З.Апулей

а) Биография.

На фоне общего упадка римской литературы первых веков н.э. надо отметить наиболее интересного писателя II в. Апулея. Апулей по происхождению не римлянин - он выходец из Северной Африки, родился около 124 г. в городе Мадавре, в римской военной колонии, на границе Нумидии и Ге-тулии, риторическое образование начал в Мадавре, продолжал в Карфагене и закончил в Афинах. Одинаково хорошо владел и латинским, и греческим языком. Апулей был своего рода энциклопедистом: он изучал философию и риторику, историю и естествознание, был поэтом, адвокатом. Он являлся сторонником философии Платона и изложил свое понимание этой философской системы в трактате "О Платоне и его учении". Апулей был типичным сыном своего века.

Он верит в римских и восточных богов, верит в демонов, посредников между богами и людьми, и этому вопросу посвящает свой трактат "О боге Сократа". Недаром Апулей заканчивает свою карьеру в качестве жреца в Карфагене, где ему была даже поставлена статуя. Умер он около 180г. В течение своей жизни Апулей много путешествовал и во время путешествий получил массу впечатлений о жизни разных социальных слоев современного ему общества.

И в Карфагене, и в Риме, и в разных городах во время своих путешествий Апулей часто выступал с речами, с риторическими декламациями. Стиль его речей изысканно-риторичен. Апулей любит блеснуть необычайными словосочетаниями, антитезами, редкостными словами, иногда взятыми или из словаря старых поэтов, или, наоборот, из народной лексики, он любит ритмичные концовки предложений. До нас дошел сборник отрывков из ораторских выступлений Апулея. Этот сборник называется "Флориды" ("Цветник"). В нем есть речи и о чудесах Индии, и о воскрешении мертвых, и о философе Пифагоре и т. д.

Образцом ораторского искусства Апулея является и его "Апология" -o защитительная речь, произнесенная в связи с обвинением поэта в магии. Дело в том, что Апулей во время одного из путешествий встречается со своим товарищем по школе Понцианом, знакомится с его матерью, вдовой Пудентиллой, и скоро женится на ней. После смерти Понциана родственники Пудентиллы привлекают Апулея к суду, обвиняя его в том, что он при помощи магии приколдовал богатую вдову. Апулею пришлось в свое оправдание выступить в суде. Эта-то речь, изданная в расширенном виде, именуемая "Апология", и дошла до нас. Она была произнесена Апулеем в свое оправдание. Хотя в ней немало риторических украшений, но вместе с тем много живости, чувства, много метких характеристик, много реалистически верных зарисовок нравов своего времени. Особенно ярко очертил Апулей развратные нравы семьи Руфина, одного из родственников своей жены Пудентиллы, у которого "весь дом - это дом сводника".

б) "Метаморфозы", или "Золотой осел".

Славу писателя Апулей завоевал себе романом "Метаморфозы" ("Превращения"). Впоследствии этот роман в связи с высокой оценкой его читателями получил и другое название - "Золотой осел".

В начале романа Апулей говорит: "К рассказу приступаю, чтобы сплести на милетский манер разные басни". Этим он указывает на близость своего произведения к греческим рассказам Аристида Милетского, переведенным на латинский язык в I в. до н.э. Корнелием Сизенной.

Сюжет романа "Золотой осел" схож с сюжетом произведения греческого сатирика Лукиана, современника Апулея. У Лукиана это произведение небольшого объема, называется оно "Лукий, или Осел".

Константинопольский патриарх Фотий (IX в.) в своих заметках на прочитанные им книги пишет, что произведение Лукиана представляет собой сокращенный пересказ первых двух книг "Метаморфоз" некоего Лукия Патрского, причем Фотий добавляет, что "Лу-киан сочинял это произведение, как и остальные, насмехаясь и издеваясь над эллинским суеверием, а Лукий серьезно и с верой писал и соединял между собою рассказы о превращениях одних людей в других, животных в людей и наоборот" (129-я кн. "Библиотеки" Фотия).

Но и у Лукиана, и у Лукия Патрского, и у Апулея в основе их произведений лежит народное верование в чудесные превращения одних существ в другие.

Апулей хотя и использовал готовый сюжет, но создал свое оригинальное произведение, роман на первый взгляд эротико-аван-тюрный, но по существу, по своей идеальной концепции - мисти-ко-нравоучительный.

Главный герой романа, от лица которого и ведется рассказ,- юноша Люций, любящий жизнь, ищущий в ней чудесных приключений. В связи с торговыми делами ему пришлось попасть в Фессалию, в город Гипату. Он останавливается у старика Милона, жена которого оказалась волшебницей, способной превратиться в другое существо. Люций хочет на себе испытать эту тайну превращения. Служанка Фотида обещает юноше помочь в этом деле и дать мазь, которой стоит натереться, чтобы превратиться в птицу; но девушка перепутала баночки и дала ему такую мазь, после натирания которой он превратился в осла.

В ослином обличье пришлось ему пережить много страданий: его в первую же ночь угнали разбойники, нагрузив награбленным у Милона добром. От разбойников он попадает в деревню, потом его покупают жрецы сирийской богини Кибелы, затем он переходит в руки мельника, потом бедняка-огородника, у которого его силой забирает себе солдат, который скоро продал его двум братьям-рабам. Люций, хотя и в ослином виде, но сохранил человеческий разум. Он все замечает, все наблюдает. Человеческими повадками осел удивил своих хозяев и их рабовладельца, который и приобретает себе этого удивительного осла.

Через некоторое время осла отправляют в Коринф, где он должен в театре перед зрителями продемонстрировать свои человеческие инстинкты. Люций убегает из театра на берег моря. Там во сне он видит египетскую богиню Изиду, которая велит ему утром во время религиозной процессии съесть венок роз из рук жреца. Люций выполняет приказание богини Изиды и становится снова человеком, но уже человеком другим - он ведет воздержанную жизнь, его посвящают в таинства богини Изиды и бога Озириса. Люций в то же время преуспевает и в служебной карьере: он удачно выступал в суде и упрочил свое материальное положение.

