Кризис самоидентификации как одна из причин популярности виртуальных социальных сетей

Работу выполнил: Цуркан Евгений.

Самоидентификация всегда была одной из самых острых проблем, осознанно или не осознанно стоявшей перед любым мыслящим индивидом. Но эта проблема никогда ещё не стояла настолько остро, как сейчас, когда индивидуальность, поставленная на производственный поток, стала таким же товаром, как и всё остальное.

Чтобы понять в чём состоит положение дел, названное нами «кризисом» в заголовке, следует провести ретроспективный анализ моделей самоидентификации, получения «индивидуальности», начиная с феодального общества и по наши дни. Причем под ретроспективным анализом мы будем понимать спекулятивную реконструкцию истории под определённым углом зрения, позволяющую лучше понять, что происходит с процессом самоидентификация сегодня.

Чтобы избежать каких-либо неточностей в трактовке текста, следует обозначить, в каком смысле мы будем говорить о трёх ключевых для данной работы понятиях, а именно: «индивидуальность», «идентификация» и «самоидентификация».

Индивидуальность (от лат. individuum — неделимое, особь) мы понимаем как совокупность характерных особенностей и свойств, отличающих одного индивида от другого; неповторимость и уникальность данного индивида. Особое внимание требуется уделить последней части данного определения, так как обладать совокупностью свойств ещё не означает быть уникальным. Именно поиск своей неповторимости, личности, в более общем смысле – своего лица, будет обозначаться нами как самоидентификация. И более точно: самоидентификация – это получение индивидуальности индивидом. Которое в свою очередь происходит через дифференциацию себя от других индивидов, выделение себя из общей группы, в то время как идентификация - это отнесение себя к конфессиональной, профессиональной, национальной (или иной) общности. То есть идентификация зачастую происходит извне, под ней подразумевается работа по отождествлению себя с общностью, группой. Самоидентификация же – это интимно личный процесс по отмежеванию себя от общности, заключающийся в поиске своих уникальных и неповторимых черт. Таким образом, самоидентификация – это обретение индивидуальности через общность, поиск отличий не от всех, но только от себе подобных, от «своих», которые противопоставляются «чужим». После того как мы обозначили основные понятия, мы можем перейти непосредственно к ретроспективному анализу.

Одним из самых крупных политических мыслителей 17 века был Томас Гоббс, создавший насильственную теорию общественного договора и прекрасно описавший механизм работы монархической формы правления и государственного суверенитета. Именно его модель и ляжет в основу нашего анализа модели самоидентификации, превалировавшей во времена феодальной формации[1].

По Гоббсу, до формирования государства, т.е. в естественном состоянии общества, происходила война всех против всех, и чтобы её остановить отдельные граждане добровольно отдали часть своих прав и свобод «суверену», который становится гарантом их безопасности и благоденствия. Иными словами граждане отдают право на законное насилие суверену и государству, которое он представляет.

Отсюда следует вывод, что граждане вместе с частью своих свобод отдают и часть своей индивидуальности. Если взять это утверждение за базисное, тогда вырисовывается следующая модель самоидентификации:

При абсолютистских формах правления, единственной подлинной индивидуальностью является монарх, помазанник божий, на которого снисходит божественный свет. Далее часть индивидуальности монарха получают и его приближённые, от них свет исходит на феодалов и только потом на крепостное крестьянство. Получается, что крепостные крестьяне были лишены возможности самоидентифицировать себя как индивидуальности и тем более личности через, как метко выразился Бодрийяр, свирепо-иерархическую модель власти, они были отражённым светом от феодала, который в свою очередь был продолжением света монарха. Условно назовём такой способ самоидентификации иерархическим.

Однако, отсутствие индивидуальности у крестьянина не означает, что у него не было идентичности. Ему присваивалась идентичность, но на этом работа заканчивалась, процесс получения подлинной индивидуальности через самоидентификацию был невозможен из-за устройства общества. Если рассматривать феодальную Европу, то мы можем увидеть, что крестьянство, лишённое способа самоидентификации, в большинстве своём, ограничивалось идентификацией себя через религию или, позже, по национальному признаку[2].

