знаменитый государь Империи франков, проявлявший большой интерес к просвещению, попытавшийся в своей столице возродить науку и искусства, из-за чего эпоха его правления (768 ¾ 814 гг.) получила у историков название «Каролингского ренессанса», кое-как научился читать, но науку письма так и не освоил до конца жизни. Во времена его правления на некоторое время оживилась придворная поэзия (Алкуин, Теодульф, Павел Диакон). Но преобладающим жанром литературы были всё-таки устные эпические сказания. Среди самых известных ¾ «Песнь о Роланде», «Старшая Эдда», «Песнь о нибелунгах», скандинавские саги. Письменная же литература практически вся была сосредоточена вокруг церковной тематики: евангельские сказания (в т.ч. «апокрифы», ¾ не вошедшие в канон предания об Иисусе Христе) и многочисленные жития святых.

В архитектуре, живописи и музыке почти всё подчинялось задачам христианского культа. Тем же задачам служила и символика художественных произведений. Можно сказать, что символы не только наполняют средневековое искусство, но и являются главным его содержанием. Например, в архитектуре христианского храма три главные его части: нартекс, наос и алтарь предназначались соответственно для «оглашенных» (еще не принявших христианство), верующих мирян и священников. Наос символизировал земной мир; алтарь ¾ мир Небесный. Здание храма в плане напоминало крест: продольное помещение базилики пересекалось так называемым «трансептом», а над местом пересечения (сакральным центром, где стоял алтарь) надстраивался купол с крестом над ним.

В изобразительном искусстве раннего средневековья главное место занимают икона, мозаика, фреска и книжная миниатюра. Их главная задача ¾ «немая проповедь», необходимость которой была тем насущней и очевидней, чем меньше прихожан умели читать Священное Писание. Существовали канонические изображения Христа и Девы Марии, отличающиеся друг от друга символикой поз и одеяний. Существовали «книги образцов», которые служили как бы каноном для многочисленных иконописцев. Эти книги переходили из рук в руки, к ученикам и наследникам иконописцев. Само собой разумеется, что работы (в сущности, варианты копий «образцов») были анонимными: художник не подписывал своё имя под изображением на иконе, так же как, например, переписчику Библии не пришло бы в голову украсить этот труд своим именем.

Важно отметить ещё одно обстоятельство: церковное искусство раннего средневековья лишь в исключительных случаях ставит перед собой чисто эстетические задачи. Основной смысл иконы ¾ быть центром молитвенного предстояния: мирская красота не могла быть целью творчества иконописца. Действительно, стоит лишь хотя бы мысленно поставить рядом, к примеру, мраморную статую античной богини и средневековую икону Девы Марии, чтобы понять разительный контраст сакральных изображений в античности и в средневековом каноне. С одной стороны ¾ роскошное тело, но абсолютно невыразительное (хотя и по-античному «правильное») лицо с пустыми глазами; с другой ¾ огромные, излучающие свет глаза ¾ и никакого тела; только складки глухих одежд, скупо открывающие кисти молитвенно сложенных рук. Полный контраст! И он весьма красноречиво говорит о сущностном отличии античной и христианской эпох.

Западноевропейская профессиональная музыка вплоть до XI в. была сосредоточена главным образом в стенах церквей и монастырей. Священнослужители хорошо понимали, какую огромную силу эмоционального воздействия таит в себе это искусство.

Примерно к середине первого тысячелетия был сформирован единый, обязательный для всех церквей литургический ритуал. Главным компонентом церковной музыки всегда было (и остаётся до сих пор) пение хора. Человеческий голос ¾ самое выразительное, чем может располагать музыка. Кроме того, использование человеческого голоса позволяет совмещать музыку с произнесением молитв. Отчасти поэтому инструментальная музыка в стенах католической церкви не прижилась, за исключением органа, сопровождающего хор. В церковной музыке существовал свой канон ¾ сборник песнопений, оформление которых приписывается папе Григорию I; отсюда его название: григорианский хорал. Песни-молитвы этого цикла исполнялись исключительно хором мужских голосов в унисон.

