10 страница. Само собой, покончив с гастролями, мы вернулись на уровень клубов, но нам было плевать

Само собой, покончив с гастролями, мы вернулись на уровень клубов, но нам было плевать. Мы почувствовали вкус большой сцены, и у нас еще сильнее разыгрался аппетит. Мы собирались работать столько, сколько нужно, чтобы вернуться на уровень стадионов. Агентство боролось за нас, когда закончился тур Black Sabbath, и уже через четыре недели мы снова приняли участие в клубном туре в качестве хэдлайнеров. У нас появился свой автобус. Дела шли хорошо: мы повсюду выступали перед тремя-четырьмя сотнями подростков, по всей стране заводили знакомства с промоутерами, ведущими радиостанций и журналистами, возобновляли общение с теми, с кем познакомились еще два года тому назад во время гастролей с Raven.

Пластинка хорошо продавалась, люди покупали футболки. Казалось, мы вернулись на восходящую ветвь дугообразной траектории. Мы не зарабатывали ни гроша, потому что до сих пор с нас до сих пор вычитали средства, которые рекорд-лейбл потратил на нас, пока мы были в Итаке, но мы были на подъеме к славе, довольно хорошо общались, потому что у нас в группе были отличные отношения. Казалось, только вместе мы сможем быть Anthrax. Денни по-прежнему был таким же заносчивым, как и в день нашего знакомства, но он отлично выкладывался на сцене, и стал рок-звездой, как всегда мечтал, так что и он был счастлив.

Джои получил должное как фронтмен группы, подтверждая это на сцене каждую ночь. Вне сцены он сильно отличался от остальных. Мы ему бывало говорили: “Джои, ты с другой планеты. Она называется Задворки Нью-Йорка”.

Он был родом из Осуиго, а мы все городские. Денни жил напротив моста Таппан Зи, но это было довольно близко от города, чтобы тебя считали ньюйоркцем. Джои был как бы деревенщиной в хорошем смысле этого слова. Он просто отличался от нас в силу своего воспитания на окраине. Он не мог понять, кто он такой, и думаю именно это его и выделяло среди остальных, вот почему он стал таким особенным. Ни в одной другой группе не было такого парня, как у нас. Да, он был рыбой без воды, но он был рыбой без воды, которая научилась дышать. Это сработало, потому что он любил то, что делал, хотя та музыка, которую мы играли, была ему отчасти чуждой.

Стать вокалистом – вот все, чего он хотел, а теперь группа гремела по всему миру и ему это нравилось. У Джои есть та неописуемая черта, которой могут похвастаться только великие фронтмены. Он может заводить толпу, управлять публикой и держать их как на ладони. В этом есть некая двойственность, потому что Джои это настоящая рок-звезда притом, что он абсолютно не рок-звезда. Он самый приятный, добрый и воспитанный человек, но когда поднимается на сцену, он становится гребаным сумасшедшим. И хотя мы отыграли около сотни шоу за осень 1985-го-лето 1986-го, гастроли в поддержку «Spreading The Disease» были очень важны в нашем развитии как группы, которая не собиралась останавливаться и смогла оправиться после ухода основного вокалиста.

Самое дикое шоу, из тех, что мы отыграли в туре «Spreading The Disease», прошло 26 апреля 1986-го в Олимпик Аудиториум, что в Лос-Анджелесе. Это место славится своими бесшабашными и жестокими панк и хардкор-шоу, а раскруткой концерта занимался сам вокалист Suicidal Tendencies Майк Мюир. В программу, составленную его рекламным агентством, вошли Anthrax, D.R.I., COC, Possessed и No Mercy, одна из сайд-групп Майка. На самолете прилетел на это шоу и Билли Милано, и отлично, что прилетел, он там устроил настоящий хаос. В зале было три тысячи человек: горючая смесь из скинов, панков, металлистов и чуваков из Suicidals с бандитскими рожами. Ну, разве нельзя просто найти общий язык? Нет, блядь!

