ГЛАВА 15 Магистр из Чефалу 3 страница

По мере того как продолжалась зима, у Кроули уси­лился бронхит, а вследствие этого и астма. Чтобы справ­ляться с болезнью, он стал употреблять больше героина. Он принимал несколько порций героина с утра, а затем в течение дня нередко добавлял ещё несколько, так что за день употребляемое им количество героина доходило до пяти гран. В добавление к этому он по меньшей мере три раза в неделю принимал кокаин и вдыхал эфир, что лишь усугубляло его проблемы с дыханием. Он совершал длительные прогулки, чтобы ослабить своё влечение к ге­роину, но всегда возвращался к наркотику, поскольку ста­новился вялым и раздражительным и нуждался в чём-то, стабилизирующем его состояние.

В феврале 1922 года Кроули и Лия отправились тре­тьим классом во Францию. Они искали новых людей, которые могли бы стать членами Аббатства, а заодно по­полнить бюджет общины, но у Кроули в этой поездке была ещё одна цель. Оставив Лию в Париже, он поехал в Фон­тенбло и снял комнату в пансионе «КадранБлё». «Я,Зверь 666, — заявил Кроули в своём дневнике, — желая прове­рить силу своей Воли и степень своей смелости, отравил свой организм за последние два года и достиг наконец такой степени интоксикации, что вывод наркотиков из организма стал провоцировать ужасные приступы "лом­ки"». Так Кроули называл приступы астмы.

Поселившись в гостинице, Кроули принялся реализовывать свою программу избавления от наркотической зависимости. Он совершал долгие прогулки по лесу Фон­тенбло, а также попеременно принимал горячие и холод­ные ванны, что считалось хорошим средством от опиум­ной зависимости. Как и следовало ожидать, у него появи­лись все симптомы ломки. Он чувствовал себя очень нездоровым, страдал поносом, желудочными коликами, его глаза слезились, и он не мог спать. После того как он перестал принимать героин, ему пришлось как-то бороть­ся со своим бронхитом, который он пытался лечить пас­тилками, компрессами и ингаляциями, но всё это почти не помогало. Нередко, придя в отчаяние после жестокого приступа кашля, который приносил с собой состояние ужасающей усталости, Кроули принимал небольшие дозы героина. Осознав, что здоровье его становится всё хуже, Кроули обратился за помощью к доктору Эдмунду Гро.

Тот прописал ему курс люминала и порекомендовал по­жить в санатории, но Кроули едва ли мог позволить себе покупать люминал, не говоря уже о санаторном лечении.

Ища отдыха оттого строгого режима, который Кроу­ли сам себе предписал, он каждую неделю приезжал в Париж, чтобы встретиться с друзьями, а при случае и заняться сексом. Одним из триумфов этого времени стала победа, одержанная им над Эме Гуро, которая дол­го не поддавалась на его ухаживания и момент соблазне­ния которой был отмечен Кроули в его дневнике: «Моей задачей было "Победить", и я сделал это». Тогда же Кроу­ли проводил работу с неким молодым англичанином по имени Августин Бут-Клибборн, излагая ему основы Зако­на Телемы, а также предлагая ему поехать в Чефалу и всту­пить в А.-. А.-.. Казалось, что молодого человека увлекла эта идея, поэтому Кроули подготовил для него письмен­ный обет, который тот должен был подписать, но при ви­де документа молодой человек пошёл на попятную. Его отпугнули денежные притязания Кроули: в самом деле, Кроули уже подсчитал, какую сумму молодой человек дол­жен попросить у своей семьи. Потеряв такого кандидата в члены Аббатства, Кроули записал в дневнике: «Он ока­зался слишком трусливым, чтобы подписать это. Он по­думывал предать и обмануть меня — но страшно испугался». На самом деле Кроули приходил в отчаяние, оттого что начал терять способность влиять на людей.

