Месячные чтения. МАРТ

Мы знаем, что в старину люди поклонялись истуканам. Случится, например, неурожай, люди думают, что есть осо­бенный Бог урожая, что он обиделся почему-нибудь на человека, что поэтому надо его умилостивить, и люди делали из дерева истукана, называли его Богом урожая, кланялись ему и приносили жертвы. И когда после того случался урожай, то люди думали, что это оттого, что они молились истукану и приносили ему жертвы. Но мы теперь знаем, что старинные люди обманывались; теперь мы знаем, что есть Бог, который открывается человеку в разуме законами жизни, но что осо­бенного Бога урожая нет, что оттого, что они кланялись и приносили жертвы своему же человеческому изделию, никакого прибытка не могло быть, что если и случался потом урожай, то так следовало по порядку мировой жизни, о которой те люди не имели понятия. Это мы теперь знаем, но не знаем того, что мы и теперь еще больше обманываемся, еще с боль­шим унижением поклоняемся и еще неизмеримо большие приносим жертвы и все по-прежнему тому же человеческому изделию. Разница только та, что старинные люди поклоня­лись вещественному изделию, а мы поклоняемся выдумке. Мы, теперешние люди, наделали себе разных церквей, раз­ных вер и все самых православных и правоверных, наделали себе многие государства и в них насадили царей, повыдумали правительства, губернаторства, земства, и в них насадили ми­нистров, губернаторов, председателей, членов и разных чи­новников, имя же им, как годдаринским бесам, легион. Люди наделали сами себе столько предметов поклонения и жер­твоприношения, что нельзя шагу ступить, чтобы не натолк­нуться на какого-нибудь истукана. И люди верят, что все эти учреждения, все эти идолы нужны, и до последней возмож­ности унижают себя поклонением и приносят в жертву не только все, что имеют, но даже и самих себя, воображая, что от этого будет им какой-то прибыток. Но прибытка никакого на самом деле нет, если же мы еще кое-как дышим, то это, конечно, не оттого, что у нас много всяких общественных, священных учреждений, а несмотря на это, — не все еще, значит, законы жизни подменены, значит, истинный Бог еще живет в людях.

Обман состоит в том, что внутренняя сила нашего собст­венного и непосредственного разумения и отношения к Богу извне насильственно умаляется в нашей жизни и скрадывает­ся подменом всевозможными общественными учреждения­ми; или в том, что одни люди, будучи на самом деле такими же, как и все, свое грешное, противучеловеческое, звериное дело насильничества выдумали возвеличить во святое право и, пользуясь этой выдумкой, присвоили себе положение ис­ключительной разумности и мнимое представительство перед Богом.

Мирской обман этот, от которого мы никак не можем прийти в себя, начался давно, еще в Ветхом Завете. Из Ветхо­го Завета мы знаем, что евреи, среди которых явился Христос (веру которого, мы хвалимся, что будто бы исповедуем), — евреи отличались от всех других народов тем, что поклоня­лись Богу истинному, что поклонение Богу истинному выра­жалось не в каких-нибудь унизительных и разорительных дей­ствиях, вроде наклонения головы до земли, отречения от своей воли, совести, человеческого достоинства, от всей своей собственной жизни до последней капли крови, как это мы делаем теперь перед своими богами, а что поклонение Богу истинному состояло в исполнении людьми законов жизни, выраженных для еврея в десяти заповедях, из которых первая говорит о том, чтобы люди ведали Бога истинного и не делали себе никаких других богов; в этом состояло первое, отличительное свойство народа Божия. Но евреи, как народ своего времени, не могли постоянно держаться на той высоте жизни, на которую так неподражаемо они были поставлены Моисеем; мало-помалу они соблазнялись, падали, поклоня­лись богам чужим и через это жизнь их расстраивалась, дела­лась невыносимо бедственной, и они каялись и возвращались к Богу истинному; но погубили они свое еврейское благо со­всем без возврата тем, что сделали сами себе идола — выдумку.

