А спектр ответов 11 страница

(Kant, 1783, § 19)

Действительно, то систематическое, что необходимо для формы науки, здесь имеется полностью, так как сверх указанных формальных условий вообще, стало быть всех логических правил вообще, невозможны никакие другие, и составляют они логическую систему. (Kant, 1783, § 23)

(Kant, 1783, § 23)

Кантовская теория познания, следовательно, не способна к расширению. Неокантианцы, правда, перепрыгнули это ограничение и создали другую категориальную систему. Они переняли трасцедентальное понимание познания, но оставили кантовскую категориальную систему.

Применение к эволюционной теории познания

Последняя глава показала, что теоеретико-научные критерии оценки оценки теорий могут применяться к теории познания. В случае эволюционной теории познания это очень важно, потому что здесь на теоретико-научные вопросы даётся ответ с помощью естествознания, прежде всего теории эволюции. Аналогичное в философских проблемах происходит постоянно. Мы перешагиваем границы философии, чтобы найти ответ на философские проблемы. Перешагивание в другие области оправдано тогда, когда там можно найти решение. Такие решения должны измеряться, естествено, с помощью теоретико-научных критериев

Этот взгляд образует логическую основу настоящих исследований. Мы не можем доказать теорий об эволюции или о познавательных способностях. Но мы можем исследовать, являются ли они консистентными и проверяемыми и какой объясняющей силой они обладают.

Доказательство непротиворечивости со всей строгостью можно осуществить только в полностью формализованных системах. Так как мы не выдвигаем притязаний и не в состоянии дать формализованную теорию познания, требование консистентности не следует понимать в этом технико-доказательном смысле. Однако мы можем попытаться сделать очевидной консистентность в отношении эволюционного характера.

Можно ли для эволюционной теории познания сконструировать противоречие, в котором она или её следствия применяли его к себе? Из эволюции человеческих познавательных способностей следует, естественно, также развитие человеческого познания. Всё познание имеет свою историю, своё прошлое. Также и философское познание, особенно теоретико-научное должно иметь свю историю. Поэтому также и эволюционная теория познания подлежит эволюции. Это фактически имет место; можно даже написать такую историю. Она, правда, коротка, так как охватывает только около 100 лет. Следствия этой теории, таким образом, объединимы с её утверждениями. Они самоприменимы.

Сходная проблема консистентности выступает для гипотетического реализма. Если всё наше знание о мире (его существовании и структуре) гипотетично, тогда также должны быть гипотетичны и высказывания о его познаваемости. Но этот факт в гипотетическом реализме принимается в расчёт ввиду того, что познаваемость мира вводится как предпосылка. "Если реализм истинен, тогда очевидна основа его недоказуемости" (Popper,1973, 54). При этом не возникает протворечия.

Если, таким образом, эволюционная теория познания в этом отношении не имеет внутренних противоречий, быть может она имеет внешние противоречия с релевантными высказваниями науки? Её внешняя консистентность будет очевидной тогда, когда она непринуждённо, хотя быть может не полно, будет вписана в сеть фактов и теорий, представленных в главах B-D. Эта сеть получает свою связующую силу, с одной стороны, (диахронически) из эволюционной мысли, с другой стороны, (синхронически) из конвергенции многих научных дисциплин (этологии, антропологии, физиологии, генетики, психологии) в их высказываниях о познавательных способностях животных и людей. Поэтому было необходимым напомнить результаты и ответы конкретных наук.

Эволюционная терия познания - не изолированная теория, она находится в связи с результатами многих наук (см. стр. 180-183). Эта связь с релевантным базисным знанием является важнейшим аргументом в пользу этой теории.

Далее, эволюционная теория познания - как уже указано на стр. 97 - проверяема: она имеет следствия, которые могут быть эмпирически верифицированы или фальсифицированы. Если познавательные способности сформировались в ходе эволюции, то должны иметься генетически обусловленные, врождённые структуры познания. По этому поводу Моно писал:

Если поведение содержит элементы, которые приобретены опытным путём, то они прибретенны в соответствии с программой, которая является врождённой, т.е. генетически обусловленной... Нет оснований предполагать, что с основными категориями познания у человека дело обстоит иначе, а может быть и со многими другими, мененее основополагающими, но очень существенными для человека и общества элементами человеческого поведения. Подобные проблемы принципиально доступны для эксперимента. Этологи осуществляют такие эксперименты ежедневно.