В конце марта Кроули поехал в Булонь, чтобы встре­тить Лию, которая пароходом возвращалась из Англии. В гостиницу, где он поселился, явилась полиция с наме­рением допросить Кроули. Полицейские решили, что он — англичанин по фамилии Бивен, которого британские пра­воохранительные органы разыскивали за мошенничество. За поимку этого человека было назначено вознагражде­ние в размере 25 тысяч франков. Кроули удивило то, что по ошибке его приняли за другого, однако в остальном

он остался спокоен. Его отношения с Лией, у которой тоже развилась зависимость от героина и которая кашляла кровью, ухудшались день ото дня. Кроули так описывал свою жизнь в то время: «Весь период начиная от мое­го возвращения в Париж можно обозначить словами "от плохого к худшему". Лия является сильнейшей отра­вой для моего духа. Мы искренне и глубоко любим друг друга; мы испытываем друг к другу симпатию; мы делаем всё, чтобы помочь друг другу, — но мы разрушаем друг друга, как рак разрушает организм».

Поскольку Кроули так и не удалось завербовать людей для поездки в Чефалу, он решил отправиться в Лондон. Возможно, ему ещё улыбнётся удача и он сможет полу­чить какую-нибудь журналистскую работу. Помехой явля­лась толь ко его одежда. Кроули был одет в лохмотья, ко­торые совсем не годились для Лондона. Кроули знал, как и любой бедный человек, что деньги не приходят к тому, кто выглядит бедным и беспомощным. Не имея денег на покупку новой одежды, он вспомнил, что послал в одну из британских фирм свой шотландский костюм, чтобы его подремонтировали и привели в порядок. Он вытребовал костюм обратно и в таком одеянии вместе с Лией в нача­ле мая явился в Лондон. С собой у них было лишь около десяти фунтов.

Одним из первых действий, предпринятых Кроули в Лондоне, стала его попытка забрать собственные книги, которые до сих пор хранились в Chiswick Press. Двумя годами раньше издательство было продано, и его новые хозяева требовали, чтобы Кроули заплатил за хранение и забрал книги. Теперь Кроули располагал той самой не­померной суммой в 350 фунтов, которую и заплатил издательству, воспользовавшись недавно полученным не­большим наследством, однако компания всё равно отка­залась выдать ему книги. У Кроули не было денег, чтобы судиться с издательством, поэтому он пустил дело на самотёк. Новые владельцы издательства отныне не жела­ли иметь с ним дела. Жестоко расстроенный таким пово­ротом дел, Кроули отступился.

Оказавшись в Лондоне, Кроули воспользовался воз­можностью связаться с семейством Келли, не потому, что он беспокоился о Роуз, но для того, чтобы узнать, как поживает его дочь. Возможно, он надеялся также, что семейство проникнется к нему жалостью и он получит немного денег, однако, судя по всему, этого не произо­шло. Джеральд Келли согласился встретиться с Кроули, чтобы поговорить о Лоле Зазе, которой уже исполни­лось пятнадцать лет. Однако эта встреча не была встре­чей родственников. Келли, по словам Кроули, «был раз­дражён и озадачен тем, что дочь Льва не выросла овцой! Лола Заза неуправляема. Она всех презирает, считает себя гениальной, глупа, неряшлива, некрасива, раздра­жительна и так далее, и так далее. Боже мой! И всё-таки хорошо быть Львом!»

Единственным орудием, которое могло помочь Кроу­ли заработать деньги в его ситуации, было его перо. Он связался с издателями, которых знал раньше, но боль­шинство из них старались его избегать. Только Остин Хар-рисон из English Review согласился сотрудничать с ним, однако при условии, что Кроули будет писать под псев­донимом. Согласно этой договорённости, Кроули пред­ложил ему статью, посвященную столетию со дня смерти Шелли, а также другую, которая была напечатана в июнь­ском номере журнала и называлась «Большие заблужде­ния по поводу наркотиков». Последняя статья, якобы на­писанная американским доктором, в пух и прах разноси­ла теорию о возможности наркотической зависимости. В следующем номере появилась ещё одна статья Кроули, написанная от лица вымышленного лондонского докто­ра, который выражал согласие с американским «колле­гой». Тот факт, что Кроули мог писать подобную ерунду, в то время как сам осознавал свою зависимость от нарко­тиков и прилагал столько усилий, чтобы справиться с ней, несомненно, достоин порицания.