Для гимнов, месс и хоралов церковные музыканты использовали не какой-то отвлечённый материал, а мелодии народных песен. Тем самым церковная музыка становилась близкой и понятной сердцу рядового прихожанина. Но шли века, и к концу первого тысячелетия мелодии хорала стали уже архаичными, чуждыми современной музыкальной практике народного быта. Их надо было как-то разнообразить и обновить. Появились музыканты-новаторы, которые стали расцвечивать отдельные ноты хорала всевозможными мелодическими узорами (вокализами). Такие вокализы получили название юбиляций. Затем на музыку юбиляций стали сочинять новый текст, ¾ таким образом, в григорианском хорале возникли как бы новые музыкально-поэтические «вставки», не соответствующие каноническому тексту. Они получили название секвенций.

Другим видом добавлений к хоралу были диалогические сценки ¾ тропы. Из них впоследствии вырос жанр литургической драмы. Это было музыкально-театральное представление на сюжеты, заимствованные из Евангелий. Самыми зрелищными были драмы, повествующие о последних днях Иисуса Христа. Из них впоследствии сформировался особый ораториальный жанр ¾ «страсти».

Современной нотной записи тогда не существовало. Вся исполняемая музыка записывалась над молитвенным текстом в виде особых значков, условно обозначающих направление движения мелодии. Эти значки назывались невмами.

Нецерковная (светская) музыка существовала главным образом в виде народного творчества ¾ песен и танцев. Исполнялись они странствующими актёрами, которые у немцев назывались шпильманами, а у французов ¾ жонглёрами. Такой актёр, в сущности, был исполнителем-универсалом, он умел делать всё: петь, играть на различных инструментах, исполнять акробатические трюки, изображать пантомиму, показывать фокусы. Эти люди были, как правило, разорившимися крестьянами или ремесленниками, их занятие было для них единственным способом заработать себе на кусок хлеба. Они вечно странствовали по проезжим дорогам, выступая везде, где только можно: на улицах и площадях городов, на ярмарках и у церковных папертей. Выступали они иногда и в замках, дворцах и монастырях, несмотря на то, что священство относилось к ним с откровенной враждебностью, расценивая из выступления, как «бесовские игрища». Так рождалась особая форма зрелищного искусства: уличный театр, заменивший запрещённые церковью официальные театральные представления.

Summary

1. Раннее западноевропейское средневековье связано с появлением цивилизации особого типа, родившейся на развалинах императорского Рима. По многим признакам эта цивилизация явилась прямой противоположностью античности: рационализм сменяется эмоциональной экзальтацией; эстетическое мировосприятие ¾ символическим; высшей ценностью становится не личный достаток, а религиозная вера; в центре космоса ¾ не человек, а Бог.

2. Экономический регресс, связанный с суровыми испытаниями (неурожаи, эпидемии, голод) полностью соответствует представлениям той эпохи о земной жизни как обители скорби и зла.

3. Упадок научных знаний объясняется сменой самого типа мышления, когда критерием истины становится только авторитет Священного Писания.

Контрольные вопросы

1. Какие классы существовали на Западе во времена раннего средневековья?

2. Каков был характер отношений между церковной и светской властью?

3. В чём состояли признаки хозяйственного регресса по сравнению с античностью?

4. Какова была господствующая ментальность раннесредневекового общества?

5. Что представляло собою сословие рыцарей?

6. Почему в эпоху раннего средневековья был невозможен прогресс технических и научных знаний?

7. Какова была специфика искусства раннего средневековья?

8. Что такое григорианский хорал?

9. Каковы особенности средневекового католицизма?

Т Е С Т Ы

1. Феод ― это:

а) надел земли, пожалованный вассалу за службу;

б) начальник королевской гвардии;

в) каменный идол;

г) рыцарский обет верности сюзерену.

2. Отношения между вассалом и сеньором:

а) отношения крепостной зависимости;

б) родственные отношения;

в) отношения светского знакомства;

г) вассал несёт военную службу под знаменем сеньора.

3. Значение, которое рыцари придавали слову «виллания»:

а) доброжелательность;

б) верность данному обету;

в) эстетическое наслаждение;

г) низость, подлость, крайняя степень невежества.

4. Экспансию арабов в Европе, в битве при Пуатье остановил:

а) Карл Великий;

б) Карл Мартелл;

в) Фридрих Барбаросса;

г) король Артур.

5. Исчезновению рыцарства способствовало изобретение:

а) компаса;

б) огнестрельного оружия;

в) печатного станка;

г) ветряной мельницы.

6. Два стиля архитектуры, преобладающие в эпоху средневековья:

а) дорический, ионийский;

б) романский, готический;

в) ионийский, коринфский;

г) барокко, рококо.