Конец романа носит явно автобиографический характер: сам Апулей прошел в Карфагене путь жреца и блестящего судебного ритора.

Автор как бы внушает читателям, что если человек ведет скотскую жизнь, то он по существу своему является скотом, и судьба накажет его за это, как наказала героя романа. Люций и до превращения в осла был, по мнению автора, скотом, хотя и в обличье человека: он развратничал, был полон праздного любопытства. Превратившись в осла, Люций ведет себя как и раньше; теперь он, по мнению автора, скот и по своей духовной сущности, и скот по внешности.

И только лишь после того, как Люций внутренне очищается, он становится по воле богини Изиды человеком, человеком не только по внешнему виду, но и по своей сущности. Теперь его уже не преследует судьба, как раньше, теперь он может спокойно и счастливо жить. Такова религиозно-нравоучительная идея романа.

Нравоучительными тенденциями проникнуты и многие вставные новеллы романа. Апулей изображает, как всем городом осуждена мачеха, влюбившаяся в своего пасынка и пытающаяся отравить его, когда он отверг ее любовь (X, 2, 12). В X же книге романа изображается женщина-преступница, которая из ревности убивает мужа и свою соперницу, не зная, что та является сестрой мужа, только не признанной деспотом-отцом. Эта преступная женщина, чтобы смыть следы преступления, убивает и врача, который давал ей яд для отравления супруга. Наконец, она убивает и свою дочку, чтобы быть единственной наследницей после смерти мужа. Все преступления этой женщины в конце концов раскрываются, и она приговаривается быть брошенной на съедение диким зверям.

В романе есть большая вставная новелла, в которой изображается типичная для греческих романов ситуация: прекрасная девушка Харита любит прекрасного юношу Тлеполема и становится его женой, но к молодой женщине пылает страстью юноша Фразилл, который во время охоты убивает Тлеполема. Фразилл пытается склонить Хариту на брак с ним. Молодая женщина делает вид, что согласна, заманивает ненавистного ей юношу к себе в спальню, убивает его, но и сама кончает жизнь самоубийством.

Кроме вставных новелл в роман вплетается большая чудесная сказка об Амуре и Психее. В ней изображен Амур, влюбившийся в смертную девушку, необычайную красавицу - царевну Психею. По приказанию бога Аполлона девушку отводят на вершину горы и оставляют одну. Зефир своим мягким веянием унес ее с обрыва в чудесную долину, во дворец Амура, который и стал ее мужем, но никогда не являлся к ней днем, а только ночью. Он взял слово с Психеи, что она не станет стремиться узнать, кто он такой.

Но Психея нарушила свое слово и за это была наказана. Ей пришлось пережить много горя, мучений, прежде чем она выстрадала себе прощение и стала бессмертной богиней, признанной всеми богами супругой Амура.

В сказке чувствуется критическое отношение к богам Олимпа. Зевс изображен добродушным стариком, ярым поклонником женской красоты. Он обещает Амуру устроить его брак с Психеей и добавляет: "Кроме того, в ответ на настоящее благодеяние должен ты, если на земле в настоящее время находится какая-нибудь девица выдающейся красоты, устроить мне ее в виде благодарности" (VI, 22, Кузмин).

Венера в этой сказке тоже представлена не той богиней, полной красоты и гармонии, как ее изображали в период высокой классики, а злой, завистливой стареющей богиней, которая готова сжить со света неугодную ей сноху Психею. Церера и Меркурий представлены в сказке робкими небожителями, которые боятся гнева Венеры и исполняют все ее приказания.

Но сказка тем и хороша, что в ней боги - как люди, что весь Олимп низведен на землю; хороша она и тем, что утверждает любовь, способную на страдания, на подвиги ради любимого существа.

Сказка об Амуре и Психее вдохновила французского писателя Лафонтена создать повесть "Любовь Психеи и Купидона" (1669), в которой он наделил героев греческой сказки чертами французов своего времени, где осудил нравы аристократии и противопоставил им жизнь простых людей на лоне природы.

Наш писатель XVIII в. Богданович на основе сюжета сказки Апулея создал шутливую поэму "Душенька". Он придал своему произведению тон русской сказки: Душенька - царевна, она в сарафане и платке, водит хороводы, играет с девушкам в жмурки, спускается в подземный мир за живой и мертвой водой, встречается там со Змеем Горынычем и т. д.

Образы Амура и Психеи запечатлены в творчестве таких великих мастеров изобразительного искусства, как Рафаэль, Канова и Тор-вальдсен. Прекрасные иллюстрации к сказке об Амуре и Психее сделаны Ф. П. Толстым.

Апулей ставил своей задачей "поучать развлекая". Как писатель-моралист он не ориентировался на реалистическое произведение, но все же здесь отразились некоторые стороны современной ему жизни римской сельской бедноты, ее нищета и бесправие. Так, осел попадает в руки огородника, и Апулей с сочувствием изображает его тяжелую жизнь. Бедняк спит в шалаше, "стол у него один и тот же, но очень скудный: старый и невкусный латук, что оставлен был на семена и перерос в виде хвороста, с горьким и пахнущим землею соком" (IX, 32). Бесправное положение бедноты очень правдиво показано в сцене встречи огородника с римским легионером. Солдат хотел силой отнять у огородника осла, но бедняк не сдается, он вступает в драку с воином, валит его на землю и уезжает на осле в город. Но солдат при помощи своих товарищей разыскал огородника, посадил его в тюрьму, а осла взял.