Как и следовало ожидать, Кроули вскоре поссорился с Харрисоном из-за денег и вынужден был искать новый источник дохода. Он установил контакте издателем Гран­том Ричардсом, рекомендацию к которому получил от Джона Салливана. Кроули хотел узнать у Ричардса, не со­гласится ли тот заняться продажей его книг, хранящихся в Chiswick Press, а также профинансировать написание и издание его мемуаров. Ричарде отказался от обоих пред­ложений. Не отчаиваясь, Кроули предложил Ричардсу за­ключить контракт на «бульварный роман, взывающий к ис­терии и похоти помешанной на сексе публики; о помеша­тельстве на почве наркотиков». Ричарде снова отказал Кроули, но посоветовал обратиться к другим издателям. Дж.-Д. Бересфорд, редактор отдела беллетристики в из­дательстве Уильяма Коллинза, заинтересовался идеей Кроули и предложил ему шестьдесят фунтов в качестве аванса. Это было очень мало, но Кроули ничего не остава­лось, как согласиться: всё-таки это были реальные деньги.

Недолго думая, Кроули принялся писать свою первую по-настоящему коммерческую книгу, за издание которой он не должен был платить ни пенса. Он вызвал Лию из Па­рижа, куда она на время уехала, и 4 июня начал диктовать ей текст своего нового романа в комнате, которую они для этого сняли на Веллингтон-сквер, 31, неподалёку от Кингс-роуд в Челси. Через двадцать семь дней книга была написана. Кроули озаглавил её «Дневник наркома­на». Воодушевлённый, Кроули передал рукопись в изда­тельство и сообщил, что он мог бы также написать авто­биографию, хотя, в шутку, постоянно употреблял слово автохагиография (hag — «ведьма», «карга», «колдунья», «чародейка»). Издатели прочитали синопсис будущей книги и согласились заплатить аванс в 125 фунтов.

В течение всего периода своей бурной литературной активности Кроули накачивал себя героином. То же де­лала и Лия. Это был единственный способ, при помощи которого они могли поддерживать себя в форме для ра­боты. К этому времени зависимость Кроули была на­столько сильна, что наркотик уже не оказывал никакого неблагоприятного воздействия на его ум и воображе­ние. К 1 июля, когда роман был завершён, Лия оказалась в крайне измождённом состоянии. В общей сложности она записала (не прибегая к стенографии) 121 тысячу слов и почти сразу же уехала в Чефалу.

Роман, почтительно посвященный Алостраэль и Астарте Лулу Пантейе, разумеется, основывался на соб­ственном опыте Кроули-наркомана. Главным героем ро­мана был молодой богатый баронет, лётчик-ас из Ко­ролевского авиационного корпуса, который влюбляется в официантку-наркоманку из ночного клуба. На личном самолёте баронета они летят в Париж и там начинают безудержно накачиваться разнообразными наркотика­ми. Почти лишившись рассудка в результате всего это­го, они ощущают, что их союз начинает распадаться. В этот момент они случайно узнают о таинственном че­ловеке, которого зовут Король Ламус. Время от време- | ни он совершенно неожиданно появляется в Лондоне, где проводит время в некой студии вместе с арабской прин­цессой и готовит коктейль под названием «Кубла Хан № 2», который состоит из джина, кальвадоса, сливок с мятой и настойки опия. Баронет наносит визит Королю Ламусу, тот, разделив с ним щепотку кокаина, вникает в затруднительное положение молодого человека и уво­зит его в Чефалу вместе с его подругой. В Чефалу они получают возможность в неограниченных количествах принимать героин и кокаин, а также посещать уроки философии Короля Ламуса. Постепенно, в компании беззаботных и просветлённых последователей Короля Ламуса, несчастная пара избавляется от своих проблем, бросает дурные привычки и счастливо живёт до конца своих дней.