Безопасность шоу обеспечивали Suicidals, с тем же успехом Ангелы Ада могли бы обеспечивать безопасность Атламонт. Все отлично знают, к чему это привело. Скины залезали на сцену только чтоб подраться с Suicidals. Когда мы вышли на сцену, там уже было море драки. Через полчаса после начала сэта кто-то выпрыгнул со своих мест на сцену и добежал до барабанов Чарли, опрокинув детали его установки. Немного погодя какой-то чувак с прикидом байкера залез на сцену, и один из Suicidals разбил парню башку нижней частью микрофонной стойки. Тот лежал без сознания, заливая своей кровью сцену. Мы сказали себе: “Ну вот и все. Валим отсюда”, и убрались на хрен со сцены. Мы пошли прямо в гримерку и увидели, что она просто разгромлена. Все было разбито, так что мы стрелой помчались к своему автобусу. Мы заперлись и сидели там, ожидая когда появится команда дорожников, чтобы мы могли уехать.

Пару минут спустя в наш автобус начал ломиться Билли. У него была разорвана майка и он был весь в грязи. Кровью были испачканы его руки, майка и штаны. Мы подумали, что его пырнули ножом. “Не волнуйтесь. Это не моя кровь!” – сказал он басом.

“Какого хера с тобой стряслось?” - спросил я.

Он рассмеялся. “Каждый скинхед из Лос-Анджелеса думает, что он крутой парень. Каждый скинхед из Лос-Анджелеса хочет подраться с парнем из Нью-Йорка. Этим-то я занялся”.

Он поломал десять чуваков из толпы, которые начали его доколупывать. У него был такой вид, будто он сам их доколупывал. Вокруг было столько крови, что казалось он оказался рядом с человеком, наступившим на мину.

Скинхеды не всегда были единственными источником проблем. Очень часто охрана была ничем не лучше. Они не знали, что им делать с теми, кто слушал кроссовер, и обычно ориентировались на хардкорщиков как на главных правонарушителей. Когда скины влезали в мошпит и перелазили через ограждения, охрана выходила из себя и иногда начинала пиздить фэнов без всяких на то причин. Мы остановили кучу концертов гастрольного тура «Spreading The Disease», заорав охранникам прекратить избивать подростков. Когда мы выступали в Альбукерке, Нью-Мексико, за пару дней до шоу в Лос-Анджелесе, парочка подростков с бритыми головами танцевала у сцены и прыгала на ограждения. Вместо того чтобы вытолкать фэнов обратно в толпу, охранники схватили их и выкинули из зала. Увидев такое развитие событий, я остановил шоу и сказал: “Да оставьте вы их в покое, эти парни никому ничего не сделали. Если не оставите их в покое сейчас же, мы завязываем. Мы просто свалим. Мы не сыграем ни одной гребаной ноты, пока вы это не сделаете”.

Толпа съехала с катушек, и все охранники столпились вместе, чтобы посовещаться. Потом парень в другой разноцветной майке присоединился к ним. Должно быть он был их начальником. Не успели мы и глазом моргнуть, как 8 чуваков, которых выкинули, вернули в зал. Мы снова начали играть, и все охранники скучковались у ограждения. Один из них избивал подростка. Я наклонился и ударил охранника кулаком в затылок.

“Ты, огромный жирный ебаный нацист. Хватит избивать этих детей. Их здесь тысяча. Что если они все вылезут на сцену и начнут тебя хуярить?”

Охранник запрыгнул на сцену и попер на меня. Я снял гитару и начал размахивать ею как бейсбольной битой. Парень отпрыгнул. Потом наш охранник с видом Халка, Билли Пуласки, выдернул гитару у меня из рук, схватил меня и бросил через себя. Он встал между мной и тем охранником, тогда охранник остановился и вернулся к толпе. Зрители ликовали. Им понравилось.