(Monod, 1971, 186f)

Врождённость является, следовательно, эмпирически фиксируемым понятием. Следует ожидать, что также и врождённые идеи, в форме врождённых познавательных структур, могут получить эмпирическое обоснование.

Ответ на вопрос об объясняющей силе мы должны немного отодвинуть. Правда, мы пытались сделать эволюционную теорию познания индуктивно очевидной, однако, её следствия, отвлекаясь от намёков, мы не рассматривали, так как сначала нужно было объяснить её системную ценность.

Следующую главу можно рассматривать как ряд следствий, которые имеются в разных областях. Естественно, это не означает, что эволюционная теория познания все эти следствия логически подразумевает. Скорее она помогает понять факты этих дисциплин или увидеть их в новой перспективе. В частности она отвечает на вопросы, которые поставлены в самой этой науке. Благодаря этому она сама получает определённое подтверждение; она подтверждает себя. Поэтому можно говорить о двусторонней связи.

Прежде всего эволюционная теория познания представляет собой введение в вопросы происхождения, значения, охвата и границ нашего познания. Так, эволюционная точка зрения ведёт к теоретико-познавательной позиции, которую мы называем "проективной теорией познания". Она объясняет, в частности, в каком смысле возможно объективное познание мира. По поводу многих философских вопросов она не даёт, правда, однозначных решений,- такие надежды были бы обманчивы(89) и противоречили бы основной позиции гипотетического реализма -, но она даёт установку и соломоново суждение. Это относится к вопросу о синтетическом априори, к спору между эмпиризмом и рационализмом, к проблеме о границах познания. Это относится также к языковедческим, антропологическим, теоретико-научным проблемам.

Ценность врождённых познавательных структур для выживания объясняет, почему они полностью приспособлены к области повседневного опыта, применимы для макрокосмоса до- и ранне-научного опыта, для "мира средних размеров" и почему они могут отказывать.

Это приспособление действует не только применительно к достиижениям чувственных органов и восприятия, но также применительно к общим структурам познания, формам нашего созерцания, принципам заключения и к языку.

Мы можем только кратко обозначить некоторые из этих проблем. Обстоятельная дискуссия потребовала бы самостоятельного исследования. Задача, однако, состоит не в том, чтобы решить как можно большее число проблем, а в том, чтобы показать радиус действия эволюционой точки зрения и увидеть с этих позиций много вопросов. То, что среди них имеется много философских проблем, однозначно опровергает утверждение, что теория познания не должна иметь ничего общего с науками о действительности. Эмпирико-научная теория, которая даёт ответ на теоретико-познавательные вопросы, прямо соответствует теории познания!

F ПОЗНАВАЕМОСТЬ МИРА

Согласование между природой и разумом имеет место не потому, что природа разумна, а потому, что разум природен.

(Klumbies,1956, 765)

Важнейший закон теории эволюции состоит в том, что приспособление вида к своему окружению никогда не бывает идеальным (стр.45). Отсюда вытекает, как общепризнанный факт, то, что наш (биологически обусловленный) познавательный аппарат несовершенен, а также его объяснение в качестве непосредственного следствия эволюционной теории познания. Наш познавательный аппарат оправдан в тех условиях, в которых был развит. Он "приспособлен" к миру средних размеров, но при необычных явлениях может привести к ошибкам. Это легко показать по отношению к восприятию и уже давно известно благодаря оптическим заблуждениям (см.стр.50,101). Но современная наука - прежде всего физика нашего столетия - показала, что это относится и к другим структурам опыта.

Применимость классической трактовки пространства и времени получает отчётливые границы в теории относительности. Были сняты не только эвклидов характер пространства, но также взаимная независимость пространства и времени и их абсолютный характер. Наглядность не является больше критерием правильности теории. Такие категории как субстанция и каузальность получили в квантовой теории глубочайшую критику. Распад частицы осуществляется, правда, в соответствии со (стохастическими) законами, но почему он осуществляется именно в данный момент, квантовая теория не может ни предскаать, ни объяснить. Как повседневный язык, так и язык науки, особенно понятийная структура классической физики, ведут к неконсистентности, которая может быть устранена только посредством принципиальной ревизии. Даже применимость классической логики иногда ставится под сомнение.

Из этих немногочисленных примеров становится ясным, что структуры нашего опыта отказывают в непривычных измерениях: в микрокосмосе (атомы и элементарные частицы, квантовая теория), в мегакосмосе (общая теория относительности), в случае высоких скоростей (специальная теория относительности), высокосложных структур (круговороты, организмы) и т.д.