Будучи стилистически слабым, роман обладает всё же некоторой динамикой и напряжённостью сюжета, хотя сюжет и уклоняется нередко от основной своей линии. Образы многих второстепенных героев основаны на ха­рактерах реальных людей, с которыми Кроули был зна­ком: например, Мэри Баттс и Сесиль Мэйтланд узнаются с очевидностью. Построен роман довольно беспомощ­но, что говорит о наличии у Кроули живого воображения, но отсутствии необходимой творческой дисциплины для оформления плодов этого воображения. Несмотря на это, роман представляет собой необыкновенно точное описа­ние чувств человека, который принимает наркотики и у ко­торого развивается привыкание. Поэтому в некоторых отношениях роман этот может считаться предшествен­ником таких книг, как «Джанки» Уильяма Берроуза, «В до­роге» Джека Керуака и «Трэйнспоттинг» Ирвина Уэлша.

Но настоящее значение книги заключается не в её ли­тературных достоинствах или недостатках, но в том, что она изображает Аббатство Телемы таким, каким его ви­дел Кроули или каким он желал, чтобы оно было. При взгля­де из Лондона убогая, грязная вилла приобрела тёплый романтический ореол. Из бывшего жилища зажиточного сицилийского крестьянина она превратилась в прекрас­ное, солнечное место, где, благодаря Закону Телемы и одной из разновидностей групповой терапии, далеко опередившей своё время, людей удаётся спасти от стра­даний и несчастий, преследующих их в обычной жизни.

Роман вышел в ноябре 1922 года. Он имел довольно широкий резонанс, причём рецензии писались не по за­казу. Литературное приложение к Times охарактери­зовало роман как «фантасмагорию экстаза и отчаяния, причём пустую и многословную», Observer заявила, что «человеческая деградация» описана в книге с «притяга­тельной силой», a Daily Gerald просто отмечала, что «кни­га — не из приятных». Как благосклонно ни вели бы себя литературные критики, пресса была настроена отнюдь не так доброжелательно. Через несколько дней после выхо­да книги официальная пресса уже узнала о том, чтоКроу-ли снова появился на общественном небосклоне. Джеймс Дуглас, известный журналист, который вёл еженедельную колонку в Sunday Express и считал себя борцом за нрав­ственность нации, 19 ноября опубликовал суровую отпо­ведь на роман Кроули, озаглавленную «Книга, которую следует сжечь». В статье он подвергал произведение рез­кой критике, сравнивая его с «Улиссом» Джеймса Джой­са, которого моралисты в то время считали непристой­ным. Он приводил искажённые цитаты из книги Кроули, характеризовал её как «роман, описывающий ужасные оргии, устраиваемые группой моральных дегенератов, разжигающих свои низменные желания кокаином и герои­ном» и заканчивал риторическим вопросом: «Зачем са­жать в тюрьму торговцев кокаином, если мы спокойно терпим романы о кокаине?»

Своей статьёй Дуглас привлёк к книге гораздо боль­шее внимание, чем то, которого когда-либо могла добиться горстка литературных обозревателей. Но что ещё важ­нее, он широко распространил информацию о существо­вании Аббатства в Чефалу. На следующие выходные Sunday Express вышла с большим заголовком на первой страни­це: «Полная информация об авторе "Дневника нарко­мана". Чёрное досье на Алистера Кроули. Охота за несча­стными и униженными. Его аббатство. Разврат и порок на острове Сицилия». Напечатанная под этим заголовком статья поднимала весь ил со дна жизни Кроули. Правда была здесь извращена и приукрашена полуправдой. В статье указывалось также на то, что когда-то Кроули за­казал свой портрет самому Аугустусу Джону, который

в 1911 году оценивался прессой как довольно колорит­ный представитель богемы. Когда газета совершила свой резкий выпад против Кроули, Джон поддержал Кроули, написав: «Поистине настало время, когда становится яв­ной эта грязная спекуляция на репутациях поэтов и ху­дожников». Кроме всего прочего, в статье предлагалась одна из возможных расшифровок аббревиатуры А.-.А.-.. По утверждению газеты, это сокращение означало «Адеп­ты Атлантов». Некоторые подробности статьи были по­лучены от Мэри Баттс, которая дала газете интервью.