Апулей показал в романе и бесправное положение мелких землевладельцев. Он изображает владельца небольшой усадебки, рядом с землей которого расположены латифундии богатого рабовладельца. Этот богач "к скромному своему соседу относился крайне враждебно и разорял его: мелкий скот избивал, стада угонял, травил хлеб еще не созревший. Когда же он лишил его всех достатков, решил и самое землю отобрать, затеяв какую-то пустую тяжбу о межевании" (IX, 35). За бедного хуторянина вступились трое юношей, сыновья другого его соседа - землевладельца, но богач-самодур спустил на них свору сторожевых псов. По его приказанию и рабы набросились на юношей. Благородные защитники правды и справедливости погибли в неравной борьбе.

Не прошел Апулей и мимо ужасного положения рабов. Так, он показывает рабов, работающих на мельнице. "Великие боги, что за жалкий люд окружал меня! Кожа у всех была испещрена синими подтеками, исполосованные спины были скорее оттенены, чем прикрыты драными чепраками, у некоторых одежонка до паха не доходила, рубашки у всех дырявые, везде сквозит тело, лбы клейменые, полголовы сбрито, на ногах кольца, лица землистые, веки выедены дымом и горячим паром, все подслеповаты, к тому же на всех мучная пыль, как грязный пепел" (IX, 12).

Апулей, писатель-моралист, с особым уважением относится к мистическому культу египетских богов Изиды и Озириса, но он же с сарказмом смеется над жрецами сирийской богини Кибелы. Апулей показывает, как они обманывают народ, вытягивая с верующих деньги за "прорицания", как развратничают, воруют (VIII, 29; IX, 8-10).

С осуждением относится Апулей к складывающейся в его время новой религии - христианству. Такое отношение было характерным для верхушки римского общества, для богачей, для их прислужников, жрецов. Для первых раннее христианство с его проповедью равенства людей перед Богом, с его презрением к благам жизни казалось опасным для империи, а для вторых христианство было одним из культов, конкурирующих с официальной религией. Поэтому христианам приписывались всякие пороки, особенно разврат и пьянство.

Апулей в своем романе дал нам живое описание римской пантомимы - балета. Из этого описания можно сделать вывод, что в римском театре на высоком уровне была техника сценического оформления. Прекрасные декорации, роскошные костюмы, фонтаны на сцене, музыка - все это аксессуары римской сцены. Но идейное содержание театральных зрелищ в Риме первых веков н.э. было невысоким. В представлениях было много эротики, театр лишь развлекал, а не воспитывал. Апулей показывает в своем романе пантомиму-балет "Суд Париса" с танцами трех прекраснейших богинь и их очаровательных нимф и амуров с красавцем Парисом, который, не раздумывая, сразу отдает яблоко Венере, которая обещала ему самую красивую женщину.

В связи с этим Апулей шутливо восклицает: "Чего вы дивитесь, безмозглые головы, вы, судейские крючкотворы, вы, чиновные коршуны, что теперь все судьи произносят за деньги продажные решения, когда на начале мира в деле, возникшем между людьми и богами, замешан был подкуп, и посредник, выбранный по советам великого Юпитера, человек деревенский, пастух, прельстившийся на наслаждение, произнес пристрастное решение, обрекая вместе с тем весь свой род на гибель?" (XI, 33).

Роман Апулея поражает нас прихотливостью своего стиля. Ведь у него и реалистическое изображение жизни, и безудержный полет фантазии, насмешка над традиционными богами и мистицизм восточных культов, строгая благочестивая мораль и легкий смех человека, любящего удовольствия жизни. Это отражено и в языке произведения: с одной стороны, в нем фразеология народной латыни, с другой - изысканная цветистая речь блестящего оратора.

Апулей мастерски употребляет риторические приемы. Он старается поразить читателя изысканностью оборотов. Так, он любит симметрично построенные короткие предложения или словосочетания (по-гречески isocola). Чаще всего он сочетает три предложения, а иногда и больше. Например, в книге I говорится о ведьме: она "может небо спустить, землю подвесить, ручьи затвердить, горы расплавить, покойников вывести, богов низвести, звезды погасить, ад кромешный осветить!" (Восемь однотипных словосочетаний соединены вместе!)

Часто Апулей рифмует концы предложений или словосочетаний. В переводе на русский язык эти рифмованные концовки большей частью не передаются, но кое-где они сохранены, например во фразе: у Венеры "тело белое словно с неба спускается, покрывало лазурное слово в море возвращается" (X, 31). Или еще: "ложе, индийской черепахой блистающее, мягкими пуховиками приглашающее, шелковыми одеялами расцветающее" (X, 34).

Апулей поражает читателя обилием неологизмов, поражает искусно построенными антитезами. Но, с другой стороны, он любит аллитерации, уменьшительные существительные и прилагательные, избегает употребления сложносочиненных или простых предложений, а эти элементы стиля характерны для народной поэзии. Апулей ближе к народной разговорной речи в тех сценах, где изображается быт, где действуют герои из низов - ремесленники, крестьяне. В патетических же местах романа, где Апулей выступает как писатель-моралист, особенно в книге XI, сильна риторика.

Представление Апулея о жизни человека, идущего по дороге порока и страстей, как об игрушке в руках судьбы, отразилось и на композиции романа: жизнь бросает героя из стороны в сторону, в скитаниях он встречает подобных ему людей, обуреваемых страстями. Отсюда необычайно крутые сюжетные повороты, отсюда и масса вставных новелл, из которых многие органически не связаны с развитием событий.

Несмотря на некоторый налет мистицизма (особенно в XI книге), роман Апулея представляет несомненный интерес для современного читателя, так как он красочно изображает жизнь Рима первых веков н.э.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итоги.

Подводя итог всей античной литературы, можно сказать следующее.

а) Объективность.

