Может, нам прийти в другой раз,? Что-то я плохо себя чувствую…- сказал я, не найдя ничего другое сказать. Более подходящее

Неужели думаете, что я вас так просто отпущу, не узнав многое? – удивился следователь, и лицо его выразило при этом беспокойство.

Следователь налил воды в стакан и выпил. Улыбнулся Кате, и обратился ко мне:

Так вот, с Катей у меня ещё предстоит непростой и сложный разговор, но это в другой раз. Я собрал о ней сведения. А вот о вас я ещё хотел бы знать, кто вы такой и как оказались в России, какими судьбами к нам? Что-то многое странно и непонятно. Вообще-то, чем вы занимаетесь, скажите мне, пожалуйста, где родились, немного биографии, в какой разведке служили, за что вас хотели привлечь вас к уголовной ответственности в Республике Узбекистан? Итак, всё по порядку.

В кабинете наступила тишина. Следователь Петров и Катя уставились на меня.

Я сделал глубокий вздох и начал рассказывать о себе:

Я родился в городе Алмалык, Ташкентской области. Впоследствии я иногда называл себя в шутку «полуузбекистанцем-полуроссиянином».

По российским законам я не наследовал титул и все владения, которые принадлежали моим предкам. Наш род Гиреев пошёл от Чингиз-хана, Великого потрясателя вселенной, как его называли в те времена многие. Я рос больным, отличался чрезмерной самоуверенностью и довольно сильным упрямством. К удивлению учителей, они обнаружили у меня нежелание учить то, что следовало, а усваивал лишь то, что меня интересовало. Всё, что мне не нравилось, я плохо учил. Невзлюбив правила, я терпеть не мог грамматику русского языка, и за школьные годы усвоил немногое. Зато я хорошо разговаривал на нескольких языках, но особенно любил разговаривать и читать на русском.

Что ещё можно сказать о себе? Как только выдаётся свободное время, то сразу сажусь за компьютер и печатаю. Безразлично, что делаю, выкладываю ли на литературные и свои сайты в интернете переводы, стихи или просто пишу дневниковые записи. Всегда стараюсь что-то печатать. Теперь я сочиняю стихи для Кати, пишу роман, который решил посвятить ей. Отчего-то, когда я оказывался в одиночестве, начинаю думать о том, что как бы там ни было, всё же я родился в Узбекистане. Это не только наложило огромный отпечаток в моей душе, но я осознаю себя человеком, многим отличающимся от россиян. И это происходит не только потому, что я понимаю, что могу представить интерес для читателей в России, прежде всего, как переводчик восточных поэтов. Я всё более прихожу к мысли о том, что всё, что только можно создать в искусстве, было создано до нас, и что-то совершенно новое невозможно придумать. Поэтому мне лишь остаётся создать нечто новое в русской культуре именно на синтезе двух культур, русской и восточной.

Сначала я учился в школе для особо одарённых детей. Затем учился в школе дипломатов. Немыслимо, как мама смогла определить меня в эту школу, которая находилась в центре Ташкента. И впрямь, этот город был тогда совсем другим, не то, что теперь. Ташкент во времена СССР в основном был русскоязычным городом. Это определило то, что хотя и людей, владевших узбекским языком среди русских было много, но всё же таких, кто в совершенстве знал восточный язык, были единицы.

Я окончил два начальных класса в узбекской школе. Мы жили в узбекских кишлаках, больших сельских поселениях местного народа, которые были расположены в области. Это произошло по причине того, что моему отцу нельзя было проживать за пятьдесят километров от больших городов. Мой отец был сыном врага народа, и он происходил из княжеского рода Гиреев.

Мой дед, князь Сахиб-Гирей был осуждён в далёкие тридцатые годы по известной тогда многим статье, как враг народа, и погиб в одном тамбовском лагере для особо опасных преступников. Бабушку с детьми сослали в Магнитогорск на поселение. Двоюродный дед, князь Султан-Гирей был активным участником белого движения и после Гражданской войны оказался в так называемой «пилсудской Польше», которая на подступах Варшавы разгромила и погнала с Вислы советские войска, которые потерпели страшное поражение. Но Польша не стала развивать военный успех в борьбе с красной Россией, и заключила выгодный для поляков Рижский мир, и моему двоюродному деду не оставалось ничего, как служить в разведках других стран. Пропал без вести в Германии в 1945 году. Перед самым началом Второй мировой войны он тайно вывез в Польшу моего отца, которому было девять лет. Но вскоре эту страну захватила гитлеровская Германия. Отец был вывезен на территорию третьего Рейха, где воспитывался в одном из домов" Гитлерюгенда", что были созданы для отпрысков знатных семей, которых привозили со всей оккупированой Европы. В 1945 году мой отец был репатриирован, как малолетний, в СССР, но по достижении 16-ти лет был осуждён. В 1954 году освобождён из колымских лагерей, и направлен на поселение в город Алмалык. Мама у меня не была официально высланной.Бабушка по матери окончила медресе и в своё время получила хорошее религиозное образование, но была вынуждена с детьми переселиться с Среднюю Азию, спасаясь от преследований татарских коммунистов, которые отличались неимоверной жестокостью и цинизмом в деле уничтожения классового противника. Что можно сказать о тех чекистах, которые в Казани и Елабуге хладнокровно топили в проруби не только самих купцов и мул, но и их детей и жён!

В Ташкентской международной школе для детей дипломатов, куда меня с неимоверным трудом устроила мама, учились дети правительственных чиновников и дипломатов. Я учился в классе «В», где изучались восточные языки. Отец в будущем видел меня восточным дипломатом. В других классах изучались европейские языки. Но в те классы почти невозможно было попасть, и мои родители были удовлетворены и этим, хотя трудно было судить о том, нужно ли было мне это? Когда я учился в седьмом классе, неизвестно каким образом дирекции школы стало известно о том, что отец мой был сыном врага народа. Мне дали возможность доучиться до восьмого класса. Меня приняли когда-то в пионеры, но о принятии в комсомол не могло быть и речи. Так что в будущем я не мог учиться на дипломата, и для меня были закрыты дороги для продвижения по карьерной лестнице. Мне ничего не оставалось делать, как идти учиться в самый обыкновенный сельскохозяйственный технарь. После окончания сельхозтехникума, подал заявление на исторический факультет ТашГу, но не поступил не имея особых рекомендаций. Лишь только на следующий год мне с огромным трудом удалось поступить в ТашГУ на филфак, который затем по указу президента Республики Узбекистан, стал Национальным университетом имени Мирзо Улугбека. Наш факультет вскоре получил другое название, инститет иностранных языков и зарубежной филологии. Мне не удалось его закончить.

Я участвовал в работе Союза Писателей Республики Узбекистан, как переводчик Хафиза и Саади, и узбекских поэтов. Многие писатели и поэты стояли в оппозиции президенту республики и были репрессированы. После студенческого восстания в ТашГУ, когда спецназ расстрелял манифестацию, мне пришлось уехать в Россию.

Но через несколько лет я снова приехал из России в Ташкент с советским паспортом и военным билетом. Мне сказали, что надо получить узбекистанское гражданство и паспорт для того, чтобы иметь возможность улететь в США, где живут родные. Но мой отец в России добился того, чтобы меня прописали на родине своих предков, как члена семьи репрессированного и я подал документы получение российского паспорта. Как только приехал в Ташкент, то у меня первым делом возникло желание съездить в Национальный Университет имени Мирзо Улугбека на кафедру зарубежной филологии,л где я закончил два курса Раньше это высшее учебное заведение было известно больше как ТашГУ.