Подобно большинству бульварных газет, Sunday Express балансировала на грани пристойного и непри­стойного. Как бы то ни было, в статье содержалось одно поистине вопиющее клеветническое заявление о том, что однажды Кроули якобы украл 200 фунтов у вдовы, с кото­рой сожительствовал. Это была ложь: женщина, о кото­рой шла речь, — Лора Хорниблоу — не являлась вдовой и дала Кроули только 100 фунтов. Всё это давало Кроули основания подать на газету в суд, но к тому времени, ко­гда этот материал был напечатан, Кроули уже вернулся на Сицилию, откуда и написал письмо лорду Бивербруку, владельцу газетного концерна Express, довольно добро­желательно прося его впредь относиться к нему более справедливо. Однако разгорячённая пресса уже не могла остановиться. Вскоре появились новые статьи, авторы которых копались в прошлом Кроули, утверждали, что он — сутенёр и ему подчиняются все проститутки на ули­цах Палермо, а также что в Америке его даже сажали в тюрьму за сводничество. Друзья уговаривали его су­диться с прессой, но Кроули отказался, заявив, что у него нет времени на такие ничтожные дела. На самом деле у него просто не было денег на адвоката.

Вскоре осуждение переметнулось на само издатель­ство Уильяма Коллинза. Первый тираж книги в три тыся­чи экземпляров был распродан благодаря широкому резонансу книги в прессе, но решения о переиздании принято не было. Издатель был известен своей религи­озностью и совсем не хотел рисковать собственной ре­путацией и состоянием. Более того, он разорвал кон­тракт на автобиографию Кроули. Единственным утеше­нием в этой ситуации стало то, что Кроули смог оставить себе аванс, полученный от издательства.

Постепенно пресса утратила интерес к личности Кро­ули, и история заглохла. Жизнь в Чефалу вернулась в преж­нюю колею. Кроули старался не усугублять свою нарко­тическую зависимость, продолжал заниматься магией, писал и совершал горные прогулки. Денег у него по-преж­нему было очень мало, но, с другой стороны, будущее выглядело вполне радужно.

В 1914 году в кафе «Ройяль» Кроули познакомился с женщиной, которую звали Бетти Мэй. Прошлое этой жен­щины было ещё более пёстрым, чем его собственное. Её отец был владельцем борделя в Лаймхаусе, обслужи­вавшего моряков из лондонских доков. В юности она по­зировала художникам, а потом уехала во Францию, где присоединилась к уголовной шайке. В её обязанности вхо­дило вовлекать богатых людей в такие ситуации, когда их можно было обобрать. В банде её называли Тигрица — за, кошачий взгляд и характер. Вернувшись в Лондон, она снова занялась профессиональным позированием и ста­ла любимой моделью Якоба Эпштейна, который и позна­комил её с Кроули. Она употребляла наркотики, преиму­щественно кокаин, и любила выпить. К1922 году ей было уже около тридцати, она трижды выходила замуж, при­чём один раз овдовела, а второй раз — развелась. Её тре­тьим мужем, за которого она вышла сразу же после Пер­вой мировой войны, стал Фредерик Чарлз Лавдэй.

Будучи на десять или двенадцать лет старше своей жены, Лавдэй (он предпочитал, чтобы его называли Рау­лем) познакомился с Бетти Мэй в клубе «Арлекин» в Сохо: его увлечение этой женщиной удивило всех его друзей, поскольку до этого он предпочитал молодых продавщиц и официанток более зрелым женщинам. Незадолго до их женитьбы он с отличием закончил Оксфордский универ­ситет, где учился в колледже Святого Иоанна, и получил учёную степень по истории. Во время своей учёбы он со­стоял членом студенческого «Клуба лицемеров», малень­кого, неофициального сообщества искателей наслажде­ний через острые ощущения, и был известен своим су­масбродным поведением. Однажды, как рассказывали, он упал с крыши колледжа на острые перила и ему насквозь пронзило бедро, но самая скандальная известность при­шла к нему, когда он взобрался на памятник, чтобы водру­зить на его вершину ночной горшок. Лавдэй очень инте­ресовался оккультными науками и даже получил доктор­скую степень, написав эссе о роли магии в средневековом обществе. В процессе своих исследований он прочёл многие из магических трудов Кроули и восхищался ими, но никогда не встречался с самим Кроули. Вскоре такому положению дел суждено было измениться.