Вышеописанная модель идентификации низших слоёв общества с одной стороны, и самоидентификации высших слоёв общества с другой, устойчива настолько, насколько, во-первых, легитимен и силён монарх и монархическая форма правления, а во-вторых, насколько крестьяне малообразованны и лишены индивидуальности. Таким образом, обозначив условную модель идентификации индивида, превалирующую при абсолютизме, мы можем двинуться дальше.

В конце восемнадцатого века происходят формационные сдвиги, в результате которых иерархическая модель отходит на задний план. Мы, конечно, имеем в виду Великую Французскую революцию, после которой был уничтожен Старый порядок, и Франция из монархии стала республикой де-юре свободных и равных граждан. Это означает, что теперь для всех индивидов (а не только для высших сословий) открывается целая палитра возможностей самоидентификации. Так как модель получения индивидуальности меняется с сугубо иерархической вертикальной на гораздо более демократическую – горизонтальную. Недаром лозунг французской революции гласил: «Liberté, Égalité, Fraternité ou la Mort». Перед индивидом встаёт серьёзная проблема, как теперь самоидентифицировать себя, с помощью чего получить индивидуальность? И тогда на смену иерархической модели приходит совершенно новая модель классовой борьбы, которую очень подробно описал немецкий философ Карл Маркс[3].

Итак, исторический период, берущий своё начало с Великой Французской революции и продлившейся до середины 20-ого века можно назвать периодом, прошедшим под эгидой классовой борьбы пролетариата и буржуа. В этих понятиях и кроется устойчивая самоидентификация индивида, заключавшаяся в причислении себя к тому или иному классу, а потом - в выделении себя из этой общности. «Я» могло идентифицировать себя в качестве представителя пролетариата, со всеми вытекающими отсюда последствиями, то есть считать себя эксплуатируемым, угнетенным, работать не на своё личное благосостояние, но на благосостояние власть имущего класса, мириться с отчуждённым трудом. Либо к классу буржуа, естественно, исходя из имущественного положения индивида. Например, работа шахтёра подразумевает под собой невыносимо тяжёлый труд, большая часть результатов которого присваивает себе владелец капитала, происходит естественное противопоставление двух классов, вытекающее из «отчуждённого труда».

Далее происходит уже процесс самоидентификации. Ведь «Я», несмотря на то, что относится к пролетариату, всё-таки шахтёр, а не токарь и не слесарь. Процесс самоидентификации в данном случае может быть описан так: Я - представитель пролетариата, Я - добываю хлеб тяжёлым трудом, Я – шахтёр.

Такой условно «насильственный» (потому что идентификация задаётся через борьбу, противостояние) способ самоидентификации приводит к великой октябрьской революции, в результате которой Россия и страны соц. лагеря почти целый век пользовались этой моделью самоидентификации. Такую модель можно назвать классовой. Но не стоит полагать, что на западе эта модель была менее распространена, такую модель, можно считать превалировавшей по всему миру, по крайней мере до прихода к власти Гитлера и событий второй мировой войны.

Стоит ли говорить, что вторая мировая война была не просто войной политических сил, это была как борьба идеологий, так и борьба способов идентификации и самоидентификации. В советском союзе – классовая модель, а в Нацистской Германии, Японии и Италии – националистическая модель. Нужно сразу оговорится, что националистическая модель, хоть и берёт своё начало из национальной, это две различных модели. Национальная модель идентификации – это способ получения идентичности через принадлежность к определённому народу, иногда возложение на свой народ и на себя, как его части, мессианской роли (Польский народ как «Христос Европы», Русский народ как подлинно христианский, Американский народ как распространитель демократии). Соответственно самоидентификация исходит из единения индивида с народом, из борьбы за «общее дело». Национальная модель самоидентификации была распространена намного раньше прихода Гитлера к власти, она остаётся актуальной и по сей день. В то время, как националистическая модель – это нечто уникальное и присущее только вышеупомянутому периоду мировой истории. Поэтому их нужно разделять.