7. Григорианский хорал ― это:

а) тип храма в средневековой архитектуре;

б) хоровое пение на арабском востоке;

в) канонические песнопения в католическом богослужении;

г) праздничная месса.

Тема 10. ЕВРОПЕЙСКОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ

10.1. Историко-политические события в «эпоху перемен»

Начало активной внешней экспансии ¾ несомненный признак, по которому можно судить, что цивилизация вышла из застоя. Средневековый Запад открывает эту страницу своей истории эпохой крестовых походов ¾ религиозных войн, организованных и вдохновлённых высшими иерархами католической Церкви. Это были широкомасштабные военные экспедиции, направленные в одних случаях против мусульман, в других ¾ против христиан-еретиков, в третьих ¾ против православной Византии. Первые походы, как известно, имели заранее выбранную конкретную цель ¾ Палестину, освобождение гроба Господня от власти мусульман, которых правоверные католики считали язычниками. Для экзальтированных рыцарей, принимавших участие в крестовых походах, это была желанная и вдохновляющая цель. Как и все на свете войны, крестовые походы сопровождались вульгарными грабежами и убийствами мирных жителей, т.е. делами, не имеющими никакого отношения к имени Христа.

Среди участников походов были не только рыцари, но и простые крестьяне: их привлекала возможность получить земельный участок где-нибудь в благословенном райском уголке новой земли (о которой они, как правило, имели самое фантастическое представление) и освободиться, наконец, от постылой барщины. Но крестьяне, в силу условий своей жизни, не были хорошими воинами. Опыт первых двух походов показал их полную непригодность к военным экспедициям, и в третьем они уже не участвовали.

В крестовых походах были заинтересованы не только жадные до грабежей рыцари, но и североитальянские торговые города-государства. У них был свой расчёт: приобретение новых земель и уничтожение торговых конкурентов на Востоке. Они материально помогали крестоносцам, предоставляя в их распоряжение морской флот и продовольствие.

Что касается римской церковной курии, то для неё эти походы означали расширение сфер влияния и умножение денежных богатств. Религиозная подоплека играла здесь также немаловажную роль, ¾ недаром каждому из этих варварских нашествий католический Рим придавал значение «священной войны». Идейное руководство походами осуществлял персонально римский папа. В частности, к началу первого крестового похода призвал римский папа Урбан II, пообещав всем участникам отпущение грехов. Этот поход закончился неудачей. Следующий поход был более результативным: рыцари овладели всем восточным побережьем Средиземного моря, и на захваченной территории основали Иерусалимское королевство. Чтобы закрепить успех, с благословения папы были созданы рыцарские ордены: французский Орден тамплиеров, итальянский Орден иоаннитов и Орден тевтонских (немецких) рыцарей. Последний вскоре перебрался в Европу и, завоевав Пруссию, стал называться «Прусским» орденом.

Затем, в ходе дальнейших «священных» войн, рыцари утратили все завоёванные земли, включая и вожделенную Святую землю ¾ Палестину. Удалось лишь заставить мусульман согласиться допускать христианских паломников в Иерусалим, да ещё завоевать остров Кипр, где было создано королевство крестоносцев.

Четвёртый крестовый поход, к которому призвал папа Иннокентий III, был также сначала направлен на Палестину, но в конце концов изменил свой маршрут. Венецианские торговцы, опасным конкурентом которых была Византия, сумели направить острие удара именно против неё, хотя она и была христианской страной. Для Византии этот поход закончился катастрофой: был взят приступом и разграблен Константинополь, а в южной части Балканского полуострова рыцари создали новое призрачное государство ¾ «Латинскую империю». Поживилась на этом и Венеция: она получила часть земель, отторгнутых у Византии. Византийцам удалось вскоре отвоевать Константинополь, но столица гибнущей империи так и не могла оправиться от жестокого разгрома, учинённого крестоносцами.

Остальные четыре крестовых похода, ¾ те, что были предприняты за пределы Европы, ¾ были, в сущности, частными военными экспедициями отдельных европейских государей. Эти походы (на Египет, на Палестину, на Тунис) в конце концов потерпели неудачу: все земли, которые удавалось завоевать крестоносцам, были в разное время отвоёваны турками.