Отсюда вытекает очень пессимистичный взгляд относительно достоверности наших познавательных структур. Уже Демокрит и Локк определяли как субъективные и отбрасывали цвет, звук, вкус и т.д., т.е." вторичные качества". Однако также и "первичные качества", масса, непроницаемость, протяжённость, в современном естествознании, особенно в теории поля, не могут считаться "объективными". Наконец, даже эвклидово пространство и ньтоновское время утратили свой абсолютный характер.

Что же остаётся от объективного? Мы хотели исследовать мир и не находим ничего кроме субъективности. Не уходим ли мы только дальше от цели? Не окажемся ли мы наконец на кантовской позиции, согласно которой мы сами привносим все структуры познания. Эти скептические вопросы получают ответ в рамках эволюционной теории познания.

Возможность объективного познания

Приспособительный характер познавательного аппарата позволяет объяснить не только его ограниченность, но и его достижения. Главное из них состоит в том, что он способен схватывать объективные структуры "адекватно выживанию". Но это возможно только благодаря тому, что он учитывает константные и принципиальные параметры окружающих условий. Во всяком случае, он не может быть совершенно неадекватным; структуры восприятия, опыта, умозаключений, научного познания не могут быть полностью произвольными, случайными или совершенно ложными, а должны в определённой степени соответствовать реальности. Это соответствие не нуждается в иденнтичности.

Не следует ожидать, что категории опыта полностью соответствуют реальному миру и ещё менее, что они его воспроизводят. Им не нужно отражать связь действительных событий, но они должны быть - с определённым допуском - ему изоморфны.

(v. Bertalanffy,1955,257)

Частичную изоморфию (структурное равенство) можно исследовать посредством сравнения различных аппаратов, отображающих реальность. В принципе она существует уже у инфузории туфелька. Если такое одноклеточное после столкновения с препятствием меняет направление, то, хотя оно и не имеет точного представления о своём окружении, но всё же "право" в том, что имеется нечто, которое нужно обойти.

В его окружающем мире, правда, намного меньше данностей, чем в нашем, но те немногие, которые имеются, также истинны, как соответствующие видимым в нашей картине мира.

(Lorenz, 1943, 356; ahnlich 1973, 16)

Когда мы смотрим на предмет, имеющий два цвета, то, хотя восприятие цвета субъективно, оно основано на объективных различиях спектрального состава цвета. Лучшая аппаратура отображения реальности обычно не дезавуируетет соответствующие примитивные сообщения как ложные, но обрабатывает большее число аспектов.

Любой познавательный аппарат поставляет, следовательно, информацию об объективной действительности. Чем большее число аспектов он обрабатывает и чем большее число раздражений он может отличать друг от друга, тем больше его "разрешающая возможность" и тем ближе подходит он к вне-субъективной реальности. То, что эволюционная теория познания в союзе с гипотетическим реализмом утверждает и обосновывает возможность объективного познания, без сомнения является её важнейшим следствием. В определённой степени она оправдывает тем самым наше интуитивное убеждение в существовании реального мира и его познаваемости. Мы можем опираться на наши чувственные впечатления, восприятия, опытные данные, научное познание, не забывая о гипотетическом характере всего познания.

Теоретико-познавательную схему на стр.41 мы можем теперь дополнить связью познания с субъектом и реальным миром (рис. 9).

Рис. 9. Теоретико-познавательная схема согласно эволюционной теории познания

Селективное действие чувственных органов, способности восприятия и т.д. обозначено как "фильтр" <, который, естественно, также имеет субъективную природу. Конструктивный вклад субъекта обозначен жирными стрелами. Единственная прямая (эмпирическая) связь реального мира и познания протекает через чувственные органы и восприятия. Непрямая связь (пунктиром) ведёт также от реального мира через субъект к познанию: эволюционное приспособление субъективных познавательных структур!

В кантовской схеме эта связь отсутствовала и поэтому там не было ключа к вещи в себе. Желание объективного познания тогда не выполнимо. Поэтому в кантовской системе человеческое познание ограничено опытом. Также и научное познание там конституируется всегда только посредством субъективных познавательных структур (форм созерцания, категорий, принципов) и относится к структурированному опытному миру. Сверх этого никакое познание невозможно.

Согласно эволюционной теории познания, можно согласиться с тем, что наш опыт соопределяется нашими структурами восприятия (например, у нас нет возможности естественного восприятия магнитных полей, мы не можем наглядно представить четырёхмерное пространство).