Глава восьмая Первой Книги Царств повествует о том, как собрались старейшины еврейские к пророку Самуилу и потребовали, чтобы он дал им царя. Писание повествует, что не понравились эти слова народа пророку Самуилу, и он во­просил Господа, и Господь ответил ему великим вечным сло­вом. Он сказал: «Не тебя они отвергли, но отвергли меня, чтобы я не царствовал над ними. Итак, что же делать, если они отвергли меня; они делают это уже не в первый раз. По­слушай голоса их, дай им царя, только представь и объяви им права царя, который будет царствовать над ними». И говорил Самуил народу: «И сынов ваших и дочерей ваших и земли ваши лучшие возьмет царь и отдаст слугам своим, и сами вы будете ему рабами и восстанете тогда от царя вашего и не будет Господь отвечать вам тогда. Господь Бог ваш — царь ваш!» Но не послушался народ, и Самуил дал им царя. Так отверг и потерял Израиль данную ему Богом через Моисея сво­боду, для которой он вывел его из Египта из дома рабства.

До этого в книге Судей и в книге Руфь писалось: «В те дни не было царя у Израиля, каждый делал то, что ему казалось справедливым». А при царе, стало быть, этот порядок прекра­тился: каждый перестал делать то, что находил справедли­вым, и не доискивался, что справедливо, что несправедливо, потому что на это есть царь. Может быть, и кажется, что так лучше, но как бы ни были мудры цари и как бы ни были со­вершенны их законы, никогда они не могут заменить живого в человеке разума, и нельзя допустить и то, и другое, потому что одно вытесняет и уничтожает другое и потому что «никто не может служить двум господам, ибо или одного будет нена­видеть, а другого любить, или одному будет усердствовать, а о другом нерадеть».

Так царем начался в Ветхом завете мирской обман, кото­рый терзал народ еврейский тысячи лет и от которого мы те­перь другие тысячи лет не можем очнуться.

Бука

АПРЕЛЬ

АПРЕЛЯ (Знание)

Наук бесчисленное множество, и всякая наука бесконеч­на, можно все дальше и дальше идти к ней. И потому во всякой науке самое первое и главное — это знать, какие предметы самые важные, какие менее важные, какие еще менее важны и какие еще и еще менее важны. Узнать это нужно для того, что так как всего изучить нельзя, то надо изучить самое нужное.

В наше время накопляется огромное количество знаний, достойных изучения. Скоро наши способности будут слиш­ком слабы, а жизнь слишком коротка, чтобы усвоить хотя бы одну только наиболее полезную часть этих знаний. К нашим /слугам полное изобилие богатств, но, восприняв их, мы должны снова отбрасывать многое как бесполезный хлам. Было бы лучше иногда не обременять себя им.

Кант

При нашем преждевременном и часто слишком обильном чтении, дающем нам так много непереваренного материала, наша память становится обыкновенно хозяином наших чувств и вкусов; поэтому-то нам часто необходимо большое усилие мысли, чтобы вернуть первобытную невинность нашему чув­ству, найти себя среди мусора чужих мыслей и взглядов, чтобы самим начать чувствовать и говорить и, я почти готов сказать, чтобы начать когда-нибудь самим существовать.

Лихтенберг

Персидский мудрец говорит: «Когда я был молод, я ска­зал себе: хочу познать всю науку. И я дошел до того, что оставалось уже немного вещей, которых я не знал, но когда я стал;стар, я увидал, что жизнь моя прошла, и я не знал ничего».

Выбросьте из вашего сердца и ума мысль познать все на не­бе и на земле. Очень немного вообще существует такого, что мы можем когда-либо познать как относительно путей Провиденья, так и законов существования. Но и этого немногого достаточно, вполне достаточно: стремиться к большему не благо для нас. И будьте уверены, что за пределами действительных нужд нашего скромного существования и того царства, кото­рым каждому из нас предназначено управлять в невозмутимом самообладании, т.е. самим собою, своими мыслями, сло­вами, поступками, всякое увеличение труда усиливает безумие, всякое увеличение знания усиливает горе.

Джон Рёскин

Наблюдения и вычисления астрономов научили нас много­му, достойному удивления; но самый, важный результат их наследовании, пожалуй, тот, что они обнаружили перед нами бездну всего того. что мы не можем знать: без этих человечес­ких знаний разум никогда не мог бы представить себе всю ог­ромность этой бездны, а размышление об этом может произ­вести большую перемену в определении конечных целей деятельности нашего разума.

Кант

«Есть травы на земле: мы их видим, с луны их было бы не видно. На этих травах есть нити, в этих нитях — маленькие животные, но дальше этого ничего уж нет». — Какая самона­деянность! «Сложные тела состоят из элементов, а элементы неразложимы». — Какая самонадеянность!