Таким образом, в военном отношении все эти походы оказались безрезультатными. Европейские рыцари так и не сумели получить прочных владений на Востоке. Романтическая цель ¾ освобождение гроба Господня ¾ также не осуществилась. Ничего, кроме разрушений и убийств, эти христолюбивые воины не принесли жителям «освобождаемых» стран. Ближний Восток в результате был основательно разграблен и надолго потерял своё торговое значение.

Что касается самих европейцев, то для них крестовые походы имели некоторый позитивный смысл: они дали толчок прогрессу их собственной культуры. Прежде всего, европейцы смогли познакомиться с восточной промышленной и сельскохозяйственной техникой, достижениями металлургии. В Европу были завезены новые сельскохозяйственные культуры (греча, рис, шафран). Рыцари усвоили утончённые манеры, правила придворного этикета, научились мыться в бане, познакомились с восточной поэзией, ¾ словом, начали осваивать азы цивилизации.

По окончании крестовых походов в Западной Европе начался процесс образования наций и национального самосознания. В длительных войнах постепенно формировались границы государств, в которых складывалась монархия абсолютистского типа.

Замечательным примером в этом отношении является Франция. Ещё в XI столетии она отнюдь не была единым государством, а представляла собою конгломерат независимых феодальных земель, где полновластными хозяевами были графы, бароны и герцоги, ¾ причём, едва ли не половина этих земель находилась под властью английских королей (Плантагенетов). Сам французский король был хозяином только в своём наследственном домене, куда входили два крупнейших французских города ¾ Париж и Орлеан. Но даже в своём собственном владении французскому королю приходилось выдерживать борьбу с местными баронами. Безопасно проехать из Парижа в Орлеан он мог лишь в сопровождении большой и хорошо вооружённой охраны. Многие из вассалов короля в военном отношении были гораздо сильнее его.

Таковы были условия, в которых династии Капетингов пришлось вести борьбу за власть в стране. Надо отдать им должное, они умело воспользовались обстоятельствами, которые были им на руку: раздорами среди феодалов, поддержкой со стороны папского престола и, главное, ¾ поддержкой северных французских городов, которые, стремясь освободиться от феодальной власти, рассчитывали на помощь своего короля. Постепенно, шаг за шагом, Капетинги присоединяли всё новые земли к своему домену. Рано или поздно это должно было привести к серьёзному конфликту с английскими властями, ибо владения английских королей в то время простирались и на земли Франции. В битве с войсками Иоанна Безземельного (1214 г.) французы разбили англичан, и большинство владений Плантагенетов отошло к французскому королю.

Капетинги позаботились и о реформе центральной власти: при Людовике IX съезд феодалов был преобразован в Королевский совет. В его составе оформилась специальная палата, занимавшаяся разбором судебных дел ¾ Парламент (буквально: совет, где происходит «судоговорение»). Он комплектовался из людей незнатных, но обученных римскому праву, обязанных своим выдвижением лично королю. Так французская королевская династия постепенно формировала собственный аппарат власти, не зависимый от феодалов. Достаточно весомую часть составляли там горожане ¾ набиравшее силу «третье» сословие. Филипп IV Красивый ввёл в практику собрание представителей трёх сословий: духовенства, дворянства и горожан. Это собрание впоследствии стало называться Генеральные штаты.

Так в Европе начали формироваться первые сословные представительства при королевских дворах, давшие впоследствии начало демократическим органам власти. Французская государственность, едва начавши крепнуть, подверглась новому тяжелейшему испытанию, когда разразилась Столетняя война (1337 ¾ 1453) между Францией и Англией. Война шла с переменным успехом и закончилась почти полным изгнанием англичан с континента. Во время этой войны крупные феодалы, стремясь к собственным эгоистическим целям, не раз предавали интересы страны. Королевская власть, наоборот, выступала гарантом целостности Франции. Это видели все, и нация сплачивалась под знаменем королевской власти. Так исподволь во Франции был подготовлен режим личной власти короля (абсолютная монархия), достигший зенита в эпоху Людовика XIV.

Параллельно с консолидацией государства формировалась французская нация. Рядом с провинциальными наречиями и диалектами создавался единый французский литературный язык, развившийся на основе парижского диалекта. Формировались французская народная поэзия и народная музыка. Само слово «француз» к концу средних веков изменило свой смысл. Ранее им обозначалось исключительно понятие «житель Северной Франции», теперь французом стали называть всякого постоянного жителя королевства, где бы он ни проживал.