Первое, что бросается в глаза при чтении памятников античной литературы,- это огромная склонность античных писателей изображать главным образом внешний, предметный мир, по сравнению с чем мир субъективных переживаний и мир психический, несомненно, отступают на второй план и многих писателей совсем не интересуют. Этим античная литература резко отличается как от средневековой литературы, в основе которой лежит духовное, спиритуалистическое понимание мира, так и от литературы XVIII и XIX вв., преимущественно посвященной анализу психических переживаний человека.

б) Космологизм.

Античная литература исходит из объективной космологии, в отношении которой и человеческое общество, и отдельный индивидуум являются только более или менее случайными и пассивными придатками.

в) Общинно-родовая и рабовладельческая формация.

Античный мир вырастает из двух первых общественно-исторических формаций, в которых человеческая личность слишком ограничена абсолютизмом либо родовой общины, либо рабовладельческого коллектива. Даже самые передовые писатели защищали в античном мире демократию именно рабовладельческую, поэтому и они имели весьма ограниченное представление об активности человеческого индивидуума и человеческого общества.

г) Пластический мир.

В то же время эта духовная ограниченность античной литературы имела свое огромное преимущество. Отвлекаясь от углубления в субъективную психологию, античная литература обращала пристальное внимание на материальный и телесный мир и рисовала его в максимально красивом и благоустроенном виде.

Античный художник всегда как бы ваяет свой художественный образ, и это - начиная от Гомера и кончая последними писателями античного мира. Пластика эта наивна, но ясность, гармоничность и строгость ее образов производят неотразимое впечатление, и эта пластичность осталась неповторимой в последующих веках.

д)Три периода.

Приведенная выше характеристика античной литературы относится главным образом к ее классическому периоду, кульминацию которого нужно находить в V в. до н.э. Доклассичес-кий и послеклассический периоды античной литературы уже не обладают этим стилем и этой идеологией в такой степени, как классический. Доклассический период характеризуется чертами дисгармонии и образами, свойственными первобытной мифологии. Послеклассический период, или эллинизм, является по преимуществу новой литературой по сравнению с классикой. В нем нет классической простоты, строгости и нет ее принципиальной идейности. Здесь очень много сложностей и психологизма. Этот период склонен ко всякого рода формализму и эстетизму, бытовизму и натурализму.

Постепенно, в связи с упадком античности, подготавливается культура средних веков: на Западе Римской империи - европейская, на В остоке - византийская.

Античная литература в веках.

а) Средние века.

Античная литература никогда не умирала окончательно. Даже в средние века, то есть в эпоху совершенно иной общественно-экономической формации (феодализм) и религии абсолютного духа (в противоположность земной античности), мы везде встречаем то там, то здесь античные реминисценции. Почти в самом начале средневековья Карл Великий (VIII в.) в своей столице Аахене основывает Академию, сзывая для нее ученых из разных стран, здесь культивируется античная литература и пишутся подражания древним поэтам. В X в. саксонская монахиня Гросвита пишет на латинском языке комедии, хотя и с христианской тематикой, но с использованием стиля Те-ренция. В XII в. основывается Парижский университет, где преподавалось отнюдь не только богословие, здесь изучались латинские авторы - Вергилий, Овидий, Гораций, Цицерон, Лукан, Стаций. В XI-XII вв. в Провансе, на юге Франции, где и вообще сохранялись в известной мере остатки древнеримской культуры, певцы любви и страсти, так называемые трубадуры, использовали любовную лирику Овидия. К тем же векам относится возникновение знаменитых рыцарских романов. Одним из первых был стихотворный роман об Александре Македонском, а затем последовали романы об Энее и о Троянской войне. В "Божественной комедии" Данте кроме Вергилия находим многочисленные образы античных поэтов (Гомер, Гораций, Овидий, Лукан), античной мифологии (все устройство подземного мира, кентавры, судьи Эак, Радамант и Минос, знаменитый Одиссей) и истории (Брут и Кассий как противники императорской власти оказываются в пасти у сатаны).

В течение всех средних веков латинский язык был официальным языком литературы, философии, историографии, законодательства, школы и церкви. В результате этого Европа нового времени познакомилась с античностью по преимуществу в ее римском обличье.

В эпоху Возрождения в связи с ростом буржуазно-капиталистической культуры, на почве которой вырастал небывалый индивидуализм, античность используется в целях укрепления этого индивидуализма, в целях борьбы со средневековым аскетизмом и утверждения на земле сильной, красивой человеческой личности со всеми ее разносторонними стремлениями.

б) Эпоха Возрождения.

Взоры общества обращаются в прошлое, к Риму и Греции, с их прекрасными очеловеченными богами и не менее прекрасными гармонично развитыми людьми - героями, философами, воинами, писателями, атлетами. Античность является для людей Ренессанса идеалом полной свободы тела и духа, знаменуя собой бурный рост индивидуализма молодой буржуазии с ее вполне светской культурой. Первые шаги Ренессанса полны буйной жажды все понять, все охватить, приобщиться к земной мудрости античного мира.

Огромную роль в познании античности и в широком распространении ее идей играют гуманисты эпохи Возрождения.

"Человечность" - humanitas - понятие чрезвычайно характерное для Ренессанса и неведомое средневековью. Оно воплотило в себе утверждение достоинства личности как чего-то целостного, не расколотого, то есть индивидуума (лат. individuum - "неделимое") со всем богатством его безграничных возможностей. Гуманисты - ученые, большей частью духовные лица, и даже монахи. Но это не должно никого смущать. К науке в те времена легче было приобщиться вблизи церковных стен. В тишине ученого уединения рождались мысли, которые совершат невиданные перевороты в мировоззрении человека Возрождения.