Истинное ядро кантовского априоризма состоит в том,.... что человек сегодня подходит к явлениям с определёнными формами созерцания и мышления, с помощью которых упорядочивает эти явления.

(Bavink,1949,237)

Наше познание не остаётся, однако ограниченнным опытом. Мы получаем также познание о реальном мире (вещи-в-себе). Кантовская критика справедлива, правда, в том отношении, что это знание не является надёжным, однако оно возможно и более того, проверяемо.

Здесь встаёт вопрос, как биологически возникает познавательное стремление, цели которого выходят за пределы биологических потребностей окружающего мира. Если человек получил стремление к познанию из природы, может ли оно быть направлено не только на биологически полезные результаты?

Это возражение частично опровергается себя само. Независимое от объекта любопытство детей, примитивных людей и высших животных (!) доказывает, что здесь имеет место биологически целесообразное поведение. То, что любопытство у людей сохраняется до старости, в то время как у животных в большинстве случаев проявляется только в молодости, связано с неотенией человека, с сохранением юношеских признаков, что относится к предпосылкам становления человека (см. стр. 80).

Сложнее, чем вопрос объяснения возникновения стремления к абстрактному познанию, является вопрос о том, как и почему могла возникнуть в ходе эволюции способность к такому абстрактному познанию.

В действительности, достаточно удивительно, что мы в состоянии вообще проникать в такие области природы, которые нас как биологических организмов до определённой степени вообще не "касаются".

(v. Ditfurth,1973,165)

Однако, на примере пространственного и образного восприятия мы видели, что количественное развитие биологически важной функции мозга может вести к новым, качественно более высоким достижениям: к пра-формам мышления и абстракции. Различные функции мозга взаимодействуют и именно благодаря этому становится возможным переход на более высокую интеграционную ступень (см. стр. 81).

То, что развил человек, было не "математическое мышление", а общие способности абстрагирования и генерализации, которые давали огромное селективное преимущество. Это преимущество играло свою роль не только в биологической, но также и в культурной эволюции. То, что способность к абстрагированию и правильным умозаключениям привела вместе с собой - так сказать, побочным образом - к математическим способностям, было "открыто" и использовано лишь в ходе культурного развития. Также и высадка на Луне есть следствие биологически ценного любопытства и способностей, развитых во взаимодействии с данностями биологического и культурного окружения.

По-видимому, в наших теориях мы можем испробовать все логически возможные структурные предпосылки (геометрии, системы аксиом и т.д.) и исследовать их на предмет применимости. Фактически, современная физика использует эту возможность и выходит за пределы трёхмерного пространства, эвклидовой геометрии, принципа каузальности. Насколько далеко от конститутирующих опыт структур (напр., от наглядности) исследователь отваживается или способен отклониться в своей теории, является психологическим вопросом. Оправдана ли после этого его теория, есть, правда, опять научный или теоретико-научный вопрос. Гениальность проявляется, очевидно, в том, чтобы воздать должное обоим требованиям.

Если эволюционная теория познания показывает принципиальную возможность объективного познания, то ведь удивительным (так сказать эмпирическим) фактом является то, что наука нового времени фактически и с успехом выходит далеко за пределы человеческого опыта. Очевидно, что высоко развитая познавательная способность только одно из многих условий, которые были необходимы для возникновения такой науки. Другими предпосылками были разделение труда в культуре, развитие достижений математики и вообще того предположения, что явления объясняемы. Также и сторгое различение между "посвящёнными" и "профанами", которое осуществляет христианство в противоположность другим религиям, могло быть предпосылкой для научного мышления: не провозглашать и верить, а сомневаться и исследовать.

Проективная теория познания

Соотношение реальности и познания можно представить на модели графической проекции. Структура образа, возникающего в результате проекции зависит от:

структуры предмета,

напр., куб, шар;

вида проекции

напр., параллельная, центральная проекция;

структуры принимающего экрана

напр., цветная или черно-белая плёнка.

Если известны эти три элемента, то образ можно определять (конструировать). Образ при этом согласуется с оригиналом не во всех аспектах. Однако всегда сохраняется определённая частичная изоморфия. Если известен только образ, то можно попытаться "наоборот", объяснить его на основе предположений (гипотез!) о самом предмете, проекционном механизме, и экране. Таким способом оказывается возможным получить из образа гипотетическую (!) информацию о проецируемом объекте (рис.10).