После того как в июле 1922 года Лия вернулась в Че­фалу, Кроули покинул свою комнату на Веллингтон-сквер и поселился у миссис Элизабет Бикерс; с её мужем Кроу­ли был знаком ещё до отъезда в Америку. Миссис Бикерс устраивала публичные лекции о Законе Телемы, на кото­рые приглашала своих друзей в надежде, что те пожерт­вуют деньги на Аббатство. Именно на одной из таких лек­ций Кроули познакомился с Раулем Лавдэем. Лавдэй и Кроули сразу же понравились друг другу. Лавдэй обла­дал, как писал Кроули в автобиографии, «поразитель­ным характером. У него имелись все задатки для того, чтобы стать первоклассным магом. С первого же разго­вора я решил, что он станет моим магическим преемни­ком». В Лавдэе Кроули увидел нового Нойбурга, умного и привлекательного молодого человека, интеллектуально одарённого и хорошо осведомлённого в области магии, но вместе с тем впечатлительного и легко поддающегося влиянию.

Когда Лавдэй вернулся после первой встречи с Кроу­ли, а пробыл он у Кроули три дня, Бетти Мэй забеспокои­лась. ОтЛавдэя пахло эфиром, а в его характере произо­шли некоторые перемены: вместе с Кроули он совершал астральные полёты и делал вещи, о которых прежде знал только понаслышке или читал в журнале «Равноденствие». Выслушав оправдания мужа, Бетти Мэй заволновалась ещё больше, но едва её страхи начали рассеиваться, как в один прекрасный день вскоре после описанного проис­шествия в её дверь постучали, и она увидела на пороге человека, который, по её словам, имел землистый цвет лица, гипнотический взгляд и ярко-красные губы (Кроули в этот период своей жизни нередко пользовался косме­тикой). На нём был килт и чёрный парик, а в руке он дер­жал жезл из позеленевшей бронзы, обвитый такой же бронзовой змеёй.

С этого момента Бетти Мэй возненавидела Кроули и стала бояться за своего мужа. Кроули, который был убеж­дён, что она, выйдя замуж за Лавдэя, подавила в моло­дом человеке его гениальность, ощущал её враждебное отношение и говорил ей, что наступит день, когда она ста­нет его кухаркой. Явившись в первый раз, Кроули достал из своей шотландской кожаной сумки бутылку вина и за­явил, что останется на ужин.

Бетти Мэй изо всех сил старалась как-то ослабить увлечение своего мужа личностью Кроули, а также ту власть, которую Кроули над ним приобрёл, но всё было напрасно. В конце концов она признала своё поражение и поняла, что ей придётся позволить этим отношениям развиваться своим чередом. Она надеялась, что, когда Кроули вернёт­ся на Сицилию, связь между ним и её мужем разорвётся сама собой. Но она недооценивала серьёзность ситуации.

Когда Кроули отправился в Чефалу, Лавдэй объявил жене, что намерен последовать за ним, несмотря на то что у них с Бетти Мэй не было денег на билет. Вскоре после своего отъезда Кроули написал Лавдэю, советуя ему бежать из ограниченной, несвободной атмосферы лондонской боге­мы и приехать к нему в Чефалу, чтобы работать его секре­тарём и личным ассистентом, и сообщил, что деньги на дорогу можно получить у друга Кроули по имени Робинсон Смит, театрального агента на пенсии, который и сам по­мышлял о том, чтобы уехать на Сицилию. Лавдэй связал­ся с этим человеком, взял у него деньги и приготовился к отъезду. Бетти Мэй сказала, что она тоже едет: ей каза­лось, что только так она сможет сохранить мужа.