На Британских островах также шли процессы, которые постепенно вели, с одной стороны, к консолидации земель под знамёнами короля, с другой ¾ к созданию широких сословных представительств. Король Иоаннн Безземельный, некстати вмешавшись в выборы архиепископа Кентерберийского, навлёк на себя немилость папы Иннокентия III; дело дошло до отлучения английского короля от Церкви. Он вынужден был уступить папе во всём, признать себя его вассалом и уплачивать в папскую казну ежегодную дань. Это сильно подорвало авторитет короля в собственной стране: против него было поднято восстание баронов и рыцарей, совместно с горожанами Лондона. Восставшие захватили короля в плен и 15 июня 1215 г. вынудили его подписать «Великую хартию вольностей».

Знаменательное событие! Хартия, во-первых, провозгласила права и привилегии для крупных феодалов: наследственное обладание феодами и подотчётность особому «суду равных» (суду пэров). Был также сделан очень важный шаг в сторону осознания прав человека. В статье 39 Великой хартии вольностей король торжественно обещал, что ни один свободный человек в Англии не будет арестован, заключён в тюрьму, лишён имущества или изгнан из страны иначе, чем по законному приговору пэров и по законам страны. Горожанам хартия гарантировала свободу внутренней и внешней торговли, беспрепятственный проезд по водным путям, единство мер и весов и городское самоуправление. Таким образом, английское «третье сословие» уже на рубеже XII ¾ XIII вв. выступило как реальная политическая сила. Великий совет английского королевства вскоре превратился в английский парламент, в котором были представлены интересы всех трёх сословий. В конце XIII в. он становится постоянно действующим правительственным органом. Его полномочия в дальнейшем расширились: он получил право утверждать налоги, издавать законы, вершить суд по политическим делам. В 1343 г. английский парламент разделился на две палаты. Верхняя палата называлась палатой лордов. Её составляли бароны и высшие чины из священнослужителей. Нижняя палата ¾ палата общин ¾ состояла из рыцарей и горожан. Так был сделан первый шаг к превращению Англии в конституционную монархию. Политическая смута XV в. существенно ослабила силы дворянской знати в Англии. Её место заняли представители мелкого дворянства и деловых кругов. Опираясь на них, династия Тюдоров сумела укрепить авторитет королевской власти. На какое-то время в стране укрепился абсолютизм.

Эта сложная для Англии эпоха была временем формирования английской нации и литературного английского языка. После нормандского завоевания 1066 г. в Англии сначала пользовались двумя языками: король и знать говорили на французском, крестьяне и горожане ¾ на своём родном английском, который делился ещё на множество диалектов. Французский был одновременно и языком официальных государственных бумаг. Но уже к середине XIV в. он был вытеснен лондонским диалектом английского языка, который и стал впоследствии основой всей классической английской литературы.

Что касается Германии, то она продолжала оставаться конгломератом светских и церковных княжеств, не смотря на то, что, по примеру Франкского государства, носила гордое название «Священной Римской империи», а её король именовался императором. Агрессивным немецким королям, вечно занятым походами и войнами, было не до забот об устройстве нормальной жизни в собственной стране. Особенно воинственным проявил себя представитель династии Штауфенов Фридрих I Барбаросса («Рыжебородый»), правивший с 1152 по 1190 г. Его главные захватнические устремления были направлены на Италию, которая, разбогатев от торговли, но будучи слабой в военном отношении, представлялась ему лёгкой и желанной военной добычей. В 1157 г. он вторгся туда с огромным войском и подчинил множество областей и городов Италии, включая города-коммуны. Однако итальянские города неоднократно восставали против поработителей и, в конце концов, после битвы при Леньяно (1176 г.) практически восстановили свою независимость.

Для Италии это было далеко не единственным за средневековую историю испытанием: её плодородные земли и богатые города не раз и впоследствии были предметом алчных устремлений германских, французских, испанских и других завоевателей, в результате чего раздробленность Италии сохранялась вплоть до XIX в. Особая роль в этих бурных событиях, как всегда, принадлежала папской курии. После смерти Барбароссы папский престол в лице Иннокентия III получил власть, далеко превосходящую возможности светских правителей. К XIII в. католическая Церковь выступила как подавляюще огромная экономическая и политическая сила. С богатством папской казны не мог состязаться ни один королевский дом в Европе. Папский суд превратился в гигантский трибунал, судивший по церковным и частью по гражданским делам во всех западных странах. В распоряжении папы были воинствующие ордены монахов, например, Орден доминиканцев, в ведении которого была инквизиция ¾ тайный церковный суд по делам ересей. Иннокентий III мог назначать императоров по своему произволу и охотно пользовался этой привилегией.