Рис. 10. Проекция реального мира на наш познавательный аппарат

Путь получения познания полностью аналогичен этому процессу. При этом проецируемый предмет соответствует действительности (реальный мир, объекты, вещь в себе); проекционному механизму соответствуют сигналы (электромагнитые или механические колебания, молекулы), которые достигают наших органов чувств; воспринимающий экран соответствует нашему субъективному познавательному аппарату (о котором из эволюционной теории познания мы знаем, что он воспринимает и обрабатывает сигналы внешнего мира, по меньшей мере, "адекватно выживанию"); наконец, образу соответствует восприятие или простой опыт.

Так, уже в донаучном опыте в каждом восприятии (см.стр.42), каждом обобщении, каждом предсказании, мы пытаемся реконструировать реальный мир. Естественно, наука выходит за пределы этого "повседневного опыта". Она дополняет органы чувств высокочувствительными приборами, фиксирующими сигналы, которые мы не можем воспринимать прямо органами чувств. В эксперименте она получает целенаправленную информацию (данные) об образе проекции и для объяснения этих данных формирует модели и теории, следствия которых она опять проверяет. Таким образом, она предпринимает реконструкции, которые много ближе к действителности (чем опыт), потому что она владеет большей опытной областью, имеет больше информации и более точные данные.

Такое понимание мы называем проективной теорией познания. Ааналогия с геометрической прроекцией показывывает, в каком соотношении находятся действительность и опытный мир, как и почему возможно познание действительности.

Аналогия с проекцией отражает также гипотетический характер принципиально всего познания. Нет дедуктивного заключения от образа к условиям, в которых оно осуществляется, а только наоборот. Нельзя дедуктивным образом "заключать" о проецируемом предмете, тезис, теоретико-познавательная аналогия которого является также результатом современной теории науки.

Гипотетический характер относится не только к научному познанию, где он был открыт (например, Пуанкаре), но также распространяется на восприятие и опытное познание. Уже интерпретация чувственных данных в восприятии представляет собой (естественно неосознанную) гипотезу о том, что имеет место "там во вне" и вызывает чувственные впечатления.

В действительности, воспринимаемый предмет есть гипотеза, которая выдвигается и проверяется на основе сенсорных данных... Восприятие превращается в дело формирования и проверки гипотез. Процесс проверки гипотез наиболее отчётлив в случае двузначных фигур, забавного кубика (см. стр.50). Здесь сенсорная информация константна и теме не менее восприятие меняется от мгновения к мгновению, предлагая для проверки одну из гипотез. Каждая попеременно восстанавливается, но ни одна не может окончательно осуществиться, так как ни одна не лучше другой.

(Gregory, 1972,12,223)

Также и в науке мы выдвигаем гипотезы о мире, проверяем их на предмет применимости и обманываемся ложными гипотезами. В плане своего гипотетического характера, восприятие показательно для всех видов познания. Грегори даже характеризует науку как кооперативное восприятие. Аналогия восприятия, донаучного опыта и научного познания дополнительно оправдывыает применение прежде всего структур восприятия как примера субъективных структур познания. С другой стороны, из опыта и науки нам известны ограниченность, биологическая обусловленность и приспособительный характер восприятия. Но все эти свойства распространяются в принципе на все другие виды познания.

В ином плане имеются, правда, существенные различия: реконструкция реального мира в вовсприятии осуществляется неосознанно, в донаучном опыте сознательно, но некритически и лишь в науке сознательно и критически. Некритической позицией является прежде всего наивный реализм, для которого мир таков, каким он нам является. Гипотезы восприятия познаваемы, правда, как таковые, но ввиду того, что они врождённы и неосознаваемы, их нельзя корректировать. Научные гипотезы, напротив, принципиально корректируемы, хотя и с большим психологическим сопротивлением.

Проекционную аналогию можно распространить и далее. Она показывает, что уже различие между свойствами проецируемого предмета и проекционным экраном возможно только опытным путём. Но поэтому оно не невозможно; посредством систематических вариаций параметров (замена объектов при одинаковом экране, другое освещение, предположение о том же самом объекте с разными экранами) можно приходить к гипотетическим заключениям.

Тот же самый опыт должен вести к различению "объективных" и "субъективных" аспектов познания.

Замену объектов мы осуществляем беспрестанно - в повседневном опыте и в науке. Особенно примечательны случаи, в которых объект так необычен, что приводит наш познавательный аппарат к заблуждениям (оптические иллюзии, большие скорости, экстремальные расстояния). На таких заблуждениях, психология восприятия и теория познания могут особенно многому научиться.