Какой же способ идентификации стал превалировать после событий второй мировой войны и поражения Германии? В Советском союзе модель осталась прежней - классовой, но коренные сдвиги произошли в западном обществе.

После второй мировой войны культура западного мира (в особенности Америки), надеясь противопоставить что-то «красной угрозе» в холодную войну, и легитимировать неравенство социальных слоёв населения, выработала новый универсальный миф о «среднем классе». Нам сразу придётся уточнить, что и классовый способ идентификации остался в послевоенном западном мире, но уже на маргинальных позициях. Лучшее подтверждение тому – субкультуры второй половины 20-ого века. Это и лево-анархистское движение панк-культуры, зарождавшееся как чисто культурное явление в Англии, в Германии было представлено как преимущественно политическое движение левых радикалов, т.е. люди самоидентифицировали себя, как «панков», выражая свою принадлежность к угнетённому классу пролетариата. Субкультура футбольных болельщиков в Англии, позже составившая костяк праворадикального скинхед-движения, тоже причисляла себя к угнетённому рабочему классу, но угнетённому за счёт легальных и нелегальных эмигрантов, занимавших «их» рабочие места. Иными словами, классовая модель самоидентификации, хоть и не была целиком упразднена на западе, но потеряла былую актуальность.

Итак, большая часть западного мира была вынуждена принять средний класс, как фундамент построения своей индивидуальности. Эту модель в начальной стадии её развития условно можно назвать профессиональной, то есть осталась модель получения индивидуальности через профессию, но уже не через класс. Однако такая модель превалировала на западе недолго и в современности привела к кризису самоидентификации и постепенному отказу от идентификации себя через профессию, который мы можем наблюдать в наши дни.

Как пишет известный журналист Саймон Купер в своей статье «The great middle-class identity crisis» (Великий кризис идентичности среднего класса), опубликованной в издании «Financial Times»: «Всё меньшее количество людей остаются в рамках одной профессии на протяжении всей жизни. Мы перестаём быть нашей профессией»[4]. Таким образом Саймон Купер ставит проблему: Если моя профессия – это не моё предназначение, то это не я. Тогда кто я? В этом и заключается проблема самоидентификации среднего (и остатка других) класса.

При современных технологических новаторствах острая нужда в многочисленном рабочем классе в развитых государствах отпадает сама собой. Новый рабочий класс состоит преимущественно из обслуживающего персонала, то есть работников сферы услуг. Самоидентификация себя как представителя обслуги, как минимум, ущемляет личность, а, как максимум, просто невозможна. Если при классовой модели самоидентификации, индивид несёт в себе гордость за весь пролетарский мир и, более того, ему, как индивидуальности, предстоит историческая необходимость победы над поработителями свободного мира – «буржуями». То определение своего предназначения, как официанта, массажиста или таксиста, ущемляет личность, принижает её, не даёт возможности раскрыть свой потенциал. Тоже самое можно констатировать в среде среднего класса или так называемого «офисного планктона».

Полагать, что этот кризис – явление последних лет, не стоит, в литературе научной, но особенно в художественной, он очерчен довольно давно. Один из ярчайших примеров художественного произведения, затрагивающего эту тему, является книга известного американского писателя Чака Паланика «Бойцовский клуб»[5]. Герой этой книги находится в постоянном поиске себя, по ходу книги убеждаясь, что «его работа - это не он сам, как и его деньги в банке». Вторая часть этой цитаты особенно интересна. Как пишет Саймон Купер: «Им (людям 21 века) приходится идентифицировать себя (самоидентифицировать) без помощи соотнесения себя с профессией. Многие делают это через акты потребления: ты – это твой Мак или твой любимый сорт кофе»[6]. Т.е. процесс самоидентификации и актуализации личности переходит в плоскость потребления, и мыслится в актах потребления. Я есть мой автомобиль, мои потребительские привычки, в том числе любимая марка йогурта.