После шоу мы сидели в гримерке, и наш гастрольный менеджер подошел и сказал, что снаружи меня ждет толпа охранников, чтобы отпиздить. Они стояли между дверью и автобусом. Мы не знали, то ли нам вызывать копов, то ли драпать поскорее. И вдруг двое скинов, которых выкинули с концерта и которых я потом вернул обратно, подошли ко мне: “Эй, мы можем помочь. Только немного подожди”. Они ушли и вернулись пять минут спустя. Один из них сказал: "Ну ладно, пошли. Снаружи стоит несколько человек, мы доведем тебя до автобуса”. Ну и ясен пень, мы вышли, на улице стояла дюжина или больше скинхедов и других чуваков, между тем местом, где охранники нас ждали. Скины окружили нас и сопроводили до автобуса. Мы шли молча, а эти парни орали на охранников: “Ну че, давайте посмотрим, какие вы теперь смелые, мать вашу, ебаные мудаки! Ну, давайте!” Так как скинхедов было намного больше чем охранников, мы смогли сразу зайти в автобус и уехать прочь.

Еще один отличный эпизод в туре «Spreading» случился в ночь, когда мы выступали в Аркадиа Театр в Далласе. Вот где мы записали свое выступление “I’m The Man”, которое использовали в качестве концертной версии на короткометражке «I’m The Man». Что намного важнее, в ту ночь я познакомился с парнями из Pantera. Это было еще когда Терри Глейз был на вокале, до прихода Фила Ансельмо, когда они станут той Pantera, благодаря которой содрогнется мир. Тогда они были совсем другой группой и казались каким-то глэмом, но под лаком для волос они были офигенными чуваками.

На нашем шоу их не было, но Рита Хейни, девушка Даймбега Дарелла, была там днем. Она была худенькой маленькой панк-рокершей с розовыми волосами, и она была в восторге: “Как только отыграете, приходите в этот клуб и зацените группу Pantera. Они офигенные. Они играют свои вещи, но в основном это кавера. Они даже играют песни Anthrax. Они вас обожают, парни. Они будут в восторге. Они не могут прийти к вам на шоу, потому что им нужно играть, но если все придете к ним на шоу, для них это будет очень много значить”.

Нас постоянно приглашали на выступления групп, которых мы не знали, и как правило мы вежливо отказывались или просто не приходили. Но делать в Далласе было больше нечего, так что нас пошло несколько человек. Там было полно народу, где-то тысяча человек, потому что они были известной местной группой. Во время шоу мы вышли на сцену и спели с ними “Metal Thrashing Mad”. После я нажрался как свинья, потому что с Pantera иначе нельзя. Следующим вечером Pantera открывала наше выступление в Хьюстоне, и туса продолжилась. Мы с Даймом дурачились, говорили об аппаратуре, и ржали до усеру. Я сказал ему, что он отлично лабает на гитаре и я с радостью запишу с ним что-нибудь в будущем. Я уверен, что хочу этого, но понятия не имел, как это осуществить на трех наших последующих альбомах.

Каждый день гастролей был успешным и «Spreading The Disease» отлично продавался. Megaforce выпустил 19 000 копий, и их тут же смели с прилавков. Как-то нам позвонил Джонни и сказал: “Мы приближаемся к 50 000!” Это был большой успех для первого альбома метал-группы на мейджор-лейбле. И тут мы узнаем, что продали уже 100 000! Чем популярнее мы становились, тем более оголтелой становилась публика. И тем больше недовольства было от тех, кто считал, что мы продались мейджор-лейблу, хотя все, что мы выпускали, было чертовски тяжелым и наш следующий альбом стал одной из самых быстрых и тяжелых трэш-пластинок из когда-либо выпущенных.

Несмотря на то, что я так сильно любил хардкор и сейшены в CBGB, я окончательно перестал туда ходить из-за того, что стал получать в свой адрес угрозы. Уж и не знаю, то ли это подростки завидовали, то ли им вдруг начало казаться, что я выше них. Само собой, это было неправда, но достаточно было только одного непонимания, чтобы все накрылось медным тазом. Для тура «Spreading The Disease» мы отпечатали футболку с олдскульщиком “NOT” на скейтборде, а на рукаве было лого NYHC, потому что с самого 1983-го я ходил на субботние сейшены в CBGB, и музыка играла большую роль в моей жизни, несмотря на тот факт, что я играл в метал-группе и у меня были длинные волосы. Как по мне, суть хардкор-сцены состояла в индивидуальности. То есть ты мог делать, что захочешь и быть самим собой. Это одна из тех вещей, которые в то время проповедовали куча групп, и я взял это себе на вооружение.