По дороге в Чефалу они встретили НинуХэмнетт, с ко­торой были знакомы в Париже. Она всеми силами пыта­лась уговорить их не ехать, но Лавдэй принял твёрдое решение. К моменту прибытия в Палермо у них не оста­лось ни пенса, и они были вынуждены продать обручаль­ное кольцо Бетти Мэй, чтобы купить билет на поезд до Чефалу. Из Чефалу они пешком по горному склону подня­лись к Аббатству Телемы и оказались у дверей виллы уже после захода солнца 26 ноября 1922 года. Когда они по­стучали в дверь, им открыл Кроули, облачённый в маги­ческие одежды. Лавдэя немедленно пригласили войти, а Бетти Мэй должна была оставаться на улице до тех пор, пока она не согласилась ответить: «Любовь — это закон. Любовь по доброй Воле» — на приветствие Кроули «Де­лай что желаешь — таков весь закон».

Кроули посвятил Лавдэя в А.-.А.-. и дал ему имя Ауд, что означает «магический свет». Когда это было сделано, Кроули посвятил Лавдэя в те аспекты магии, о которых ют ещё не знал, причём Кроули был очень доволен, что его новый ученик «с первого же момента обнаружил уди­вительный дар проницательности». Ясно, что Кроули возлагал на Лавдэя большие надежды. В то время как Бетти Мэй считала, что Аббатство Телемы убого, Кроули — груб, а пища — несъедобна, Лавдэй был в восторге. Первую неделю он провёл, наслажда­ясь свободой этого места и радуясь солнечному свету и теплу. Если он не занимался магией и не участвовал в ритуалах, то взбирался на скалу Чефалу, играл в шахма­ты, бренчал на мандолине и просто бездельничал.

Что касается Бетти Мэй, которая приехала не для того, чтобы изучать магию, то на неё возложили обязанность вести хозяйство, чем прежде занималась Нинетт, к этому моменту уже снова беременная. Теперь Бетти Мэй долж­на была делать уборку на вилле, присматривать за деть­ми, делать покупки в Чефалу и самостоятельно приносить их в Аббатство, дорога к которому шла всё время в гору. Кроме того, как и предсказывал Кроули в день их первой встречи, она должна была готовить на всю общину. Между Бетти Мэй и Кроули с самого начала установились враж­дебные отношения, и она изо всех сил старалась вывести его из себя. Она на каждом шагу отказывалась выполнять приказания Кроули и совершенно не собиралась в этом раскаиваться. В общине существовало правило, запре­щающее кому-либо, за исключением Кроули, использо­вать личные местоимения первого лица: все остальные должны были употреблять безличное «некто». Каждый, кто нарушал это правило, должен был в качестве наказания нанести себе порез лезвием бритвы так же, как Кроули проделывал это с самим собой в Посиллипо, где жил с Мэри Д'Эсте Стеджес. Предплечья Лавдэя были испещ­рены порезами, Бетти Мэй и не думала подчиняться пра­вилу. Кроули никогда не пользовался ножом и вилкой. Он ел руками, причём до и после еды мыл их в ритуальной чаше. Бетти Мэй должна была держать для него эту чашу и однажды вылила её Кроули прямо на голову. Кроули искал, как бы ей отомстить, но Бетти Мэй вела себя ре­шительно и жёстко, так что месть удалась Кроули лишь однажды. Как-то днём Кроули объявил, что вечером это­го же дня, в восемь часов, состоится жертвоприношение сестры Сибилин (общинное имя Мэй). Испугавшись за свою жизнь, Бетти Мэй бежала с виллы и спряталась на склоне скалы Чефалу. Вернулась она л ишь утром следую­щего дня. Кроули удалось её одурачить.

Какое бы недовольство Кроули ни вызывали незави­симость и непримиримость Бетти Мэй, он всё же уважал в ней эти качества. Он брал её с собой, когда шёл зани­маться альпинизмом, и считал её хорошим товарищем, но она никогда не подпадала под чары его обаяния. Кроу­ли был убеждён, что жизнь в Аббатстве освободила Бетти Мэй от того напряжения, которое накопилось в ней за предыдущую жизнь. Она превратилась, как писал он в сво­ей автобиографии, «в весёлого, беззаботного ребёнка, который находит радость в каждом мгновении повсе­дневной жизни. Она всегда ходила с песней на устах. Ино­гда, правда очень редко, она вдруг возвращалась к своей прежней сущности и по нескольку часов пребывала в со­стоянии отчаяния». Тем не менее он считал её независи­мым человеком и был убеждён, что она несколько раз тай­ком бегала в Чефалу на свидания с молодыми людьми.