Аббат Петрарка, доктор богословия Иоганн Рейхлин, монах Эразм Роттердамский, кюре и медик Франсуа Рабле, философ-диалектик кардинал Николай Кузанский, каноник Николай Коперник, монах Джордано Бруно менее всего памятны своей причастностью к духовному сословию. Эти "титаны Возрождения" оказали великое революционирующее влияние на культуру новой Европы. Далекие греки и римляне заставляют ученых-гуманистов и писателей внимательно отнестись к своей родной истории, литературе, к своему родному языку, заставляя их сначала подражать, а затем состязаться с античными авторами. Боккаччо (1313-1375) в своей пасторальной поэме "Фьезоланские нимфы" весьма интенсивно использует "Метаморфозы" Овидия. Знаменитый правитель Флоренции Козимо Медичи (XV в.) основал в своем городе Платоновскую академию, где Платон был предметом самого настоящего культа. Внук Козимо, Лоренцо Медичи (XVI в.), является автором известной карнавальной песни "Триумф Вакха и Ариадны". Во Франции сильные античные мотивы звучат в творчестве Ронсара (1524-1585) и других членов так называемой Плеяды, например у Дю Белле, который пишет трактат в защиту французского языка и призывает изучать Овидия, Горация, Катулла, Марциала, Гомера и Вергилия. Античными темами богато в Англии творчество Шекспира (поэмы "Венера и Адонис", трагедии "Антоний и Клеопатра", "Кориолан", "Троил и Крессида", "Тимон Афинский"), а герои его трагедий то и дело пользуются умными и острыми античными образами и суждениями. Ученые-гуманисты создают в эпоху Возрождения самую старую из гуманитарных (опять humanitas - человечность!) наук в Европе - классическую филологию, науку об античности.

На первых порах ученые-гуманисты были заняты розысками и собиранием забытого и утерянного греко-римского населения. Среди охотников за манускриптами нельзя не вспомнить Франческе Петрарку, которому мы обязаны речью Цицерона "За поэта Архия", а также письмами Цицерона к брату Квинту и друзьям, Аттику и Бруту. Начинают вспоминать и греков. В 1397 г. во Флоренцию прибывает из Константинополя грек Мануил Хрисолор, автор одной из первых греческих грамматик. Гуманисты привозят в Италию манускрипты Эсхила и Софокла. С греческого переводят на латинский язык Аристотеля и Платона, Геродота и Фукидида, Диодора и Страбона, Демосфена и Плутарха. Еще в 1363г. был переведен на латинский язык Гомер. Энтузиасты-гуманисты, филологи разыскивают древние рукописи в старых монастырях, пробираются в Грецию через турецкие земли, иной раз с грамотами султана Магомета II, а чаще всего без оных, испытывают тысячи превратностей на суше и на море, готовы пожертвовать жизнью, спасая забытые папирусы.

Кардинал Виссарион, грек по происхождению, оставляет Венеции собрание в 800 манускриптов. Французский король Карл V в 1368 г. создает Луврскую библиотеку, Франциск! в 1529г.- библиотеку в Фонтенбло, а библиотека папы Николая V насчитывает около 5 тысяч великолепных фолиантов. Уже спустя два года после изобретения книгопечатания Альдо Мануччи в 1497 г. издает полного Аристотеля в 52 томах. Во флоренийской Платоновской академии процветают гуманисты во главе с греком Гемистом Плетоном и итальянцами Марсилио Фичино и Пико делла Мирандола. В Болонье на содержание университета и его профессоров тратят 20 тысяч дукатов в год, то есть половину всего городского дохода.

Увлекаются не только античной литературой и искусством, но и политическими идеями древности. Знаменитый Кола ди Риенци дважды (1347, 1354гг.) провозглашает в Риме республику, а себя трибуном и консулом. Петрарка, певец Лауры, увещевает германского императора Карла IV восстановить Римскую империю. Гуманисты-филологи вмешиваются в политику и пытаются воздействовать своим ученым авторитетом на королей. При Генрихе V в Англию приезжает Поджо Браччолини, крупнейший ученый и автор игривых "Фацеций". Чешский Габсбург Карл IV переписывается с Петраркой, приезжающим в Прагу. Эней Сильвий Пикколомини - гуманист, будущий папа Пий II, пишет трактат для воспитания венгерского короля Владислава.

Постепенно, с совершенствованием классической филологии, развиваются критика и комментирование античных текстов, изучение древних надписей и археология. Эразм Роттердамский издает сочинение "О правильном произношении латинского и греческого языков", в котором осуждает новогреческое произношение при чтении древних авторов, проводимое гуманистом Рейхлином. Филипп Ме-ланхтон (XV-XVI вв.) в Германии пишет грамматику, которая с 1525 г. до середины XVIII в. перепечатывалась 84 раза. Жозеф Ска-лигер закладывает основы научной эпиграфики - учения о надписях. Собрание всех известных античных надписей - латинских и греческих - насчитывает к XX в. более тридцати томов.

Особенного успеха достигает в XVI в. работа по систематизации языкового богатства античных авторов. Во Франции Дени Ламбин (XVI в.)) создает комментарии к Плавту, Лукрецию, Цицерону и Горацию, которыми пользовались целые поколения. Роберт Стефан издает "Сокровищницу греческого языка", переработанную уже в XIX в. Гуманисты-филологи эпохи Возрождения даже и не подозревали, какую искру незатухающей любви к античности заронили они среди своих современников и потомков.

в) Западная Европа нового времени.