Потом в какой-то момент сцена начала меняться. К 1986-ому появилась новая кровь. И многие подростки, которые вполне вероятно слушали Ratt и Dokken, решили обрить себе головы и начать ходить на хардкор-шоу, потому что их заставляли думать, что это круто. Реально казалось, что они просто стараются дистанцироваться от прошлого. Неизбежно какой-то ушлый малый увидел футболку, которую мы напечатали с логотипом NYHC и пустил слух, что Anthrax пытаются, дескать, сделать этот дизайн своей торговой маркой. В этом не было ни капли правды, но подростки начали поднимать большую вонь.

Как-то в субботу где-то осенью 1986-го я пошел на хардкор-шоу. В программе не было никого стоящего, но мне просто больше ничего не оставалось. Я жил в квартире на Форрест Хилз, и несколько шестнадцати-семнадцатилетних подростков с недавно обритыми бошками преследовали меня на метро по пути домой из города, вышли из поезда, когда вышел я, и вели меня по бульвару Квинс до самого Юнион-Тернпайка. Я знал, что они идут за мной, и взвешивал варианты. Наконец я повернулся и спросил: “Какие проблемы, ублюдки?”

“Да пошел ты, позер” – сказал один из них. “Мы тебе по ебалу щас настучим”.

“Отлично. Трое на одного, сосунки! Давайте. Только вот что я вам скажу: один из вас будет валяться в нокауте. Так что давайте, не теряем времени!”

Я четко стоял на своем против трех этих панков, одетых в совсем новые футболки Murphy’s Law, пытаясь что-то изображать из себя. Они стояли и орали: “Да иди ты нах, мудила. Ты не хардкорщик”.

“Да я и не пытаюсь им казаться” – ответил я. “Я лишь парень, который возвращается домой с концерта CBGB. Если у вас с этим проблемы, налетайте. Я вас не боюсь”.

Наконец они повернулись и пошли прочь. Но после этого эпизода я на какое-то время бросил ходить на шоу в CBGB, потому что хер его знает. У следующего парня, на которого я мог бы напороться, мог оказаться нож или даже пушка. Я не хотел ставить себя в позицию рядом с Нижнего Ист-Сайда, где парочка уродов просто ждали, готовые меня отпиздить, чтобы просто похвастаться, что отхуярили чувака из Anthrax. Не было ничего проще, оно просто не стоило того.

ГЛАВА 13

ВЕСЬ ЭТОТ УЖАС

Разобравшись с гастролями «Spreading The Disease», мы сгорали от нетерпения, когда наконец в компании Beastie Boys запишем студийную версию “I’m The Man”. Но перед тем, как приступить к этому, нам нужно было добить запись «Among The Living», начатую еще на гастролях. Многие до сих пор считают «Among» нашей ключевой пластинкой. Это явно был нужный альбом, выпущенный в нужное время – быстрый и трэшевый, энергичный и злой, что пиздец. Все, чему мы научились как группа от записи «Fistful Of Metal» до самого «Spreading The Disease», отразилось на песнях. Если сравнить Anthrax с обучением в ВУЗе, то «Among The Living» стала нашей магистерской диссертацией. Это был продукт своей среды, рожденный восхищением и вызывающим поведением от того, что мы стали играть важную роль в развивающейся трэш-сцене. Нам не требовались ни амфетамины, ни кокс, чтобы писать убойные вещи; мы кайфовали только от того, что выступаем с группами, которые уважаем, и играем любимую музыку.