Подтверждение этой мысли мы встречаем и у таких именитых мыслителей, как Жан Бодрийяр и Славой Жижек[7]. Первый из них, в своей работе «Символический обмен и смерть»[8] описывал акт потребления, как акт искусства, т.е. презентации личности миру. Личность сводится к количеству атрибутов преуспевания или бедности, к дизайнерскому выбору одежды или косметики, т.е. к ряду акцидентальных признаков. Понятно, что такая репрезентация индивида ущербна, и чрезвычайно неустойчива, если не имеет какой-то фиксации извне, не работает в симбиозе с другой моделью. Герой книги Чака Паланика, в попытке такого рода самоидентификации сходит с ума.

Первое десятилетие 21 века предложило индивиду выход из сложившегося кризиса. Принципиально новый способ самоидентификации личности: социальные сети интернет. Вернёмся к статье Саймона Купера: «Для многих людей их аккаунт в Twitter или на Facebook – это их способ самоидентификации»[9]. На наш взгляд, это абсолютно справедливое замечание. Социолог Зигмунд Бауман назвал такою идентификацию личности текучей (liquid), обрисовывая её, как что-то зыбкое и аморфное. Однако, нам хотелось бы заметить, что именно за счёт своего аморфного строения, такой способ самоидентификации является наиболее устойчивым в 21 веке. Ведь социальная сеть даёт чрезвычайно широкую палитру выбора в определении себя. Создавая свою страницу в виртуальных социальных сетях, индивид как бы делегирует ей полномочия быть личностью, быть индивидуальностью за него и для него. Таким образом он репрезентирует себя миру, оставаясь в сети или просто имея там аккаунт.

Следует заметить, что способы самоидентификации могут совмещаться и совмещаются почти повсеместно и во все времена. Приведённые выше модели – это абстракции, которые в чистом виде не встречаются. Самоидентификация по национальной, профессиональной и конфессиональной моделям, упомянутым нами ранее, может присутствовать в индивиде наряду с новой – социально-виртуальной, тут идёт речь лишь о превалировании одной над другими. Так же способы идентификации и самоидентификации могут вступать в синтез друг с другом, не доминируя друг над другом. В качестве примера можно привести популярную в наши дни субкультуру «хипстеров». Это чрезвычайно внимательные к своему внешнему виду и покупательским привычкам (определение себя через потребление) люди. Одновременно с этим, очень активные пользователи социальных сетей. В «реальной жизни» они невольно самоидентифицируют свою личность с потребительскими актами, то есть с продуктами и марками одежды, которые покупают, в виртуальной социальной сети они выражают себя через скрупулёзное ведение своих виртуальных профилей.

Чтобы понять причину популярности социальных сетей, нам нужно кратко окрестить трансформацию, которая пережила культура (в узком смысле слова) в конце двадцатого века, которая заключается в том, что область эстетически воспринимаемой культуры срослась с экономической областью. В своей книге «Nobrow: The Culture of Marketing The Marketing of Culture»[10] (Ноуброу: культура торговли и торговля культурой) Джон Сибрук пишет, что различение на высокие и низкие жанры утратило всякий смысл. Культура из области эстетического рассуждения перешла в зону потребительского конструирования различий между индивидами, то есть в зону уже знакомой нам самоидентификации через потребление. То есть культура стала представляться в виде огромного прилавка с помощью которого люди формируют свои вкусы, составляют свою идентичность. Например, я хочу взять себе с прилавка музыку Вагнера, картины Дали, комиксы Стэна Ли, готическую архитектуру. Это типичная самоидентификация через потребление, но уже в духовном, а не в материальном смысле. Люди потребительски присваивая себе продукты мировой культуры, формируют свою индивидуальность, выбирая из всего многообразия предложенного, чтобы отличаться друг от друга. Идёт работа по различению. Но тогда предстаёт актуальный вопрос: как зафиксировать все свои культурно-потребительские предпочтения во внешнем мире? Ведь в случае профессиональной самоидентификации или иерархической, это так или иначе выставляется на показ, а человек – животное общественное. Тут нам на помощь и приходят социальные сети, где можно всё это зафиксировать. Соответственно, если вести подробные записи своих культурно-потребительских предпочтений, то ты не просто самоидентифицируешься, но и репрезентируешь себя обществу, выставляешь свою индивидуальность на показ. Происходит сращение двух моделей самоидентификации: социально-виртуальной и культурно-потребительской, они взаимодополняют друг друга, ведь первая без второй будет пуста, а вторая без первой не зафиксирована.