Вариации субъектов более трудны, так как привлекать других людей для сравнения недостаточно. Успех в этом случае будет не большим, аналогично тому, как если менять лупы, вместо того, чтобы взять микроскоп. Здесь следует привлечь критерии объективности, которые обсуждались выше (стр. 31): независимость суждения от личности, язык, доступный для сообщения, система отсчёта, метод, конвенция. Некоторые аргументы существования реального мира (стр.35) основаны на этих критериях и могут служить для объективной проверки: конвергенция различных аппаратов познания (f), конвергенция исследований (h, i, j), константность восприятия (g), инвариантность в науке (k) и опровержение теорий (l).

В соответствии с этими критериями мы можем попытаться разделить субъективные и объективные элементы в нашем познании. То, что при этом мы должны "открыть" как субъективные, так и объективные структуры, не означает, что мы были свободны в выборе каких-либо из этих компонентов: Гипотезы должны снова выполнять требования, о которых говорится на стр. 108 и далее (см. рис. 11):

Рис. 11. Взаимодействие объективных и субъективных структур при восприятии.

a) они должны согласовываться друг с другом (внутренняя консистентность);

b) они должны иметь приспособительный характер; ибо субъективные структуры должны были возникать (внешняя, здесь "эволютивная" консистентность);

c) они должны объяснять совместно со структурами нашего восприятия и нашего опыта (олбъясняющая сила);

d) должна иметься возможность верификации или фальсификации этих гипотез (проверяемость).

Проективная теория познания обсуждалась здесь, правда, в связи с эволюционой теорией познания; но в в принципе она предполагает гипотетический реализм и независима от рассмотрения филогенеза познавательных способностей, потому что соотношение реальности и познания можно рассматривать совершенно статично, что и осуществлялось доныне, но также динамично, но в чисто онтогенетическом аспекте, как это сделал Пиаже в своей "генетической теории познания"(90). Также и здесь открываются важные аспекты познавательно-конститутивных достижений субъекта. Однако трудно увидеть, как осмысленно можно ответить на главный вопрос о пригодности познавательных структур и основе их согласосвания с реальными структурами.

Врождённые структуры и кантовское априори

В философии есть проблемы, которые можно назвать классическими, потому что они постоянно дискутируются, но никогда не разрешаются: проблема соотношения души и тела, проблема индукции, проблема врождённых идей или спор между рационализмом и эмпиризмом. Одной из нерешённых и важных, но попавших последне время в забвение проблемой является вопрос о том, имеются ли синтетические высказывания (суждения, утверждения, предложения) априори.

Высказывание является аналитическим именно тогда, когда оно или его отрицание логически следуют только из определений, входящих в него понятий. Высказывание является синтетическим именно тогда, когда оно не является аналитическим. Высказывание является эмпирическим (или апостериорным) именно тогда, если для его обоснования нужны наблюдения.

Высказывание является априорным именно тогда, когда оно не является эмпирическим(91).

Все аналитические высказывания априорны; все эмпирические высказывания являются синтетическими. Имеются ли высказывания, которые одновременно и синтетичны, и априорны?

Вопрос о том, имеются ли синтетические суждения априори является в определённом отношении решающим для философии. Если нет, то все осмысленные научные высказывания чисто логически распадаются на две группы (аналитические или контрадикторные) предложения и высказывания о фактах (эмпирические предложения). У первых отсутствует любое эмпирическое содержание, последние определяются иключительно отдельными эмпирическими науками.

(Stegmuller,1954,535)

Заслуга открытия и формулировки этой проблемы принадлежит Канту. С тех пор существование синтетических суждений априори одними мыслителями утверждается, другими отрицается(92). Как показал Штегмюллер с помощью современной логики, ответ на этот спорный вопрос зависит от уточнения дефиниции синтетического априори относительно определённого языка. (В нашем определении мы избежали отнесённости к определённому языку или наличной ситуации). Что такое синтетическое суждение априори, после этого можно, правда, определить; но нет критерия по которому предложение можно распознать как синтитическое априорное. Этим, частично, объясняется отсутствие единства среди философов. Другой и более важной основой является соответствующая - логически в большинстве случаев неопровержимая - философская позиция. Эмпиризм можно определить как теоретико-познавательное направление, которое отрицает наличие синтетических априори.