Плацдарм всей пластинки, песня, которая явно направила нас на колею невозврата, это “A.I.R.”, последний трек, который мы написали для «Spreading The Disease». По сути мы закончили запись «Spreading» и уже собирались приступить к сведению, когда Чарли сказал: “У меня есть еще одна тема, которую мы должны включить на пластинку. Над ней стоит поработать”. Поначалу мы были настроены скептически: “Да ладно тебе, мы уже итак затянули со сроками. Альбом готов. Чего еще надо?” А потом он сыграл мне этот рифф, и я такой: “Ох, ни хрена себе, да ведь один этот рифф делает всю пластинку! Он так не похож на другие наши песни, и в то же время дополняет их. Он цепляет и полон энергии”. И вот он вернулся в Итаку, и мы вместе поработали над одной этой песней. Как по мне, “A.I.R.” положила начало формированию нашего фирменного стиля как Anthrax. Если бы эта песня не попала на «Spreading», он попала бы на «Among The Living». Короче говоря, мы были в ударе, и нас уже ничто не могло остановить.

Во время продвижения «Spreading» мы написали “I’m The Law”. Чарли сыграл эти гимнообразные риффы, и у меня в башке что-то щелкнуло – да это же один-в-один судья Дредд! Мне эта музыка напоминала Мега-Сити Уан. Для тех, кто не знаком с сюжетом британского комикса, рассказываю: Дредд живет в постапокалиптическом мире, где копы (судьи) арестовывают преступников и на арене выносят им приговор. Наказания очень суровы. Присутствуют судья, присяжные и палач. Дредд - самый невъебенный чел среди судей. Еще одной песней, которую я написал, стала “Indians”, попытка быть более политкорректным. Она рассказывает об участи коренных американцев, которых собрали в одно место и заставили жить в сраных резервациях. Идея этой песни пришла мне в голову, потому что по звучанию рифф напоминал музыку американских индейцев, а мама Джои частично принадлежала к племени Ирокезов (так мне сказали), так что вышло идеально. Мы испытали “I Am The Law” и “Indians” в туре, и они обе были приняты на ура, так что они довольно рано прошли отборочный тур.

Мы так привыкли к тому, как каждый из нас привык работать, что остальные песни просто вылились из нас. У нас был стиль, отчетливый звук, который был истинно Anthrax, и мы писали так, чтобы не отходить от этого формата. Мы знали еще по S.O.D., что можем играть быстрее, чем кто-либо, так что когда писали трэшевую часть, всегда думали: “А давайте сделаем ее еще быстрее”. Исходя из своего опыта, мы уже точно знали, где именно вставить медленную “мошевую” часть для достижения максимального эффекта. Некоторые из текстов песен рассказывали о забавном опыте, который мы испытали на себе как гастролирующая группа. “Caught In A Mosh”, к примеру, рассказывает о гитарном технике Арти Ринге.

Мы выступали в Реинбау Мьюзик Холле в Денвере, штат Колорадо, в ’86-ом, и тут какой-то шкет залез на сцену и расхерачил мою педаль. Арти выбежал, чтобы столкнуть этого шкета со сцены, и они кубарем полетели вниз, упали в толпу, и утонули в яме. Секунду назад Арт был тут, а секунду спустя исчез, словно кто-то спустил воду в толчке. В конце концов Арти забрался обратно на сцену. Мы закончили шоу и сели в автобус. На следующее утро Арти выполз со своей койки, он едва мог передвигаться. Он шел, наклонив спину вперед, и когда я спросил его, что не так, он ответил: “Чувак, я попал в мош”. Мы подумали, ничего смешнее мы еще не слышали, потому что Арти был с меня ростом и даже еще худощавее. Последнее место, где бы он захотел оказаться, это мошпит, где его затопчут. И тут у меня в голове щелкнуло. “Да это же офигенное название для песни, вот оно!” Я написал текст о том, как застреваешь в тех местах, где бы никогда не хотел застрять.