Подведём итоги: кризис идентификации личности в конце 20-ого века во многом обусловил невероятную популярность сети интернет. Человек, относящийся серьёзно к своему профилю в социальных сетях, перестаёт относится к нему как к средству коммуникации, но относится к нему, как к непосредственному продолжению своей личности[11].

Такой способ самоидентификации очень неустойчив и подвижен, в виртуальном мире можно менять свой облик почти каждый день, полностью переписывая личную информацию, меняя имя, аватар, удаляя аккаунт или создавая новый. Однако, за счёт этого, такой способ самоидентификации оказывается наиболее устойчивым, так как мгновенно реагирует на изменение настроения индивида, добиваясь полного соответствия с ним.

Список литературы.

1. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2009.
2. Гоббс Т. Левиафан. М., 2001.
3. Паланик Ч. Бойцовский Клуб. М., 2006.
4. Сибрук Дж. Nobrow: The Culture of Marketing The Marketing of Culture. М., 2005.
5. Kuper S. The great middle-class identity crisis//Financial times. URL: http://www.ft.com/cms/s/2/04179370-4741-11e3-b4d3-00144feabdc0.html#axzz3FavTPtZH
6. Žižek S. Pervert's Guide to Cinema. 2006. [кинофильм, реж. Sophie Fiennes, сц. Slavoj Žižek].

[1] Гоббс Т. Левиафан. М., 2001.

[2] Одними из самых наглядных примеров свирепо-иерархической модели могут послужить жестокие кастовые сообщества древнего мира. Например, религиозная революция древнеегипетского фараона XVIII династии Эхнатона, в результате которой в древнем Египте положение дел установилось таким образом, что божественный свет ниспадает только на фараона и на его семью, и отражается на всех его поданных. Причём это предполагалось, как естественная данность, реальность мифа.

[3] Маркс К. Капитал. Издательство политической литературы. 1988.

[4] Kuper S. The great middle-class identity crisis//Financial times. URL: http://www.ft.com/cms/s/2/04179370-4741-11e3-b4d3-00144feabdc0.html#axzz3FavTPtZH

[5] Паланик Ч. Бойцовский Клуб. М., 2006.

[6] Kuper S. The great middle-class identity crisis//Financial times. URL: http://www.ft.com/cms/s/2/04179370-4741-11e3-b4d3-00144feabdc0.html#axzz3FavTPtZH

[7] Žižek S. Pervert's Guide to Cinema. 2006. [кинофильм, реж. Sophie Fiennes, сц. Slavoj Žižek].

[8] Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2009.

[9] Kuper S. The great middle-class identity crisis//Financial times. URL: http://www.ft.com/cms/s/2/04179370-4741-11e3-b4d3-00144feabdc0.html#axzz3FavTPtZH

[10] Сибрук Дж. Nobrow: The Culture of Marketing The Marketing of Culture. М., 2005.

[11] Можно провести параллели с богом Вишну и его аватаром Кришной. Нельзя сказать, что Кришна – не Бог, поскольку является лишь воплощением Бога, это было бы большой ошибкой. Кришна - это способ репрезентации Бога в физическом мире. Так же и в социальной сети, происходит непосредственное слияние идентичности человека с его страницей в виртуальном мире. Он самоидентифицирует себя через свою страницу.