Античность на протяжении нескольких веков становится выразительницей самых сокровенных идей каждого поколения. В эпоху французского абсолютизма Буало издает трактат "Поэтическое искусство" (1674г.), имея перед собой образец Горация и противопоставляя разумность, меру, благородство, стройность формы античной литературы средневековой, "варварской" поэзии (любопытно, что даже великий Ронсар отнесет Буало к "варварам" Возрождения). Безграничность и мощь индивидуума Ренессанса теперь контролируется разумом, служа закону абсолютистской власти. Страсти героев Возрождения умеряются мыслью, окутанной в блестящие покровы декламации античных трагедий Корнеля и Расина. Но уже И. Винкельман возвращается (1764г.) к идеям гуманизма. Для него "свобода... была одной из главных причин расцвета искусства в Греции, где никто не имел исключительного права на величие среди граждан и на бессмертие за счет других людей"¹⁶. "Свобода" и "прекрасная человечность" античности неогуманистов (Винкельман, Шиллер) на целое столетие победили Европу, хотя и были очень своеобразно поняты деятелями французской буржуазной революции 1789-1794 гг., которые оценили ее политически, используя в борьбе с феодальной реакцией. Во Франции была провозглашена Республика, воздвигали храмы Верховному Существу и Высшему Разуму, санкюлоты носили фригийские колпаки, были модны костюмы и прически a la grecque, глава плебеев Бабеф переменил свое простое имя Франсуа на славное римское Гракх, учредив клуб "Пантеон". Однако как республиканский Рим уступил дорогу империи, так и консул Французской Республики Бонапарт короновал себя в Риме императором Наполеоном.

Разумно-героический идеал античности и романтиков сочетался с беспредельным стремлением стихийного индивидуализма. Здесь и революционный порыв байроновского "Прометея", и подвиг служения человечеству в "Освобожденном Прометее" Шелли (1819г.), но здесь же мятущиеся, страдающие, яростные в своих чувствах герои Генриха Клейста ("Пентесилея") и Фридриха Гельдерлина ("Смерть Эмпедокла"). Тема синтеза любви и ненависти, жизни и смерти, жреца и жертвы, как бы выхваченная из тайников древности (античность ведь не только светлая, ясная и разумная классика, но и мрачная, кровавая архаика), звучит в стихах Клейста и Гельдерлина.

Великую роль античности в истории европейской культуры глубоко раскрыл Гете во второй части "Фауста" (1831 г.). Вечный искатель, Фауст спускается в глубины античности к Матерям, символу первоосновы мира. Он вызывает из небытия Елену и вступает с ней в брак, осуществляя органическое, внутреннее объединение духовных поисков человека средневековья с античной земной красотой. Но гибнет Евфорион, дитя Елены и Фауста, символ революционного порыва, исчезает сама Елена.

Новая Европа, созревшая для хищнического корыстолюбия буржуазных отношений, безжалостна к теням прошлого. Поэтому не удается брак Елены и Фауста. Когда Фауст пытается преобразовать землю, осушить болота, рыть каналы и возводить дамбы, то и это его реальное дело приводит к жертвам. В огне пожара гибнут старики Филемон и Бавкида, трогательная супружеская пара, хорошо известная еще по "Метаморфозам" Овидия,- символ скромных тружеников. А Мефистофель с усмешкой говорит: "Дошел до меня слух, что дело идет уже о копании не каналов, а могилы".

И до сих пор новая литература, испытавшая потрясения двух мировых войн, переживает судьбу человека и общества, обращаясь к извечным сюжетам античности. Во Франции пишут: Жан Кокто - "Антигона" (1922), "Царь Эдип" (1925), "Орфей" (1928), "Вакх" (1951); А. Жид -"Эдип" (1930), "Тесей" (1946). Жан Жироду - "Троянской войны не будет" (1935), "Электра" (1937); А.Камю - "Калигула" (1943); Жан Ануй - "Эвридика" (1941), "Антигона" (1942), "Медея" (1946); Ж. П. Сартр - "Мухи" ("Месть Ореста", 1943). В Германии Г. Гауптман создает "Ифигению в Дельфах" (1941), "Ифигению в Авлиде" (1943), "Смерть Агамемнона" (1944), "Электру" (1945); А.Мюллер - "Смерть Дидоны" (1937); Г. Кайзер - "Беллерофонта" (1944) и "Пигмалиона" (1944); Г. Гомберг - "Храброго господина С." ("Сократ", 1942); Г. И. Геккер - "Смерть Одиссея" (1947); Отто Брюс o- "Зеркало Елены" (1949); И. Вест-фаль-трилогию "Дионис" (1948); Е. Эшман - "Алкесту" (1950). В Австрии пишут: Ф.Браун - трагедию "Тантал" (1917); А. Лер-нет-Холения - "Алкеста" (1946); Р. Байр - "Эдип" (1952), "Сафо и Алкей" (1953), "Агамемнон должен умереть" (1955); Курт Клин-гер - "Одиссей снова отправится в путь". В Дании появились "Фермопилы" (1958) X. Браннера; в Швейцарии - "Ромул Великий" (1949), "Геракл и Авгиевы конюшни" (1954) Ф. Дюрренмата; в Италии- "Орфей и Прозерпина" (1928) С. Бенелли. В англо-американской литературе находим: Дж. Дринкуотер - "Ночь Троянской войны" (1917), Р. Тревельян - "Мелеагр" (1927), А. Терни - "Дочери Атрея" (1936), Р. Джефферс - "Медея" (1946), Ю. О'Нил - "Траур к лицу Электре" (1931), М. Андерсон - "Босоногий в Афинах" ("Сократ", 1951), А. Мак-Лиш - "Троянский конь" (1952), Т. Уайлдер - "Алкестида" (1957) и многое другое.

Во всем этом потоке драматического мифотворчества Запада XX в. есть нечто символическое.

г) Античность в России.