А еще мне хотелось, чтобы на альбоме была парочка социально значимых песен, и написал “One World”. Если “Aftershock” с пластинки «Spreading The Disease» повествовала об исходе ядерного конфликта между США и Россией – завершающей фазе войны, то “One World” обращалась к шагам, которые человек мог предпринять, чтобы избежать полного уничтожения: “Русские такие же люди, как мы. Вы и правда считаете, что они взорвут весь мир? Они не меньше дорожат своей жизнью. Америка, прекрати петь: “Hail to the Chief”. Вместо того, чтоб думать о программе СОИ, мы должны думать о мире”. Эй, я был молод, и все еще верил, что могу изменить мир силой металла!

“Efilnikufesin” (N.F.L.) о Джоне Белуши, моем кумире. Песня рассказывает о том, какой для всех потерей стал его передоз, потому что он был чертовски талантлив, и ему было много что сказать миру, отчасти таким образом я пытался посоветовать детям держаться от наркотиков подальше. Для меня это много значило. Я не любитель читать нравоучения, просто я терпеть не мог все это говно.

Всякий раз, когда курил косячки в школе, я никогда не кайфовал. Травка никогда не оказывала на меня такое уж большое влияние. Так что я практически не испытывал никакого интереса к наркотикам, и это отразилось в том числе и на Anthrax. Кокс вошел в моду в 80-х, и даже на нашем уровне, мы видали друзей из знакомых групп, которые постоянно были обожраты этой дрянью; им это все доставалось задаром, потому что никому это было не по карману. Я ненавидел, когда те, с кем я зависал, сидели на коксе. Ни один из них не мог закрыть варежку. Они целыми часами несли всякую херню. Хуже был антисоциальный аспект всего этого. Никто не хотел этим заниматься у тебя на виду, поэтому они шкерились в ванной и нюхали там. Потом они выходили, шмыгая носом, и было ясно, чем они только что занимались. Этот фактор стыда вынудил меня ненавидеть наркоту еще больше. Я думал, ну хочешь это делать – делай. Только, блядь, не шкерься как ебаная мышь. И если не хочешь делиться с другими, тогда терпи до дома. Все, что касается кокаина, вызывало у меня рвотный рефлекс. Одна только мысль что-то сувать себе в нос была ужасно непривлекательна. Должен признать, я еще и немного побаивался этой штуки. У некоторых случался передоз, люди склеивали ласты от кокаина, не говоря уж о героине. Я всегда старался держаться подальше от этого говна.

У меня и без наркотиков были другие способы ухода от реальности, и я рассказал о них на «Among The Living». Две песни альбома навеяны рассказами Стивена Кинга. Он играл в моей жизни большую роль. Его книги были очень креативными и вдохновляющими, особенно «Противостояние», на основе которой и был создан «Among The Living». Да и “A Skeleton In The Closet” рассказывает о романе Кинга «Способный Ученик», о подростке, который обнаруживает военного нацистского преступника и шантажирует этого чувака, заставляя рассказывать подробные истории о своих ужасных преступлениях. Рассказы Стивена Кинга в тот момент стали играть в моей жизни такую важную роль, что кроме Кинга я ничего больше и не знал. Я мало знал о реальном мире, когда мне было двадцать два. Бóльшая часть моей жизни прошла в фантастической стране.

Anthrax готовились отправиться в репетиционную студию Топ Кэт в Нью-Йорке в июле 1986-го, чтобы закончить написание и репетиции «Among The Living». Я сидел у мамы дома со всем своим оборудованием, и тут зазвонил телефон. На связи был Керк Хэмметт, голос у него был какой-то замученный. Он звонил из Эвансвилля, штат Индиана, и казалось запыхался. “Короче, Джеймс съезжал с холма на скейтборде, упал и сломал себе запястье. Он не может играть на гитаре, а мы не хотим отменять ни один концерт, поэтому нам нужен кто-то, кто сможет приехать и сыграть на гитаре, Джеймс будет только петь. У тебя есть такая возможность?”

Он говорил так быстро, что не думаю, что сразу понял, о чем он говорит, и попросил его повторить. Да, все оказалось, как я и думал. Metallica хотели, чтобы я приехал и поиграл у них на ритм-гитаре в турне «Master Of Puppets». Я был в восторге. “Да я с радостью. Конечно, смогу!” – ответил я Керку.