Рауль Лавдэй был полной противоположностью своей жены. Он рабски подчинялся Кроули и без разговоров де­лал всё, о чём Кроули его просил. Кроме того, если Бетти Мэй была физически выносливой, то о Лавдэе этого ска­зать было нельзя. Регулярный приём наркотиков, а также участие в утомительных ритуалах высасывали из него энер­гию, и он становился подверженным любым болезням. Порезы на руках, которые он сам себе наносил, воспаля­лись и заживали медленно. Если в Аббатстве кто-то забо­левал, можно было не сомневаться, что заболеет и Лавдэй.

На вилле жило несколько бродячих кошек, которых принято было считать воплощениями злых духов. Бетти Мэй, не обращавшая внимания на это мнение, тайком подкармливала двух из этих кошек, назвав их Мишет и Мишу. Однажды в середине февраля 1923 года, когда вся община сидела за столом, Кроули объявил о присутствии в комнате злого духа, сунул руку под стол и вытащил оттуда Мишет. Кошка начала шипеть и внезапно набросилась на Кроули, расцарапав ему руку своими когтями. После это­го Кроули объявил, что кошку следует принести в жертву, и поручил этодело Лавдэю. Кошку положили в мешок, где она должна была ожидать исполнения приговора.

Церемония, как вспоминает Бетти Мэй в автобиогра­фии «Тигрица», была странной. Кошку положили на алтарь, при помощи эфира привели её в бесчувственное состоя­ние и держали на весу, пока Лавдэй читал длинное закли­нание. Потом кошку опустили на алтарь, и Лавдэю было приказано перерезать ей горло жертвенным ножом. Слу­чайно получилось так, что надрез не умертвил кошку, а только нанёс ей глубокую рану. Кошка, придя в сознание отболи, вырвалась из рук державших её людей и начала метаться по комнате, повсюду разбрызгивая кровь. Ко­гда её поймали, ритуал был повторён с самого начала по­бледневшим и шокированным Лавдэем. Когда со второй попытки ритуал удалось успешно завершить, Кроули со­брал кошачью кровь в серебряный сосуд и приказал Лавдэю выпить её. Тот повиновался.

Вскоре после этой церемонии Лавдэй серьёзно забо­лел. У него начались желудочные колики и поднялась вы­сокая температура. Бетти Мэй очень обеспокоилась. Она предполагала, что он заразился чем-то от убитой кошки, но, судя по всему, истинная причина была более простой.

Однажды днём Бетти Мэй и Лавдэй гуляли в горах. Прогулка оказалась долгой. По пути назад Лавдэй выпил воды из горного источника, хотя Кроули строго-настро­го наказывал всем посетителям виллы, что не следует пить из родников и горных речек и что для питья можно использовать лишь кипячёную воду на вилле. Высоко в горах было несколько маленьких поселений, которые от­равляли своими отходами некоторые речки и ручьи. Бет­ти Мэй последовала этому предостережению Кроули, но Лавдэя слишком мучила жажда.

Кроули предположил, что Лавдэй подхватил среди­земноморскую лихорадку и вызвал доктора Маджио, ме­стного врача. Тотустановил, что Лавдэй страдает каким-то инфекционным заболеванием печени, возможно ге­патитом. Скорее всего, так оно и было, поскольку гепатит может быть связан со злоупотреблением наркотиками и может передаваться половым путём: а вероятность того, что Кроули был заражён этой болезнью и являлся пассивным её носителем, очень высока. Шло время, а Лавдэю не становилось лучше. Врач сменил свой ди­агноз на острый гастроэнтерит, причиной которого могла явиться заражённая вода, возможно, и бактерии, содер­жавшиеся в кошачьей крови, кроме того, у Лавдэя по­просту могла быть аллергия на кошек. Как бы то ни было, 14 февраля Лавдэй умер.