Античность не миновала и Россию, которая благодаря историческим условиям была издавна тесно связана с "государством ромеев", Греческой Византией, бывшей восточной частью Римской империи. Если Западная Европа, унаследовавшая латинскую ученость римлян, только в XIV-XV вв. стала знакомиться с греческими подлинниками, то на Руси греческой язык и греческая мудрость никогда не были чужими. Здесь мы находим, например, перевод собрания поучений Иоанна Стобея (V в.) и Максима Исповедника (VII в.), "Пчелу" (XII в.) - с изречениями Сократа, Диогена, Пифагора, Демокрита, Аристотеля, Эпикура, Менандра, Плутарха. Особенно были популярны афоризмы, приписываемые комедиографу IV-III вв. до н.э. Менандру. Сборник моральных поучений под названием "Менандр" использовали новгородские еретики XV в., борясь с официальной церковью. В XV- XVI вв. греческая ученость, видимо, была уже широко распространена. Знаменитый Максим Грек, приехавший в 1516г. в Москву по приглашению Василия III, даже советовал для распространения образованных людей, приходящих из-за рубежа, предлагать им для перевода по два греческих стихотворения, написанных гекзаметром или элегическим стихом. Для образца Максим Грек дал свои переводы. Если чужеземец "не умеет совершенно перевести по моему переводу, не имите веры ему, хотя и тмами хвалится", а если перевести умеет и размер "греческий и елегийский" знает, "ничто же прочее сомнитеся о нем, предобро есть, примите его с любовью и честию". Хорошо знакомый с вольнодумством "латинянин" итальянского Возрождения Максим Грек обличал "эллинские мудрования", опасаясь, как бы на Руси не укрепились и "злонравные недуги", и "развращение догматов". Конечно, вполне подозрительны были такие "мудрейшие" личности, как, например, Федор Карпов (XV в.), политик и дипломат, почитатель Гомера и Аристотеля, который цитирует Овидия в своем переводе, рисуя плачевное положение современной ему Руси. Отравлен книжным учением и князь Андрей Курбский (XVI в.), который, доказывая царю, что невольное бегство не есть измена, вместе с письмом к Ивану Грозному послал перевод двух отрывков из "Книги премудрого Цицерона, Римского наилепшего синклита".

Медленно, но упорно Россия приобщалась к греко-латинской учености. В Москве в 1649 г. была открыта Славяно-греко-латинская школа, преобразованная в 1668 г. в академию, из стен которой вышел М. В. Ломоносов.

Насколько глубоко было захвачено античностью русское общество XVIII в., в просвещении которого немалую роль сыграл Московский университет, свидетельствует огромное количество переводов древних авторов. Издавались энциклопедии, грамматики, словари, сборники по стихосложению, мифологии, собрания афоризмов и исторических анекдотов, латино-греческо-французских разговорников. Греко-латинская образованность была всем доступна, античность пронизала и литературу, и искусство, ею дышали, ею жили.

В. К. Тредиаковский, родом из семьи провинциального священника (окончил Славяно-греко-латинскую академию), написал в это время трагедию "Дейдамия", а с его неуклюжей "Телемахидой" Россия впервые получила верное выражение жанра - эпический гекзаметр. Антиох Кантемир, сын молдавского господаря (окончил ту же академию), перевел в 1736г. 55 стихотворений из "Анакреонтического сборника" и издал 10 посланий из I книги Горация. Холмогорский же крестьянин М. В. Ломоносов не только, по словам Пушкина, "был первым нашим университетом", но, по мнению современников, соединил в одном лице "Пиндара, Цицерона, Вергилия" (Державин). Семнадцатилетний И. А. Крылов написал трагедию "Филомела", типичное детище поэзии "Бури и натиска", обличая в духе свободолюбивой античной героики "тиранов", "варваров", "злодеев" и "беззаконие". А. Н. Радищев написал скорбные стихи знаменитой сапфической строфой, той самой, которую так любил уже Симеон Полоцкий в XVII в. и которая еще расцветет в XX в. в поэзии символистов, у Вяч. Иванова и Вал. Брюсова. А. Н. Радищев писал незадолго до смерти:

Ночь была прохладная, светло в небе
Звезды блещут, тихо источник льется,
Ветры нежно веют, шумят листами
Тополи белы.
Ты клялася верною быть вовеки.
Мне богиню нощи дала порукой;
Север хладный дунул один раз крепче,-
Клятвы исчезли.
Ах! почто быть клятвопреступной!
Лучше Будь всегда жестока, то легче будет
Сердцу. Ты, маня лишь взаимной страстью,
Ввергла в погибель.
Жизнь прерви, о рок! Рок суровый, лютый,
Иль вдохни ей верной быть в клятве данной.
Будь блаженна, если ты можешь только
Быть без любови.

А. Н. Радищев писал: "Блеск наружный может заржаветь, но истинная красота не поблекнет никогда. Омир, Вергилий... читаны будут, поколе не истребится род человеческий" ("Путешествие из Петербурга в Москву")¹⁷7.

Декабристы, воспитанные на героях-республиканцах древности, признавались: "В то время мы страстно любили древних: Плутарх, Т. Ливий^Дицерон, Тацит были у каждого из нас почти настольными книгами"¹⁸. На вопрос следственной комиссии, откуда заимствованы его вольнодумные идеи, П. И. Пестель ответил: "Я сравнивал величественную славу Рима во дни республики с плачевным ее уделом под управлением императора".

Теперь понятно, почему Пушкин любил "печать недвижимых дум" на лицах царскосельских мраморных богов и "слезы вдохновения при виде их рождались на глазах!". Поэт был настолько пронизан духом античной мудрости и слова, что, когда филолог-классик Мальцев бился над каким-то местом из трудного Петрония, Пушкин прочел и тотчас же объяснил ему его недоумение, хотя вовсе не блистал иключительным знанием латинского языка.

Понятен энтузиазм Белинского, который писал: "О греках (разумеется, древних) не могу думать без слез" (В. Станкевичу, 19 апреля 1839г.). Атмосфера любви и уважения к грекам и римлянам дала возможность В. Г. Белинскому прийти к выводу о том, что "греческий и латинский языки должны быть краеугольным камнем всякого образования, фундаментом школ" (В. П. Боткину, 28 июня 1841 г.).