Все, что мне было нужно, это выучить материал «Master Of Puppets». Все остальное я уже знал. И тут на меня всей тяжестью навалилась реальность. У нас был на носу альбом, и мы должны были провести в студии три дня, чтобы закончить написание и порепетировать перед записью. Я сказал об этом Керку, и он спросил есть ли возможность как-нибудь это отодвинуть. Я сказал, что обсужу это с Джонни Зи, и он дал мне номер отеля, где они остановились. Я позвонил Джонни в 11 вечера и сказал: “Чувак, мне только что звонили из Metallica. Джеймс сломал руку, и они просят, чтобы я приехал, выучил их песни и закончил тур с Оззи, и я очень этого хочу”.

Джонни сразу разрушил мои надежды. Он сказал, что у нас бронь в студии и крайне сжатые сроки. “Ты не можешь просто так взять месяц отпуска, потому что тебе хочется” – ответил он. “Это расхерачит все твое расписание на следующий год”.

Я еще до звонка знал, что он скажет. Я только надеялся, что он как-нить подшаманит и все получится, как это было, когда Metallica приехала в Нью-Йорк на запись «Kill ‘Em All». Я перезвонил Керку и объяснил ситуацию. Я извинился, и в конце концов они взяли на замену гитарного техника Джеймса – Джона Маршалла. Для меня это был большой облом, но я был совершенно нереалистичен, когда изначально сказал Керку, что смогу.

Мы вдоволь насмотрелись на Metallica, когда они пригласили нас на гастроли по Европе осенью 86-го. Первый концерт состоялся 10 сентября в Кардиффе, Уэльс. Впереди были шесть недель шоу, все билеты на них были распроданы. Обе группы отлично отыграли каждое шоу в отдельности. И Metallica были невероятны, несмотря на то, что Джеймс не играл на гитаре из-за сломанного запястья.

Маленький совет для молодых групп, отправляющихся на гастроли: хорошо, когда гитарный техник твой друг, но убедись, что этот человек может хорошо играть, так что в случае крайней необходимости у тебя будет полноценная замена прямо в группе. Это удалось Metallica, и нисколько не повредило нам, когда ушел Лилкер. В тот момент своей карьеры Metallica ехали на автобусе, все наше оборудование ехало в их грузовике. Мы ехали в грузовичке с багажом. У нас был водитель, потому что ни у кого из нас не было желания ехать по Великобритании по другой стороне дороги. Нам помогал один парень из дорожной команды. Он помогал настраивать ударные, а команда Metallica помогала настраивать наши гитары. Это слабо напоминало обмен любезностями. Каждый день в нашем распоряжении была гримерка, но мы не получали ежедневные чаевые, поэтому у нас не было денег. У Metallica была своя служба питания на эти гастроли, но в первые пару дней произошла какая-то путаница, и компания обслуживания обедов не знала, что нас тоже должны были кормить.

Эти дни мы рылись в своих карманах, чтобы найти сдачу и купить эту дерьмовый фастфуд, типа сосисок в тесте и английской пиццы. Стоит заметить, это настоящая пытка – заставить парочку ньюйоркцев жрать пиццу в английском варианте. Там одно тесто с кусками сыра и зернышками кукурузы.

В первый день тура наш водитель предложил поехать по дороге и купить парочку пицц. Мы дали ему денег на четыре порции. Он вернулся полчаса спустя, держа пиццы за боковую часть и у него даже и мыслей не было, что он сделал что-то не так. Когда мы открыли коробки, весь сыр и сосиски смешались в одну кашеобразную кучу, украшенную зернышками кукурузы. Нам ничего не оставалось, и у нас больше не было денег, короче мы застряли в этой холодной раздевалке, выдирая кусочки сыра из картона, помещая их на деформированные, отвратительные куски основы для пиццы и пытаясь миновать зернышки кукурузы. Я подумал: “Ну его на хуй. Верните меня домой сейчас же. Меня тошнит от этого места. Не знаю, как Iron Maiden выживают в этой стране”.