Одновременно с войнами в Италии и крестовыми походами осуществлялось наступление немецких феодалов на земли Восточной Европы, против славянских племён: поморян, ободритов, лютичей. Город Берлин, в частности, был основан в 1244 г. на завоёванных славянских землях. Новые территории стремительно заселялись немецкими колонистами. Местное население изгонялось на худшие земли, подвергалось насильственному онемечиванию, а при попытках сопротивления ¾ уничтожалось самым беспощадным образом. Двигаясь далее на северо-восток, немцы стали основывать колонии на побережье Балтийского моря. Папа Иннокентий III активно поддержал эти войны и даже объявил специальный крестовый поход против восточных язычников. Для завоевания Ливонии, например, был даже учреждён особый Орден, называвшийся Ливонским или орденом Меченосцев. Завоёванные племена подвергались насильственному крещению. Аналогичные операции проводил Тевтонский орден. Рыцари этого ордена более полувека воевали с пруссами, захватили их страну и основали там свои города. Немецкие рыцари сделали попытку овладеть также и русскими землями, но на Чудском озере они были разгромлены новгородским князем Александром Невским. Их продвижение на восток было тем самым остановлено. Однако Тевтонский орден, завоевавший всё побережье Балтийского моря вплоть до Финского залива, стал теперь реальной угрозой Польше и Литве. Эти два государства вынуждены были образовать союз: польско-литовскую Унию (1386 г.).

Выход к Балтийскому морю и усиленная колонизация на восточных и северных землях вызвали бурный рост немецких городов. К середине XIV в. они объединились в могущественный Ганзейский союз, богатевший за счёт обширных торговых операций. В союзы объединялись также южные и западные города Германии. Например, Швабский союз включал в себя около 90 городов, расположенных в районе Верхнего Дуная. Города, стоявшие по Рейну, объединились в Рейнский союз.

Эти союзы, конечно, рано или поздно должны были вступить в жестокую схватку с германскими феодалами, не желавшими никому уступать власть. В этой борьбе императоры не желали поддерживать городских жителей, поэтому Рейнский и Швабский союзы вынуждены были согласиться на условия феодалов. Это надолго отодвинуло перспективу объединения германских земель: не было никаких серьёзных факторов, могущих положить конец своеволию графов, баронов и князей. Процесс дробления страны на самостоятельные феодальные княжества ещё более усилился.

Итак, позиции, на которых оказалась Германия к XVI в., были принципиально иными, чем во Франции и Англии. Вместо централизованного государства ¾ разобщённые графства и княжества. Вместо абсолютной власти короля ¾ зависимость от курфюрстов, имеющих право низвергнуть своего императора с трона по любому подходящему поводу. Вместо консолидированной нации ¾ разноязычный конгломерат народностей.

Тем не менее, и в этих условиях шло культурное развитие на немецких землях, особенно в городах. В частности, большое значение имела деятельность немецких университетов, подготовивших расцвет немецкой науки, литературы и философии.

Активный рост западноевропейских городов, начавшийся в XII столетии, получил особый размах в Северной Италии: там расцвели торговые города, получившие независимость и ставшие республиками. Некоторые из них, например, Венеция и Генуя, владели значительными землями, громадным торговым флотом, развитой промышленностью, имели финансовую и военную мощь, достаточную, чтобы эффективно влиять на общеевропейскую политику. Венецианские золотые дукаты имели хождение в Европе как международная монета в течение многих столетий. В этих городах правили олигархи, тесно связанные с банкирскими и купеческими домами.

Особое культурное значение к XIII в. приобрела Флоренция. Этот город, помимо своей развитой суконной мануфактуры, был центром торгово-ростовщических и банковских операций. Баснословные доходы пап поступали главным образом во флорентийские банки. В городе господствовала крупная буржуазия, из которой в XIV в. особенно выделился банкирский дом Медичи. Из года в год, пользуясь своим богатством и связями, они захватывали власть в республике и довели эту власть до открытой диктатуры во времена Лоренцо Медичи («Лоренцо Великолепного»). Лоренцо был не только деспотом, но ещё и меценатом: на его деньги приобретались античные скульптуры и рукописи, его субсидии позволяли жить и творить многим писателям, поэтам и художникам. Один из сыновей Лоренцо сделался впоследствии римским папой под именем Льва X.