Паскаль

Не бойся незнания, бойся ложного знания. От него все зло мира.

————————

Знание бесконечно. И потому знающий очень много бесконечно мало превосходит того, кто знает очень мало.

АПРЕЛЯ (Усилие)

Настоящая жизнь — в том, чтобы становиться лучше, по­беждать свое тело силою духа, приближаться к Богу. Это не делается само собой. Для этого нужно усилие. И это усилие дает радость.

Привычку никогда нельзя признать добром, даже и привычку к хорошим поступкам. Хорошее благодаря ей перестает быть добродетелью. Добро только то, что добывается усилием.

Неси свое бремя и знай, что в нем твое благо; извлеки из него то, что нужно для разумной жизни твоей, как желудок извлекает из пищи все нужное для плоти или как огонь, кото­рый разгорается светлее, когда в него что-нибудь бросят.

Марк Аврелий

Чем больше отталкиваешь свой крест, тем он становится тяжелее.

Амиель

Будь всегда внимателен к тому, что делаешь, и ничего не счи­тай недостойным внимания.

Конфуций

Постоянное исполнение незаметных обязанностей с простым и нравственно возвышенным чувством укрепляет характер до той степени, при которой он будет мужественно и сильно действовать в шуме мира и на плахе.

Эмерсон

Рост есть медленный процесс, а не судорожный взрыв. Так же невозможно победить грех судорогою раскаяния, как познать целую науку мгновенным порывом мысли. Действительное средство внутреннего совершенствования — только в постоянном, терпеливом усилии, руководимом мудрым рассуждением.

Чаннинг

————————

Нравственное усилие и радость сознания жизни чередуются так же, как телесный труд и радость отдыха. Без труда телесного нет радости отдыха; без усилия нравственного нет радости сознания жизни.

АПРЕЛЯ (Смерть)

Когда мы умираем, то может быть только одно из двух:

или то, что я считаю собою, перейдет в другое отдельное су­щество, или я перестану быть отдельным существом и со­льюсь с Богом. То или другое — в обоих случаях будет хорошо.

Если жизнь есть сон, а смерть — пробуждение, то тогда то, что я вижу себя отдельным от всего существом, есть сно­видение.

По Шопенгауэру

Смерть есть разрушение того тела, посредством которого я воспринимал мир, каким он представляется в этой жизни; это разрушение того стекла, через которое я смотрел. О том, будет ли оно заменено другим, или то, что смотрело через окно, сольется со Всем, — мы не можем знать.

Известный предел жизни должен существовать, так же, как плоды деревьев и земли, так же, как времена года, все должно начинаться, продолжаться и проходить. Мудрые лю­ди охотно подчиняются этому порядку.

Цицерон

На вопрос о том, буду ли я, я — отдельный от всего ми­ра — жить после смерти, на этот вопрос есть только один ответ: если лучше, чтобы продолжалась отдельная жизнь после смерти, она будет продолжаться; если же не лучше, то она прекратится.

Все, что я знаю о Боге, заставляет меня верить в то, что то, что Он сделал, — самое лучшее для нас.

По Эмерсону

Смерть так легко избавляет от всех затруднений и бедст­вий, что неверующие в бессмертие люди должны бы были же­лать ее. Люди же, верующие в бессмертие, ожидающие новой жизни, еще больше должны бы были желать ее. Если и те и другие не желают ее, то только потому, что при умирании люди страдают. Страдание удерживает людей от смерти.

Никто не знает, что такое смерть, зло она или добро. А все люди боятся ее, как будто знают наверное, что она зло.

Платон

Если человек и знает, что, когда гремит гром, молния уже ударила и потому гром не может убить, он всегда все-таки пу­гается громового удара. То же и со смертью. Если мы и знаем, что телесная смерть разрушает только тело, но не жизнь духа, мы все-таки не можем не бояться ее. Но человек просвещен­ный, поборов в себе этот страх, памятует о том, что жизнь его не в теле, а в духе; непросвещенному же человеку кажется, что со смертью погибает все, и он так боится ее и прячется от нее, как глупый человек прячется от громового удара, тогда как удар этот никак уже не может убить его.

————————

Надо жить так, чтобы не бояться смерти и не желать ее.