Потом мы начали концерт, и я очень хотел снова оказаться в мамином доме. Мы отлично отыграли, и зрителям это понравилось, но во время всего сэта нас обдали душем слюны. Мы открыли концерт “A.I.R.”, и тут начался дождь плевков – не только на меня или Джои, на всех нас. Я подумал: “О, нет, они же нас ненавидят!” Потом мы закончили песню, все кричали и аплодировали. Потом начали следующую, и само собой фонтан слизи начался снова. Так повторялось каждую песню. Мы подумали, может это такая фишка для открывающих групп. На половине сэта один из парней британской команды Metallica сказал нам: “Они плюются в вас, потому что им охуенно нравится! Это старинная панковская традиция под названием “гоббинг””.

Я подумал: “Лучше б они так сильно не любили нас!”

Мы отыграли в Хаммерсмит Пэлэс, наше первое шоу в Великобритании, в мае 1986-го, и там не было никаких плевков, и той ночью нас любили не меньше. Очевидно “гоббинг” был феноменом, который возник у английских панков в середине-конце 70-х. В металле, слава богу, он длился недолго, но мы попали на его расцвет. Хорошо, что с нами не было Билли Милано. Он бы там всех поубивал. Metallica досталось вдвое больше нашего.

Во время басового соло Клиффа все внимание было приковано к нему. Он тряс головой вверх и вниз, у него были невероятные волосы. Плевки, которые приземлились на него, выглядели как куча насекомых, летающих летом вокруг уличного фонаря. Сотни “гобов” приземлились на его волосы. Воняло так же дурно, как изо рта. Хорошо, что на тех площадках были предусмотрены душевые. Нас “отгобили” еще один раз, в 1989-ом в Ирландии, мы уже были хэдлайнерами. Мы решительно сказали публике: “Будете плеваться – мы сваливаем”. Мы реально ушли с концерта в Оме, Северная Ирландия, исполнив всего две песни, потому что они не перестали плеваться.

Последняя ночь тура по Великобритании с Metallica прошла в Лондоне в Хаммерсмит Одеоне, и Мьюзик Фо Нейшнс закатили для нас масштабное автопати в Форум Хоутел. Это был успех, и мы сказали себе: “Ух ты, только посмотри на нас! У нас только что с аншлагом прошли гастроли по Великобритании. Все нас обожают”. Это был приток адреналина, мы были опьянены пивом, и а рациональность была на уровне детского сада.

Я и Клифф вломились в комнату, в которой стоял желоб для прачечной, расстегнули ширинки и начали ссать. В какой-то момент мы встали кружком – я, Керк, Клифф, Чарли и Фрэнки. У каждого в руке была банка пива, и мы создали тупую конвенцию “Металлисты бро навсегда!” Потом произнесли тост и выпили. И тут вдруг Клифф и Керк посерьезнели.

Они рассказали, что уволят Ларса, когда вернутся с гастролей домой. Они сказали по секрету, что больше не могут играть с ним в одной группе, и им надоело его терпеть. Я знал, что между ним и другими участниками были какие-то терки, но проблемы есть у каждой группы. Обычно они решаются сами собой.

Клифф рассказал план: “Мы втроем пришли к решению. Когда вернемся домой с этого тура, избавимся от Ларса, даже если это значит, что мы больше не сможем использовать название Metallica”. Почему-то на тот момент Ларс владел правами на это название, или по крайней мере они так думали. Я посмотрел на Джеймса и сказал: “Это безумие, но вы и есть Metallica. Все сразу поймут, кто вы такие, даже если вы начнете выступать под другим названием. Вас уже все знают. И неважно, как вы будете называться. Это по-прежнему будете вы и ваша музыка”.

Было странно представлять Metallica без Ларса, и я надеялся, что они смогут с ним все прояснить, и что это не станет концом группы, но я хотел поддержать своих друзей, а Керк с Клиффом всегда были в этой группе теми, к кому я был ближе всего. Мы по сути все трое были нердами, которым нравилось одно и то же: музыка, ужастики и комиксы.