Судьба предназначила Флоренции особую роль: этот город явился колыбелью новой европейской культуры и одновременно ¾ главным центром её развития. Именно во Флоренции зародилось великое движение гуманистов, распространившееся затем на всю Европу. Гражданами Флоренции были многие великие деятели Возрождения.

В рамках рассматриваемой нами эпохи (XII ¾ XVI вв.) в Западной Европе формируется и крепнет Испанское королевство. После того, как раннефеодальное государство вестготов было сметено нашествием арабов, на Пиренейском полуострове образовалось исламское государство ¾ Кордовский халифат. Арабы создали на завоёванных землях высокую культуру, знакомство с которой обогатило европейцев. Однако пребывание арабов на Западе было нестерпимым для порабощённого ими населения и для католической Церкви. С оружием в руках христиане шаг за шагом отвоёвывали территорию полуострова. Эта освободительная война вошла в Историю под названием реконкисты. Длилась она полтысячелетия, вплоть до XV в., когда капитулировала последняя мусульманская цитадель на полуострове ¾ Гранада.

По мере того как в ходе реконкисты освобождались земли, на них возник ряд государств: Арагон, Кастилия, Наварра, Португалия. Это было не просто освобождение от ига захватчиков. Борьба с маврами приобрела характер религиозной ¾ «священной» войны. По сути дела, это была первая крупная религиозная война в Европе, положившая начало другим аналогичным войнам, в том числе крестовым походам. Для её ведения были созданы несколько специальных духовно-рыцарских орденов.

Во второй половине XV в. произошло объединение испанских земель. На рубеже XV ¾ XVI вв. политическое влияние Испании в Европе резко возросло. Выгодные династические браки связали Испанию с королевскими домами крупнейших государств Европы. После открытия Американского континента, которое совершил, как известно, испанский мореплаватель Христофор Колумб, на вновь открытом материке испанцами были захвачены громадные богатства и обширные земли. Это был «звёздный час» Испании: объединение земель совпало для этого государства со временем расцвета его военной и экономической мощи. Закономерно, что подавляющую власть в этой стране получила католическая Церковь, под знамёнами которой шла реконкиста. В частности, огромное значение приобрела инквизиция. Вначале она была создана здесь для надзора за крещёными маврами, но затем превратилась в страшное орудие преследования всех инакомыслящих.

10.2. Смена хозяйственного уклада: аграрная революция и рост городов

Как уже отмечалось, крестьянское сословие в раннем средневековье преобладало по численности: хозяйство было, в основном, аграрным. От труда земледельца зависела сама жизнь. Катастрофический опыт голодных эпидемий многократно подтвердил это. Натуральный уклад хозяйства, примитивные орудия труда, отсутствие развитой культуры земледелия, многочисленные оброки и повинности; наконец тот факт, что кроме землепашества крестьяне должны были заниматься ещё и ремесленным трудом, ¾ всё это ограничивало производство сельхозпродуктов до голодного минимума.

Перелом наступил, когда в деревнях появились усовершенствованные орудия труда: колёсный плуг с отвалом, водяная мельница, сеялка и т.п. Была также введена трёхпольная система земледелия. В результате заметно увеличилась производительность крестьянского труда. Другим крупным фактором, изменившим положение земледельца, было отделение ремёсел от сельского хозяйства. Если до XI в. необходимые предметы труда и быта изготовлялись самими крестьянами или, в редких случаях, странствующими ремесленниками (в основном иноземцами), то теперь происходит резкий сдвиг в сторону специализации хозяйства: работники, решившие посвятить себя ремеслу, уходят в города, поскольку там лучше были условия производства товаров, их сбыта и подвоза сырья. Кроме того, большое значение имела распашка новых земель, резкое расширение сельскохозяйственных угодий.