Начало XIX в. было ознаменовано потоком переводов античных авторов. И здесь нельзя не упомянуть Ивана Мартынова, которому русская публика обязана переводами (прозаическими, правда, тяжелыми, но чрезвычайно добросовестными) Гомера, Софокла, Пин-дара, Эзопа, Геродота, Анакреонта, Каллимаха, Плутарха, Псевдо-Лонгина. Журналы "Вестник Европы", "Сын отечества", "Современник", "Труды Общества любителей российской словесности", "Чтения в Беседе любителей русского слова", "Ученые записки Московского университета", "Ученые записки Харьковского университета", "Корифей", "Аврора", "Амфион", "Амалтея", "Галатея" - все эти издания были полны античности. Они были той почвой, на которой воспитывалось новое поколение. Когда Н. И. Гнедич издал в 1829 г. перевод "Илиады", вокруг него разгорелась целая дискуссия, в которой приняли участие "Московский вестник", "Московский телеграф", "Литературная газета", "Сын отечества", "Московский наблюдатель", "Отечественные записки", "Северная пчела", как будто бы важнее и значительнее не было события в русском обществе. А когда В. А. Жуковский издал в 1849 г. "Одиссею", Гоголь увидел в ней средство для воспитания русского народа. Вполне естественно, что студент Московского университета кн. А. Мещерский получил золотую медаль в 1825 г. за сочинение "Рассуждения о духе, характере и силах древних стихотворцев, ораторов и историков", где говорил о "всенародности" поэзии греков, об ее "национальном характере" и "демократическом духе". Проф. С. Ивашков-ский на торжественном акте Московского университета 27 июня 1827г. выставил тезис о сущности классической античности, когда "классы невольников освобождали этих свободных греков для общественной деятельности". Естественно также, что Н. Г. Чернышевский в середине XIX в. еще слушает лекции профессоров на латинском языке, разговаривает с профессорами по-латыни и пишет по-латыни так хорошо, ч.то может состязаться с Цицероном. Во всяком случае на латинских сочинениях Чернышевского проф. Ф. К. Фрейтаг всегда писал: "Очень хороший латинский язык", а на трактате Цицерона, выданном студентом Чернышевским за перевод русской проповеди XIII в., поставил "не более как порядочно"¹⁹.

В русской литературе нашли свое воплощение все стороны античности. Здесь классическая драма (Ломоносов, Тредиаковский, Сумароков, Озеров) и классический эпос (Херасков), идиллическая пастораль и легкая анакреонтика (Ломоносов, Державин, Капнист), республиканские и тираноборческие идеи (Радищев, декабристы, Пушкин). Пушкинская школа и прежде всего сам Пушкин - это расцвет красивой и благородной античности в первой половине XIX в. Античной тематикой наполнено творчество Аполлона Майкова, особенно его драмы. Большую дань отдали античности и русские символисты (Вячеслав Иванов, Валерий Брюсов, Иннокентий Анненский). И в наше время античная тематика и античные образы продолжают жить, наполняясь новым, иной раз революционным содержанием (например, поэма "Овидий" Веры Инбер).

Две темы пронизывают восприятие античности в России, важные для ее общественных идеалов,- трагедийная героика и тиранобор-чество. В каждой трагедии, даже у символистов, бунт свободной личности против насилия, любимый тираноборец - Прометей. Начиная с XVIII в. и кончая XX в. одна за другой идут "Дейдамия" (1750) Тредиаковского, "Демофонт" (1751) Ломоносова, "Альцеста" (1759), "Цефал и Прокрис" (1755) Сумарокова, "Дидона" (1769) Княжнина, "Филомела" (1786) Крылова, "Эдип в Афинах" (1804) и "Поликсена" (1809) Озерова, "Антигона" (1815) Капниста, "Андромаха" (1827) Катенина, "Аргивяне" (напечатана не полностью в 1824г., целиком - в 1939г.) Кюхельбекера, "Федра" (1844) Д. И. Коптева, "Три смерти" (1852), "Смерть Люция" (1864), "Два мира" (1881) А.Майкова, "Сервилия" (1854) Л.А.Мея, "Пир у поэта Катулла" (1853) Г.П.Данилевского, "Сафо" (1854) Н. Суш-кова, "Кремуций Корд" (1862), "Эллины Тавриды" (1884) Н. Костомарова, "Ожерелье Афродиты" (1896), "Смерть Агриппины" (1886), "Мессалина" (1885) В.Буренина, "Медея" (1892) А.Суворина и В.Буренина, "Смерть Мессалины" (1896) Д. Аверкиева, "Дионисий Младший, тиран Сиракузский" (1894) М. Коваленского, "Смерть Кая Гракха" (Полное собрание сочинений, т. II, 1907) Н. Минского, "Кассандра" (1902-1907), "Руфин и Присцилла" (1909) Леси Украинки, "Сафо" (1916) М. Гартевельда, "Меланип-па-философ" (1901), "Царь Иксион" (1902), "Лаодамия" (1906), "Фамира Кифаред" (1913) И. Анненского, "Тантал" (1904) Вяч. Иванова, "Дар мудрых пчел" (1913) Ф. Сологуба, "Протесилай умерший" (1914) В. Брюсова, "Прометей" (1919) Вяч. Иванова.

Подвиг Прометея воспели многие писатели, и среди них Кюхельбекер, Баратынский, Огарев, Бенедиктов, Н. Щербина, Т. Шевченко, Я. Полонский, Фофанов, Н. Минский, Леся Украинка, В. Иванов, В. Брюсов и другие. У А. Малышко Прометей стал символом стойкости народа в борьбе с фашизмом.

В 1911 г. один из крупнейших русских композиторов А. Н. Скрябин написал симфоническое произведение под названием "Прометей. Поэма огня", которое ввиду грандиозности и небывалой смелости музыкальной формы принадлежат к числу великих творений композитора, пророчествующих мировую катастрофу.

Таким образом, античная литература вплоть до настоящего времени является источником и вдохновителем больших литературных школ и направлений, всякого рода философских, эстетических и политических учений и даже революционной практики.