Все эти изменения привели Западную Европу к огромному демографическому сдвигу: всего за 300 лет (начиная с XI в.), несмотря на все эпидемии и войны, население здесь увеличилось в два раза. Другим значительным (а в культурном отношении ¾ первостепенным) результатом было то, что излишек продуктов питания и концентрация ремесла в черте города положили начало росту денежной торговли. Деньги, в частности, появляются у крестьян. Многие крестьянские хозяйства, таким образом, получили возможность встать на ноги. Начался массовый выкуп крестьян из крепостной зависимости. Немало этому способствовала острая нужда в деньгах у самих феодалов (например, у тех, кто отправлялся в крестовый поход): они в таких случаях сами предлагали крестьянам выкупить свою свободу или, по крайней мере, часть своих крепостных повинностей.

Без преувеличения ¾ ремесло и торговля заново создали средневековый город. Если в раннем средневековье города были скорее военными и административными центрами, резиденциями сеньоров, укреплёнными крепостями, а их население представляло собой свиту феодала, либо тех же земледельцев, то новый город становился всё более и более центром деятельности сукноделов, кожевников, гончаров, металлургов и т.д. Многочисленные мелкие производители стали объединяться в крупные профессиональные корпорации ¾ ремесленные цеха. Стало возможным передавать и совершенствовать ¾ от отца к сыну ¾ секреты мастерства. Купцы, в свою очередь, объединялись в гильдии. Эти профессиональные корпорации, возродившие в новом виде гражданскую общину, стали основой для развивающегося городского гражданского самоуправления.

Так, стихийно разрастающееся городское хозяйство мало помалу стало выводить европейский Запад из состояния длительного культурного обморока. Древние города воскресают, наполняются жизнью; повсеместно вокруг монастырей и замков строятся новые города. Начиная с XI в. разделение труда между городом и деревней приобретает постоянный и органический характер. Стало возможным и возрождение специфических форм культуры, присущих именно городу: образования, искусства, науки.

Теперь на повестку дня для горожан становится вопрос о самостоятельности: дело в том, что долгое время почти любой средневековый город был во власти одного из феодалов, т.е. территориально он считался как бы частью «сеньории». Иногда один и тот же город принадлежал сразу нескольким феодалам. Борьба горожан за свою свободу была упорной, длительной, стоила больших жертв, но, в конце концов, приводила их к победе: время работало на прогресс.

Что способствовало успеху этой борьбы? Во-первых, растущая экономическая мощь городов. Наращивая торговлю и ремесленное производство, учреждая банки, города могли накапливать большие денежные капиталы. Нередко горожанам удавалось откупаться от своих сеньоров крупными суммами денег. Во-вторых, в распоряжении городов были уже немалые военные средства, ¾ они получили возможность силой отстаивать свои права. В результате городских восстаний возникают «вольные» города ¾ города-коммуны. Нередко такие города являлись естественным союзником центральной (королевской) власти против сепаратистских притязаний крупных феодалов. Коммуны платили налог самому королю и посылали людей для его войска. Некоторые коммуны усилились настолько, что стали городами-республиками. Отдельные такие города (например, Венеция и Генуя) играли значительную роль в политической жизни Европы. С XII в. город постепенно становится центром жизни, замок же всё более и более превращается в родовое имение, не играющее никакой роли ни в торговле, ни в производстве (в Новое время он уже окончательно превратился в музейный реликт).

Новый средневековый город, центр ремесла и торговли, оказывал решающее влияние также и на жизнь деревни. Многие поместья он втягивал в рыночный оборот: крестьяне имели теперь возможность торговать шерстью, хлебом, сыром, мясом и т.д. В результате крестьянское хозяйство перестало быть натуральным; оно всё более специализировалось. Натуральные повинности, в том числе барщина, заменялись денежной рентой. Это положило начало освобождению крестьян от личной крепостной зависимости.

Резкий сдвиг в хозяйственной и политической жизни городов приводит в конце концов к кардинальному преображению всей средневековой цивилизации. Постепенно, шаг за шагом, она приобретает динамизм и энергию, преодолевает застой и замкнутость. Конечно, это не было быстрым процессом. Несколько веков потребовалось, чтобы окончательно выросло и окрепло «третье сословие»: купцы, ремесленники, лавочники, и чтобы оно оказалось способным на решающую схватку с феодализмом. Феодализм отчаянно сопротивлялся. В некоторых странах (таких как Германия) ему удавалось довольно долго удерживать свои позиции. Но культура нового города брала своё: она всё более влияла на жизнь и быт европейского Запада.

Именно она, эта культура, и подготовила, наконец, эпоху, известную в истории под именем Ренессанса.